Первая, Белая, и Всея. глава 6-7

                Глава - 6  Олимпиада.
   * Ученики прошли тёмной каменно-известковой туннелю с рубцами от молота из гранитного камня, неожиданно вышли на овальные цельно-каменные трибуны большого стадиона.
 Идёт Истинная Олимпиада. Настоящая древняя Олимпиада соревнуется. Гремит восторгом мощёное поле.
- Куда мы попали, что за показательные крики слышны? – ученики рассаживались на вытесанные жёсткие каменные скамьи, потешно друг - друга подзадоривали. Неожиданное увидели.
Внизу на зелёной лужайке широкопросторного стадиона, какая-то неспортивная, прорекаемая, словесно-состязательная распря стоит, победители из греческих городов, обвешанные лавровыми венками, припираются, противятся нарушениям правил игры, пылко кричат, не хотят впускать македонского царя Александра Великого в Олимпийские соревнования. Руками и головой небрежения изливают, ссору, вражду трубят, разноголосят, ничуть ли кулачный бой устраивают, горделиво пихают монарха-полководца в греющие золотом доспехи.   
- Что за такая Олимпиада? – не тали, что ещё в древности становление своё начинала, тысячу лет останавливала войны, и почему Александра Филиповича ограничивают, не допускают царя к олимпийским играм. Он что - тоже русский?
- Очень даже состоятельное заключение, царь родом из горных славяно-балканских племён Македонии и великолепной Фракий - покоритель Греций и всего мира.
 - Весь мир тут ни замешан. Участвовать в Олимпиаде могут только эллины-греки. Фракийцы и македонцы, яко славянские скифы и балканцы! – заметил Полова.
- Ой… ли, - пропищал Птенец АД.
  …И на следующих Играх не смогут устоять изобретатели мирных дней перед золотыми доспехами божественного солнца.  Добился царь лаврового олимпийского венка. Как покорителю всех полисов, как сыну бога - позволили греки божественному не-греку, македонскому славяну Александру Великому - стать олимпийским чемпионом. Жрецы и историки однозначно доказали олимпийцам божественное происхождение Александра - сына Олимпиады и Филиппа.
 Двести учёных, что сопровождают поход молодого царя: замечают каждую травинку и ручеёк, все горы, реки, озёра, города… - всё вписывают в свои свитки наследники академий Платона и лицеев Аристотеля. Божественные сказания и песни покорённых народов записывают, превозносят покорённые царства, подобающе зачисляют побеждённые земли, во владения своего непобедимого монарха.
 - Может быть наше Красное Знамя тоже тогда трепетало Олимпиаде надежду на вечный мир?
- Хороший образец для перевёрнутого флага, он теперь почти французский, придётся от полюса и до полюса всех соперников покорять.
- Красный флаг не Шумерское царство, не Египет и Персия, он первым был, и его никто не подменит!
- Разве неизвестно, теперь один скучный остров подменил весь мир, хочет постоянно удерживать символ пяти колец, его бегуны как и Александр первыми прибегать хотят. Игру ацтеков «покати мяч та покати» - футболом назвал этот остров, вместо травяного и каучукового мяча, жертвенную голову убитого ими же индейского вождя подбросили. А не диво ли, пусть кто попробуют ударить ступнёй голову перьями украшенную - вмиг пальцы ног поломает.
- Потому и шьёт вручную Пакистан только лёгкие мячи!
- Я и говорю: память ацтеков и майя, давно влюблена в тлачти - в эти самые спортивно - футбольные матчи…
 - Не пой колыбельную Алтын, то каждый знает. Тебе тут говорят: Новую Олимпиаду - противники мира украли!
- Однозначно украли! После ста лет вновь назначенных состязаний, хило весь спорт претендующие протестанты присвоили, все новые игры на их языке текут, западающие каждому соревнованию собственную химию замешивают.
 - Точно, эллины, что прежде состязались, давно пропали, теперь, вместо эллинов - живые моторы бегают.
 - Победил же на Играх Александр, без всякого зелья первым добежал стометровку, издревле ведомо все спортсмены: тренированными мышцами побеждать обязаны. 
- …Вот-вот, смотрите, начинается открытие Олимпиады: жрицы уже зажгли огонь от солнца, атлет с факелом солнечного огня бежит, спешит зажечь огонь мира над стадионом; юноши-эллины несут дымящие благовониями чаши; чёрнобородые возничие едва удерживают колесницы запряженные четырьмя вряд вороными конями, в длинных платьях жрицы лепестки роз сыплют; конюшие в пурпурных коротких хитонах ведут за узду ещё другую четвёрку буланых коней; другие, седобородые победители прошлых олимпиад, других чисто белых, упряженных позолоченной сбруе коней усмиряют. В славном времени сидим, вот оно величие Афин. 
- Так, то Москва!
- Москва?.. а мы и не знали.   
- Московская Олимпиада открывается - очарования всего мира шевелятся. Чувствуется невообразимо грандиозная мощь великого Союза народов! Никому, кроме СССР, не под силу воссоздать такую слаженную древнюю красоту! Тысячелетия не погасили огонь сердец преданных спорту и миру. И ещё тысячелетия не сдвинут могущество союзного флага! 
