Часть 1 Русское Мироощущение и проблемы русской ли

Русское расовое мироощущение и проблемы русской лингвистики

Часть 1

Русское расовое мировоззрение и мироощущение

Начинать Наше с Вами обсуждение родной для Нас с Вами русской темы мне хотелось бы с простого вопроса. Почему наша официальная историческая и вся иная наука живет мифами мерзкого политиканства либерозоидов, почему ренегатски склонила свою выю в материалистическом примитивизме перед злобной сатанистской «научной» ложью либеральных публикаций? Пример подобной лживой политиканствующей догматики универсальный и его можно лицезреть практически в любой политической мерзости публикаций, хотя бы, например, от «историзма» писанины русофобскиствующих  «официальных» историков и иных «ученых», «красно-демократических профессоров» о Русской Истории.

Святой Князь Андрей Боголюбский это характерный прообраз первого проимперского «Государя всея Руси». Андрей Боголюбский ознаменовал характером своих деяний новый этап Становления имперского духа Руси, четко показав расовую Суть самих носителей этого Духа, строителей будущей Империи – Народа Великороссов, деятельно действовавших под омофором и водительством своей Великоруской Аристократии. Именно Андрей Боголюбский понял, что будущее России это не богатая торговая окраина Руси, космополитический малоросский Киев, расположенный на мировом торговом пути «из варяг в греки», и не торговый, дышащий западным духом ганзейского союза городов, «вольный город» Новгород, расположенный на том же торговом пути, а это внешне суровая и непреклонная в своих центростремительных имперских начинаниях северная Великоруссия с ее Ростовом Великим, Владимиром, Ярославлем, Костромой, Суздалем в пределах «золотого кольца» Руси, где сформировался и вызрел в своем Становлении сам непоколебимый проиндоевропейский, имперский Дух Великоруссов.

Митрополит Иоанн (Снычев), с моей точки зрения, в освещении этой темы наиболее историчен, как и правдив картиной того времени: -

Пример исторического русофобского унижения Князя Андрея Боголюбского и оболгания «советско-демократической наукой» всего периода той Русской Истории показателен.

Ряд великих деятелей Руси, начиная с Великого Князя, Государя Светослава, победителя паразитического форпоста низовий Волги, и далее следует Князь Андрей Боголюбский, Дмитрий Донской и Александр Невский, Преподобный Сергий Радонежский и завершает его Царь Иван IV Васильевич Грозный. В этом ряду Андрей Боголюбский, Святой Великий Князь (ок. 1110—1174), один из первых идеологов русской государственности, внук Владимира Мономаха, второй сын Юрия Долгорукого. Отношение к власти, как к личной властно-религиозной обязанности, утверждалось трудно (оно было завершено Гением Царя Ивана IV Васильевича Грозного В.М.), взламывая многовековую привычку князей глядеть на Русскую землю как на простое совместное владение всего княжеского рода.

 (до св. Князя Андрея Боголюбского на Русскую землю смотрели, как на данную Богом, обычную территорию проживания, до поры не ощущая Великого Божественного Духа ее родовой и расовой святости, как места воплощения своего Высокого Эстетического Имперского Предназначения В.М.).

При том порядке русского общежития IX – XII веков, старший в Княжеском Роде одновременно являлся Великим Князем. И по историческим свидетельствам сидел на богатом торговом киевском престоле. Остальные владели княжествами менее значительными в зависимости от степени своего старшинства, из которых вторым по богатству и значению был Новгород. Внутри княжеского рода при этом не было места государственным отношениям — они принимали чисто семейный характер. Князь никак не был связан со своими временными подданными. Он знал: умрет Киевский Великий Князь — его достоинство вместе с Престолом перейдет к следующему за ним по старшинству члену рода, и это вызовет перемещение остальных князей в те уделы, которые теперь соответствуют степени их старшинства. Новое положение будет сохраняться до тех пор, пока жив новый глава рода. Затем — новая передвижка. Такой порядок был неудобен и сложен из-за вечных споров по поводу старшинства и попыток не в очередь занять тот или иной стол.

Так, молодость св. Андрея омрачилась спорами отца его, Юрия, со своим братом Мстиславом за великое княжение Киевское. Св. Мстислав был старшим и имел все права на него, но честолюбие и неуживчивый нрав Юрия толкали его к распре, тем более что кротость брата он принимал за слабость или робость.

Св. Андрей Боголюбский по Великоруски расово видел настоятельную необходимость сломать, упразднить этот родовой строй с тем, чтобы расчистить место единому Русскому Государству. Смолоду известный умом и боевой удалью, он на собственном опыте убедился в гибельности родственных княжеских споров и несогласий. Не желая участвовать в междоусобице родичей, князь Андрей ушел на свою колыбель Русского Народа русский север, где ростовцы и суздальцы с почтением приняли его приезд и основание Великорускогоофициального духовного Центра. Там он основал новое Великое княжение Владимирское, которому Промысл Божий предназначил стать почти на два столетия сердцем Русского государства».

