Копье Судьбы. Книга Вторая. Глава 24

ИСПОВЕДЬ МЕДСЕСТРЫ СНЕГИРЕВОЙ

- Расскажу, кем я была до недавнего времени. Припадочная истеричка, невротичка с 60 кг лишнего веса, без секса семь лет, пять полостных операций, госпитализация в психушку, приводы в полицию. Не так давно у меня сняли швы после удаления матки с большой опухолью. К счастью, не злокачественная, жить буду.


Про мужа не спрашивайте. Есть. И был все семь лет. Но мы не жили. Я выла, орала: уйди! Ненавидела. Ест стоя, на ходу, никогда не присядет. Кусочничает. Выхватит кусок и уходит. А я готовила! Спасибо не скажет. Хоть бы раз сказал! Пальцы жирные, сладкие, ручка холодильника липкая, планшет в отпечатках. Чавкает. Сербает. Всасывает в себя суп со свистом. Косолапит. Пердит. Рыгает.


Преувеличенно горячо дакает, чтобы меня выбесить, а когда я ору на него, переходит на сиропный елей, от которого меня выворачивает. «Моя ты маленькая!» Намекает на мой вес. Мы дрались. Я пила. Много. Каждый день. Водку. Вино. Пиво. Курила. Ругалась в Интернете. Троллила, оскорбляла людей. Ненавидела Россию и Путина. Их винила во всех своих бедах. Лезла в петлю. Свалилась в ванной, сорвалась с веревки, ушиблась. Лежала месяц. Он за мной ухаживал. Я выздоровела.


Пошла работать. Переломила себя, пересилила. Чудом каким-то нашла вакансию медсестры в клинике при Институте в Дубне. И там произошла эта встреча. Женщины сказали, что у них лежит в палате… «Богородица». «Есть тут девочка одна, лечит любые болезни». Во, в тему, у меня вес лишний. «Пойдем». Приводят меня. Стучат в палату. «Дашенька, голубушка, прости, что беспокоим. Поздоровайся с Таней, пожалуйста».


Смотрю, девушка сидит на кровати с ноутбуком на коленях. Бледная, волосы красные, в пучок на затылке собраны. Животик, на пятом месяце. «Здравствуйте, говорит, Татьяна». И добавляет тихо: «Это приказ». «Здрасте, отвечаю». Товарки мои кланяются, благодарят и выводят меня в коридор. Вот дуры, думаю! Иду себе… а стены вроде как сдвигаются и пол плывет… они меня под руки… «посиди, говорят, подыши», усаживают, а у меня перед глазами все кружится, жар меня окутывает, и вдруг, стыдно сказать, упала на пол и - как заору благим матом! Как начало меня там корчить и выкручивать, бьет, корежит и подбрасывает, тело вибрирует, волосы дыбом, изо рта пена!


Врачи сбежались, уколы хотят делать, Ильинична святой водой меня сбрызгивает и отпаивает. И чувствую я, что выходит из меня сила бесовская, черная, с потом, с дрожью выползает. Минут сорок меня било, пока не отпустило. Опала я, холодная, пустая, как гусеница, из которой вылетела бабочка. Отлежалась. Домой доехала. Открывает мой благоверный. Я - на колени. Ползу и шепчу. Умоляю  простить… Он пятится, и… не смеется, как обычно, не издевается, испугался, на колени тоже стал, обнялись мы в прихожей, я каюсь, пальцы грызу на себе. «Коленька, Коленька… прости…» А он меня Танечкой называет, «Танечка, что с тобой?» «Коленька, говорю, мы спасены, милый, Божья Матерь нас спасла». И девочку ту вижу, бледную, беременную, и голос ее слышу с небес: «Здравствуйте, Татьяна. Это приказ».


МНЕ ПРИКАЗАНО ЗДРАВСТВОВАТЬ! Слышите? Я же военнообязанная! Это приказ! Я должна быть здоровой! Чтобы мужа любить. Чтобы деток беречь. Детей рожать я не могу, так мы с Колей договорились взять из детдома деточку. Или двух. Лучше братика с сестричкой. Дашу, думаю, пригласить в крестные. Как думаете, согласится? Она же не простая девочка, в ней  великая душа. Не верите? А я верю! Считаю, что мы, женщины России, заслужили, чтобы к нам сошла Божья Матерь. Мы войну на себе вытянули и страну из разрухи подняли, когда мужей наших перебили. Мы заслужили, я так считаю. Не зазорно Царице Небесной к нам в гости прийти, как думаете? 


ДОЧЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ (окончание)

В гипертоническом гуле генерал-куратор слышит слова, сказанные одетым по праздничному обряду иудеем: «Твоя миссия, Лонгин, нанести страдальцу удар милосердия, посему не колеблись, не верь уговорам и жалости, исполняй должное!»
В этот миг Валентин Григорьевич осознал, для ЧЕГО он был рожден в этом воплощении, к ЧЕМУ на самом деле вела его неустанная погоня за Копьем.
Господи, как он ошибся! Копье вело его вовсе не к власти…


Встреча со своим предназначением оглушает, как удар грома!
Опаляет, как молния!
Это случается раз в жизни и некому об этом рассказать.
Потому что это переживание предсмертное.   


Уже хватаемый за ноги женскими руками, почти не соображая, что он делает, на пике пароксизма тела, души и духа Валентин Григорьевич Огуренков прорывается в какие-то новые, прежде скрытые от него пространства ума, высшие по отношению к трехмерному миру, в котором он действовал до сих пор и голосом шаманского горлового пения из недр потрясенного до сокровенных глубин существа ревет в экстазе невыносимого, как роды, озарения.


- Я Лонгин!!! Я Зимри!!! Я убивал и был убит этим копьем! КХАПЬЕ МАЙО-О!!!
Древний наконечник пробивает Дашину спину, ее сердце, выходит из левой груди, вонзается в грудь коматозника, прорезает мужское предсердие, и сквозь лопатку входит в кожаную обшивку медицинской кровати.


ЯВЛЕНИЕ УМА НАРОДУ

В Мавзолее Сергей Скворцов рванул кольцо на поясе шахида.
- Стойте! – вскричал Кондвит. – Посмотрите! 
Тринадцать Правителей земного шара разом сбросили капюшоны.
Кого угодно ожидал увидеть Сергей, но только не…
Угадайте, кого он увидел!


Перед ним сидели его хлебники, его погибшие побратимы.
Юрий Соломонович, Качан, Меняла, Мытник, Миша Недоповешенный…
В полном составе сидел и смотрел на Скворцова его однополушарный ум – Жадность, Сила и Власть, Хитрость, Подлость и Коварство, Расчет, Жестокость и Обида.
Это он, однополушарный ум, создал из его жизни ад. Это он создал ад на планете, разрушил природу, поставил человечество на грань выживания. И вот теперь этот ум в живых образах явился к Скворцову на свидание. Они гибли за него, показывали ему Путь,  вели его к Разуму, жертвовали собой, а он пришел их убить. Он один из них был Любовь. У него одного была Душа, Даша, руководящая нить в лабиринте ума. И он, Любовь, пришел уничтожить врага. Разве Разум убивает?


- Ребята, - шепчет потрясенный Сергей, - живые… родные…
Но «ребята» не шевелятся. Ни радости, ни оживления нет на их лицах.
- Боюсь, вы не совсем понимаете, что происходит, Сергей Геннадьевич, – выдается из общего ряда Костя Меняла. – Готовясь к этой встрече, мы выбрали для общения с вами личности дорогих вам людей. Мы, представители двенадцати кластеров планетарного мозга, управляем различными сферами жизнедеятельности Земли. Я, например, являются лицом банковских серверов, управляющих финансами планеты.


«Эфраим Лейбовиц» представляется:
- Я лицо суперкомпьютеров, управляющих образованием и наукой.
«Качан» сообщает, что он представляет кластер военных суперкомпьютеров.
В ведении «егеря Скороходченко» находятся медицинские серверы.
- Все мы являемся объединительными принципами интеллектуальных множеств, -
завершает знакомство «Меняла». - Для того, чтобы Неокортекс заработал, как единое целое, нужен принцип-регулятор. Как вы уже, надеюсь, поняли, таким Принципом можете стать только вы.
- Что надо, чтобы стать Принципом-Регулятором?
«Побратимы» переглядываются.
- Вы - смотрящий, вы должны знать.

