Аврам Дэвидсон - Вергилий в Аверно - XVI

   XVI

   — О Аполлон! Ректор! Что привело вас… сюда… и так низко пасть?

   Тот, что сидел перед ним в грязи, скривил губы и усмехнулся; равнодушный к глупостям и безумствам сыновей и дочерей камней Девкалиона и Пирры. Какие перевороты в порядке вещей, какие узлы и затяжки в сотканной сёстрами ткани судьбы — какие войны или бунты, кораблекрушения или декреталии изгнания — что привело его сюда?

   — Я здесь, чтобы ты был здесь и сейчас. Я понял это, когда впервые увидел тебя… там, в Севилье. Неотвратимость. И любые слова ; пусты.
   Вергилий прошептал:
   — Что?
   Из-за спины раздался голос другого оборванца:
   — Сисси позвала тебя сюда. Тебя, и жестокую Эрихто. Сисси, наша сестра. Она просит об одной услуге.
   И в узком пространстве переулка прозвучало далёкое эхо этого голоса из голосов, голоса той, кто стала только голосом. Как из тысячи каверн.
   Или из закупоренной бутылки:
   — «Колёса внутри колёс».
   — Что?   
   Ректор… нищий ответил:
   — Какой-то еврейский провидец рассказывал… или «плетение в ободе»? А, неважно.
   — Может, сито?
   — Зададим вопрос Дельфийской Питониссе? Inquirere: Какое сито? Responsum: Не из тех, в которых весталка носит воду, чтобы доказать своё целомудрие...

   Собеседник Вергилия зачерпнул пригоршню грязи. Процедил сквозь пальцы и выложил кучкой: куриные перья, обломки ракушек, веточки, клочки шерсти, черепки. Из ниоткуда извлёк три камышины и сунул их между пальцами правой руки Вергилия. Потом скомандовал:
   — Закрой глаза.
   Вергилий закрыл и его начали крутить. Раз, и два, и три (в ушах зазвенел стук ; стук-стук вечных наковален, изнуряющих молоты, которые бьют, бьют, бьют; и сердца).
   — Стой. Достаточно. Разожми свою лапу. Открой.
   Когда прозвучало «открой», Вергилий почувствовал укол тростника. Бывший ректор внимательно изучал три неглубоких следа в мусорной кучке. На лице его не было ни улыбки, ни хмурого выражения, какие Вергилию доводилось видеть в Севилье; так далеко, так давно…

   — Огонь, ветер и вода.
   — Что? — и рот Вергилия остался открытым.
   — Вода, ветер и огонь. Здесь, в паутине, нет спроса на науку. Они не считают астрологию ; астрологию! ; за науку. Представляешь? Никто из местных даже не знает, под какой звездой появился на свет. Зато грязь! спаси нас боги! они всё знают про грязь. Геомантия, понимаешь… Ах, какие доходы она мне принесла!
   — Что вы делаете с деньгами? Храните их в ночном горшке? — Вергилий хлопнул себя по губам. — Ой, простите меня, я…
   — Ветер, огонь и вода. Я уже трижды повторил это, по разу на каждый след. Достаточно. Идём.

   И он двинулся прочь на негнущихся ногах, покачиваясь, но бодренько. Следовать за ним? Почему бы и нет? В облаке амбре.
   — «Храните в горшке»? Ха-ха, — лохмотья заколыхались и Вергилию захотелось укутать эту размотавшуюся мумию. — В горшке, да. Но не клад, другое. Горшок на огне. Слышал ли ты когда-нибудь о пятой сущности, о квинтэссенции вина? об искусстве извлечения, дистилляции?



