Юность мушкетеров XIII глв. необдуманные поступки

 Глава XIII
Необдуманные поступки

Спустя пять дней, около семи часов вечера, в гостинице «Алая роза» появился человек в сутане странствующего монаха и осведомился у жены хозяина проживает ли в семнадцатом номере, который находится на третьем этаже, сестра по имени Агата из аббатства Больё-ан-Руэрг. Ее, добавил он, легко узнать по высокому стану, ярким зеленным глазам, выгодно подчеркнутым черно-белым апостольником.

Госпожа Мурабо с милой улыбкой терпелива выслушала посетителя не без почтения вглядываясь в его бесцветную внешность.   Затем, кивнув, подтвердила. что  монахиня по имени Агата ждет уже примерно полчаса в означенном номере.

Монах выразил свою благодарность и стал подниматься по лестнице вверх.

Ему было не более сорока пяти лет, но выглядел значительно старше своего возраста. Природа подчеркнула все недостатки его характера. Он был среднего роста, грузный и неприятный на вид, с маленькими черными глазами и нижней толстой выпирающей губой. Его бесцветное лицо, еще более бледное от усталости, дополняли усы и эспаньолка.

Поднявшись на нужный этаж и приблизившись к двери нужной комнаты, он сперва сверился с номером, затем удостоверившись на этот счет, он кашлянул три раза и постучал.

На последним ударе дверь тотчас отворилась: стало быть посетителя ждали.

Женщине, стоявшей на пороге комнаты, было лет двадцать пять – двадцать семь. Она прибывала в рассвете своей красоты, свойственной этому возрасту. Ее прекрасные глаза, послужившие монаху главным опознавательным знаком, сверкали как два  зеленных изумруда в оправе из удлиненных век. Чудные густые волосы, сделавшие честь самому Авессалому* , были столь янтарные, что любое сравнение с солнцем, показалось бы неубедительным. В бледности ее щек светился лёгкий оттенок свежей розы, свидетельствующий скорее о бушующих страстях, чем о застенчивой чувствительности. Охваченная белой тканью апостольника  шея гордо возвышалась на четко очарованных плечах, совершенством линии достойных  штихеля гравюрщика Билуччи. Хотя контуры эти, выражаясь языком художника, подходили скорее Ниобее, чем Диане, талия у нее была тонкой, как горлышко вазы. Длинная суконная сутана того же цвета, что и апостольник, то есть черная с белым подрясником плавно спускалась на пол, скрывая маленькие тоненькие ножки.

Мы несколько ввели вас в заблуждение, сообщив, что дверь отворилась: на самом деле она едва приоткрылась, и лишь после того, как божий служитель проговорил слово «Сестрица Агата» и та, кого назвали этим именем, в ответ произнесла пароль – «Брат Франциск», дверь полностью распахнулась, и ожидавшая за ней женщина отступила в сторону, пропуская в комнату того, кто пришел. Кому-то что-то сказав, женщина тут же закрыла засов, стремясь избежать незваных посетителей.

Итак, они узнали друг друга: брат Франциск стоял улыбаясь, уперешись руками в бока, сестрица Агата, сделав детскую гримасу, которая так шла к ее лицу, спросила:

— Как добрались, дорогой мой братец?

— Ох, и уморили вы меня, сестрица, — отвечал на это тот. — нет мочи мне больше носить эту мерзость.

— Что вы имеете в виду? — спросила с улыбкой Агата глядя пристально ему в глаза.

— Я имею в виду эту чертову сутану.

— Чем же она вам не угодила?

— Достаточно уже и того, что она католическая. Для меня, воспитанного с детства в пуританских традициях – это более чем омерзительно.

— Когда дело касается политики мы должны не считаться с традициями.

 — Сразу видно, что вы имеете дело с кардиналом; вы уже говорите, как он. Однако довольно болтать, где-то за чем я сюда приехал?

-- Одну минуту, сэр.

