Визит главного конструктора

Первые дни существования Астахова в его изменившейся форме прошли нервно и сумбурно; поначалу он никак не мог привыкнуть к новым порядкам; например, он все боялся  удариться теменем о потолок, хотя теперь голова проходила сквозь перекрытие без всяких помех, и он мог оглядеть расположенную над ним комнату,  полюбопытствовав: кто там время от времени катал по полу металлический шар. Столь же удивительной ему представлялась абсолютная проницаемость и других перегородок: чтобы в ней убедиться, Астахов несколько раз туда-сюда прошел через стену, отделявшую его квартиру от соседней; благо в ней никого не было.
Впрочем, и здесь обнаружились докучные обязанности: Астахов должен был  сопровождать свое бренное тело, не отлетая от него больше, чем на сто метров. Ему это уже изрядно надоело, когда гроб, наконец, задвинули в печь крематория. Астахов спикировал, пристроившись у смотрового окошка из жаропрочного стекла, чтобы увидеть, как в яростном пламени газовых горелок вспыхнула и рассыпалась на угольки крышка гроба, под которой темнело, отчаянно дымя, его тело, пока не обнажились раскалившиеся докрасна череп и кости скелета, а потом и они рассыпались в прах. Когда зола остыла, ее сгребли, и, постукивая по металлической воронке, засыпали в урну; распрощавшись с телом, Астахов отправился на свои поминки. Людей здесь собралось немного, и он смог побыть рядом с каждым, прислушавшись к их речам, и всматриваясь на прощанье в их дорогие лица.
На следующий день Астахов был совершенно свободен, и мог отправиться, куда душа пожелает, и в первую очередь он решил посетить «Цикламен», на котором прошли 48 лет его жизни, из которого он был изгнан, куда путь ему был заказан, и куда теперь он мог, не спросясь, проникнуть в любое время.
Свою экскурсию Астахов решил провести днем, когда он невидим; своим ночным посещением он мог вызвать у охраны переполох, так как с полуночи до первых петухов становился заметным в виде полупрозрачного призрака с голым черепом, седою бородкой, и в очках.
Пролетев над Москвой, Астахов мог приземлиться прямо на территории «Цикламена», но он опустился снаружи ее, чтобы не отказать себе в удовольствии пройти сквозь окружающую его бетонную стену. И вот он скользит вдоль стены двухэтажного Главного здания, выкрашенного в неизменный желтый цвет, которое он знает едва ли не дольше, чем дома, где ему когда-либо доводилось жить. Просочившись сквозь вход, и миновав фойе,  Астахов привычно свернул в коридор, куда справа выходит комната, в которой он провел  последние тридцать лет работы на «Цикламене»; - это отсюда он забирал свои вещички при увольнении. Пройдя сквозь дверь с номерным замком, Астахов оказался посреди длинного и узкого помещения, освещенного сумеречным светом, проникавшим через обращенное на Север окно. Вот его стол, на котором стоит компьютер, некогда подаренный ему дипломником Костей Ампиловым. Рядом - стопка рабочих журналов и подшивок технической документации. Перед столом, как и много лет назад, стоит его вращающееся кресло, изготовленное в 1959 году. На его ручке вырезано имя его предыдущего хозяина – «Петя». Сколько раз Астахов с тоскою вспоминал эту комнату, мечтая глянуть в нее хоть одним глазком! И вот она перед ним, и выглядит так же, как и десять лет назад, но Астахов вдруг понимает: в результате того, что с ним произошло, перед ним как бы разверзлась пропасть, отодвинувшая всю его прошлую жизнь вдаль, и эта пропасть расширяется, и ему прошлой жизни стало не жаль.
Покинув комнату с этими мыслями, Астахов все же решил заглянуть в Мраморный зал – двухэтажное помещение с искусственным освещением размером с футбольное поле, в котором сосредоточены основные производственные процессы «Цикламена». Просочившись в него, Астахов воспарил к потолку, чтобы весь зал окинуть одним взглядом - от одной облицованной мрамором стены до другой. Как в прошлой жизни все это было ему знакомо и близко: – громады откачных постов, факелы голубого пламени над водородными печами, ряды верстаков со склонившимися над ними рабочими, одетыми в халаты вакуумной гигиены! Однако теперь на раскинувшийся под ним пейзаж он смотрел отстраненно: чувство  причастности к нему - угасло.
Но тут внимание Астахова  привлек до боли знакомый силуэт; нет, он не мог ошибиться в опознании своего  детища: на тележке стоял анод магнетрона «Бересклет», вскрытого после испытаний. Рядом с ним стоял кто-то из его знакомых; подлетев поближе, Астахов его узнал: это был технолог Жеребенков, наклонившийся над катодным узлом, вырезанным из магнетрона. Приземлившись, Астахов заглянул через его плечо, и увидел: на белой поверхности катода желтело большое пятно напыленной меди. «Эх», - подумал Астахов с досадой – «зачем поторопилось вырезать катод?» Потом осекся: «Мне-то теперь какое до этого дело?» Астахов, было, отправился в обратный путь, но все же вернулся; Жеребенков из Мраморного зала уже ушел. Пройдя вдоль столов, на одном из них Астахов нашел лист бумаги и карандаш, и крупными буквами написал записку следующего содержания:
«Если при подаче на прибор анодного напряжения, в нем загорается низковольтный дуговой разряд, не поддающийся тренировке, его нужно, со снятым анодным напряжением, при мощности накала, превышающей норму на 30%, выдержать два часа, или до полного выпаривания с катода меди, набрызганной на его поверхность, после чего провести тренировку прибора по технологии». Астахов поставил свою подпись, хотел по старой привычке поставить число, но не стал. Потом, подумав, добавил постскриптум:
«Изменения в механизме настройки, приводящие к увеличению азимутальной неоднородности, категорически недопустимы!»
Астахов положил  записку на видное место рядом с вырезанным из магнетрона катодом, и улетел, - его ждала Вечность.
                Январь 2020