Белочка

     Водитель автобуса распахнул дверь, и морозный воздух ворвался в запотевший, жарко натопленный салон. Деревья густой шеренгой разбегались в разные стороны от остановки-стекляшки. Наглая жирная белка перепрыгивала туда-сюда с ветки на ствол осины прямо передо мной. Вот вам, пожалуйста, от остановки автобуса до Площади Революции столицы нашей Родины Москвы 20 минут езды, а тут природа в виде пушистохвостых зверьков чуть ли не в салон автобуса запрыгивает.
– Смотри, белочка! – мать попыталась привлечь внимание шестилетнего сынишки, уткнувшегося в смартфон. Её умиленный взгляд следил за прыгающим бесстрашным зверьком, сюсюкающий голос приторно звучал в тишине пустынной остановки автобуса. Недовольный ребенок краем глаза мазнул по деревьям и проворчал:
– Что я, белок не видал?
Действительно, в смартфоне столько всего интересного, такое многообразие вымышленных персонажей, фантастических уродцев, космических пришельцев, что какая-то обыкновенная белка в серой шубке с полулирообразным хвостом абсолютно не способна была завоевать внимание современного ребенка. Мальчик казался старше своей матери по мировосприятию. Его скептицизм просквозил во взгляде, и стало понятно, кто кого воспитывает…
     Почему же умиление матери при виде белки не вызвало во мне отклика? Сумерки раннего утра, как поздний неугомонный вечер, одинаково подействовали на меня:
…Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток…
Вот и Пушкин на ум пришел, как кадры прошедшего дня перед сном прокручиваются в уме и никуда невозможно деться от неугомонных мыслей…
Сорок лет назад, только не зимой, а летом, белка в коричневой шубке весело скакала около рабочей столовой в районе Люберецкого района Москвы. Небольшой сквер, перетекающий в лесок, с двумя старыми полусгнившими лавочками приютил наше семейство на несколько минут перед началом грандиозного события под названием «свадьба». Моя свекровь, промокнув потный лоб, грузно опустилась на трухлявую лавочку со словами «Какой жаркий, душный день!», а свекор беседовал с племянницей Катериной, выдающей в этот день замуж свою дочь и пребывающей в ожидании свадебного кортежа. В ожидании молодых томились все рановато пришедшие гости, и мы, в том числе. Я прошлась по тропинке в сторону перелеска и среди щепок, засохшей травы, осыпавшихся почек от тополей, спугнула белку, которая, выронив из цепких лап часть своей добычи, стремглав забралась на дерево. Половину чего-то она доедала на ветке, а вторая половинка в виде головы с крыльями птенца синицы с распахнутым клювом корчилась в предсмертных судорогах на тропе. «Ах ты, кровожадная ненасытная красавица!» – моему изумлению не было предела, острая жалость к сожранному, не пожившему на земле птенцу, отвратительная окровавленная часть живого существа, еще раскрывающая клюв, еще живущая, еще трепетавшая крыльями, но уже ополовиненная голодной, такой красивой, такой сказочной белочкой! С тех пор я не умиляюсь этим грациозным зверькам…
     …Кстати, о свадьбе. Как давно это было! Советский Союз еще не лишил народ надежды на светлое будущее, но некое расслоение общества уже существовало. Невеста была из состоятельной семьи, а жених – из семьи попроще, но это в то время почти не имело значения. Родители жениха взяли инициативу в свои руки. Богато накрытые щедрые столы ломились от яств в рабоче-крестьянской столовой с простыми столами, выщербленным кафелем и разбитым цементным полом. Рядом со мной сидела старушка – божий одуванчик, жена родного брата моего свёкра, без вести пропавшего в Великую Отечественную войну. Рядом с ней восседал какой-то министр из Грузии. Со стороны невесты среди приглашенных были и министры, и профессора, и академики. Грузинский министр с некоторым удивлением покрутил в руках алюминиевую кривоватую вилку и многозначительно, и даже несколько вопросительно, посмотрел на меня. Мои двадцать пять лет, конечно, меня украшали, но и роскошные кольца каштановых волос, и огромные зелёные глаза с пушистыми ресницами, и тонюсенькая талия – всё это вместе не давало седовласому грузинскому министру покоя. Игнорируя седенькую женщину в старушечьем платье, синем в мелкий блеклый цветочек, он через голову, через руки, через её худощавое тело активно ухаживал за моей тарелкой и моим бокалом, стараясь, чтобы они были всегда наполнены и переполнены, таким образом пытался активно обращать внимание на свою персону. Я, избалованная вниманием мужчин, в общем-то, не реагировала на ухаживания грузинского министра, но испытывала явную неловкость от его пренебрежения к пожилой женщине. Она, как алюминиевая вилка, такая нелепая среди богато накрытого стола, насколько диссонировала с окружающей гармоничной костюмно-парадной публикой. Бабушка Варя смотрела лучистыми глазами на свою внучку в свадебном платье, её мужа в добротном костюме, таких молодых и красивых, и вспоминала себя.
