Счастливая Женька. Начало 8

ГЛАВА 8
Девочка была, чудо, как хороша! Прозрачно-голубые, с серым оттенком глаза с длинными черными ресницами и темная косица волос на затылке выгодно отличали её среди новорожденных. Капитан Сергей Мистюков едва не сошел с ума от гордости и счастья. Ещё бы! Олька, шалава,успела посеять в нем зерна сомнения в его способностях к продолжению рода, да и в мужской состоятельности, в целом.И семена эти к тридцатиодному году,дали обильные всходы. Но есть все-таки Бог на свете! 5 января 2000 года,всамом начале тысячелетия, в самом начале нового года, появилась на свет их дочь Анна. Сергей, вглядываясь в личико малютки, изумленным шепотом спрашивал у жены:
— Ты видела её глаза? Это же обалдеть можно! Действительно, ярко-серые Женькины глаза и голубые Сергея, путем немыслимой метаморфозы воплотились в очах их дочери глубоким, сложным цветом, которого не бывает у новорожденных.Женька, чей первый муж вырос в художественной мастерской, знала, что этот оттенок называется стальной синий. По поводу имени для ребенка, супруги никак не могли договориться. Сергей хотел назвать Миленой, в честь наступившего тысячелетия, Женя скривилась:
— Что за пошлость, знаешь, сколько их будет этих Милан и Милен! Пока я в роддоме лежала уже четверых девочек так назвали! Затем муж предложил имя — Александра, Женька опять замахала руками:
— О, нет, нет, никаких мужских имен для девочки! Меня хватит за глаза одной,с дурацким, пацанским именем! Свекровь, Валентина Фёдоровна, предложила назвать Анной. Женя подумала и согласилась. Анна — красиво, женственно и благородно — царское имя.
Жизнь, между тем, шла своим чередом. Сергею дали квартиру в пяти километрах от Ставрополя, Михайловске, который за год до рождения Анечки получил статус города. Таким образом, Женька снова вернулась туда, где жили её родители, и где до недавнего времени жила она сама. Трехкомнатная квартира в новом доме казалась пределом мечтаний. Женя разрывалась между ребенком, благоустройством новой квартиры и слабеющей Галиной Аркадьевной, которая чувствовала себя, то лучше, то хуже, и в период обострения болезни непременно требовала к себе Евгешу. Возможно, это было самовнушение либо общее заблуждение, но, казалось, ей реально становилось лучше в присутствии внучки. Женя, как никто, всегда знала, что можно и нужно сказать, а когда лучше промолчать. Она по природе своей была задумана, как сестра милосердия. И несла исцеление и утешение. У неё были заботливые и добрые руки. Рассказывая Галине Аркадьевне о своих делах и планах, летая из кухни на балкон, оттуда в ванную, затем к бабуле — сменить постель, и снова на кухню, она успевала приготовить обед, включить стиральную машинку, накормить и дочку и бабушку, развесить бельё, пропылесосить и сделать влажную уборку. Помимо этого, за 2–3 часа, Женя умудрялась помочь Галине Аркадьевне вымыться, сделать рекомендуемый врачами массаж и обязательно читала ей вслух, так как бабушка почти ослепла. Застававшая её часто в этих перелетах Надежда Ивановна только ахала от удивления. Муж был смутно недоволен этими поездками с грудным дитем к онкологической больной и не раз пространно высказывался в том смысле, что природа рака до конца не изучена, и неизвестно — заразен он или нет.
— Совсем не обязательно, — ворчал Сергей, — без конца мотаться к умирающей старухе, да, в придачу, таскать ребенка. У неё дочь есть на пенсии, вот и пусть ухаживает.
Женя вопросительно поднимала глаза на мужа:
— Так она и ухаживает, когда я не могу или Надежда Ивановна… Просто они не очень ладят, мать и бабушка, ты же знаешь…Ну а что до того, что это может быть опасно, ты знаешь, бабГаля не сталкивалась в своей жизни с онкологией, ни разу, а все-таки заболела… — она внимательно посмотрела на Сергея, — неужели действительно не понимает?И произнесла, четко и медленно, как не очень сообразительному ребенку:
— Бабушке с её диагнозом нервничать противопоказано. Я не могу спокойно жить, зная, что ей плохо. Это очень дорогой и близкий мне человек. А если ты этого не понимаешь, то и объяснять не стоит! Евгения, считая разговор оконченным, демонстративно возвратилась к делам. Сергей ещё несколько минут назад полный яростных аргументов против бессмысленных, на его взгляд, поездок, и готовый в самой категорической форме запретить их жене, при виде её плотно сжатых бледных губ и опущенных глаз, растерянно умолкал. Женя злилась на себя из-за того, что её так легко вывести из себя. Еще больше начинала злиться, когда догадывалась о причине этого раздражения. Она ловила себя на мысли, что ждет, когда Сергей уедет. Объясняла это себе тем, что он своим присутствием мешает ей закончить ремонт в квартире. Это была правда, но не вся. Да, Сергей в хозяйственном отношении был, мягко говоря, не очень полезен. К тому же приходилось отвлекаться на готовку, (обед из трех блюд!), создание уютной, домашней атмосферы, когда муж приходит домой. Нельзя же, в самом деле, как ни в чем, ни бывало, продолжать заниматься обоями или помогать Димке с уроками, когда рядом измотанный и голодный супруг. Но остальная правда заключалась в том, что, когда её капитана не было дома, она чувствовала себя гораздо лучше. По крайней мере, свободнее и легче, точно. Галина Аркадьевна, если бы знала об этом, и была в прежнем здравии, могла бы кое-что порассказать ей о такой же ситуации с бывшей женой её второго