   Давившая Вергилия тяжесть свалилась с груди и плеч.
   И переулок изменился… Всё вроде было по-прежнему… но… Кто так строит? ну кто так строит!? Вергилий следовал за эксгумированным из прошлого ректором. Нельзя было и представить, что этот человек некогда превращался в кошмар, и делал это просто (просто!) для испытания абитуриентов. Качающаяся фигура всё дальше уводила Вергилия вглубь переулков неЕвклидовой геометрии. Это Аверно? Или уже другое место? Если да, то какое?
   — Сэр ректор,
   — Пф!
   — уважаемый, что значат ваши слова "здесь, в..."?
   Шагая, они поворачивали под странными углами; безалаберное строительство бывает только при слабой власти. Вергилий не знал такого места в Аверно… и, если уж на то пошло, где-либо ещё… и всё же... всё же... он узнавал эти повороты. Загадка не давала покоя его разуму, но пока не вызывала особого беспокойства.
   Вдруг они оказались внутри. Где-то внутри чего-то. Под ногами было чисто. Здесь не было ни тускло ; темно и сыро, ни ярко ; светло и сухо. Они приблизились к стене, в которой была дверь из полированной, без орнамента, бронзы. Проводник щурясь осмотрелся и тихо произнёс:
   — Мыться.

   На этот раз он, похоже, говорил сам с собой.



   Дверь открылась, они вошли, дверь закрылась. Свет падал сверху, воздух был облачным… нет ; в воздухе стоял пар. Они оказались в бане. Вергилий обрадовался, что можно искупаться, ; порознь, ; и разделся, и принялся намыливать, скрести и погружать тело в маленький бассейн. Старательно не глядя на нищего, зато представляя, как грязь с того смывается слоями, скатывается рулонами… Увидев аккуратно сложенные в нишах свежие одежды, Вергилий устыдился, что проявил слишком много брезгливости… и слишком мало сочувствия в отношении бывшего ректора; был резок, и выдал такое:
   — Гомер хорошо говорит об удовольствиях тёплой ванны и чистой одежды... — и чуть не прикусил язык,
   ибо ректор как раз цитировал другого певца:
   — «семь городов претендовали на умершего Гомера, а ведь он, пока был живой, просил всего-навсего хлеба».
   Интересно, что он имел в виду, произнося эту, пожалуй слишком часто цитируемую, фразу? Но Вергилий удивлялся недолго, потому что очень, очень близко от себя увидел других людей; и не был уверен, что видел их всех раньше.



   Подобно тому, как иногда, когда небо почти целиком затянуто облаками, Луна стоит в круге чистоты; так и среди облаков пара была область, посреди которой стояли люди (среди них Армин); они поклонились Вергилию. И он, голый, ; как тогда, когда повитуха омыла его сначала водой, а потом вином, ; вернул поклон.
   — Мы просим лорда Вергилия, — сказал один из них, — вылезти из бассейна.
   Вергилий, сказав:
   — Я не «лорд Вергилий», — подчинился.
   Вперёд выступил другой человек:
   — Мы благодарим знатного мага, и просим проявить снисходительность. И просим поднять руки и повернуться, очень медленно.
   — Я не из благородных, — буркнул Вергилий, но повиновался.
   — Хотя мы, без сомнения, уже просили у герцога Вергилия больше, чем можно простить, мы всё же осмеливаемся просить ещё об одном: есть ли у него с собой ; на нём или внутри него ; амулет, талисман? Или любой предмет из воска, пергамента или папируса, металла, камня, пробки, слоновой кости или любого другого вещества, на котором начертан или может быть начертан какой-либо знак или символ?
   — Я не «герцог Вергилий», и ответ на ваш вопрос ; нет.
   — Герцог, герцог. Гора Бланко несёт этот титул, а вы чем хуже?

   Люди поклонились и в унисон поблагодарили Вергилия; затем ещё один спросил:
   — Не воспользуется ли магистр, маг, dux et dominus теми искусствами и талантами, которые известны ему, а не нам, и не попытается ли он удостовериться, нет ли здесь вместе с ним таких вещей, о существовании которых он, возможно, просто позабыл или принёс случайно?
   Вергилий собрал свои магические силы, поднатужился, а затем послал их наружу. Ничего, только воздух испортил.
   — Ещё раз говорю вам, сэры: нет. А принести случайно… я не собака, а такие вещи ; не репейник. И снова повторю: те титулы, которые... А, herba horseradish… тьфу! armoracea с вами, не обращайте внимания. Я думал, что пришёл в баню. А похоже, предстал перед судом. В чём меня обвиняют? Вы ищете предметы, которые могут причинить вам вред и предоставить мне какое-то преимущество перед правосудием?
   На этот раз ответил Армин:
   — Подозревают не тебя. Подозревают других.
   И Вергилий, несколько смутившись, сказал:
   — Я верю, верю. А мытьё, значит, понадобилось для осмотра?
   Потянуло холодком — это открылась другая дверь. Люди вышли в неё, и последний сказал:
   — Мы вас ждём.