В работе о Князе Андрее Боголюбском я писал про антрополога М. Герасимова. Скульптурный портрет Андрея Боголюбского, восстановленый «академиком» Герасимовым и демонстрирующийся в официозе о Святом  Князе, абсолютно не соответствует ни материальному индоевропейскому, ни духовному облику Князя и действительности. Там отражены черты явного монголоида. Этому облику соответствали лживые либеральным басни скрытого идеологического либерала (я не раз показывал гнилую плебейскую либеральную суть этого деятеля «русской партии» 70-90 годов XX века В.М.), «русского историка» В.В. Кожинова и ему подобных: - «поскреби русского, найдешь под ним татарина». Герасимов реконструировал по черепу внешность князя Андрея Боголюбского, создав портрет с монголоидными чертами. Но вмешался Рок Русской Правды.

И вот на исходе СССР киевские антропологи открыли саркофаг XII-го века, обнаружив четыре скелета, один из которых был предположительно князя Юрия Долгорукого. Исследования шли с 1989 по 2003 год. Останки были в очень плохом состоянии, но главное отсутствовали данные по их родовой принадлежности. Необходимо было установить, чьи останки и кому точно принадлежат по признакам его ближайших родственников. Вот для этого и потребовалось исследование останков сына Долгорукого – Князя Андрея Боголюбского. В 2007 году с благословления Патриарха мощи Князя передали на изучение.

Было проведено изследование индивидуальных особенностей черепа князя Боголюбского. Все измерения совпали с данными краниометрического исследования, сделанные перед реконструкцией портрета, другим «великим антропологом» В. В. Гинзбургом, соратником академика Герасимова. Медико-криминалистическое исследование останков князя Андрея Боголюбского проводил доктор медицинских наук, профессор ФГБУ «Российский центр судебно-медицинской экспертизы» Звягин В. Н. Он сделал следующие выводы: -

Облик Андрея Боголюбского относится к среднеевропейскому антропологическому типу. Как известно такой тип характерен для всего русского расового типа .
Признаки наличия североевропейских или южноевропейских черт во внешности князя Боголюбского отсутствуют.

Предположение о том, что Андрей Боголюбский мог иметь монголоидные черты характерные для татар, чуваши, башкир, таджиков, узбеков, туркменов и т.д. полностью исключается.

 А ведь описание антрополога Герасимова было совсем другим, вот как он охарактеризовал внешний облик князя:

…он европеоиден с определённым тяготением к нордическим формам…

…имеет несомненные элементы монголоидности…

Вот что подмечено в одной из публикаций: -

«Академик Герасимов создал политическую русофобскую подделку, а другой академик Гинзбург ему посодействовал, ведь и его обмеры черепа были верные! Почему два «великих антрополога» пошли на подлог? Что они были плохими специалистами?

Да нет. Как сказал один судмедэксперт, любой студент Герасимова на 4-ом курсе мог визуально определить наличие монголоидных черт по черепу. А тут вдруг заслуженный антрополог ошибся. Нет. Герасимов и Гинзбург просто выполнили политический заказ и сделали, то, что ренегатски и материалистически плебейски посчитали политически правильным для себя. Словом то, что укладывалось в советскую либероидно-политическую официальную историографию.

У них в руках был ценнейший артефакт, если бы они поступили как истинные ученые, то вырисовывался бы факт, который противоречил либероидной «советско-марксистской» официальной исторической линии. А это значило для них сказать правду и противопоставить себя сотням историкам, которые на официальной (общепринятой) историографии сделали свои научно-материалистические гешефты: и имена, и звания, и должности, а также государственные премии, высокие награды и т.д. В общем, предпочли удобную «научную» альтернативу, и прославиться, и не нажить себе много влиятельных врагов, чтобы потом превратиться в политических изгоев. Вот они и поступили так, как поступает подавляющее большинство лживых  политических историков, либо скрыть или выкинуть неудобный артефакт, либо интерпретировать его, так как надо идеологически, либерально политически. Поскольку скрыть или выкинуть его было невозможно, его описали в свете принятой «марксистско-ленинской» историографии.

Герасимов не ошибся, это очевидно, он намеренно политически состряпал идеологическую фальшивку. И теперь по факту, есть еще сотни его реконструкций, которые необходимо перепроверить. И мы не удивимся, если в результате его скульптура-реконструкция Тамерлана и прочих исторических деятелей так же окажется фальшивкой. Вот так в России живет историческая наука, зачастую в отрыве от истинного прошлого, порождая русофобскую либералистическую мифологию».

А я еще, где то в своих работах, показывал, как возбудились тогда, в середине XX века, этой политической пропагандой герасимовских портретных восстановлений следственные органы МВД «ссср», и начали реконструированные Герасимовым и его школой «портреты» жертв разных преступников подавать в судах, как «доказательную базу обвинений». И лишь когда суровые приговоры в отношении таких «виновных» оказались наглядным подлогом, а прижизненные портреты жертв оказывались совершенно не похожими на «герасимовские портреты», то эту «благодатную» для следствия деятельность свернули, но для многочисленных «герасимовыв» и «гинсбургов» от подобной «советской науки», хоть бы хны, они по прежнему продолжали купаться в наградах, званиях «красных профессоров», и прочих атрибутах и привилегиях советской политиканствующей плебейской черни.   

