Виктор Стекленев и русская мечта

И беспечность грез и магма слов — все есть в заинтересованном, в общем-то, отклике на мой простодушный, и не заангажированный никакими пристрастиями  и дешевым любопыстством вопрос. Только о человеке. Ну, так уж от рода он русский человек устроен.
Сгинул ли Виктор (а это в нашей жизни — диво ли?), поменял ли стезю? Судьбе тут его вольная воля и божий промысел на просторах хоть уже и ополовиненной, но  все еще великой родины, разом русской мечты и вечной и неизбывной русской скорби.
Среди скорбей мировых, иезуитства и тонкостей конспирологии, ошалевшей в поисках твердой почвы под ногами метафизики, был, вот он, озорной, за словом не лезший в карман, русский мужик, с Дальнего Востока, что уже само по себе и знаково, и интересно. Если посмотреть на географию даже нашего блогерства и иже с ними и примкнувших так же к ним.
Не из-за бугра. А из-за батюшки Амура. С побережья великого и то же, в общем-то, не чужого, а русского океана. Кто к его берегам первым из лона европейского пришел?
Не зря великий Леонид Леонов вглядываясь во мглу завтра, писал, словами прорубая дорогу на океан. Это вам не длинноухий пегий пес, бегущий краем моря, автора, восхищенно писавшего  больше о Евразии как бы, но заглядывая в загашники далеко не всегда Евразии, в том корневом смысле, в котором она всегда и из века была.
И подумалось,  жив, дай бог жизни.
В памяти  может и не столь широкого круга людей — не сгинул.
Нет. Жив — курилка! Хоть в этом нетленном смысле.
Про остальное хотел проведать, да, похоже, про это никто ничего и не знает. Что в канители дней и не диво…
И разом сердце подобрело.
Помнят человека. По щепоточке чего-то им сказанного и поведанного. По неброской улыбке. По тому, может быть даже, что кому-то кто-то отдавил  в трамвайной давке дискуссий ногу, либо ручку не так поцеловал, как-то полагалось бы, учтиво.
Это главное.
Вот побудительный мотив моего интереса к этой  живой, надеюсь на это, душе.
На той площадке, где более всего все вселенные, коперниковского и эйнштейновского размаха проблемы решают. Как Родину счастливой тоже при этом сделать. И порой до грешной ли тут чьей-то души.
А вот был, может быть и случайный в толпе нашей, да как и в массе всей все мы, человек.
Был на виду.
И ведь всякий из нас, вот тут рядом же ходит. Той же досточкой.
Хулиган, святоша ли? Поденщик ли нелегкой черновой и изнуряющей работы работы?
Кому из нас поставят Ельцин-Центр.
Или как моему однокласснику, вечному районному участковому, милому в детстве симпатичному мальчишке, что просто плохо верится как он в «менты»-то пошел, в жизни же загрубевшему и заматеревшему, в районной же газете храброму капитану милиции, в газете завязанной под завязку рекламой и прочей цветастой и  калорийной как сникерс чепухой, отвели две строчки памяти. «Был. Сплыл».  Даже без хулиганства. Или каких-то там крох со стола святости.
Тут  не скорбь, не жалость. Не обида.
И это ведь, по честному-то если, не выпрашивают.
Это как теорема Пифагора и как закон Архимеда.
Жизнь так устроена.
Всех заедает своя забота.
Жизнь — это  ночной поезд, с в общем-то известными станциями и отправления и прибытия. И ничего иного тут мы изображать не будем. Собеседники, лица которых смазывает, а то и вовсе стирает лицо напрочь время.
А порой эту линию продолжая далее всякое ведь можно итогово вывести.

О  Викторе Стекленеве сказали разное.
 Почему-то его как бы хулиганистость припоминали.
Что касается его личных человеческих качеств, то я бы не стал ему тут быть ни прокурором, ни губастым адвокатом, как русский мужик, с задатками восхищаться, удивляться и скорбеть на такого же.
Даже в знаковых фигурах русского (русского мужика!), не обижая мужиков иных народов и всяких  — и удальства и  ухарства и хулиганства хватало всегда, и она всегда ярко читалась порой на фоне разной циничной воспитанности.
Родину творили и, не робея ее защищали, не одни чистоплюи.
Вот два классика-хулигана. Есенин и Павел Васильев
А  Маяковский? Запишем ли мы этого классика  в чистоплюи? С его яркими и сегодня на фоне  вселенского тарарама пророческими стихами. Певшего «весну» человечества.
И русская мечта без этого корневого свойства Иванов, которые помнят об этом, и должна быть и аккумулирована и сконцентрировано и воплощена, прежде всего, в этом качестве.
Человеческом.
Может быть, и в такой вот ее многогранности. И пристальном в ее вглядывании.

Русской же мечте с тихонями всегда было скучно.
«Мечта — счастье — человек».
Вот почти математическая формула того, что  это такое и с чем ее едят.
И человек, и прежде всего человек — это  тот аршин  и есть мера ее.
И прежде всего в проекции на счастье человеческое.
Об этом подумалось. Когда подумалось о судьбе беспокойного и озорного  мужика из далекого русского портового города Находка, который некоторое время, щуря весело глаза, вместе с нами примостившись на кукорках у костерка «Завтра» грел руки.

http://zavtra.ru/blogs/viktor_steklenev_i_russkaya_mechta