   После того, как ректор и Вергилий остыли, вытерлись и оделись, они прошли в другое помещение.
   Перед ними полумесяцем за круглым столиком сидели всё те же. Вергилий сказал:
   — Слушаю.
   Тишина. Ему показалось, что все они к чему-то прислушиваются. Но не было слышно ни звука, кроме кап-кап в бассейн frigidarium`а. Потом один из присутствующих, тот, что сидел в дальнем правом углу, начал:
   — Доктор,
   Вергилий еле сдержался.
   — Довольно титулов, я охотно приму простое и вежливое «сэр». И не более.
   — Сэр.
   И снова тишина. И кап, кап.
   А вода ли это? На один миг Вергилию почудилось, что это звук той клепсидры, что отсчитывает часы его жизни; а на следующий ; что это капает кровь быка. Taurobolium, Mithraeum…
   — Сэр. — Заговорил второй человек, второй справа. — Сэр, вы здесь, чтобы объяснить своё участие в убийстве царя.

   Вергилия охватило изумление. И немного ; холодный, липкий страх.
   
   
   
   До него дошла соль рассказа о том, как каждые два года Архифламан из Риботы играл со Смертью. На кону — судьба города. А поскольку судьба города слишком важна, чтобы рисковать ею, Архифламан выбрал кости.
   
   

   — Я? Что? Я! царя?.. Нет, о нет, уверяю вас. Это совершенно ложное обвинение. Убийство человека…
   Как отличается это собрание молчунов от собраний магнатов!
   — Кадм! — воскликнул Вергилий. — Вы имеете в виду Кадма? О нет…
   Лица напротив застыли.
   — Конечно мы имеем в виду Кадма, — сказал третий справа. — И мы теперь видим, что вы ещё не знаете. Значит… Но... — он повернулся к одним соратникам, к другим: — Как мы можем допрашивать его? Если он явно не знает?
   Минута молчания. Потом четвёртый, подняв взгляд к потолку, сказал:
   — Я не знаю, но если лорд… pardon… сэр… Вы обратили внимание на розу?

   Вергилий посмотрел вверх. Конечно, хотя стол, стоявший между ним и ними, был таким маленьким, что казался проформой, всё же: форма была.
   Пятый сказал:
   — Мой добрый сэр вовсе не обязан принимать принуждение на веру. Доверять. Стоит только сказать, и его со всей мыслимой учтивостью отведут в другое место, откуда он сможет найти дорогу домой. — Помолчав, добавил: — Нам, пожалуй, следовало сразу указать на розу. Но у нас есть… мы имели… некоторые соображения.



   С потолка свисала свежесорванная роза (Вергилию вспомнилось о знаменитых «дважды цветущих розах Пестума»; евреев коробит от такого: ведь дважды цветёт куст). Откуда она в этом городе, где самый искусный садовник не сумеет вырастить цветы? Вергилий не мог себе представить. Нет, мог: для появления здесь розы потребовалось бы применить особое ; магическое ; искусство. Роза висела над столом, а люди сидели вокруг стола и, значит, под розой.
   И роза сохранит тайну. Если сохраняется тишина.
   Тишина там, конечно, была; сама ситуация: тайное собрание, круглый столик — символ скрижали… И тишина облепила Вергилия, как паутина.

   — Вы знаете, господа, что я приехал в Аверно работать. Между мной и этим городом существует неписаный договор. Город представляют магнаты. Это вы знаете… Но есть кое-что, чего и я не знаю, а именно: в какой степени я опутан секретностью. Если я раскрою рот, это может связать меня с каким-то действием ; или, если уж на то пошло, с каким-то бездействием ; против магнатов.
   Тишина. И кап-кап воды. Если это вода.
   И тогда последний из сидящих сказал:
   — Он не знает.
   И снова заговорил первый; очень тихо, очень просто и очень устало:
   — Так скажем ему.