Лишь гадливое чувство презрения вызывает постоянное навязчивое мнение в СМИ «историков» от либералистики, как и их бездумных читателе-почитателей, пользователей сатанистской пропаганды, о жестокости и чуть ли не кровожадности правления и нравов самого Святого Князя Андрея Боголюбского, это одна из излюбленных тем этих патологически лживых русофобских деятелей.

Тот век был жесток надвигающимся на Русь иудохазарским игом, как и было подло жестоко само ритуальное мистическое убийство Святого Князя Андрея Боголюбского.

 (также мистически, через 650 лет, в сходных обстоятельствах, революционными сатанистами был убит Император Николай Александрович; убит ритуально, убит слугами, охранниками, о чем свидетельствовала каббалистическая запись на стене комнаты, места ритуальной казни: - «здесь своими слугами убит Царь Валтасар, Удерживающий (природную расовую Великорускую Среду, Империю В.М.) взят из Среды, и этим оповещаются все народы мира».

 И добавим очевидное, что само многовековое строительство Русской Империи шло, не на основе принципов лживого «демократического» пацифизма, этого разрушительного либерального «общечеловеческого» лживого бреда «сахарного сиропа и прекраснодушия», а на Расовой Основе «коллективного безсознательного» Великоруского Духа и прагматичных практических деяний Русской Аристократии, Элиты Имперских Народов. И велось оно в жестокой кровопролитной борьбе с противоборствующими инорасовыми, откровенно подлыми и безпринципными антирасовыми  паразитическими силами, препятствующими судьбоносным имперским преобразованиям, Наших с Вами славных Русских предков.

Вот главные огульные обвинения либеральных «историков» на Царя Ивана Грозного в параноидальном массовом истреблении «безвинных» новгородцев во главе с новгородским священничеством. Но лжецы либералы умалчивают о инорасовой русофобской иудохристианской и мстительной иудохазарской заразе, которая веками проникала на Русь с Запада, через «торгашеские» Киев и Новгород. Иван Грозный спас Русь от надвигающейся очередной смуты, когда разорил еретическое новгородское гнездо раскольников. Вспомним, ведь ранее и та же «ересь жидовствующих» проникла в пределы Руси через «вольный город Новгород», как и стяжатели ветхозаветники принесли в русские пределы новую ересь ветхозаветного иудозристианства, как предтечу Великого Раскола Русского Народа с нововерами «никонианами», через иегумена Геннадия Новгородского и его еретического единомышленника Иосифа Волоцкого. И не Геннадию ли Новгородскому приписывают первенство распространения на Руси еретической заразы масоретской Острогожской Библии польского извода.

После уничтожения Великим Князем Светославом гнойника разбойничье-торгашеского», «экспортного» иудохазарского форпоста низовий Волги в 962-964 годах, иудохазарское инорасовое Иго, мировоззренческим паразитическо-стяжательным катком, планомерно надвигалось на нестяжательную своим Общинным мироощущением Русь. Надвигалось веками со всех сторон и материалистически-«цивилизационно» и интернационалистически религиозно-духовно, пока не приобрело сегодняшние «демократические» русофобские формы откровенного сатанизма, животного социал-дарвинизма, шовинистского руссоненавистнического извода.

Русский Народный Мiръ мировоззренческо всегда жил Русской Правдой, традициями Русского имперского положительного Права, большей частью неписанном, как и писанном на Основе Великоруского расового Духа. Любая Неправда жестоко каралась, прежде всего, Общинно, низведением подобной Личности в изгои общественного мнения и общественного положения, а потом уже к нарушителю применялось писанное государственное Право в случае такой необходимости. По Русским евгеническим расовым традициям любое родство и деловое соработничество с потомками рода подобного человека считалось позорным, осквернением родовых обычаев, и его избегали вплоть до проклятия своих близких за нарушение евгенических расовых традиций.

Русской Деятельно-Созидательной творческой Правде паразиты либерального кочевнического антисозидательного клана противопоставили тотальную Либеральную Ложь, как орудие разрушения Русского Расового Мiра. Здесь главную роль сыграл сущий сатанизм универсального космополитического принципа эгалитарной «демократии». Внутрисословная и межсословная общественная демократия, как элемент обсуждения сиюминутных оперативно-тактических проблем, была естественна в жизни Русского расового Мiра. Она же поэтапно превращенная тотальной политической ложью либерального клана в универсальный общественный принцип жизни, разрушила расовую жизнь народов мира, в том числе и природную сословную жизнь Русского Имперского Народа. 