- Через три Олимпиады флаг этого государства упадёт! – глаза Сущего были полны слезами. Ученики привыкли, он всегда плачет, когда предсказания и великие несуразности извлекает…
- Красный флаг с серпом и молотом - вечно непобедимый флаг Труда и Спорта! - он огонь Прометея. Никто не в состоянии затмить знамя Победы - оно самовозрождающееся  и самоустанавливающиеся!
- Озаряют олимпийцы старые и новые континенты, трепещет флаг пяти колец недосягаемыми прежде рекордами! В глазах же Половы всё плавали колесницы и гарцевали кони. Тут, даже один  восьмидесятилетний кавалерийский генерал, сумел стать самым старым олимпийским рекордсменом, Полова долго цокал слова восторга, генерала одобрял, и свою неизменную любовь к коням показывал.
- Хи-хи, это не в счёт, - хихикнул Первоход, - Олимпиада то всего нынешняя - а значит не Настоящая!..
Самоум мгновенно поддержал верное заключение:
 - Предлагаю не засчитывать никакие разбросанные континентальные рекорды, пусть наш революционный комитет, купит Олимпийское возвышенное плато Пелопонеского полуострова, вернёт миру настоящие соревновательные Игры, без права западающих присваивать лавровые венки, медали, спортивные достижения, и восторг людей.
- Вот это дело! Это неподдельная спортивная медаль.
- Это бывшая и будущая Олимпиада!
- Не будем мешать людям, созерцать огонь главной арены, -  Учитель не знал, чью сторону взять, - медали уже отчеканены, - сказал он.
Ученики пошли следом за Учителем, он увёл их подальше; в школу верховой езды направился, решил всех примерить, и даже хотел Полове невероятную прелесть, особенный табун откормленных коней показать. *
 


                Глава 7 Сказки
 * Вошли в строгий зал. Это совершенно важная школа. Здесь как-то, для прилежных сочинителей просторный класс устроен.
Сидят за партами эти самые сочинители - писатели с мировыми именами. Пишут сказки. Тоже мне сказочники, нашли время, скоро война должна начаться, а они сочиняют небылицы…   
- Пишут для детей! Один из них, что повесть «Батум» миру извлёк, теперь для взрослых сказку придумывает, жаль не успеет мастер этот дописать последние главы, рано умрёт; вместо него другие, такое себе окончание такого романа изобретут, наследница коряво посвятит изобретательному мужу свои конечные романтические приключения.
- …Известное дело, мы то знаем, как настоящее перо скрипело. 
- Ещё бы. А так, тоже, достаточно перевести книги хотя бы пятерых тут сидящих на язык мировых романов, и любимый леденец читающего мира растает - от всей их западающей литературы одни сомнения останутся. Петер Хандке тут не в счёт.
- Ты Пустельга уверен в этом?
-  Как всегда! А можно я всё-таки подсмотрю, что они там сочиняют? – какая в их сочинительстве такая нужда, что за усомнившийся Макар затесался в их голове, повествуют сказания ни о чём.   
- Не ябедничай, очень большая работа им предстоит, одна учительница на съезде советских учителей заявила Державному Отцу, заодно главному другу, покровителю писателей и детей, про непорядок. На отсутствие советских сказок пожаловалась.
- Ооо, ты смотри, какой любезный отец детям достался, он даже детскими сказками озабочен, что у него других дел нет, почему не присоединят национальные земли, что после революций за чертой родства и исконных территорий оказались, пора отодвигать границы. Пусть пакт с агрессором заключит, а то вся Европа уже устроила своё удовольствие, мы одни не отодвинули снопы колючих острострелых фашин.
- Что же всё-таки они такое дико сказочное пишут, я очень хочу подсмотреть…               
               
И точно!
 В огромном полукруглом зале уйма пишущих людей озабоченно и увлечённо надписывают листы. Между ними, в чисто выстиранном френче, медленно ходит поэт своей юности - лучший друг писателей. Внимательно вычитывает всё, что они печатают в десятках литературных журналов и всех советских газетах, ни одна строчка не проскочит мимо его глаз; следит, чтобы всем причитаемые гонорары успели начислить. Раздаёт поэтам сталинские премии самых заслуженных степеней. Бесшумно ходит среди сказочных строк, могучие волны людских талантов поднимает.
- Не то, что теперь, - сказал обиженно Задумчивый, - я отнёс в газетёнку одну, маленький один упреждённый рассказик, его печатать ни стали, придумали газетчики, что больше ста слов не положено в газетах ставить, им такое указание вредители дали. Массово запущенные в народ журналисты опасаются широкого слога, хозяевам газет и телепроходов служат; сами очень напыщенны умом, подозрительно смотрят на ниспосланные воздаяния и уплаченные полосы, упустить своё боятся. Все прорекаемые мысли писателей успешно отстранены от предстоящего осведомления. Хорошо, что новую общемировую систему придумали сведущие инженеры, маршрут времени проложили, а то, с устарелым телевизором этих очерствелых пустословов не обойдём. 