   Вергилий обратил внимание, что воздух в помещении был пусть и застоявшийся, но без вездесущей вони. Не доносились сюда и звуки кузниц.
   Бывший ректор, до сих пор молча стоявший немного позади Вергилия, шагнул вперёд. Вергилию только теперь пришло в голову, что он не знает имени этого человека. Ректор ткнул пальцем в столешницу:
   — Тогда смотри, студент.
   И в полированной поверхности «студент» (а разве он не студент? разве сейчас, даже в этот самый момент он не продолжает учиться?) увидел себя бегущим в том давнем соревновании. Том, да не том. Мальчик задыхался, спотыкался, бежал и бежал… — а ведь на самом деле было совсем не так…
   — Подождите. Это то самое соревнование?

   То, которое он уже пробежал? Или то, которое предстоит?
   Уже пробежал? Ещё только придётся? Или бегу сейчас? сам об этом не зная.

   — Смотри дальше, студент.
   Бегущего мальчика поджидал человек. Очерченный бледным ореолом света, он стоял под аркой. Брутальный мужик с кувалдой в руках.
   — Его зовут Борбо, — пояснил бывший ректор. — «Мясник». И прозвище, и то что он есть. Своим молотком он бьёт скотов в лоб. А когда они падают на колени, вонзает в их сердце нож.



   Вергилий заметил нож.
   И услышал голос. Голос бесцветный и сухой; клерк читает документ, содержание которого ему хорошо известно, но его нужно прочитать ещё раз, прежде чем запечатать. Прежде чем Вергилий начал разбирать слова, начало уже отзвучало.
   — ...некий Вергилий, волшебник, колдун, nigromant и некромант. С него снимается защита законов и магнатов Аверно, и он объявляется вне закона. Он может быть обманут, одурманен, зарезан, задушен, или забит камнями; он может быть отравлен, сожжён, повешен, или разодран конями…

   Ужасающий перечень длился и длился, как литания.
   Затем Вергилия потеребили за рукав:
   — Но вы, сэр, можете отдаться под власть друзей и советников царя Кадма. И тогда над вами будут простёрты его и их защита. Кадм дважды священен ; как личность, и как властитель, ибо, во-первых, он был коронован и, таким образом, является отражением священных царей неба и ада; а во-вторых, он безумен, а безумие подобно мудрости ; это дар богов. Аверно здесь. А римский император далеко. А может быть, римский император вас и не знает.

   Ха! Понятно, что римский император не знает Вергилия. Вряд ли какой-нибудь римский император вообще когда-нибудь узнает о нём. И всё же, всё же он был гражданином Рима, и имел ли Аверно право отнять у него защиту этого гражданства?
   Но задал он совершенно другой вопрос:
   — Почему вы говорите, что я здесь, чтобы рассказать о смерти Кадма?
   — Да потому что мы видели нашего царя пронзённым стрелой. И мы видели, что стрела эта ; ваших рук дело.

   Вергилий открыл рот. Он, может быть, и не слышал, но в глубине души почувствовал нечто более громкое, чем самый громкий удар грома. Земля поехала из-под ног. И на стол упала роза.
   Он увидел смятую розу.





   Выйдя на улицу и чувствуя головокружение, он спросил:
   — Есть ли где-нибудь поблизости место, где я мог бы на минутку присесть?

   Ответа не последовало, он огляделся в поисках провожатого и не увидел его.
   И на улице никого. И ни стандартной скамьи в нише, да и ни одной ниши. Ни одного порога или... хоть подоконника!
   За неимением лучшего Вергилий прислонился к стене. Улица выглядела очень непривычно ; по-прежнему, или, скорее, снова: смущали ум странные углы. И отсутствие дверных проёмов… может быть, эта улица идёт вдоль задворок домов? Такое возможно, но нигде не видно дверей для слуг…
   Он даже не понимал, куда ему двигаться, настолько странной была стратиграфия этого места. Затем увидел, как вдали мелькнула какая-то фигура, ; что-то в ней было не то, ; пересекла улицу и исчезла; следовательно, там должен быть угол.
   Внезапно он понял, что было не так в той фигуре, и вздрогнул. То был человек вооружённый: но что он делал в Аверно? ; да и вообще в городе? ; где только солдату разрешается быть при оружии. Возможно, у этого человека была лицензия, которую мог получить частный охранник — вернее, его хозяин, ; но это его оружие… Меч? А может, и нет… А! этот парень был не только вооружён, но и в шлеме! И ещё: это был довольно большой шлем. Но ни один сторож не станет носить большую тяжесть, чем железный колпак. А не было ли чего-то столь же необычного в его походке? Да, да! Человек, похоже, кого-то преследует.
   Необычное место встречи, но этот человек вроде знаком Вергилию. Он точно знал его, видел много раз, и теперь припоминал, где именно.