Приступая далее к следующей теме изследования проблем  русского языка, письменности и русской лингвистики совершенно необходимо здесь сделать некий комплексный мировоззренческий экскурс в саму основу подобной тематики. И так, с какой же платформы краеугольного мировоззренческого взгляда надо смотреть на проблему зарождения и тысячелетних процессов социального Становления Великоруского Имперского Этноса, создавшего расовое Русское Народное Тело?

Во первых, конечно же, со стороны уникальности самого явления Русской Имперской Государственности. Уникального явления зарождения мировой Имперской Социальности на территории без естественных природных границ морей, океанов и гор. Эпогей Русской Имперской Государственности явственно оформился в своих расовых имперских чертах в Правление Великого Государственного Гения Царя Ивана IV Васильевича Грозного, с его Гением Русской расовой Правды в виде Судебника и решений Стоглава, вместе явивших собой нравственный Канон Русского Народа, его Великоруский Домострой.

Вершиной правовой Мысли считается Кодекс Юстиниана состоявший из четырех частей: - Институций – 4 тома; Дигест, как начало рецепций римского права – 50 томов; самого Кодекса из 12 книг; «Новеллы» (168 новых законов, опубликованных после составления кодекса).

Сходство в том, что дьявольская задумка воссоздания в государственном теле перманентного либерального «демократического» Хаоса «разделения властей», пока не была реализована, и сама судебная власть входила частью во властные функции имперских властей разного уровня. Зачатки антирасового сатанизма «разделения властей» появились в средневековых империях Европы и восторжествовали во Франции времен «республик», в той же «демократических» США и после судебной реформы Императора Александра Второго и в России.

В чем же принципиальное отличие Имперского Великоруского Домостроя Русской Правды от Имперского Кодекса Юстиниана?

Различии здесь чисто типологические расовые!

- первое, Домострой, Русская Правда, опирается Основой на природную расовую Великорускую Суть «коллективного безсознательного» Русского Народа и лишь небольшая часть состоит из самих текстов Стоглава и Судебника. И здесь характерно, что Кодекс Юстиниана появился не в расовом Риме, а в теократической «многонациональной» Византии. Рим в то время ослаб духом имперцев ромеев, вышедших за свои расовые границы и подхвативших там вирус паразитизма иудохристианства соединенного духа «торгашества с пуританской бизнес этикой англо-саксов. Но отметим, что и Рим сначала пал под натиском инорасовой «стяжательной» силы пруссачества, воинственных Оларихов, Теодорихов, и затем, в свою очередь, уронивших германизированную имперскую власть за неспособностью сохранить имперскую народную центростремительную идею и власть в уже инорасовом «многонациональном» Риме.

- и естественное губительное второе, в Византии по Кодексу Юстиниана частично начинает узаканиваться антирасовая бюрократия.

- третье, самим Кодексом Юстиниана морально принижается неписанное, пока еще положительное, Имперское Право и уже начинает общественно доминировать Буква над  расовым Духом «коллективного безсознательного», этого Божественного Дара Типологии Имперского Народа.

Вот поэтому когда читаешь аналитические статьи об эпохе титанических сдвигов массового сознания эпохи конца XVIII-го и XIX-го века, то диву даешся безрасовым перлам подавляющего большинства подобных аналитиков «со сдвинутым сознанием». Вот наиболее «русский» интернет-ресурс Румянцевский Музей, в нем собраны все вроде бы  прорусские силы. Но вот читаю интервью самого Румянцева с "ученым" полотологом Солониным, где Румянцев восхищается либералистической псевдокультурологией Солонина, что просто вызывает откровенное недоумение. Ведь Солонин, и это наглядно, русофобский антирасовый  и антикультурологический тип проповедующий разрушительный модернизм, как культурное качество «прорывно двигающее» жизнь народов в XIX веке. Культурологические взгляды философа Ю. Солонина лишь окрашены «национальным» объективизмом, а по сути это все тот же поток «общепринятых, общечеловеческих» политических «научных» помоев либералистики, от «советского краснопрофессорского» интернационалистского, антирусского сознания. Солонин написал объемное программное вступление к труду Хьюстона Чемберлена «Основания XIX-го столетия» изд. С-Петербург «Русская Идея» 2012г.

Почему либералам понадобилось программное изложение своей, как обычно тщательно законспирированной, «национальной» позиции объясняется очень просто. Чемберлен первым из расовых мыслителей начал излагать ход исторического процесса не с социальных «общечеловеческих» позиций "историзма" типа "карамзиновщины", а с позиций культурологии германского имперского мироощущения XIX века. Немецкий романтизм был сугубо политической гармоникой либеральных идей эпохи Возрождения и материалистического мыслетворчества французских либералов энцеклопедистов. Не интернационалистские политические пристрастия, а расовая Культура есть маркер народного Германского Духа и это замечательно первым увидел Чемберлен. Но к сожалению Чемберлен не отразил контрастов, сугубой мировоззренческой разницы между примитивным романтически-мещанским политическим либеральным этнонационализмом и духовным прусским расовым чувством стержнем германского имперского народа.