мужа. Когда Мистюков был в отъезде, Женька спокойно занималась своими делами без оглядки на часы. Ездила к бабушке, подбирала комод в спальню или диван в гостиную, а также навещала друзей в «нехорошей» квартире. Лёхе с Майкой дали, наконец, «двушку», рядом, в соседнем доме, так что, по большому счёту, мало что изменилось. Ей было непонятно и самой, почему её так тянет к ним. В конце концов, не такие уж они были и друзья, и прожила она с ними совсем недолго, да и вообще, что у них общего!? У неё прекрасная семья: муж — офицер, двое детей, сама она врач-стоматолог, сейчас в декретном отпуске, — ну, что у неё может быть общего с Толиком-чеченом или Майкой? Иногда, мучаясь наутро от похмелья, ей казалось, она знает, что именно их объединяет. Но этот ответ ей не нравился. И она объясняла для себя эту, несколько странную привязанность тем, что в этой компании она могла быть самой собой. Ей не нужно здесь притворяться кем-то, кем она на самом деле не являлась. Не возникало необходимости что-то кому-то доказывать или подтверждать. Бывшим соседям Евгении было не особенно важно, кто из них талантливее, значительнее или успешнее. Можно быть самой собой и не переживать, что тебя подставят, обсмеют или занесут в неудачники. Женя поняла, ей так хорошо и легко с ними, потому, что не надо играть никакую роль, появляется возможность, наконец, снять маски и просто быть, а не казаться. Ни одна встреча не обходилась без спиртного. Пили много, часто до утра. Содержание разговоров и дискуссий, которые представлялись такими важными и значительными за столом, к утру либо полностью выветривалось из головы, либо оказывалось таким бредом, о котором и вспоминать не хотелось. В последнее время ей мало становилось этих встреч, и когда Сергей был в отъезде, она несла спиртное домой и пила, с не меньшим удовольствием, в одиночестве. Ей пока удавалось балансировать на зыбком трамплине между социальной ответственностью, на фундаменте которой у неё было горячее желание построить крепкую, любящую семью и набирающим обороты заболеванием.
Дима учился в четвертом классе и был, по-прежнему,самостоятельным и отстраненным. Женьке хотелось бы знать, где он находится на самом деле, когда усердно слушает, глядя на неё прозрачными, абсолютно ничего не выражающими, глазами. Он напоминал её брата Ярика в детстве. Сейчас Ярославу было 23 года, он заканчивал политех и если не считать застенчивости и нехарактерной для его возраста привязанности к матери, в остальном это был обычный молодой человек. Женька успокаивалась тем, что гены есть гены, могло быть и хуже. Мать же, когда она, бывало,жаловалась ей, что не может достучаться до сына, не понимает его, не знает, чем он живет, что ему интересно, советовала ей не гневить бога, а радоваться, что у неё такой послушный и беспроблемный мальчик.Анечка была милой и ласковой девчушкой, к тому же прехорошенькой, и напоминала кудрявого ангела со старых рождественских открыток. Дети были совершенно непохожи, ни внешне, ни по своим внутренним качествам, но прекрасно ладили. Более или менее распознаваемое чувство удовлетворения приносил сыну компьютер, приобретенный Женей за единовременное пособие по случаю рождения дочери. С мечтой о бассейне пришлось расстаться, так как в их городе его не было, и Женька опять чувствовала себя виноватой перед Димкой. Компьютером, с тех пор, как у него, одного из первых не только в классе, но и в школе, он появился, сын овладел также легко и незаметно, как и плаванием. Иногда заглядывая в комнату Димы, она заставала такую картину: за письменным столом находился её старший ребенок, а возле него на ковре,мурлыча что-то вполголоса, располагалась Аннушка со своими игрушками, и у обоих детей был самый благодушный и умиротворенный вид.
Сергей, находясь в отъезде, тосковал по жене и дочке, а будучи дома иногда чувствовал себя неуютно, и даже не мог объяснить почему. Будто что-то стояло между ними и не давало наслаждаться семейной жизнью в полной мере. Какая-то недоговоренность, недосказанность, что-то вроде прозрачной стены, которую Сергей не то, что не мог, но и боялся разрушить. Неизвестно, что за ней и хватит ли сил и желания на расчистку завалов. Уж лучше так, чем вообще никак.
Как-то, 23 февраля, Женя приготовила праздничный ужин, муж сильно задерживался. Откупорив вино, решила попробовать. Опомнилась, когда услышала, что пришел Сергей, в бутылке оставалось меньше половины. Женя тихо подошла к мужу: то ли подстегиваемая своим извечным чувством вины, то ли решившая по-особенному поздравить супруга, то ли доза спиртного оказалась для неё идеальной, но только в ту ночь сошлось всё: место и время, мужчина и женщина. Эта ночь стала точкой отсчета для легализации алкоголя в их семье по поводу и без. Жене больше не нужно было выдумывать несуществующие причины для того, чтобы выпить тогда, когда ей этого хотелось. А хотелось часто. Можно было не ехать к своим друзьям, к черту на куличики, только потому, что появлялось горячее желание душевно пообщаться и расслабиться.Достаточно было позвонить супругу, и томным голосом, поинтересоваться: «Может, посидим сегодня, я уложу детей пораньше?…» Видимо, в тот праздничный вечер, когда Женя откупорила бутылку вина, она выпустила из неё алкогольного джинна. А Сергей, приняв его дары в виде умопомрачительных и страстных ночей, оставил его в своем доме надолго.
Продолжение следует...