- Совсем уж сказочники увлечены писаниной, они что, не знают, как  достижения надписывать, столько великих рек надо соединять, больно хитрые, пусть каналы водные сперва выроют, тачки на всех найдутся. А то пишут, пишут, тоже мне одни на всех, незаменимые творцы человеческих душ. Видите ли, у Него других таких - больше нет! А мировые корабли годами ждут океанского простора…
- Не рассуждай куцо Гугнивый, среди этих тысяч, что в большом книжном собрании сейчас трудятся, наберётся больше десятка книги которых всегда будут согреты твёрдыми переплётами.
- Вот их бы только и оставили для библиотек!..  Авторучка не орудие труда; лом и кирка, настоящие деловые инструменты!
 Пропадит как всегда снимал с повестки времени высокие вопросы: - И что они там, к соображению слов ежевичными колючками цепляются, что особенного чертят? Поэмы и романы стальными перьями царапают, …и за такое безделье их всех ублажай…
- Ну, почему обязательно поэмы, бери выше: сказки выдумывают. Тебе уже сказали, учительница на Съезде Учителей пожаловалась лучшему другу детей, что сплошные чудеса Пушкина и Ершова во всех библиотеках, а где большевистские сказки!?  Вот и задал Хозяин большевиков им необыкновенный урок; они вот стараются, сочиняют волшебные сказки для советских девочек - цветиков-семицветиков, и мальчиков - мальчишей-кибальшичей.
 - Он что, их эти самые, как их, - приз...сказки, тоже читать будет?
- А как же! - без его прочтения ни одна сказка не станет былью, ни одна строчка не отпечатается на броне стремительно мчащегося революционного паровоза.
Вот повезло сочинителям…
- Учитель! - Сущий тяжело дышал, весь взволнованный прибежал, - я подслушал западающий заговор в углу событий.
- Как тебе удалось?
- Мы же невидимы для мира!.. Надо спешить!..
- Ах, да, …и что они такое плетут?
- Хотят снова убивать наших передовых журналистов и писателей, десятками их приговорили, шепчут несуразицы. Мы сможем, как-то спасти этих славных людей? И Бузина тоже среди них, не только он один. Природа рождает единицу таланта за целое столетие, мы же безуспешно легкомысленно сдаём наше выстраданное живое богатство.
- Не переживайте, ничего у них не получится, это не девятнадцатый или двадцать первый век. У тех творцов, что мы видели стальная большевистская кольчуга. Нам не надлежит оглядываться, - напомнил Учитель, - не успеем минувшее опередить.
И он сильнее опечалил морщинистый лоб: - Поэты золотого и проигранного картёжного века уже убиты!
- Жаль, взяли бы их в наше будущее время, успели бы выжать из своего прошлого детства и вечного таланта уйму волшебных сказок.   
- Ни ублажайся, правители текущего века, ужасно напуганы капризом надменно западающих образований. Боятся убийц великих сказочников опознать. Державного таланта правителям не хватает. 
 - Ведомо, нынешние управленцы совершенно слабы в проникновения солнечных лучей, сыты надписанным ужасно отравляющим зельем, пренебрежительны к слову, сторонятся правдивого увещевания. И это явное заблуждение портит чистоту населения.
- Похоже, недаром президентами себя прозвали, опасаются прошлых величин, - Кипчак знал, как следует текущую правду высказать, - упустили заговорщиков и спазмов, не разоблачили, и дождались того к чему шли. Так будет с каждым, кто откажется чистое слово над облаками неба удерживать.
- Современные правители, однако, тоже имеют что высказать, сильны в дворцах и имениях, обогащены состоянием бывшего общественного строя, все построенные в ряд спазмы до упаду влюблены в банкиров, торговцев, в лесные пожары, и разведанные недра земли. Представьте себе, благоволят, только одним  нарисованным богам, и никому больше. А, что сочинители наших слов, они люди бедные, смотрят в изменчивые облака, пишут свои словосочетания, невозможно научиться отличать их мысли от неописуемых удалений, и даже свиристанья певчих птиц не превзойдёт их песни.
- И то верно, первых сделали последними, владыкам не нужны нищие волхвы!
 - Ну, прямо таки волхвы…, большинство из них шарлатаны, влезли в созвучное сочинительство, никого не подпускают к назначенным народным волнениям. Десятки талантливых юношей и девушек, - вечной «деревней» объявлены, задвинуты вражескими икраедами; и мы тоже все, пустыми воображениями сыты. 
- Разве что… через сорок лет бывшие правители усталое равнодушие почувствуют. Стихи станут им мстить за стихию пережитой нищеты.
- Это неверное воззрение! Зачем же так сурово?
- Такова присказка жизни, я такое уже слышал, лучше знаю мир предпочитаемой любви, - сказал вечно понурый Черес.
-  Так это когда аж придёт, все в старики преобразятся. Будут спрашивать: - Где спрятаны наши великие достижения?
А достижения все убежали! Одни сказки слышим. *