А германское имперское мироощущение было подорвано тогдашним политическим национализмом Бисмарка, «собирателя» внешне национальной общегерманской, а по сути «романтической», интернационалистской по духу, псевдоимперии. Эта псевдоимперия сразу стала сводить военными конфликтами давние межгосударственные счеты с соседними Францией, Польшей, Австро-Венгрией и прочими. Так что для развязывания будущих кровавых конфликтов и мировых войн в либералистической ипостаси Империи Бисмарка, либеральным кланом Мировых Глобалистов, Ростовщиков, был идеологически найден и создан  надежный спусковой крючок.

В ней расовый германский народ пруссов, носитель германских имперских расовых традиций, немецкую расовую Аристократию, «демократически», вульгарно эгалитарно, уравняли с многими иными немецкими народностями. Тем был вбит в тело Германской Имперской Государственности осиновый кол либералистики, это наглядно показывает даже то, что духовным центром фашизма 20-30-х годов XX века был «пивной» либеральный мещанский Мюнхен, а не центр Германского расового Духа город Кеннисберг. Еще в середине XIX века об этой роли Мюнхена и пороках немецкого политического либерального этнонационализма провидчески публицистически писал русский дипломат Ф. Тютчев, но не был услышан в раже хора европейской интернационалистской либералистики. Так, с утерей ведущей роли Пруссов и их духовного центра Кеннисберга, германское расовое имперское чувство выродилось в обычный плебейско-мещанский этнонационализм. А само мещанство, порожденное городским наемным трудом, где не требовалось ни крестьянской, ни ремесленнической сметки.

 (вспомните систему рабочего производства Генри Форда, где каждый рабочий был практически прямо заинтересован в конечных результатах своего труда, что будило предпринимательскую мысль всех до единого участников производственного процесса; разве было что либо подобное при советской власти в ее дурмашинном безтолковом как обычно, непродуктивном расточительном производстве, где на конкретном участке вместо одного двух необходимых работников, толкался десяток бездельников, получающих «гарантированные» нищенские копейки В.М.)

Вот все это разрушительное либеральное «романтическое» политиканство, когда ему дали разбойничье-паразитическую «цивилизационную» цель «завоевания жизненного пространства» и аукнулось в XX веке немецкому народу катастрофой национал-социализма. Этого фантома плебейской, безаристократической «народной империи», с естественно ложным народовластием фольксдойч», как системной химеры любого «социализма», где политический национал-социализм абсолютная закономерность подобной системности.

Собственно предисловием к Чемберлену Солонин мировоззренчески попытался подвести либеристическую базу под современную трактовку консервативного, традиционного расового мироощущения народов, как и русского расового консерватизма. Здесь он и дал либеральный политический портрет немецкой «романтической» эпохи, описанной Чемберленом в его двухтомном труде. Итак разсмотрим этот антирасово-мировоззренческий анализ Солонина в статье, политическом предисловии к фундаментальному культурологическому труду Х. Чемберлена «Основания XIX-го столетия», как политической декларации для «русских патриотов»: -

«Современный консерватизм в России развивается как преимущественно национальное явление, опираясь на органичные исторические начала и отвечая в чем–то запросу дня нынешнего. Этим он принципиально различается от либералистических тенденций, которые имели куда более слабую поддержку в национальном сознании.

Конструктивность социально–экономических программ неоконсерватизма была доказана успехами национальной политики последних десятилетий в США, Англии, Германии, Франции. Ни одна из этих стран не впадала в застой или в регрессию только потому, что ими долгие годы управляли деятели и партии консервативной ориентации (наглый политический бред, да и только !!!, ??? В.М.).

Прошлый век породил фашизм, приведший к чудовищной трагедии, жертвой которой стали все гуманистические ценности человечества, а оно само было подведено к границе, за пределами которой его свободное существование становилось более чем проблематичным. После завершения трагедии в самой острой ее фазе перед миром, но в первую очередь перед европейской культурой и гуманистикой, встали вопросы, на которые доныне нет убедительных окончательных ответов. Основной из них состоит в вопрошании: как оказалось возможным такое проявление человеконенавистничества и в какой мере на этой культуре и ее творцах лежит ответственность за его возникновение? Ответ на него тем более необходим, что нацистское безумие не только оставило фактически неизлечимую травму на духовном самосознании европейских народов, но оказалось живучим, и фашизм в своих размытых формах продолжает свое существование. Европейская культура стоит перед труднейшей интеллектуальной задачей и немалым нравственным испытанием. Ей предстоит установить, из каких идей, выпестованных ею же, произрастают эти «цветы зла», кто и в какой мере нес или несет ответственность за саму возможность фашизма, в каких разломах культуры и социума гнездятся их собственные пожиратели. Наконец, немаловажно прояснить, каким образом, пусть и провокационные, но все же абстрактные идеи и понятия вдруг способны превращаться в гнуснейшие политические программы.

