Горе от ума

 (Студия "Театр" Алексея Левинского)

«... из огня тот выйдет невредим,
Кто с вами день пробыть успеет,
Подышит воздухом одним,
И в нем рассудок уцелеет».
(А. С. Грибоедов. «Горе от ума»)

***
Сегодня мы побывали даже не на спектакле, а на... литературном вечере. Знаете, устраивали раньше такие в салонах разных. И мы были как раз в таком салоне: обстановка «Дома-музея Марины Цветаевой» диктовала явиться не в джинсах и кофте с капюшоном, а уж по крайней мере в  вечернем платье с блестящей брошкой и туфельках для бальных танцев.
Студия «Театр» Алексея Левинского позиционировала свой спектакль «Горе от ума» как «сцены из произведения» с упором на главную — бал у Фамусова. Получилось ли задуманное? Да, и получилось интересно. Некоторая перестановка действий, как мне кажется, не должна была никого запутать: комедию Грибоедова все когда-то проходили в школе, а если с тех пор прошло более полувека, можно было и перечитать перед спектаклем. Ан нет, захлопали-таки зрители, не дождавшись конечной сцены... Неужто думали, что Чацкий без «кареты мне, кареты», пешочком домой отправится?

В каком веке мы с вами сейчас находимся? — такой вопрос, я уверена, задавала себе в процессе просмотра не я одна. Милая современная девушка не торопясь перелистывала книгу «Горе от ума», посматривая на актеров и изредка позволяя себе сыграть небольшие роли. Петруши, например...
А вот перед глазами проходит сцена бала у Фамусова в ее классическом варианте. Но — что это?  Князь Тугоуховский, коему, видимо, надоело играть неслуха, вдруг подходит к роялю и бацает нечто в духе 50-х годов прошлого века. Двадцатого, естественно. А потом поёт, поёт в микрофон на английском так, что заслушаешься...
При этом, заметьте, никакого чуждого внедрения в текст Грибоедова зритель не чувствует. Ну, захотелось  Тугоуховскому попеть блюзы, так и пусть поёт. Жалко нам, что ли?
Эх, не права была Графиня внучка, когда сетовала:

«Ну бал! Ну Фамусов! умел гостей назвать!
Какие-то уроды с того света,
И не с кем говорить, и не с кем танцовать».

Она бы Тугоуховского, что ли, на танец пригласила: уж он бы с ней рок-н-ролл сбацал!

Известный русский писатель Иван Александрович Гончаров в своей статье «Мильон терзаний» задавался вопросом: а что изменилось ныне (то есть, в 1872 году) по сравнению с 1824-м годом, когда Грибоедов закончил свою комедию. А мы, взирая на современную девушку, читающую книгу «по школьной программе», поневоле переносим бессмертную комедию сию в наше время.
И понимаем: да, давно уж исчезло крепостное право; повымерли грибоедовские Фамусовы и Скалозубы... Но увы, народились новые: пусть и не такие карикатурные, но не менее уверенные в своей правоте.  Модифицировались и Молчалины: частенько встречаются они среди несметной армии офисного планктона. Уж они-то знают, как, когда и перед кем вовремя «сгибаться вперегиб». Ибо легко заменяемы такими же точно организмами, коим тоже кушать хочется...

Да и появись сейчас где-нибудь некто вроде Чацкого — что его ждёт? Бесспорно, то же дружное общественное осуждение. Ибо со своим уставом в чужой монастырь лезть не положено. А если будет он особо упорствовать — так и сумасшедшим объявить его недолго.

«Молчалины блаженствуют на свете!» — это восклицание Чацкого отлично подходит и к веку нынешнему, и к веку минувшему... Потому что очень выгодно оно — быть Молчалиными. Помните, что ответила Алиса на предложение Чеширского Кота: объявить Королевскому шествию, что все его участники — просто колода карт?
— Зачем? — изумилась она. — Может  быть, они не хотят этого слышать?