УСПЕНИЕ

Убийство, совершенное на ваших глазах, потрясает.
Тройное убийство отца, матери и ребенка потрясает втройне.
Женщины в Лаборатории громко ахнули и застыли в позах отчаяния.
Жены-мироносицы, плакальщицы, рыдальщицы, оплачьте убиенных любовников и их нерожденный плод!


Глаза пронзенных распахнулись.
Сергей как никогда близко увидел родную любимую Дашеньку.
Смиренное крестной комой, пронзенное Копьем, земное тело Сережи Скворцова в последний раз ощутило теплую тяжесть лежащей сверху женщины, упругость ее грудей и выпуклость беременного живота. Несмотря на боль в пробитом сердце и неизбежность смерти, он принимал происходящее как должное, ибо находился в состоянии «раба Божьего», любил мир и готов был пожертвовать собой ради людей. Это просто, если кто понимает.


На пройденном Пути он изучил устройство однополушарного ума, осветил светом осознанности свое личное подсознание и коллективное бессознательное русского народа.
Оставался последний подвиг – объединение мужского и женского начал.
Но парализованное тело не могло участвовать в таинстве.
Только один человек мог помочь ему.
Этот человек оказался в нужное время в нужном месте.


Валентин Григорьевич Огуренков взял на душу смертный грех и всеобщее осуждение, жертвоприношением завершив мистерию. Вырвав копье, он распрямился.
Женская кровь через общую рану потекла в мужское сердце.



Прообраз искупительной жертвы Дочери Человеческой через распятие Ея на муже был явлен Промыслом Божиим в пустыне Исхода, когда святой Финеес копьем пронзил в шатре совокупившихся мужчину и женщину. Эпизод этот канул в историю, оставшись краткой записью в Книге Книг, но не стерся из памяти Того, Кто задумал и через Своего верного раба довел этот сюжет до финала. Так, второй раз в истории, была принесена супружеская жертва на Алтаре Любви, ибо Любовь и Жертва лежат в основе мира, и все жители Земли занимаются не чем иным, как только жертвенным служением друг к другу.


Так была окончательно решена дуальная пара «мужчина и женщина».
Так сбылось предсказание Хазвы:
«Когда женская кровь потечет в мужском сердце, тогда я прощу Финееса».
Так погибли дорогие моему сердцу Сережа Скворцов и Дашенька Жукова.

ПРОРЫВ МАХСОМА
 
С грохотом орудийного выстрела огненный человек прорвал махсом.
Сердцевиной бурлящего пекла был приведший в действие пояс шахида Сергей Скворцов. Солнечная вспышка ударила с Просцениума в зал, взвихрила ворох бумажных листов, захлопнула двери на всех ярусах, взорвала мониторы и лампы в потолке.
Ученые зажмурились и закрылись руками, толком не разглядев, что произошло в Точке Сингулярности. Вот хроника разложенного по секундам Главного События Новейшей Истории Земли.


Шаровая молния в форме человеческой фигуры вырвалась в зал и поплыла к КВРу. Она вмещала всех альтеров, все аналоги и сколы, созданные Сергеем Скворцовым за время странствий по лабиринтам ума. Не доставало одной, самой главной личности. 
Валентин Григорьевич Огуренков успел обернуться, чтобы принять бой.


Наконечник Духовного Копья чиркнул его по бритой голове. Последнее, что ощутил генерал, была «языковая эрекция» - язык его резко растолстел во рту, тело просияло по контуру шипастой каймой, душа пробежала торсионным «бубликом» по древку Копья и слилась с пламенеющим телом СК. Личность полководца, военачальника Зимри, центуриона Лонгина, генерала российских спецслужб и Куратора вошла в Семью Многомера. Калейдоскопическая мозаика личин и какофонический хор голосов схлопнулись в единый Белый Свет и Великое Безмолвие, переживаемые как Блаженство Покоя и Пустоты, из которых произошло Все.


СК стал целым, единым, одним, Одином! Все его фрагменты, части, альтеры, персональности и голоса слились, отдав ему свои силы и умения. Сознание его скачком расширилось и хлынуло по нейронным сетям планеты. Молнией ударил он по линии связи в МКС и через глаза космонавта Моторина увидел Землю из космоса – ночное полушарие было усыпано огнями городов, ярко светились извилины, отроги и расселины кряжистого мозга планеты. Это был рукотворный Неокортекс. Сотни поколений муравьиным трудом создавали это величественное сооружение, но без божественной монады вся эта махина не способна была достичь самосознания. Такой монадой могла стать душа Всечеловека, соединившегося с женщиной.


