Кузькин отец Часть III Глава I

Прозвучала команда: «Ключ на старт»! Вот что за натура такая!? Момент самый–пресамый ответственный и исторический, а в голову мысли всякие дурацкие и несерьёзные приходят. Например, а как он выглядит ключ этот, которым космические корабли заводят? Похож он на те ключи, которые в автомобилях применяются? А если не похож, то какой он из себя? И что будет, если космонавт ключ этот возьмёт, да и забудет?

Ведь случается такое. Собрался мужик ехать куда–то: оделся, обулся, жену в щёчку поцеловал и пошёл. Вышел во двор, подошёл к автомобилю, а открыть никак, ключи-то оказывается дома забыл. Значит возвращаться надо, а это примета плохая. Правда есть ещё вариант, это орать на весь двор, соседей пугать, ну чтобы жена ключи в окно бросила.

А если жены дома нет, или вообще мужик холостой и неженатый, тогда что? Тогда возвращаться домой надо, за ключами. А примета эта дурацкая тут как тут, сидит в башке и о пакостях разных нашёптывает.

Если мужик женатый, тогда понятно, тогда по законам космической таблицы умножения примета эта должна сработать. А вот если неженатый мужик, тогда как? У него альтернативы-то нет, всё сам да сам, на жену не свалишь. Должна же у этой приметы подлой быть совесть?!

Но это про автомобиль. А что как ключ от космического корабля выглядит точно также, ну или почти точно также? Что если и его можно также, очень просто, забыть на тумбочке, тогда что? Разумеется жену на космодром никто не пустит, секретная территория всё–таки, а женщины, они сами знаете какие, трудно им молчать то.

Вообще–то там и без жены провожающих и обеспечивающих навалом, кто–нибудь да сбегает, принесёт. А вот бросать как? В случае с автомобилем условия можно сказать идеальные – сверху вниз. А здесь получается что снизу вверх, сложновато будет.

Опять же, в космическом корабле иллюминатор открывается или наглухо заделан? Если наглухо, то космонавту отстёгиваться, расшнуровываться придётся и опять на улицу выходить, ну за ключом. А примета тут как тут, чтоб ей, вот такие вот дела. Сто раз надо подумать, лететь или ну её, вдруг и правда ключ забудешь?

От автора: Сам я в космос не летал, делать больше  нечего, мне и тут хорошо. Поэтому, что там происходит – не знаю. Про невесомость знаю, потому что её по телевизору показывают, а про остальное почти ничего не знаю, потому что не показывают. Поэтому, придётся врать!

На всякий случай. Если кто из космонавтов надумал читать и читает все это, пожалуйста, пропустите описание полёта Никиты Сергеевича и читайте дальше. Ну а если не хотите пропускать, тогда большая просьба, сильно не смейтесь и не ругайтесь. Я не специально, оно получилось так.

Не обращайте внимания на  все эти потуги в стиле «а ля юмОр». Это всё потому, что мандражирование, а не для того чтобы смешно было. Не тот случай чтобы смеяться и карикатурничать. Событие и впрямь, даже не историческое, а неизвестно какое по своей значимости.

Наверное это можно сравнить с тем, когда ребёнок ползал–ползал и, раз, встал, да и пошёл. Или же, ну это кому что ближе: мужик пил горькую чуть ли не с рождения, запоем пил, а тут раз, и бросил, завязал. Согласитесь, эти оба события тоже больше чем исторические.

***

А теперь, дорогой читатель, предлагаю вам минут на пятнадцать перестать дремать и вот почему.

Наверняка вам известно, что у любого события, вне зависимости от его значимости всегда возникают противоречия между тем, как оно произошло на самом деле и тем, как о нем рассказали. Причём неважно когда рассказали, сразу же или чуть–чуть попозже. Не знаю точно для чего это делается, но факт остаётся фактом.

Это какая–нибудь барышня, да в обнажённом виде, очень и очень привлекательная, а правда, в том же самом виде иногда выглядит не так сногсшибательно, а может быть ещё какие причины есть, точно не знаю.

