Человек-загадка. рассказ

- (поёт Иван)"...Када...када та-да-а-а и нежным взо-о-ро-ом...та-да, та-да-а меня-я, мой дру-у-уг..." Всё забыл к чертям собачьим... И ты тут как тут... Брысь с дороги, сявка облезлая. Развелось вас - людЯм прохода...ик...нет... О-о-о! Михалыч!.. Как его?..мон шер! Ха-ха-ха-а!.. Чё смотришь, как вошь на похлёбку, а? Ну да, выпил и...много...Ну и...ик...чё?

Михалыч, сидя на лавочке возле дома, курил и внимательно смотрел, как Иван Кошкин выписывал по дороге кренделя, поднимая при этом тучу пыли, потому что он не столько шагал, сколько волочил за собой ноги. Михалыч давно привык к забавам Ивана, поэтому особо в его чудачества не вникал.

Сегодня случай выдался неожиданно особенный: всего шесть утра, а Иван уже лыка не вязал. Интересное получалось обстоятельство. Иван - смирный и добрый по трезвости, в пьяном виде не позволял никому высказывать сомнение относительно его мнения, а уж возражать - тем паче. Поэтому Михалыч, зная коварную натуру Ивана, когда тот бывал пьян, старался при встрече с ним сколько можно помалкивать, пока до конца не поймает сущность Ивана в данный момент.

Не встретив от кого-либо сопротивления, а даже и наоборот - лояльность к его рассуждениям, Иван нисколько не проявлял буйство нрава и мог часами трепаться на самые различные темы, проявляя при этом, изрядно изумляя слушателей, серьёзные познания.

В это утро Михалыч сразу определил: Иван был на что-то очень зол, поэтому вступать с ним в разговор сразу, без подготовки, было весьма неразумно.

- Ванюша, - как можно дружелюбнее сказал Михалыч, - может курнёшь со мной? Вчера самосадика свежего нарубил. Хочу, чтоб ты, как настоящий знаток табака, оценил мои старания... Подходи, садись. Я тебе сейчас козью ножку сварганю.

- Ни-ни... Я, Михалыч, сам... Ты не думай, что я... О-о-о!.. Пахнет, прямо, аромат. Ну ты, Михалыч, что не говори, настоящий спецалист, каких по всей Расее не сыскать.

Приняв от Михалыча прямоугольник бумаги и баночку с табаком, Иван занялся изготовлением самокрутки. Глядя на его действия, Михалыч с огромным усилием держал себя, чтобы не расхохотаться. Иван, казалось, не просто скручивал самокрутку, а в полоном смысле слова, вёл монтаж курительного прибора. Михалыч старался не замечать того, как табак сыпался направо и налево от бумаги. Помогла Ивану, надо заметить, былая сноровка. В конце концов слепив  подобие самокрутки, он облизал бумажный цилиндрик со всех сторон и, запихав его в рот, прикурил от зажжённой Михалычем спички. На несколько минут воцарилась тишина, которую методично нарушали попыхивания Ивана.

Когда от цигарки остался малюсенький кончик, Иван плюнул в ладонь и опустил в образовавшуюся мутную лужицу то, что называют "окурок". Затем смахнув с ладони окурок вместе со слюнями, Иван вопросительно и не очень добро глянул на Михалыча.

- А ведь ты, Михалыч, я вижу, хи-итрый мужичок.

Для Михалыча эти слова были вовсе не новы, поэтому он ответил так, как отвечал не один раз:

- Кто, Вань, не хитрый, тот дурак.

- Да-а?.. А я кто? Дурак ай...ик?

Сделав вид, что на некоторое время задумался, Михалыч хохотнул и дал ожидаемый Иваном ответ:

- Да нет, Вань... Какой же ты дурак? Ты, Вань, тоже хитрованчик.

- А чего так...ик...так долго думал? Не уверен что ль?

- Да ты что, Вань!? Просто...просто пытался сравнить тебя с кем-нибудь в селе... Нет таких!.. Хочешь перекрещусь?

- Не-не... Не надо, Михалыч. Я тебе верю... А что, Михалыч, тебе, поди, интересно знать, чего это я того...с ранья такой бухой?

- Ну, Вань... Я как-то и не задумывался над этим. Выпил - значит, так надо было. Я верю в продуманность твоих поступков.

Чтоб не рассмеяться, Михалыч то покашливал, то покряхтывал да то и дело вытирал слёзы, выступавшие на глазах от избытка чувств. Михалыча, как знающего хорошо Ивана, в какой-то мере забавлял разговор с ним. Приближалось время - по пониманию Михалыча, - когда можно было приступать к детализации пьянки Ивана в такое раннее утро.

- Издалёка, Вань, идёшь? - спросил Михалыч, но так, чтобы Ивану казалось, что его, Михалыча, это мало интересует: спросил, вроде, и спросил.

- Отсюда не видно, понял? - сказал, как отрезал, Иван.

- Понял. Не хочешь, не говори. Мне, знаешь, как-то всё равно... Ладно, пойду курей кормить.

- Погодь, Михалыч, погодь... А я? Я что...один что ли буду здесь сидеть?

- Зачем сидеть? Иди, понимаешь, куда шёл. Что мне с тобой в молчанку играть прикажешь?

- Погоди...погоди... Чего ты сразу "в молчанку"?.. Федька не велел больно...понял?

- Грачёв что ль!? Тоже мне - авторитет! Только вчера был голытьбой перекатной, а нынче, смотри, он - пан местного разлива! Тьфу!

- Михалыч, да ты чё? Обиделся што ли?