(никакая Культура, приоритет Созидания расовых Имперских Народов, никогда не жила разлагающей сознание Личности гнусью гуманистики; здесь одна из главных разрушительных практических идей либералистики – сатанистский гуманизм, прикрываемый ширмой толерантного сатанизма, как терпимого отношения  к разбойничье-паразитической, заведомо преступной, деятельности либерального клана человеконенавистников; она  всегда в итоге возбуждает перманентный «мирный» терроризм для чего он и транслируется на расовое сообщество народов; а вот он то и пролил и льет моря крови безвинных жертв расовых народов мира в количествах, каких никогда не проливали вкупе все военные конфликты В.М.)

Перед нами встает проблема немецкого романтизма и его отношение к фашизму. Романтизм — общеевропейское явление, но его национальные модификации имели существенные различия.

Для Германии они значили «не только крушение старой империи, но также возникающие в ее границах новые государства, а вслед за этим попытку подняться из этого крушения вновь и после падения старого государства создать новое государство в романтически–гуманистическом духе. Свойством немецкого романтического мечтания было видеть процесс создания чаемого государства не как политическое действие, а как духовно–культурное. Субъектом государственного творчества «должна пониматься нация, долженствующая все более и более становиться как таковая содержанием чувств и мыслей». Так возникает особое явление в духовной жизни немцев: «немецкое чувство нации», «национальное чувство», которого прежде не было. Хотя осознание себя нацией приходило к каждому европейскому народу, но принято считать, что немцам оно далось труднее. «В конце концов оно и у нас возникло, но, что являлось решающим, не как политическое, а как духовное национальное чувство». Именно в такой трактовке идеи нации, ставшей господствующей в общественном сознании немцев, и видят заслугу романтиков. Объединяющими формами стали мыслиться язык, обработке которого уделяли чрезвычайное внимание; фольклор и эпос, собиранию и реконструированию которых в первоначальном виде посвятили жизнь многие исследователи; поэзия, в которой искали исконно национально–немецкий жанр, что привело к изданию памятников исторической мысли и преданий всех германских народов и к небывалому развитию исторической науки, давшей в XIX в. капитальные работы по всемирной истории. Только осознание себя как культурной нации, т. е. народа в полноте и единстве духовной жизни, дало оправдание, как утверждал Фихте в своих знаменитых «речах к немецкой нации», притязанию на самостоятельное политическое существование. В сущности, мы имеем дело с одним из важнейших постулатов, духовные и политические следствия из которого существенны для истолкования идеологического дискурса немецких мыслителей с конца XIX в. по сие время.

Развитие всех сфер духовной жизни постепенно превращало ставшее в немецком обществе господствующим представление о себе как о преимущественно культурной нации в чувство культурного шовинизма. Стало обычным представлять себя главным выразителем культурных начал среди всех наций и противопоставлять себя в этом отношении всему миру. Убеждение в культурном превосходстве немцев среди европейских народов становилось внутри нации бесспорным положением. В исторической ретроспективе находили якобы бесспорные аргументы в пользу верховенства германского начала над романским, трактуя историю крушения Рима и последующие за этим исторические события как следствия деяний по преимуществу германских племен и народов. Так было положено начало возникновению особого духовного комплекса — германизма. Как незаметно (политическое В.М.) понятие «нация» заменялось «политическим В.М.) понятием «народ» (Volk) как некой (эфемерной, того же социального миража В.М.) органичной цельности, обеспеченной указанным духовным комплексом, так в самом этом комплексе чисто духовно–культурное содержание постепенно подменялось (необходимыми для контроля глобалистского либерального клана В.М.) расово–политическими символами.

Проблема немецкого романтизма почти всегда попадала в центр внимания всех изучавших своеобразие духовной жизни Германии последних двух столетий. Т. Манн обращал внимание на двоякую роль романтизма в немецком национальном сознании.

(это ведь два политических близнеца брата, и немецкий «романтизм» и либерально «русский» - «социализм-коммунизм», и они проделали вкупе одну и ту же работу, «создали» примерно одновременно две «великих империи»: - немецкий «тысячелетний рейх» и ублюдочный монстр «ссср». Создали при неявном идеологическом «крышевании» этих глобальных процессов от самих Мировых Глобалистов и финансирование от Мировых Ростовщиков; эти псевдоимперии были слеплены политически  на идеологическом песке безрасовых, космополитическо-интернационалистских представлений. Итог подобных политических построений, запланированный сатанистами либералами, был один ,оба расовых народа германский и русский потерпели страшные расовые народные катастрофы, с неисчислимыми жертвами от человеконенавистнической либералистики; а Солонин здесь примером «многоликого политического мыслителя» Т. Манна, на ходу меняющего свои краеугольные псевдоубеждения, как и заведомо провокаторской ложью о «двоякой роли романтизма в немецком национальном сознании», размывает русское расовое сознание народа В.М.)