Поэтому предлагаю вам, читатель, два варианта произошедшего. Для того, чтобы не утруждать вас, да и в пятнадцать минут такое не уложится, не буду приводить два варианта полёта целиком, а ограничусь лишь стартом. А вы уж сами решайте, какой из них, целиком и полностью «высосан из пальца» и соответствует любимому мной слову «вранье», а какой из вариантов более приемлем для того, чтобы быть напечатанным в какой–либо газете или в книжке.

Первый вариант

Космонавт хорошо понимает ответственность, которая выпала на его долю не только перед советским народом, но и перед всеми землянами. Силы для полета и уверенность в успехе он черпает в образцах беспримерного героизма соотечественников – советских людей.

– Я – коммунист! – звонкий голос космонавта звучит гордо уверенно и твёрдо. – Я сделаю всё, что в моих силах для выполнения задания Коммунистической партии и советского народа…

Переждав вспыхнувшие аплодисменты, космонавт с прежним вдохновением продолжает:

– Хочется первый космический полет посвятить людям коммунизма – общества в которое уже вступает наш советский народ. И ещё, я не прощаюсь, я уверен, дорогие друзья, до  свидания, как всегда говорят друг другу, отправляясь в далёкий путь.

Космонавт шагнул к лифту который доставит его к кораблю. У самой двери космонавт ещё раз обернулся к провожающим, поднял над головой руки:

– До скорой встречи!

Наступили самые ответственные минуты для тех, кто создавал ракету и корабль, кто готовил их к старту. Напряжённая тишина стоит в подземном командном бункере, монотонно стучит хронометр отбивая секунды. «Пускающий» – Аркадий Варламович – перекинулся взглядом с заместителем Главного конструктора по лётным испытаниям, потом взглянул в сосредоточенное лицо Главного конструктора, выполняющего обязанности Технического руководителя полётом. Академик чуть заметно кивнул головой.

... Неторопливо, чётко, одна за другой идут команды. Главный конструктор дублирует их на борт космического корабля Никите Сергеевичу.

Главный конструктор: «Ключ на старт! Даётся продувка».
Никита Сергеевич: «Понял вас».
Главный конструктор: «Ключ поставлен на дренаж».
Никита Сергеевич: «Понял вас».
Главный конструктор: «Идут наддувы. Отошла кабель–мачта. Все нормально. Даётся зажигание, «Тайга».

В то же мгновение двадцать миллионов лошадиных сил, спрессованных в двигатели, начали свою работу.

Никита Сергеевич: «Даётся зажигание».
Главный конструктор: «Предварительная ступень!... промежуточная!... главная!
– подъём»! – резко бросает «пускающий».
Никита Сергеевич: «По–е–ха–ли»!
Набрав полную силу ракета–носитель медленно, будто нехотя, отрывается и устремляется в небо.
– Все мы желаем вам доброго полёта! – кричит вдогонку Главный конструктор.

Повернувшись к руководителю советских космонавтов Главный конструктор воскликнул со счастливой улыбкой:  Настоящий богатырь!
Немногие за пределами космодрома знали о грандиозном событии...

Второй вариант

Наступил тот день и то событие которое однажды Никита Сергеевич определил для себя сам. Никто его не заставлял, не агитировал и не подталкивал, наоборот, все кто был причастен к этому делу и разумеется осведомлён только и делали, что отговаривали Никиту Сергеевича.

Главный конструктор, так тот вообще раза четыре заявление на увольнение писал. Но у него сразу спросили, Никита Сергеевич, кстати, и спросил: «А кто увольняется: просто Главный конструктор или коммунист Главный конструктор?»

Сами понимаете, в таких случаях угрожать просто глупо, да никто и не угрожал, хватило умело поставленного вопроса.

Но это было тогда, в самом начале. По мере того как Никита Сергеевич проходил подготовку и постигал премудрые как земные, так и космические премудрости мнение и отношение к Никите Сергеевичу у Главного конструктора менялось на прямо противоположное.

Так что, к самому–самому дню отношения между Главным конструктором и Никитой Сергеевичем сложились если и не приятельские (не надо забываться кто есть кто), то вполне хорошие, ну во всяком случае, не строго официальные.

– Здравствуйте Никита Сергеевич.– поздоровался Главный конструктор, когда Никита Сергеевич вышел из космонавтского автобуса и подошёл к встречающим.– Как настроение?