С этими словами монахиня вынула из-под плаща золотую лилию, обсыпанную словно утренней росой брильянтами. У мнимого монаха вырвался крик изумления: никогда он еще не видывал такой чудесной работы великого мастера. И никогда цветы, растущие в садах Британии, не восхищали так взоры  садовников.

— Черт подери,  славная вещица! — не вольно вырвалось из уст святого брата. Но он тут же опомнился. — Французы - короли искусства, но не моря. Итак где письмо?

— Оно перед вами, —   ответила монахиня, отводя свою руку с цветком как бы для того, чтобы им любоваться.

— Полно шутить, графиня, я проскакал четыреста верст, прежде чем прибыть сюда, и признаться порядком устал.

— Я и не думала с вами шутить, Уилям. Взгляните-ка сюда.

С этими словами такая же мнимая монашка, как ее любимый «братец» нажала на крупный алмаз  и скрытая под пестиками крышка открылась.

— Видите, сэр, на дне этой чашечки мы видим ни червей, какие нам встречается порой  в истинных цветах, а нечто похожее, только похуже: бесчестье кардинала Ришелье, запечатанное рукой Густавом Вторым Адольфом, и за его же подписью.

— О, миледи! — сказал с восхищением лорд Хемпден почтительно прикоснувшись губами к прочтительной руке. — Вы покорили меня своим умом и своею находчивостью. Никому и в голову не придет, что столь прелестная вещица может скрывать государственную тайну.

— Так, что, сэр, — осведомилась леди Персис, — вы и теперь не хотите взирать на цветы?

— Нет, истинный Бог, нет! — воскликнул Хемпден, — Такие цветы мне приятны для взора. Я потрясен... Вдвойне потрясен, что вы, столь славная милая женщина, могли в одиночку провести такое дело.

— Но почему же в одиночку. Я имею помощников.

— Вот как! Значит у вас есть союзники!

— Да, г-н Хемпден, и знаете кто? Угадайте.

— Сдаюсь, миледи, не знаю.

— Сам капитан его высокопреосвященства.

— Как! Сам г-н Кавуа? — удивился англичанин.

— Именно. Его уволил кардинал на что навлек его не милость.

— И вы сделали его своим союзником?

— Взамен, я обещала ему помочь восстановиться в прежней должности, чего я, разумеется, делать не буду.  С этой целью он рассказал мне, что за две недели до этого г-н кардинал  отправил письмо его величеству королю Гюставу Второму Адольфу в Швецию. В нем он просил одолжить ему денег.

— Разве кардинал так беден?

— Ничуть, у монсеньера столько денег, что вам и не снилось. Он просил денег для строительства флота,  с коим он желает подавить несчастных ларошельцев.

— На этот раз у него ничего не выйдет.  Англия поможет протестантам.

— Тем не менее, — продолжала Персис, — письмо было отправлено. Приблизительно зная, как скоро прибудет ответ, я попросила помочь заполучить письмо, и самым легким способом из всех как нам казалось, было выкрасть его до того, как он попадет на стол Ришелье. Кавуа взялся мене помогать. Нам оставалось найти себе помощников. Ими оказались три гвардейца кардинала, которым по их же славам кардинал не выплатил вовремя жалование.  Облачившись в темную одежду и маски мы схоронились возле аббатства Сен-Дени…

— Как! — изумился англичанин. — И вы поехали с ними?

— А как же иначе. Увы, нас было слишком мало; мы намеревались напугать гонца своей численностью.

— Вы самая отважная женщина из всех, кого мне приходилось знать и видеть. Вы отправились ночью в Сен-Дени, кишмя кишащий разбойниками, да еще и без охраны. Потрясающе! Но почему вы не избрали какое-нибудь более безопасное место?

— Мы не думали об опасности. Наша задача состояла в том, чтобы как можно быстрее дождаться гонца и завладеть его письмом до того как оно попадет в руки г-на кардинала. К счастью все так и случилось.