Облако косматого сияния окутало КВР, переместилось внутрь Кокона, охватило сплетенные в объятии тела убиенных супругов, просияло и погасло.
В ту же секунду барокамера вспыхнула.
На фоне огня генерал с зажатым в руке Копьем каменным истуканом валился с пьедистала.

СХОЖДЕНИЕ В АД

Зима, горы, ночь.
Черные кусты торчат из наста, как щетина из щек мертвеца.
Луны нет, но окрестности озарены, тени ползут по блестящему насту.
Это тело твое бросает отблики. Твое новое светящееся тело.
Ты смотришь на свои руки – они пронизаны огневыми венами. Костная структура просматривается через светозарную плоть в виде темного «скелета».


Возле дымящегося пепелища человек в бушлате, ватных штанах и сапогах на корточках режет ножом обугленный труп. Трясутся поднятые кверху уши шапки-ушанки. Григорий Гуськов вечно продолжает свою страшную работу - режет, всовывает в рот, жует и глотает пресную человеческую плоть.
Свет, исходящий от Солнечного человека, пугает привыкшего к ночному мраку грешника. Замерев с полным ртом, он лапает автомат, вдевает палец в скобу и резко поворачивается, готовый стрелять.
Сзади стоит Васька Жуков. Гуськов протягивает ему ломоть мяса.
- Куфай!


Подул ветер – с кустов взлетают черные траурные ленты. 
Нина плывет в их извивах, не касаясь земли, - бледная, строгая, в фуфайке под ремень, в штанах и сапогах. На шее - синенький скромный платочек. Только глаза у нее нечеловеческие, светлые, без зрачков.
«Жуков, закрой глаза, открой рот».
«Ты же мертвая, Нин».
«Ты совсем с ума сошел? Глаза закрой, а рот открой, узнаешь, какая я мертвая».
Жует Василий, хрустит угольками, хрустит угольками, хрустит угольками…


Ад – это петля гистерезиса, бесконечное повторение мучительной истории.
Вася Жуков душит и душит невесту.
Григорий Гуськов режет и ест, режет и ест тело сожженного друга.
Даше рубят и рубят пальцы.


Ты оглядываешься окрест. Горят, стенают и воют миллионные массы грешников.
«Это я создал ад. Я осудил их Я палач своих же созданий». 
До слуха доносятся слова маленькой девочки, сказавшей:
«Я требую помиловать все человечество! Это приказ!»,


В Индии «свами» - титул слившегося с народом святого.
«Я с вами, люди! Я грешил и страдал, как и вы. Любовь к вам переполняет мое сердце. Встаньте, мертвые, и будьте живыми!»


С грохотом сдвигаются литосферные плиты, тектонические трещины раскалывают планету, падают кресты на могилах, тучами взлетает пепел концлагерных крематориев и выпрядает воздушные силуэты, бесчисленными шеренги уходящие за горизонт.
Мать-сыра земля исторгает из себя поколения всех когда-либо живших на ней людей.
Встает погибшее человечество.


Из-под снегов, лесов, полей, асфальта и бетона, поротно и побатальонно,  поднимаются истлевшие солдаты минувших войн; взрываются окопы и братские могилы, взламываются  гнилые бревна блиндажей, вскрываются траншеи, противотанковые рвы, захоронения и братские могилы; дырчато-зубастые черепа обволакиваются плотью и прозревают хрусталиками глаз.


Встают сожженные в концлагерях, в Освенциме, Бухенвальде и Хатыни.
Встают сожженные в одесском Доме профсоюзов.
Встают сожженные на Голом шпиле.


Восстанавливаются из праха скелеты, собираются по косточками и позвонкам, в дыхании легочной ткани, в хрусте смыкающихся ребер, совершают сокращения сердечные мышцы, делают первые вздохи легкие, запускается кровь по артериям.

Розовеют синие ногти, к пальцам возвращается чудо тактильных ощущений. В черепах студенеет сусло мозгов, превращаясь в борозды коры, сшиваются кровеносными сосудами доли и полушария, восстанавливаются нейронные связи, чудо самосознания возвращается каждому. Память живой водой омывает очнувшиеся души, и нарастает понимание происходящего, не быстро, чтобы не травмировать психику, но и не слишком медленно, потому что времени остается немного.