– Здравствуйте. – в свою очередь поздоровался Никита Сергеевич с встречавшими. – Настроение? Настроение такое, как будто к девке на свидание собрался, а идти в соседнюю деревню…

В государственно–политически–дипломатических статьях и отчётах о таких вот непротокольных ответах или заявлениях пишут: «В зале оживление, смех, аплодисменты…», короче, кто во что горазд. Здесь тоже: кто заулыбался, кто засмеялся, правда негромко, а кто и зааплодировал, ну это не иначе те, кто на своей должности засиделся, на другую хочется, а всё никак…

– Никита Сергеевич, – Главный конструктор позволил себе отступление от протокола. Но поскольку всё происходило впервые, протокол для таких случаев разработан ещё не был, поэтому проскочило. – признайтесь, страшновато?

Никита Сергеевич хотел было поправить шляпу, да вспомнил что вместо неё на голове скафандр, а его не поправишь:

– Коммунисту Никите Сергеевичу, не страшно! – заявил он громко и торжественно, прямо как с трибуны, а затем. – А вот мужику Никите, согласен, страшновато. – а вот это он сказал без какой–либо торжественности, совершенно просто и спокойно, как будто они с Главным конструктором на деревенской улице встретились, а не находились сейчас на жутко секретном космодроме. – Но поворачивать оглобли ещё страшнее, поэтому заводи свою ракету, поедем, посмотрим, что там творится.

Кстати о секретности, в том числе и о жуткой. Разумеется, цыган во главе с пьяным медведем на космодроме не было. И не потому их не было, что живут далеко, если бы узнали, сами бы приехали. И не потому, что космодромное начальство боялось, что цыгане на космодроме всех лошадей поворуют. Нету на космодроме лошадей, штатным расписанием не предусмотрены. А те двадцать миллионов «лошадей», что в ракете поместились, цыганам, даже всем, вместе взятым, своровать не под силу.

Кстати о воровстве, какого, спрашивается, прицепились к цыганам с этим воровством? Вон, в КОШЭ, ковбои да индейцы друг у друга лошадей воруют, да так, что всем ихним прериям стыдно, и ничего, никто не возмущается.

Секретность же была необходима, но не для того чтобы шпионы всех мастей ракету и космодром не сфотографировали. Это как раз ерунда. Через несколько часов точно такие же фотографии будут во всех газетах мира. Так что не надо будет переться за тридевять земель, а затем сто километров ползти по–пластунски. Взял ножницы, фотографии из газет повырезал, и к начальству с докладом, а в ответ ордена с медалями. Да и по телевизору, и в кинотеатрах все это будут показывать.

Тут дело в другом. Секретность, она нужна когда только–только начали, ну или в процессе, а когда уже все готово – никакого толку от этой секретности нет.

Опасались совсем другого. Наверняка каждый замечал, когда собираются что–то сделать или предстоит пережить какое–то событие народ предпочитает об этом помалкивать. А когда всё  уже сделано или произошло, тогда и рассказать можно, а ещё лучше, похвастаться.

«До того как» народ предпочитает помалкивать, потому что сглазу боится. А сглаз, это не что иное как ложь, не путайте с враньём, вранье – штука безобидная.

Рассказывает человек кому–то, неважно кому о том, что собирается сделать, а в ответ полнейшее одобрение и пожелание удачи. Но это на словах, в смысле, эти слова рот с языком и голосовыми связками говорят. Слова эти хоть и произносятся максимально искренне и правдоподобно на самом деле ничего не значат и ни на что повлиять не могут – пустой звук, не более того.

Помимо головы, не только в таких случаях, а вообще, душа ещё говорит. А душа, в отличии от головы, врать не умеет и всегда говорит правду, какой–бы она ни была.

И вот, голова одобряет и желает успехов, а душа в это же самое время ругается матом и шлёт проклятия. Впрочем, бывает и наоборот, но не в этом дело.

А теперь спрашивается, чьи слова и пожелания: головы или души дойдут и будут приняты к исполнению там, где наши желания исполняются? Если кто думает, что и здесь голова – всему голова, что ж дело ваше, я думаю по другому.