При этих славах леди Персис ухватилась за плече и сморщилась.

— Вы ранены? — спросил Хемпден.

— Не беспокойтесь, Уильям, рана оказалась не опасной. Тем ни менее она не позволяет мне отправиться в Лондон. Поэтому я и позвала вас.

— Не сокрушаетесь, моя дорогая, французы дорого заплатят за ваши страдания. По приказу герцога Бекингема корабли уже наполняются бочками с порохом.

Леди Персис опустила голову.

— Скажите, Уильям, а он ничего не просил передать?

— Нет, сударыня, сейчас у Бекингема много забот, он готовится.  Ах, сэр, я совсем вас заболтала. Вам нужно спешить. Передайте его величеству, что как только мне станет получше я сама засвидетельствую ему свое почтение.

— Непременно, миледи. Я непременно передам его величеству о вашей храбрости. Вы – Английская Жана д’Арк.

— Упаси меня Бог  от ее участи, — с улыбкой сказала лже-манахиня, на этот раз уже позволив своему собеседнику поцеловать ее ни только    руку, но  и щеку, что он с удовольствием сделал.

Потом он стремительно бросился вниз, как свойственно человеку, не уверенному, сможет ли он устоять перед искушением, если его попытаются удержать.

Покинув гостиницу «Алая роза», Уильям Хемпден, чье инкогнито нам нет больше нужды сохранять, вышел во двор, свернул налево, прошел вдоль амбаров и винных погребов  и оказался возле конюшен господина Мурабо.   Там его дожидался лакей, держа под уздцы лошадь. Хемпден вскочил в седло с ловкостью и грацией, несмотря на свою увесистость, после чего махнул рукой лакею, и тот запрыгнул позади него на круп.  Убедившись, что тому удобно сидеть, Хемпден  пустил коня рысью, спустился по улице Кокильер, обогнул церковь Святого Евстафия, пересек Монмартр  и спустился на рыночную площадь.

Оказавшись там Хемпден неожиданно придержал свою лошадь. По тому, как вытянулась его шея, было видно, что он заметил нечто любопытное. И действительно, на другой стороне площади два пьяных мушкетера шли в обнимку друг с другом, распевая во весь голос:

 Ныне я весел затем, что пью, -
Счастье в вине!
Господа славлю и того благодарю,
Кто чарку подносит мне.

Два слуги молодых мушкетеров, под стать своим хозяевам с бутылками в руках, как у Бахусов, шли не разбирая дороги, подпевая на все голоса.

-- Ну и гвардия, у его величества, -- смеясь, подметил Хемпден. -- Наш король может быть спокоен, ведь достаточно будет дать немного вина французским солдатам, чтобы они перешли на нашу сторону.

Мы не беремся утверждать, что те два мушкетера хоть что-нибудь поняли из монолога англичанина, но им было достаточно услышать, как из глотки лже-монаха вырвался смех. Это оборвало их песню и заставило остановиться на месте.

-- Д'Аваллон,-- проговорил в возмущении бургундец, --  по-моему над нами смеются.

-- Вы так думаете? -- спросил д'Аваллон, принимая воинствующую позу.

-- Почти уверен. Посмотрите как таращатся на нас те двоя.

Д'Аваллон посмотрел на монаха и его слугу и убедился, что слова его друга были правдой.

-- Действительно, черт подери.

-- Скажите, д'Аваллон, что должен делать настоящий дворянин при виде подобных насмешек?

-- Если смеется дворянин, то вызывают его на дуэль.

-- А если обычный монах?
 
-- Если монах простолюдин, то надо побить его палкой.


Последняя фраза д'Аваллона хорошо была услышана и понята Уильямом Хемпденом, отчего под колпаком его капюшона зашевелились волосы. Дело в том что сэр Уильям Хемпден, также как и злейший его враг кузен Джон Хемпден*, был без дворянского титула. И так как на дуэль рассчитывать ему не приходилось, он подстегнул свою лошадь и   затрусил по мосту, как нашкодивший кот.