Прежде всего Т. Манн определяет немецкий романтизм как «прекраснейшее свойство немецкой натуры». Он проявился во всех сторонах жизни немецкого общества и стал выражением «протеста против философского интеллектуализма и рационализма просветителей». Притом его заслугу Манн видел в том, что он открыл мир поэтического, мир «науки о прекрасном». Но, совершив эту миссию, романтизм развил в немецком духе и нездоровую склонность. Вслед за Гёте Манн развивает мысль о романтизме как о «болезненном начале» в культуре: «...представляя иррациональные силы жизни..., сам он глубочайшим образом родственен смерти». Создав прекрасное и совершенное в немецкой культуре, он одновременно переключал ее на пути иррационального и разрушительного варварства, в сущности самоуничтожения: «...под покровом ее (Германии. — Ю. С.) высокоорганизованной деловитости по–прежнему жил романтический червяк болезни и смерти... И, опустившись до жалкого уровня черни, до уровня Гитлера, немецкий романтизм выродился в истерическое варварство, в безумие расизма и жажду убийства, и теперь обретает свой жуткий в национальной катастрофе, в небывалом физическом и психическом коллапсе».

Романтизм и фашизм связывают не случайные казусы и перипетии истории идей, а закономерная и органическая связь. Фашизм — это специфический модус романтизма, концептуализирует их связь И. Берлин.

(то есть этим утверждается органическая связь расового духа немецкого народа с его патологическим шовинизмом и агрессивностью в отношении народов мира; это калька россиянского либерального лозунга: - «русский национализм это великодержавный шовинизм и фашизм»

До романтизма ни в каком ином комплексе идей так последовательно не развивалась мысль о государстве как высшей и абсолютной ценности тем совершеннее, чем полнее оно охватывает жизнь человека, об обществе как строгой и гармоничной иерархии сословий, органичная целостность которого суть условие, чтобы человек мог ощутить полноту и осмысленность своего индивидуального существования. «Эти мрачные учения, — заключает Берлин одну из своих статей, — одушевляли ... совокупно с представлениями о романтическом героизме и резком противостоянии творческих и нетворческих, исторических и неисторических индивидов и наций, послужили в дальнейшем вдохновением для национализма, империализма и самой жесткой и патологической их формы — фашизма и тоталитарных доктрин XX в.». Притом новая его фаза была порождена понятиями и духом сочинения Чемберлена, а содержащееся в нем объяснение исторического процесса, с неизбежностью оказывалось приуготовлением и инспирацией расистских мистерий XX в. Заключенное в нем учение ничего не предписывало, но оно утверждало, что раса—корень всему, и из лучшей расы вырастают совершеннейшие плоды культуры, что раса тем лучше, чем она чище, а смешение рас есть порок, разъедающий и творчески обессиливающий лучшую расу, и, следовательно, забота о чистоте расы, о сохранении строгого разграничения между ними — одна из первейших забот государства, что животворный народный дух — основа творчества, рассудочные же формы его сковывают и в них он угасает, что, наконец, эти формы и их совершенствование дело вполне определенной расы, заботящейся об их распространении в жизненных пространствах других рас. Для нее рассудочность суть орудие сдерживания и подавления духовной самобытности высших рас, через него низшая раса торжествует свою победу над высшими. Учение пошло даже дальше: оно указало на те человеческие субстраты, которые отвечают понятиям высшего и низшего порядка. Таким образом, знакомство с тем, что можно назвать философией культуры Чемберлена, позволяет прояснить вопрос о духовных истоках фашизма и подтвердить ту опровергаемую обычно истину, что его программы и лозунги исходили из сплетений утонченных и сложных концепций и идей, хотя ее основатели сами по себе нередко были далеки и от уяснения социально–политических следствий своих учений и тем более от зловещих практик (либерального В.М.) тоталитаризма XX века.


X. С. Чемберлен и при всей неповторимой колоритности своей личности отразил общие свойства той эпохи.

Его современники, отчасти и он сам, жили с ощущением ка­кого–то особого беспокойства (от анти имперского, антисоциального тотального сатанистского господства паразитической либералистики, как и искали социальные пути избавления от этой погибели рода человеческого В.М.), источники и побудительные силы которого они, в отличие от рассудительных (примитивных, материалистических В.М.) прагматиков, видели не в следствиях человеческих поступков, а упорно искали в сокрытых от глаз (общественного мнения расовых имперских народов в виде либеральной лжи социальных теорий, «измов» В.М.) таинственных (природных В.М.) первоначалах.

 (и видели ее в расовых, индоевропейских Основах Имперской Социальности, как Социальности Имперской, единственной природной мировой Субстанции; или по Солонину и прочим либеральным писарчукам, всегда здесь «наводящим тень на плетень», о ее Вечной вещей Сути В.М.)