Вот только поэтому на космодроме была устроена такая жуткая секретность. Наука такие вещи разумеется отрицает, но отрицает только потому, что руками нельзя потрогать и в карман положить. Самое интересное, отрицать-то отрицает, но со счетов не сбрасывает и отрицаемое соблюдает.

***

Вступительная часть была закончена и Никита Сергеевич направился к лифту, поднялся на нём до нужного уровня и, короче, оказался в ракете. Космодромные специалисты–помощники помогли Никите Сергеевичу устроиться, сделали всё что надо было сделать, включили всё что надо было включить и закрыли ракету.

Да, чуть не забыл. Бытует мнение, а оно на самом деле так и есть, только это если говорить об официальном полете, что был всего один виток вокруг Земли. Это в официальном полете, а Никите Сергеевичу предстояло совершить три витка.

Поначалу, разумеется, планировался один, но Никита Сергеевич настоял на трёх:

– Это что же получается?! – не сказать, чтобы он бушевал или ругался, но что–то около этого.– Всего один виток! Одного раза мало будет! За один раз толком ничего не увидишь. Первый виток ничего соображать не будешь, потому что будешь обалдевшим. На втором витке будешь в себя приходить, а вот на третьем можно всё и рассмотреть как следует.
 
Разумеется Главный конструктор, и не только он, возражали, говорили, что многое переделывать придётся, но Никита Сергеевич стоял на своем, и настоял.

– Опять же, – привёл он несокрушимый аргумент.– технику надо испытывать как следует, не халтурить. Ей ещё летать и летать! Нечего попусту народные деньги тратить! Переделывайте на три витка!


Как ни странно, аргумент насчёт необходимости более тщательных испытаний Главным конструктором был услышан и одобрен. Насчёт народных денег – неизвестно, вполне возможно что тоже повлияло.

Так что Никите Сергеевичу предстояло совершить три витка вокруг Земли, в первый раз совершить!


***

...неторопливо, чётко, одна за другой идут команды. Главный конструктор дублирует их на борт космического корабля Никите Сергеевичу.

Главный конструктор: «Ключ на старт! Даётся продувка».
Никита Сергеевич: «Понял вас».
Главный конструктор: «Ключ поставлен на дренаж».
Никита Сергеевич: «Понял вас».
Главный конструктор: «Идут наддувы. Отошла кабель–мачта. Всё нормально. Даётся зажигание, «Тайга».
В то же мгновение двадцать миллионов лошадиных сил, спрессованных в двигатели, начали свою работу.
Никита Сергеевич: «Даётся зажигание».
Главный конструктор: «Предварительная ступень!... промежуточная!... главная!
– Подъем»! – резко бросает «пускающий».
Никита Сергеевич: «Я вам покажу Кузькину ма–а–а–ть» !

Набрав полную силу, ракета–носитель медленно, будто нехотя, отрывается и устремляется в небо.

– Все мы желаем вам доброго полёта! – кричит вдогонку Главный конструктор.

Повернувшись к руководителю советских космонавтов Главный конструктор воскликнул со счастливой улыбкой:

- Какая глыба, какой матёрый человечище! – и немного подумав, усмехнувшись, добавил. – Настоящий Кузькин отец!

Немногие за пределами космодрома знали о грандиозном событии...

***

Второй вариант получился длиннее только потому, что он мне больше нравится. В конце концов служебное положение для того и существует, чтобы им пользоваться. Правда у меня положение не служебное, а авторское, но какая разница, лишь бы попользоваться можно было!

И первый вариант, и второй – чистейшая, в смысле, голая, правда. А вот какая из этих двух «голых девиц» – девяносто, шестьдесят на девяносто, а какая наоборот – шестьдесят, девяносто, на шестьдесят, решать вам, читатель. Как известно, на вкус и цвет…, кстати, на голых баб это тоже распространяется.

***

По законам царящего в то время на просторах Советского Союза материализма Природа должна была вместе с космодромным людом радоваться первому старту космического корабля с человеком на борту.

Однако у Природы были свои взгляды на происходящее, которые выразились в низкой облачности, кстати, очень нехарактерной для космодромной местности в это время года.

Космический корабль, действительно, как бы нехотя, как бы в раздумье, лететь или ну его, лучше дома остаться, поднялся на несколько десятков метров, а затем, видать твёрдо решив, что лететь все–таки надо, устремился вверх.