     …Сын моей свекрови и свёкра, а мой муж, в это прелестное летнее время пребывал в экспедиции на западном побережье Камчатки. Только что мы всей семьёй тревожились в связи с активным извержением вулкана на Камчатском полуострове, находясь в неведение: почему нет никаких вестей от экспедиции, и чем думают эти «черти полосатые», которые истязают неизвестностью своих родных и близких. Слава богу, всё обошлось. Письмо, вовремя прибывшее, растолковало нам, глупым и необразованным, чем отличается западное побережье от восточного. Где находится цепочка вулканов, тянущаяся вдоль восточного побережья Камчатки, и где пребывают товарищи путешественники, и насколько безопасно их существование на этом полуострове. Эта информация  несколько облегчила состояние ожидающих. Кто путешествует, исполняя свой долг, тот не всегда может попасть на свадьбу к своим родственникам…
     …Мой свёкор однажды рассказал, как в далекие военные годы сопровождал жену своего брата Вареньку в больницу. Ему было семнадцать лет, а ей девятнадцать. Среди бела дня ей приспичило рожать, а дома не было никого, они и побрели пешком через поле. В июне рожь зеленоватая. Среди колосков алеют маки. Пахнет простором и молодой травой. Варенька то присядет от боли, то встанет и – дальше в путь, а мальчишка не знает, что делать, чем помочь, только подгоняет: «Пошли быстрей, дорогая, милая, только здесь не рожай!!!». Успели, слава богу, дочка, Катерина, получилась крепкая, красивая, три килограмма пятьсот граммов. Отца своего родного так и не увидела, он к этому времени уже был на фронте, откуда и не вернулся. Теперь эта прозрачная старушка Варвара Тимофеевна увлажненными глазами смотрела на своих потомков, и её сердце ликовало от счастья.
     …А свадьба шла своим чередом: тост сменялся тостом, песни – танцами. Но вот муж Катерины встал во весь свой немалый рост, да и предложил «заспiвать», и Катюша, и мама её, и отец, пропавший на войне –все украинцы, а, как известно, поют хохлы как соловьи, на втором месте после итальянцев. Мог ли грузинский министр предположить, что тщедушная, маленькая, в скромном платье, худенькая женщина, запоёт таким высоким и сильным контральто, что перекроет весь свадебный хор из пятидесяти человек! Мог ли он знать, что когда-то в молодости её пригласили петь в знаменитый хор Веревки? В 1943 году Григорий Гурьевич Верёвка организовал Украинский государственный народный хор и по 1964 год был его художественным руководителем и главным дирижером. Хор снискал огромную популярность в СССР и за рубежом, а Варенька, которой домашние сказали: «Яакой тоби хор! Ты мужняя жена, у тэбэ дитя е. Сиди дома, да и спивай, скильки душе хочется!», иногда так пела, что в соседних избах люди слёзы лили или наоборот – ноги их в пляс пускались.
Нiч яка мiсячна, зоряна, ясная.
Видно, хочголкизбирай.
Вийди, коханая, працею зморена,
хоч на хвилиночку в гай.
– выводила Варенька, да так душевно и звонко, что морозец по коже пробегал и в животе прыгал зайчик.
     …Свадьба продолжалась. Шумное веселье докатилось до ярких вечерних звёзд. Моя семья, потихоньку откланявшись, собралась домой, а я, вдохнув на крыльце рабочей столовой свежий вечерний воздух, увидела, как грузинский министр, согнувшись в три погибели, благоговейно и восторженно, придерживая под локоток старушку-девочку Вареньку, прогуливал её вдоль скверика то туда, то обратно. Его потрясение и восторг отразились на лице. Куда-то подевались заносчивость и пренебрежение, и взгляд, крутивший алюминиевую вилку в руках. На лице министра стояло удивление и сожаление о несостоявшейся звезде мирового масштаба. А кто же тогда ценил талант, когда все трудились за кусок хлеба? И эта женщина, так рано ставшая вдовой, несла свой крест с достоинством, не подернутым ни капелькой сомнения в выборе своего жизненного пути. В тяжком труде прошли её года. Заяц, плясавший в животе у грузинского министра, не унимался. Великолепие голоса этой маленькой женщины превратили его в её раба, и он, согнувшись, чтобы ей удобно было идти, что-то тихонько говорил ей на ухо, а она ему также тихо отвечала. Их призрачный диалог, неведомый никому, слышала кровожадная белка и тихий летний вечер, такой теплый и нежный, что, казалось, никогда на свете больше не будет войны.
     …Боже мой, я уже приехала. Как быстро за воспоминаниями промелькнул путь на работу!.. Не успеешь отвлечься от настоящего, как время улетело в небытие! Надо же, что вспомнилось! Бабушка Варвара! Куда только эти белки не доведут, какие только воспоминания не вытащат на белый свет?