Долго еще доносились в след крики, что заставляла Хемпдена все чаще и чаще подгонять свою лошадь.

Через несколько минут Хемпдену все же пришлось остановится для отдыха, так как боялся загнать свою лошадь. Но едва он натянул поводья, как услышал позади себя конский топот. Ему хотелось подняться и посмотреть, кто это едет, но слуга его дал шпоры коню и тот поднявшись на дыбы стрелой помчался вскачь.

— В чем дело? — спросил англичанин. —Ты загонишь лошадь!

 — Пусть загоню, зато и вас спасу, —отвечал ему слуга.

— Так что такое? — всполошился Хемпден.

— Те двоя… Они нас преследуют!

Как бы в подтверждение слов слуги в этот момент позади них донесся чей-то заливистый смех, не оставляющий сомнений, что сзади действительно скачут «те двоя», следовательно, стоит дать шпоры, не рискуя прославиться трусом. Так что Хемпден не стал тратить время на дурацкие сомнение, о чем не на секунду не жалел.   Правда через несколько секунд один из всадников все-таки догнал, слегка опередил его лошадь схватил за узу и потянул на себя. Лошадь несмотря на сопротивление Хемпдена остановилась.

— Что вам, господа, угодно? — спросил англичанин.

— Если вы дворянин, — отвечал де Шарон, — то выньте шпагу и деритесь, как это подобает дворянину, а если ты простолюдин, то держись… Мы тебя поколотим, бездельник!

Хемпден побледнел.

— Ну, какой же он простолюдин, де Шарон, — возразил подъезжающий на лошади виконт, — разве вы не слышите какой у него акцент?

— И то верно.

Англичанин задрожал.

— А это значит, что перед нами что ни на есть шпион, — продолжал Д’Аваллон,  — Давайте свяжем его и отправим  к кардиналу.

— Но для начала мы его немного поколотим!

Д’Аваллон рассмеялся и стукнул до смерти испуганного Хемпдена.

— Что же вы молчите, сударь, они ведь нас и впрямь поколотят, —  со страхом обратился к англичанину лакей, теребя за рукав.

Между тем д’Аваллон взял англичанина за шкирку, приподнял его над лошадью и бросил на землю. Таким образом бедный монах опустился на землю беспомощным грузом.

  Мушкетеры   сошли с лошадей, лакей закричал, а его хозяин с трудом перевернувшись на живот со страхом пополз по направлению кобылы, ну не тут то было. Д’Аваллон поймал его за ноги, а де Шарон нашел палку и размахнулся.

 И тут точно с неба раздался чей-то голос:

 — Вы что, с ума сошли?

 Оба мушкетера вздрогнули и обернулись.

 Перед ними точно небесный посланник   восседал на белой лошади доминиканец.

 — Что вы творите!

 — Да, но..,  — хотел было оправдаться де Шарон, но его перебил доминиканец.

 — Молчи, сын погибели или умрешь.

— Что такое!

 В гневе де Шарон уже хотел было броситься на доминиканца, но его остановил д’Аваллон и увлек в сторону.

 — В чем дело д’Аваллон?  — вознегодовал бургундец.

 — Уедемте лучше скорей, де Шарон, подобру-поздорову, — прошептал д’Аваллон и подал знак слугам, чтобы те подвели их лошадей.

— Я не узнаю вас, д’Аваллон? — продолжал возмущаться де Шарон. — Вы, кажется, боитесь?

 — Да, — пришлось признаться виконту, садясь тем временим в седло.   — И на вашем месте я бы поступил бы точно также.

 — Но с какой стати?

— Разве вы не видите, что он из ордена святого Доминика?

Бургундец бегло взглянул на доминиканца и вновь обратился к виконту:

 — Ну и что?