Наблюдающие за стартом, как раз из–за облачности, были лишены завораживающей картины устремившегося ввысь космического корабля.

Конечно же такая картина была не в новинку, ракет с космодрома запускали довольно–таки много, поэтому насмотреться успели.

Просто этот старт был особенным, и хотелось заснять на киноплёнку всё настоящее и по настоящему, а не монтировать, и не выдавать одно за другое.

Так что Природа–матушка хоть маленько, да «подшутила» над своими детушками, возомнившими себя разумными и великими, а на самом деле маленькими и бестолково суетящимися, которым той же Природой предписано по земле ходить, а не летать неизвестно где и неизвестно зачем.

Но без эффектного зрелища всё же не обошлось. Понимаясь, исторгая из себя столбы пламени, космический корабль очень красиво подсветил облака, но продолжалось это совсем чуть–чуть, всё–таки скорость почти восемь километров в секунду.

Кстати, интересные дела получаются. Это насчёт скорости. Если посмотреть на цифру «восемь» и слово «километров», то не так уж много, почти как пешком, ну чуточку побыстрее. А если посмотреть на  слова «в секунду», то о-го–го, по–другому и не скажешь, скорость очень даже приличная.

Вот если бы Никита Сергеевич действительно отправился на свидание в соседнюю деревню, то такая скорость была бы очень кстати. Не успел моргнуть, и уже в условленном месте, а она как обычно опаздывает. А если вдруг тамошним, деревенским, парням не понравилось, что Никита до ихних девок повалился и они, сами понимаете что, собрались сделать с Никитой, тоже, не успел моргнуть, и уже дома, а те, деревенские,  затылки чешут – куда это он подевался, только что тут был?

***

– «Тайга», как у вас дела? Как вы себя чувствуете? – Главный конструктор, ясно дело, беспокоился за Никиту Сергеевича, да и было просто любопытно, что там происходит на самом деле?
– Полет проходит нормально. – ответил Никита Сергеевич, он же «Тайга». – Самочувствие… Если с вами говорю, значит нормальное, только не видно ничего.
– Понял вас, «Тайга». – без каких–либо эмоций сказал Главный конструктор. – Не переживайте, скоро все увидите.

На самом деле Главный конструктор сам очень переживал, не боялся панически конечно, но всё равно, душа была не на месте. Лучше бы он полетел, спокойнее бы себя чувствовал, да и самому, изнутри, посмотреть на то что создал всегда лучше, чем «смотреть» с чужих слов.

В авиации, а космонавтика, это та же авиация, только летает побыстрее и повыше, самые ответственные и опасные моменты – взлёт и посадка, поэтому все сейчас были напряжены, можно сказать до предела. Самое плохое заключалось в том, что если, не дай Бог, случись что (хоть и материалисты на космодроме, но всё–таки), ничем не сможешь помочь, вот что самое плохое. Беспомощность, она пострашнее любого кошмара будет. Но пока что все шло так, как и должно было идти, ну и хорошо коли так…

А в это время на высоте, на тот момент уже нескольких десятков километров, с Никитой Сергеевичем происходило то, что можно сравнить со спуском по крутой лестнице, причём исключительно на заднице, и с внезапным пробуждением, и поднятием на ноги после дичайшей пьянки одновременно.

Приблизительно это сейчас ощущал Никита Сергеевич, только вместе и всё сразу, и разумеется на трезвую голову. Вряд–ли кто добровольно отважится испытать такое, а Никита Сергеевич отважился и отважился первым.

Во время тренировок ему конечно же пришлось испытать, на то они испытания с тренировками и существуют, все подобные «прелести». Но по сравнению с теми «прелестями» эти были не в пример «прелестнее». Это если сравнить два телевизора: один черно–белый, а другой – цветной. Вот сейчас с Никитой Сергеевичем всё происходило «в цвете», а там, на Земле, всё было черно–белым. Да ещё перегрузка не в пример той, на тренировках. Такое впечатление, будто на груди трактор присел отдохнуть.

Не сказать, чтобы всё это было уж очень тяжело переносить. Скорее непривычно и неприятно, чем тяжело. К тому же Никита Сергеевич прекрасно понимал, для чего и для кого он сейчас сидит, «трактором придавленный». Там, внизу, страна, его страна, за счастье и процветание которой он несёт самую большую ответственность перед теми, кто в этой стране живёт, перед народом.