Ибо ждет уже Судия и ревет огнем, как горящий над буровой факел, от которого расходятся волны животворящего тепла, так что тают даже вечные льды и вечные обиды народов друг на друга.


Родственники воскресают рядом, жена и муж, жених и невеста, мать и сын - все обнимаются и радуются друг другу, и ликуют от обретения дорогих и, казалось, навечно потерянных близких. Кишение объятий, тесных до удушья, рыдания, вскрики, истерики, поцелуи в слезах, как на перроне, когда прибывает эшелон с войны с демобилизованными солдатами.


А люди все прибывают. Земля переполнена.
Уходящие за горизонт шеренги карателей и их жертв опускаются в снег на колени. Ропот  голосов достигает неба.
- Прости и помилуй нас, Господи!


Солнечный человек раскрывает объятия, тихий голос достигает слуха каждого.
«Радуйтесь, вы помилованы. За вас просила сама Пречистая. Ее благодарите!»
Облик Приснодевы появляется на небосклоне с поднятой в жесте благословения искалеченной рукой.



Слитный шорох шуршит по планете. Человечество преклоняет колена.
- Даша… Дашенька… Дашутка… - Василий Акимович в слезах таращится на величественную женщину, сияющую на горизонте.
Каждый видит в ней свою мать, сестру, жену, дочь, возлюбленную.


Мать Мира благословляет людей пятипалым цветком Любви и Жертвы.
- Здравствуйте! – потоками света проливается благословение на толпы.
Присказка «это приказ» не звучит, поскольку слова Пресвятой соблюдаются пуще приказа.



Наощупь, вслепую, ввиду заливающих глаза слез обнимаются каратели и сожженные  партизаны. Непредставимые по силе муки совести и поистине неимоверные рыдания пробудившихся душ сотрясают всех причастных к великому делу Воскресения и Исхода из Ада. Прощеное Воскресение ослепляет, как Солнце, как огненный Столп, в котором сияет Спаситель.


Масса воскресшего человечества неподъемна, но словно ревущий и громами раскатывающийся по небу ракетоноситель, Вытаскивающий из ада включает все новые и новые духовные дюзы, набирает все новые обороты, - добела раскаленный, он подобен соплу взлетающей ракеты… и вот – стронулся пласт человечества, скопившийся за века,  и медленно воспаряет над облегчено вздохнувшей планетой.


Люди левитируют, попав в невесомость всепрощающей Божьей благодати.
Григорий Гуськов видит себя маленьким мальчиком. Радостно пыхтя, он бежит к отцу, вернувшемуся с работы, прыгает с разбега, батя подхватывает сына и высоко поднимает над головой. Карапуз заливается счастливым смехом.
- Я лечу! Лечу, мама-а-а-а! Смотри, мама, я лечу!


Кто так радостно кричит? Неужели Гришка-людоед, изменник Родины, предатель?
Жуткий вопль исторгается из недр обугленной души. С кровью и гноем отрывается   
наросшая на душе короста.
Матушка улыбается снизу, приложив руку козырьком к глазам.
«Мама, мамочка, Антонина Савельевна, сын твой Григорий погубил душу свою в горах Крыма…»



Улыбается женщина, машет сыну рукой. «Расти большой, Гришутка!»
Все выше летит Григорий, все выше поднимаются души грешников.


Сойдя до самых мрачных глубин своего коматозного тела, Сергей Скворцов воскресил  и поднял из ада физической материи все погребенные там души.
Песнопения и потрясающая симфония Воскресения встречают возносящегося в Славе Спасителя в сонме освобожденных душ.


Нет, все было не напрасно! Ни одна жизнь не пропадет втуне, ни одна слеза не иссохнет зря, ни одна капля крови не истлеет, ни одна любовь не погибнет! Ибо так задумал Господь, у Которого все записано в космическом Компьютере, и так будет - верьте! Посему всякая тварь воскреснет и, очищенная земными мытарствами, обретет жизнь вечную и прейдет в вышние миры, где несть ни скорби, ни воздыхания, ни смерти, а есть только Вечная Любовь.