 — А то, что со времени своего основания и по сей день на должности высших инквизиторов выбираются монахи из доминиканского ордена.

 На этот раз слова д’Аваллона показались де Шарону убедительными. Следуя примеру своего друга, он вскочил на лошадь и, слегка пришпорив ее, гордо проехался перед доминиканцем, который в этот момент помогал капуцину подняться.

— Езжайте, езжайте, нечестивцы, — проговорил ему в след доминиканец. —  И молите Бога, чтоб об этом не узнал его преосвященство.

 Немного подождав пока второй мушкетер также как и первый отъедет подальше, доминиканец сердечно обратился к англичанину:

 — Как вы себя чувствуете, брат мой?

 — Премного благодарен, намного лучше, чем могло бы быть, — проговорил радушно Хемпден.

 — М-да, — На лице монаха проскользнула многозначительная улыбка. — И куда вы теперь?

 — В свою обитель, разумеется.

 — Быть может мне вас проводить?

 — Нет, спасибо, не стоит.

 — Ну что ж, брат мой, тогда прощайте.

 Доминиканец раскрыл свои объятья перед Хемпдена, и когда последний заключил их, то почувствовал, как что-то острое вошло ему прям под лопатку. Он вздрогнул и бесформенной массой повалился на монаха.

— Убийца, Иуда, — не сдержался в высказываниях слуга Хемпдена, и бросился на доминиканца.

Но и его постигла также незавидная участь, что и его хозяина.

 Положив два тела на землю, доминиканец опустился возле Хемпдена и нервно начал рыскать по карманам в надежде, что в одном из них случайно обнаружит эту злополучную бумагу. Наконец найдя прикреплению к рясе лилию, он снял ее, нажал на пестик и к радости своей на дне золотистой чашечки нашел то самое письмо.

В эту минуту со стороны поворота на улицу Гринель, он услышал конский топот, возвещавший о прибытии двух всадников.

«Кого еще сюда черт несет», — подумал монах, судорожно пытаясь вновь закрыть брошь.

Но письмо не хотело влезать обратно тесную чашечку, так что монаху пришлось его спрятать себе под сутану, а цветок откинуть в сторону.

Затем быстро поднявшись, он кинулся к своей лошади, отвесил шуточный поклон Хемпдену и его слуге, и что есть сил наддал ходу.

Едва тот скрылся с пустыря, как его заменили вернувшиеся наши д’Аваллон и де Шарон.

— А вот и шляпа, — с радостью сказал последний и спешился.

Он хотел было взять ее с земли но был остановлен возгласом друга:

— Смотрите!

Де Шарон тот час посмотрел на то место куда показал д'Аваллон и содрогнулся:

— Пресвятая Мария, — прошептал он, несмело приближаясь к трупам.

— Вот тебе и доминиканец, — сказал д’Аваллон, не двигаясь впрочем с места.   

Де Шарон перевернул тело капуцина и увидал на спине зияющее отверстие от кинжала.

— Его убили! — проговорил он.

— В этом я ничуть не сомневался. Поедемте отсюда, де Шарон.

— Одну минуту.

С этими словами де Шарон опустился над землей, что-то поднял и начал осматривать.

— Ах, да чего вы там так долго возитесь, — в нетерпении проговорил д’Аваллон, — поедемте скорей.

— Сейчас, — с радостью сказал бургундец и приблизился к нему. — Посмотрите, что я здесь нашел.

— Брош-тайник. Такие вещи любят люди кардинала. Выбросьте ее поскорей, мой вам совет. Такие вещи не несут удачи.

— Выбросить этакий клад? — с улыбкой переспросил юноша и возразил: — Нет, нет. Уж лучше я его пропью.

— Делайте что хотите, любезный де Шарон, только давайте отсюда поскорей уедем. Сюда в любую минуту могут приехать жандармы.

— С удовольствием.

С этими словами де Шарон заскочил на лошадь, и пришпорив ее умчался на ней в след за виконтом.