Именно для того, чтобы все те, у кого в заднице что–то колется и щиплется и не даёт им жить с другими народами в мире и согласии, знали своё, истинное место, Никита Сергеевич и решился на этот полет.

Несколько лет тому назад, выступая перед представителями многих государств, как дружественных, так и не очень, а в основном очень не очень дружественных, Никита Сергеевич пообещал показать им всем Кузькину мать.

«Вот вам и Кузькина мать! – думал сейчас Никита Сергеевич и от этой мысли ему становилось весело. – Смотрите, любуйтесь! Мало вам этой матери? Хорошо, покажем других. У нас их много, и все Кузькины! Многоматерный у нас Кузенька, так то».

Настоящая история человечества (продолжение).

Первоначальной и самой главной на тот момент задачей было– разъяснить диким и разрозненным племенам, населяющим окрестности вновь образованного города, получившего название Рим то, что жить вместе, под одной, верховной властью, не только безопаснее, но и выгоднее.

Большую помощь в этом деле оказали всё те же туземцы пожелавшие стать гладиаторами. В короткое время все племена были приведены к присяге на верность верховной власти в лице Рема и Ромула.

Отчасти это стало возможным, потому что город Рим был основан в средней части узкого полуострова вытянутого с северо–запада на юго–восток. Такое географическое положение значительно облегчало действия вновь образованной армии. У неё было всего два направления: северо–запад и юго–восток, что было несравнимо лучше, чем если бы Рим располагался где–то на континенте.

После этого занялись определением форм власти молодого государства и их формированием. Было определено, что во главе государства будет стоять выбираемый глава чья власть не будет передаваться по наследству. Первоначально его власть решили оставить пожизненной, потому что сразу делать власть выборной и на определённый срок посчитали преждевременным.

Кроме того, решено было создать, тоже выборный, высший совещательный орган из самых достойных представителей государства.

В свою очередь высший совещательный орган, получивший название Сенат, должен будет назначать руководителей на территории государства, которое было разделено на  провинции. Разделение основывалось по принципу осёдлости племён на этих территориях проживающих.

Впервые в истории Диких земель в Римском государстве был провозглашён принцип согласно которому все, вне зависимости от племенной принадлежности, являлись в первую очередь гражданами Римского государства с одним языком, традициями и культурой. Расчёт был на то, что со временем разрозненные племена ассимилируются между собой и в результате получится единая нация.

Армия тоже должна быть сформирована на постоянной основе и стать профессиональной, а не собираться от случая к случаю. За это говорил опыт предыдущих государств: Египта и Греции, где профессиональными были лишь войска служившие личной охраной верховного правителя, а на случай ведения войны объявлялась мобилизация.

Армия Римского государства должна быть профессиональной, а значит хорошо обученной, высокомобильной и высокооплачиваемой. Кандидатами для вступления в армию принимались мужчины до тридцати лет, физически крепкие и психические уравновешенные. Во время всей службы, вне зависимости от ведения боевых действий, им выплачивалось жалование, сопоставимое с жалованием чиновника среднего звена.

Во время ведения боевых действий, в целях повышения боевого духа, жалование удваивалось. Был определён срок службы – двадцать лет после истечения которого военнослужащий выходил в отставку. В качестве пенсионного обеспечения ему выделялись в собственность земли на которых он волен был обустраиваться и вести хозяйство так, как ему представлялось удобным.

Для того, чтобы содержать многочисленную и боеспособную армию и не только её, но и обеспечивать другую деятельность государства, при содействии эдемийских учёных был создан институт государственного управления.

Стоит сказать, что наряду с созданием профессиональной армии создание государственного аппарата управления оказалось очень удачным. Несколько десятков чиновников и их помощников эффективно управляли жизнью больших по площади территорий, присоединённых к Римскому государству, ставшему к тому времени Римской Империей.

Процесс обретения самосознания населением молодого государства как единого народа, единой нации начался. Но поскольку процесс этот длительный и трудный, было решено его ускорить, а также минимизировать возможные отрицательные проявления и последствия. Единственное, что могло этому способствовать была война.