 Именно в 70–е—90–е и последующие годы XIX столетия (Город, как Центр расовой Культуры, превращается в анонимную торгашеско-либеральную клоаку, где самодеятельный народ наемным трудом безликого населения, с постоянным бездумным доходом, превращается политически, финансово либералами и тогда либеральными политиканами В.М.) утверждается презрительное определение господствующего быта и его носителей, как филистерства и мещанства, которое было принято еще в первые десятилетия этого века в среде немецких (либерально политизированных В.М.) романтиков (К. Брентано), взыскующих иные животворящие источники и формы бытия (и находившие их в разрушительных «универсальных» либеральных теориях-миражах В.М.). Вырастало и множилось поколение людей беспокойных, неуживчивых, томящихся постоянством и склонных к непрерывной перемене в поисках новых переживаний, рода занятий и видов деятельности, к драматическим разрывам отношений, родственных и дружеских связей. В жизнь входило поколение, отмеченное особым свойством своего существования — «безбытностью»; постоянное пристанище, семейные узы, естественное желание «укорениться» в жизни, забота о потомстве — все эти добродетели либо игнорировались, либо рассматривались как некое обременительное обстоятельство жизни. Главным, к чему стремились, в чем видели основное содержание жизни, были духовные (чувственные В.М.) поиски, переживания потрясения от прекрасного, погружение в атмосферу философско–эстетических проникновений.

  В мещанстве, как оно мыслилось, более всего не устраивала рассудительная жизнь с ее приземленными бытовыми интересами, уклоняющими человека от свершения чего–то необычно­го, героического. Посему осмеянию и неприятию подвергалось все то жизненное, что устроено по законам рассудка и здравого смысла и житейского комфорта. Эмоции, чувства, воображение отныне начинают признаваться руководящими началами жизни.

Понимание модернизма как чего–то большего, чем художественное явление, не относится к актуальным темам истории духовной жизни. До сих пор не утвердилось представление о нем как целостной и всеобъемлющей эпохе, пережитой Европой за три десятилетия до Первой мировой войны и катастроф начала XX века, генетически с ними связанной. Этот короткий и чрезвычайно интенсивный период по своему социально–политическому значению превосходит эпоху своего прямого предтечи — романтизма, хотя оно в этом качестве до конца не признано.

Модернизм произвел принципиальные изменения в самом характере мышления европейского человека, создав особый тип сознания, постепенно оказавшего преобразующее воздействие и на строй жизни, подчинившейся влиянию новых ценностей (как миражей от социальных теорий В.М.). В социальной метафизике произошел категориальный сдвиг: новому (политизированому догматическому либеральному В.М.) подходу уже не отвечали традиционные представления о государстве, нации, власти, политико–экономическая стратификация общества и социологический эмпиризм позитивистской социологии. Взамен (сатанизма политических лозунгов консервативной расовой мыслью В.М.) выдвинулись понятия расы, народа, почвы, крови, жизни, мифа и другие.

(И вот она основа и соль политической лжи либералистики, как антикультурного паразитического исключительно разрушительного понятия В.М.)

 Традиционная социальная философия столкнулась с соперницей в лице философии культуры и была потеснена последней, бывшей доселе специфической принадлежностью романтической философии.

(любая социальная философия имеет лишь низменное материалистическое Начало, как и «философия культуры» в смысле транслируемой Солониным и либералистикой, есть обычный не существующий Фантом; Культура в ракурсе и Ауре Высокой Имперской Эстетики, в Нашем с Вами Мiре Народов, Созидается и существует в виде консервативных расовых Типологических Традиций и никакой философии ее Вечные расовые Содержания не подвластны; здесь либералистика создает социальные Фантомы-миражи и выдает их за реально существующие Содержания социальной жизни народов мира; противоборство здесь лишь одной природы, это противоборство между расовой Социальностью Типологических Народов, и проникающей в Имперскую и Народную  Среду ложью, «правдоподобной» на примитивный черносотенный народный взгляд, разбойничье-паразитических сил либерально-социального дегенеративного клана человеконенавистников В.М.)

Продуктивной систематической деятельности, этике скромного труда и связанных с ним добродетелей, где философии малых дел была противопоставлена философия бунта, разрушения рутинных социальных основ человеческой жизни. Аморализм как освобождение личности от пут общепринятых норм нравственности ради свободы самовыражения становился принципом жизни.

Что можно сказать в заключение первой части работы?

Чемберлен и иные расовые мыслители видели расу, лишь как культурное народное обособление. Но ими упускался момент, что раса явление социально-водительское и культурная борьба здесь идет по линии расового качества: - «стяжательство» и принципы расового «нестяжательства». Сюда путаются разные иные понятия. Расовому качеству чужда космополитическая иудохристианская безпредметная «любовь», коей порабощают расовый Дух Русского Мiра. Чуждо иудохристианское антирасовое и антидеятельно по великоруски непротивление злу, вспомните, как тотальной обструкции подвергся Иван Ильин за расовую работу «О противлении злу силою» и прочее.  Мировоззренческая расовая тема настолько емкая, что здесь мне удалось пунктирно пройти лишь «по верхам». Многие нюансы расписаны у меня в иных работах, так что на сегодня закончим Наше с Вами обсуждение расовой проблемы и Великоруского расового Мироощущения.