Копье Судьбы. Книга Вторая. глава 22

В МАВЗОЛЕЕ


Копьем Скворцов вспарывает на себе сутану, демонстрируя смертоносный в своей убедительности пояс шахида.
Молчание каменной плитой накрывает кенотаф.
- Но ведь вы тоже умрете, - говорит побледневший Кондвит, - не спасется никто!


- Дарю вам еще одну русскую пословицу, Роберт. «Красна жизнь кончиной, а день вечером». Как вы думаете, кончина ваша будет красна?
- Разве что от крови… - американец вскидывает руку, видя, что раски кладет пальцы на чеку. - Стойте! Не торопитесь умереть,мистер Скворцов! Да и Скворцов ли вы?

Скажите, насколько глубоко открылась вам ваша реликтовая память? Даю подсказку, в прошлой жизни вы были Финеесом, не так ли? А кем вы были до того, как стали первосвященником? Ну же, Сергей, признавайтесь, вам открылась сия тайна?


- Нет, больше никаких тайн мне не открылось…
- Имя Аменхотеп вам что-нибудь говорит?
- Кажется, это был египетский фараон.
- Это были вы!
Улыбка сомнения трогает губы Скворцова.
- Ваша шутка затянулась...


- Я вовсе не шучу! Мы, члены дома Атлан, основали династию фараонов. Ты был
одним из нас. Нам были открыты многие тайны мироздания, кроме тайны сотворения человека. Ты утверждал, что человек это божественное творение, равное в потенциале Богу, я же говорил, что это программируемый биоробот, лишенный свободы воли. Ты был свидетелем эксперимента, поставленного над иудеями. Мы заставили целый народ возненавидеть самое дорогое, – мать, сестру и жену. Этим был доказан мой постулат. Результат эксперимента огорчил тебя. Ты решил, что лично воплотишься в теле самой отверженной расы и докажешь, что они тоже способны к богореализации.


Мы держали пари. Ты утверждал, что при полностью блокированной памяти пройдешь Путь Копья. Истории известны только два человека, которые прошли этот Путь до конца. Взгляни на него! Копье перебинтовано посередине золотой оберткой. Если ты вскроешь эту «печать», то увидишь двойной перелом с заклепками. Это значит, что за свою историю Копье было дважды сломано. Храм Соломона был дважды разрушен. Дважды пали мировые столицы - Рим и Константинополь. Согласно Пророчеству, когда в Третьем Риме возникнет Третий Храм, явится Третий Мессия и завершит усТРОЕние мира. Ты донес Копье до конца и почти завершил свой путь. Остался последний шаг. Отдай нам Копье и вернись в наше братство.


«Он обманывает меня, боится смерти и юлит. Никакой я не атлант и не заключал пари с этой сволочью. Он возомнил себя хозяином игры, глобальным предиктором, хотя является всего лишь персонажем моего ума».
- Я не отдам вам Копье. Вы блефуете и боитесь.
- Чего же я боюсь?
- Смерти.
- Ах, да, взрывчатка! Откуда я знал про нее? Откуда я знал в любой момент времени твое местонахождение, о чем ты думаешь, с кем разговариваешь? Неужели ты еще не догадался?


- Копье? - догадывается Скворцов. - Вы встроили в него жучок?
- Ну, конечно! - смеется Кондвит - натянуто и заискивающе. - В Копье таится жучок. Да-да, вон там, под золотой оберткой. Через него мы отслеживали твои перемещения и даже влияли на обстоятельства отдельных сцен. Это мы организовали нападение боевиков на Генеральную прокуратуру Украины, Майдан входил в игру частью декораций. Мы рассудили так: пусть женщина привезет тебя в Москву, пускай Владыка, вооруженный разрушительным артефактом, окажется в сердце России. Русь можно победить только изнутри! Тебе больше ничего не надо делать. Копье сделает все само. Отдай его нам.


- Нет, - сжимает зубы Скворцов. - Я защищаю Россию!
- Ах, да, - улыбается Кондвит, - еще одна иллюзия, навеянная тебе национальным эгрегором. Достигший планетарного сознания не будет защищать одну отдельно взятую страну. Где Римы, Карфагены и Вавилоны? Они прошли. Пройдет и Россия, останется одна только Небесная Атлантида.
- Я защищаю Россию! – непреклонно повторяет Сергей.


- Брат наш Аменхотеп, ты заблуждаешься. Одна страна не играет роли, она исчезнет и будет заменена новыми этносами, в которых будут рождаться души атлантов. Тебя не должно это беспокоить.
- Я защищаю Россию!!!