Михалыч, хитро улыбаясь, отвернулся от Ивана, которому осталось только чесать затылок да пожимать плечами.

- Для Грача, - убрав улыбку с лица, - добавил Михалыч, - такие, как ты - тараканы и только. Захочет - подавит вас всех. Что не скажет, ты, Вань, во всём его будешь слушаться. Он тебя стаканом водки влёгкую возьмёт. Будешь, если ему надо, в кулаке у него, как мышка сидеть. Понял!?

- Не-ет!.. Врё-ёшь! Не возьмё-ёшь!.. Меня ещё никто...даже колхоз...вот. Я - самый что ни на есть самости...самостоятельный и вольный человек. Так что, Михалыч...

- Весьма радует. Ладно, Вань, погорячился я, наверно.

- Конечно...ик...погорячился... Федька вчера вечор из больницы  вернулся. Полмесяца выздоравливал. Вот. Радость ведь? Ну-у... И я тут под руку попался. Я ему так и сказал: "За здоровье твоё, Федя! Не хворай больше!" Хотя...хотя, у Федьки никакого здоровья нет. К нему болезни, как репьи к штанам, липнут. Одни оторвёшь, а там уже другие липнут. Вот и у него так. Денег не было, вовсе никогда не болел, а сейчас? Я ему и говорю: "Всё, Федь, от нервов. Жадным, - говорю, - ты стал, вот и болеешь. Нервы". Федька, конечно, обиделся. "Никакой, - говорит, - я не жадный.

Просто, вы, холопы, лечитесь аспирином да касторкой, а я всякими крутыми лекарствами. Знаешь, - говорит, - сколь они стоят? Твоей пенсии на одну таблетку не хватит". У меня, Михалыч, от обиды даже слёзы из глаз брызнули. "Ах, ты, - говорю, - Федя-Федя! Обидные слова, - говорю, - из тебя, как...как энти...тараканы из щели по ночам вылезают... Незаметные, вроде, а жалят, аки змеи". Вот так я ему. А он мне: "Да ты, Вантёй, прямо, не голова с ломтёй, а умный человечишко. Умные, - говорит, - пьют коньяк. Пей!" Я и хряпнул полный стакан с рубцом...Чуть не сгорел... Вот это сила.

Я ему, Михалыч, на многое глаза открыл, да так, что он только глазами хлопал. "Вас, - говорю, - дуралеев богатых, всех,  как нечисть лекарствами изведут. Может, - говорю, - ты и не болен вовсе, а врачам от тебя, вон, какая польза. Значит, ты всегда будешь среди больных. Пока ты, Федь, болеешь, врачам в карман твои денежки текут". Он, Федька-то, прямо, посинел. Жадность, Михалыч, она никого до добра не доводит...и не красит.

- Ты, Вань, где такого начитался?

- Там, Михалыч, где надо. Думаешь, что я - дурак и пьяница?.. Пьяница...может, "да"...а...а умом меня, как Расею не объять, усёк?

- Не понять.

- Я и говорю. Голова моя полна всяких знаниев. Любой вопрос...

- А сегодня чего?

- Шёл мимо Федьки...ну...вчера кепку где-то потерял... Ну, иду, а он: "Иди-ка, - говорит, - кепку свою забери. Мне дерьмо здесь всякое ни к чему". Ну и...предложил похмелиться. Жахнул я стакан коньячку и пошёл себе... А тут ты сидишь. Вот.

- Отнукался или ещё нет?.. Интересно.  Ты, Вань, пьёшь, конечно, как лошадь, но размышления твои подозрительно больно умные для обыкновенного человека. А-а-а...где ты, скажем, знаний таких крепких насобирал? Тайна? Ладно. По белу свету тебя в своё время помотало, дай Бог каждому. Но где и чем ты занимался – неизвестно никому. Одним словом: человек-загадка. За глаза в селе-то тебя, кстати, так и называют. Вань, что ты можешь сказать об этом?

- Я?.. Ха-ха-ха-а!.. Нашёл, Михалыч, дурака. Федька вчера меня тоже пытал: расскажи, мол, Вань, о себе маленько...а...а ещё объясни, отчего это я стал так часто болеть?

- И что ты ему сказал?

- О себе ничего. А что касается его болячек... А тебе, Михалыч, что за дело? Ты же ни олигарх, ни даже богатый человек.

- Интересно просто.

- Интересно. Всё вам расскажи да объясни... Закурить бы...только не самосад: злой, зараза.

- Держи, Вань, сигаретку. Чего там о...

- Там-та-рам... Ха-ха-ха-а... Элементарно, Ватсон. Все платные услуги - бессовестный отъём денежек из доверчивых граждан. Не боись, Михалыч...хотя...хотя у тебя тоже можно немного отнять.

- Окстись!

- Я, Михалыч, здесь ни при чём. Жизнь такая пошла. От богатеев каждому, кто состоит при определённых структурах, хочется маленько отщипнуть. И правильно. От них, окаянных, не убудет.

Правда, с нас с тобой богатеи в свою очередь соберут по крошечке сколько им надо для их благосостояния. И только мы... Дай-ка, Михалыч, спички... Ладно, пойду я, - пуская клубы дыма, подытожил Иван. - Я, Михалыч, кажется, в себя малость пришёл.

Поднявшись со скамейки, Иван, не спеша, побрёл в сторону своего дома. Увидев лежащую у колонки собаку, он, дирижируя себе руками, пропел: "Собака-а лаяла-а на дядю-ю фраера-а..." и засмеялся.

Михалыч встал со скамейки, поднялся на крыльцо и, ещё раз глянув на удаляющегося Ивана, вздохнул, покачал головой и скрылся в доме.