   Вергилий не был заядлым игроком, ; да и: «Игры стали не те, что раньше», все так говорили, ; но бои гладиаторов ему доводилось смотреть, конечно. Эта осторожная, слегка напряжённая походка. Чуть пригнувшись, с неумолимой поступью… да! Вот на песке стоит… кто угодно. К «большой рыбе» приближается ретиарий с сетью и трезубцем… Или не рыбак. Может это подкрадывается к «длинной свинье» охотник; один из тех, кто предпочитает короткий фракийский меч.

   Головокружение, которое вроде покинуло Вергилия, теперь вернулось и стало ещё сильнее. Головокружение иное, чем то, что поразило его по выходу от друзей Кадма. И это имело отношение к человеку, которого он видел.
   
   А теперь увидел снова, и гораздо ближе. Фигура скрылась.
   В большом фракийском шлеме, но с сетью в руке.
   
   Но это неправильно, это совершенно неправильно! Это гораздо неправильнее, чем просто вооружённый человек внутри городских стен; это намного неправильнее, чем идущий по улице средь бела дня гладиатор в полном облачении. Дело в том, что сами атрибуты нестыкующиеся.
   Ретиарий не должен носить фракийский шлем. Фракиец не должен нести тяжёлую сеть ретиария. Что за чертовщина?

   Показалось чрезвычайно важным узнать, какое сейчас время дня. Если полдень, всё ещё может быть хорошо; возможно, этот человек — сумасшедший. Кадм? Нет. Другой знакомый… Вергилий огляделся по сторонам. Сердце стучало, руки мёрзли. Похоже, ещё не полдень, а может, немного после: тени были короткие. А! не это имеет значение. Вот:
   человек, целеустремлённо ищущий свою жертву, тени не имел.



   Паниковать не надо. Надо БЕЖАТЬ!
   Вергилий повернулся и побежал. Повернул, ещё повернул… и оказался там, откуда начал… Надо успокоиться: раз. два, три… кто-то совсем недавно произнёс: «…здесь, в паутине…».
   Здесь, в сети!

   Может это название этой странной части города? Что ещё это может быть? Чем таким Фракиец мог снарядить ловушку? Сеть. Что такое сеть? Плетение. Те, кто прял, разве не ткали? Основа и уток: что такое ткань, как не паутина? И всё это время где-то на задворках сознания Вергилий слышал жужжание, жужжание гигантской мухи; и видел, как огромный паук крутится, крутится.

   И всё это время он слышал далёкий голос, ; медленный, спокойный и ровный: третий справа, два влево, третий справа...  Вергилий остановился. Потом продолжил путь, но теперь двигался так, чтобы не упускать из виду ни то-что-впереди, ни то-что-позади. Какое оружие было у него с собой, чтобы лицом к лицу противостоять Фракийцу? Только нож. Должно быть какое-то другое оружие, другое, совсем другое; от этого зависит жизнь. Он порылся в памяти. И вытащил нужное: «третий справа, два влево, третий справа» — это ключ. Теперь осталось только на одно мгновение успокоиться и подумать…
   И всё стало ясно, ключ открыл замок: Вергилий находился в описанном в книге Парфенопия лабиринте номер восемь.

   У него не было книги, чтобы проверить, но он в ней и не нуждался. Он следовал правильным поворотам. И теперь не бежал. Мало-помалу он почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы идти лицом вперёд.
   К этому моменту он уже давно выбрался из лабиринта и прохожие озадаченно смотрели как он крабом шагает по Аверно.
   Джунгли, паутина, лабиринт, сеть.
   Что бы Фракиец ни собирался набросить на Вергилия, он уже не мог этого сделать. Вергилий оказался ему не по зубам!
   
   Что же касается всего остального, — а особенно пронзённого стрелой царя, — то:
   утро вечера мудренее.