Религиозная крамола

– Община отщепенцев: пять букв? – спрашивает Анатолий Макаров у сидящих рядом с ним на скамейке Всеволода Леонидовича, Володи Чернышева и меня. У него в руках был журнал с кроссвордами «Бабушкин пирог».
– Шобла, шайка, банда, клика, хунта… – начал перечислять, загибая пальцы, Сева.
– На букву С! – перебил его Толик.
Мы все, кроме Чернышева, задрали головы, скорчив задумчивые глубокомысленные рожи, а потом разом в ожидании повернули свои взоры на Володю.
– Мне, кажется, под это неэтичное определение, подходит слово секта, – проговорил он, посмотрев на название журнала.
– Кстати, недавно один такой отщепенец подошел ко мне на улице с какой-то благой вестью… – сказал, брезгливо скривившись, Всеволод Леонидович.
–  Видел я его. С «фингалом» под глазом! – прервал я Севу.
– Это, наверное, наши православные уголовники экстремисты из седьмого дома им навешали, –  проговорил, задумчиво усмехаясь, Макаров.
– Так вот, с благой вестью подошел… – продолжил Сева, поглаживая свой кулак левой руки, и, толкнув локтем Чернышева, спросил у него, – Что за хрень такая?
– Весть Иисуса Христа о наступлении Царствия Божьего или история жизни, смерти и Воскресения Иисуса, – сказал, Володя и пояснил, – «Благая весть» это секта, скорая религиозная помощь, как они считают.
– Ко мне тоже приставали с помощью! – запихивая скрученный журнал за пазуху, проговорил Макаров, – Они тут по нашей улице шастали целую неделю!
– Сегодня их что-то не видно, – говорю я и спрашиваю у Макарова, – А что ты Толя одному из них такое сказал, что он от тебя шарахнулся, как от чумного?
– На его вопрос я ответил вопросом: – «Ты хочешь остаток жизни «сидеть на игле», глотать «колеса»  и «ходить под себя?»  Смотрю на него и вижу, что он не понял, я ему тогда объясняю, что «сидеть на игле» – это значит колоть через шприц лекарства, «колёса»  – таблетки, а «ходить под себя» означает, что его будут возить на инвалидной коляске. Какой-то парень тупой попался!  Смотрю – не понимает. Тогда я складываю кисть в кулак, подношу к его носу и спрашиваю: «В рыло хочешь?» Мгновенно понял! – Макаров самодовольно откинулся на спинку скамейки. 
– Я видел, как, после Толика, к тебе тоже подходил с благой вестью, – обратился ко мне Сева, – Ну и о чем ты с ним беседовал Сергей Иванович? Ты,  махровый атеист?
 – Я махровый атеист на девяносто процентов, а десять процентов на распутье между космическим разумом и реинкарнацией,  – начал я, – Я не спросил, почему у него «фингал» под правым глазом. Я ему сказал, чтобы он передал в своих молитвах, своему Иисусу, что с некоторых пор, я его не люблю. А он спросил: – «Почему?»  Я ему: –  «Ты у меня крылья ангельские за спиной видишь?» Он говорит, что не видит. «А почему, – я спрашиваю, – их нет?» «Почему?» – переспрашивает он. «Потому, – говорю я ему, – Что бога нет! Я не пью, не курю, на «стометровку» не хожу, в казино тоже, я законопослушный. Я ангел! А крыльев нет! Значит что? Значит, бога нет! А если и есть, то любить его не за что. Посмотри вокруг, на этот «гадюшник», что он наспех за шесть дней сотворил! И ведь я в нем живу!» Я не повесил ему «фонарь» под левый глаз – я же законопослушный интеллигент, гуманист, «душелюб» и «любовед». А мог, как когда-то, лет тридцать назад – пожалел «щавлика»  хлипкого.  Я просто пошел дальше, – и, обращаясь к Севе, спросил, – А к тебе подходили?
– Я, как православный христианин на 99 процентов от ответа воздержусь, – поглаживая свой кулак левой руки, проговорил Сева с грозным прищуром.
– Так это ты!? Ты же левша! И «фингал» у него был под правым глазом! – осенило Макарова.
– А у тебя, Володя, спрашивали? – игнорируя Анатолия, обратился Всеволод к Чернышеву.
– Я извинился, и сказал, что у меня нет времени вести с ними беседу по теологическим вопросам истолкования какого-либо религиозного учения и догматов какой либо религии. Что спешу в мечеть на зухр, полуденную молитву, обеденный намаз. Я еще раз извинился и сказав: – «Аллах с вами, ас-Салям!», оставил их в философско-богословских раздумьях, – проговорил, иронично улыбаясь, Чернышев.
 Все ошарашено уставились на Володю.
– Не волнуйтесь я на шестьдесят процентов атеист. А остальные сорок я истинно верующий во все существующих в мире религиозные конфессии, которые я должен был знать по долгу службы, – проговорил на полном серьёзе бывший посольский работник Чернышев, владеющий кучей иностранных языков.
– И какая из них самая-самая тебе близкая? – поинтересовался у него я.
– Все они по-своему хороши и миролюбивы. И нам надо уважать их все и быть, как сейчас модно говорить, толерантными, – с тихой задумчивостью  произнес Володя и, посмотрев в сторону Севы, продолжил, – А насилие и нетерпимость к тем, кто думает и живет не так как ты, вызывают ответную реакцию и в результате мы видим то, что сейчас видим.
06.03.20