- Брат мой Аменхотеп… - вновь начинает Кондвит, но Скворцов ударяет рукояткой копья по лабрадориту, оставляя на его поверхности выщербину.
- Не называй меня так! Ай эм раски!


Но Кондвит не теряет надежды переубедить упрямца.
- Ты всегда шел до конца, брат мой! Ты потому и вызвался на это безнадежное пари, что одним из качеств твоей души была не до конца проработанная гордыня. Ты застрял в национальном эгрегоре. Пора выходить на планетарный уровень, иначе пари будет проиграно.


- Я защищаю Россию!!! – Сергей Скворцов берется за кольцо на поясе шахида и
обводит ненавидящими глазами капюшоны, сидящие вдоль стола. - Вы подлые твари! Вы губите планету, которая была вам доверена. Я положу этому конец!

- Стойте! – поднимает руку Магистр. – Стойте, молодой человек! Не торопитесь умереть! Дайте мне несколько минут, чтобы я мог посвятить вас в главную тайну нашего предназначения.
Великий старец нажимает кнопки под столешницей.


Лабрадоритовый стол, задрожав, поднимается к потолку на мощной круглой ножке, растущей из пола. Потолок раздвигается, слышен глухой стук, стол идет обратно, на нем стоит… хрустальный саркофаг с мумией Ленина!
Стихает скрежет застарелого механизма.
Вождь мирового пролетариата лежит посреди замершего Синклита.


ПОСЛЕДНИЙ БОЙ СТАРОГО ПАРТИЗАНА.
 
- Деда, давай татать, - на колени Василию Акимовичу взбирается Дашутка, внучка любименькая, светло-кудрявая, круглолицая, краснощекая (диатез) голубоглазая (с возрастом глаза потемнеют и станут сердоликовыми).
- Какую сказку хочешь, Дашуль?
- Про Мишку каляпого.
- Ну, давай. «Мишка косолапый по лесу идет, шишки собирает, песенки поет…»


Чтение длится недолго, эту сказку Даша знает наизусть, скоренько слезает с дедовых колен и приносит куклу.
- Как куклу зовут, Дашуль?
- Бабри.
- Бабри? Понял. А муж у нее, наверно, бобер, да, хе-хе?
- Ты у нее спроси, где она с Бабри сегодня гуляла, - советует дочь с кухни.
- Ну, и где ты гуляла с Бабри, Дашутк?
- В пакре.
- Где? 
- Ну, в пакре! – сердится внучка на непонятливого деда. - В пакре там…
- В парке, - дочь Светлана появляется в дверях, - а на прошлой неделе мы были в цикре.
- В цирке, - дед заливается дребезжащим акцентированным смехом – хах! – хах! - хах!
- И едим вместо макарошек – камарошки, - смеется мама. - И чистим зубы «зубатой пастой».
- Ня нядо, ня нядо! - сердится Даша на отвлекшихся взрослых. - Давай татать про кокозядого бабалея.
- Это еще что за чудище? – изумляется дед.
- Кокозядый ба-ба-лей! – в такт слогам машет ручонкой пигалица и тащит 
растрепанную книжку о кровожадном Бармалее. До пяти лет Даша страдала приступами неконтролируемой ярости, бледная, с посиневшими губами, она ревела и билась, требуя, чтобы исполняли только ее волю. Мама и дед боялись этих приступов, в них проявлялся какой-то древний и страшный характер, поэтому Дашеньке не перечили, носочки ей надевала только мама, а сказки «татал» деда.
Вот и сейчас, непослушная, она не закрыла глаза, как он велел.


Сточенный до обушка нож входит в пространство между локтевым сгибом и напруженным в реве кадыком и резко режет голубоватый варикоз горловых вен. Косой ухмылкой от уха до уха вскрывается трахея, мощно бьет струя крови, (если перевести артериальное давление 120 на 80, то получится почти полторы атмосферы - фонтан!) - рев обрывается, переходя в булькающий кашель.


С шумом шуршащего душа алые струи бегут по белому боку холодильника, по чеканке «Алые паруса», по настенному календарю за 2013 год с выгоревшим на солнце образом Николая Угодника.
Дисперсная кровь окутывает невидимого прежде чабана с клюкой, в круглой татарской шапочке, стоящего у окна.
«А что я тебе гаварил, Вася-джан? Учись барашка резать!»