РИММА ЛЬВОВНА О ПРОРЫВЕ МАХСОМА

Кокон горит, это же барокамера! Куратор валится со стола. Я бросаюсь в огонь, там же ребята! Кто-то подбегает с огнетушителем. Винников! Отталкивает меня, кричит что-то, по губам читаю «по-смо-три-те ку-ра-тора». И, пока он обдавал кокон струями пены, я на автопилоте осматриваю Валентин Григорича: лицо багровое, дыхание храпящее, из уголков рта вытекает слюна, типичная картина инсульта, «симптом трубки»!


Кокон погасили. Помпы не работают, датчики свисают на проводах. Кровать пуста. Куда же они подевались? Смотрю и глазам своим не верю - сквозь дымку, исходящую от постельного белья, на простыне четко читаются подгоревшие очертания мужской фигуры в полный рост, при этом простыня не откинута в сторону, словно коматозник, вставая, прошел ее насквозь. Вокруг пробоины от копья на белой материи отпечаталось сдвоенное пятно крови…
«Но где Сергей и Даша? Где хотя бы их тела?»


Озираюсь в смятении и вдруг…
Никому об этом не рассказывала… дух захватывает…
Вы послушайте!
Из дымящейся тьмы вышла светозарная Пара.
Мужчина и Женщина. Дух и Душа.


На сердцах их рубиновым светом сияли раны от Копья - стигматы Вечной Любви и Единения. Юные, прекрасные, с трепещущими, как огонь, потусторонними лицами, они двигались в полной тишине. Даша была настолько прозрачна, что в ее утробе отчетливо просматривались очертания младенца.
Держась за руки, они прошли сквозь ряды амфитеатра.
Держась за руки, они прошли сквозь стены.
Больше их никто никогда не...

ЭПИЛОГ
Резиденция главы государства в Ново-Огарево.

В кабинет входит помощник, негромко говорит «Привезли».
Президент делает  разрешающий жест.

Входят командующий Росгвардии. В руке у него стальной саквояж. Поздоровавшись, он ставит саквояж на стол, открывает и разворачивает для обзора.
Внутри, прижатое металлическими скобами, лежит темное, окислившееся от вековой патины копье, покрытое запекшейся кровью.

Президент впивается глазами в клинок. Пространство насыщается электричеством. Происходит что-то важное, сокровенное. Копье и Воин словно узнают друг друга. Спустя долгие минуты Президент переводит взгляд на своего верного соратника.

- Генералу удалось активировать Копье?
- Так точно. После штурма Храма Христа Спасителя мы вели вертолет генерал до Лаборатории в Дубне. Затем сопровождали его до места нахождения копья. Там ждала засада. Адъютант генерала оказался предателем, слил информацию в американское посольство. Группы американского и израильского спецназа выдвинулись к автомобильному кладбищу. Мы не вмешивались, как вы приказывали. Генерал вышел победителем, был ранен. С Копьем он добрался до Лаборатории, где произвел активацию. – Командующий кладет на стол флешку. – Тут запись.
 
- Своими словами, - просит Президент.
- В ходе активации Копья генералу пришлось убить не только Влаыдку копья,  но и его девушку.
- Почему?
- Владыка находился в коме, как вы знаете. Девушка закрыла его своим телом.
- Почему генерал просто не удалил ее?
- Он был ранен в руку и не смог ее оторвать. Она вцепилась в своего мужа изо всех сил. Внучка партизана. К тому же сотрудники лаборатории пытались помешать генералу, он действовал в стрессовом  режиме.

- Выходит, теперь он – владыка Копья?
- Никак нет. После нанесения удара Копьем генерал получил ответный удар и скончался на месте от кровоизлияния в мозг.

Президент встает. Рука его тянется к копью. Зависает, словно прощупывая силовое поле древнего оружия.

Пространство между Русским Воителем и Артефактом Власти сгущается, в нем словно бы проскальзывают невидимые глазу молнии, по крайней мере, так кажется командующему Росгвардии.
 
И вот - державные пальцы смыкаются на рукояти.
Президент поднимает Копье над головой, потрясает им и выкрикивает, экстатически исказившись лицом:
- Копье мое!

Выкрик его словно низвергает с небес лавину мощных вибраций.
Воздух становится душным и горячим.
Командующему становится трудно дышать, по телу пробегают мелкие конвульсии, он с трудом держится на ногах, вперившись расплывшимся взглядом в Того, Кому отныне суждено потрясать Вселенную.