Успенский Письма из России 1919 г

1.                ПИСЬМА ИЗ РОССИИ 1919-ГО ГОДА
2.                БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК
 
ПРЕДИСЛОВИЕ
     С 1907  по 1913  Успенский довольно  регулярно писал для русских газет,
главным  образом  о  зарубежных  событиях. В  то  же  время он  работал  над
различными   книгами,  основанных  на  идее,  что   наша  сознательность  --
незавершенное состояние,  не особенно далекое от сна,  и что наш  трехмерный
взгляд на вселенную неадекватен и несовершенен.
     Надеясь,  что ответы  на некоторые из изложенных  им  вопросов могли бы
быть найдены  у более древних цивилизаций, он совершает большое  путешествие
по Египту, Цейлону и Индии.
     По  возвращении  Успенский  узнает, что  Россия находится  в  состоянии
войны.  Некоторое  время надвигающиеся события не препятствовали ему  читать
лекции о своих путешествиях очень  большой публике в С.-Петербурге и Москве.
Но в 1917 году, когда революция распространялась по всей России и большевики
устанавливали господство своего террора. Успенский жил в различных временных
квартирах в Южной России, в условиях большой опасности и лишений.
     До тех пор, пока он не сумел добраться до Турции, он вместе с теми, кто
его окружал, был полностью отрезан от внешнего мира, неспособный послать или
получить новости даже из  соседнего города, и бывший постоянно начеку, чтобы
не бьггь пойманным и убитым большевиками.
     В  1919 Успенский  каким-то  образом  нашел  возможность  послать серию
статей  в "Хе\у А§с", которая, под  умелым редакторством А. Р. Орейджа, была
ведущей  литературной,  художественной   и  культурной  ежедневной  газетой,
издававшейся в Англии. Эти пять статей появились в шести выпусках газеты под
названием "Письма из России". Они дают  беспристрастное и ужасающее описание
абсолютного развала общественного порядка и переиздаются здесь впервые.
     Удивительная особенность  "Писем"  состоит в том,  что  в  то время как
революция  прогрессировала   и  режим  большевиков  еще  не  был  до   конца
установлен, Успенский предвидел с необычайной ясно-
     стыо неизбежность тирании, описанной Солженицыным пятьдесят лет спустя.
     В течение зимы 1919 и весны 1920 К. И. Бечхофер (впоследствии известный
как Бечхофер-Роберте)  наблюдал  события  в  России в  качестве  британского
корреспондента, знающего русский и имевшего ранее опыт знакомства со страной
и людьми. Он встречал Успенского и прежде, в 1914, и в России, и в Индии; он
был постоянным сотрудником  "Хе\у А§е"  и самостоятельно  перевел первое  из
"Писем" Успенского, написанное в июле 1919-го. В своей книге "В Де-никинской
России"  Бечхофер  описывает  одну или  две  недели,  которые  он  провел  с
Успенским и Захаровым  в помещении,  находящемся  над  чем-то,  напоминающем
сарай,  в  городе Ростов-на-Дону.  Этот  немного грустный,  немного  смешной
эпизод является подходящим эпилогом для тайно полученных "Писем" Успенского.
     Фэйрфакс Холл
 
     ПИСЬМО I
     Екатеринодар, 25-го июля 1919-го года
     Уже  прошло два года с тех пор, как я в последний раз видел "Хе\у А§е",
и я не знаю, что говорят, думают и пишут в  Англии,  и что вы знаете. Я могу
только  догадываться.  В  течение этого  периода  мы  здесь пережили столько
чудес, что  я  искренне жалею каждого, кто не был здесь, каждого,  кто живет
по-старому, каждого, кто  не  знает  того, что знаем мы. Вы  даже  не знаете
смысла этих слов -- "жить по-старому". У вас нет необходимой перспективы; вы
не можете отойти, и посмотреть на себя с  другой точки зрения. Но мы сделали
так давно. Чтобы понять, что это значит -- "жить по-старому", вам нужно быть
здесь,  в России,  и слышать как люди,  и  вы  сами  тоже,  говорят время от
времени: "Будем ли когда-нибудь снова жить по-старому..?" Для  вас эта фраза
написана совершенно  неразборчивым  языком  -- не пытайтесь понять это!  Вы,
конечно, начнете думать, что это что-то, связанное с восстановлением старого
режима  или  угнетением рабочего класса и  так далее. Но на  самом  деле это
означает  что-нибудь простое.  Например: "Когда  мы сможем  купить  кожу для
сапог, или мыло, или коробок спичек?"
     Но нет, это бесполезно. Я уверен, что вы не поймете меня.
     Вы привыкли рассматривать вопросы на намного более широкую тему; вопрос
о  коробке спичек  покажется  вам чересчур обыденным и безынтересным. Я вижу
совершенно ясно,  что мы полностью и навсегда потеряли  способность понимать
друг друга.
     Подруга моего знакомого, чей муж все это  время был за  границей, тогда
как она была здесь со своим маленьким сыном, сказала
          мне недавно: "Я страшусь  момента, когда мой муж  и я снова встретимся.
Он не поймет. Возможно, он спросит  меня, почему Алексей не учил английский;
и  я -- я не буду знать, что  сказать.  А  мы оба будем  все  время молчать.
Каждая мелочь  будет создавать пропасть между нами. Раньше мы  понимали друг
друга очень хорошо. Но сейчас мы будем далеки друг от друга, чужие..."
     Я понял. Мы знаем слишком  много, чтобы быть способными говорить с вами
на равных началах.  Мы знаем истинное отношение истории и  слов к фактам. Мы
знаем, что значат такие слова,как  "цивилизация" и "культура"; мы знаем, что
значит "революция" и "Социалистическое государство", "зима", "хлеб", "печь",
"мыло" и много, очень много подобных вещей. У вас нет никакого представления
о них.
     Мы знаем, что "война", "политика", "экономическая жизнь" -- словом, все
те  вещи, о  которых  человек  читает  в  газетах,  и в  которых те  большие
двухмерные создания, называемые Нациями и Государствами, живут,  двигаются и
существуют -- мы знаем, что все это одно, а жизнь отдельных  мужчин и женщин
-- совершенно другое, не  имеющее точек соприкосновения с первым, кроме того
момента, когда  оно  не позволяет им  жить. Мы знаем теперь, что  вся  жизнь
отдельных мужчин и женщин --  это борьба против этих гигантских существ.  Мы
без труда можем понять, что Нация -- это существо, стоящее  на намного более
низком уровне  развития,  чем отдельные мужчины и  женщины; оно примерно  на
уровне  зоофитов, медленно  двигающихся в  одном направлении или  другом,  и
поедающих друг  друга. Слава Богу, что сейчас мы начинаем осознавать, что мы
не такие.
     Я не собираюсь излагать вам эзотерическую философию. Ничуть. Жизнь, как
мы видим  ее здесь,  показывает  нам,  что она  совсем не  то, что мы о  ней
думали,  и что  в любом случае мы не должны  относиться к ней  как к единому
целому. Внутри нее  происходит  бой слепых, борющихся сил; и сквозь этот бой
мы каким-то образом способны идти своей дорогой.
     Если мы начинаем исследовать эту жизнь великих сил в том, что оставлено
России  сегодня,  прежде  всего  мы  замечаем,  что  все  в   ее   действиях
соответствует  одному  всеобщему  принципу,  который  можно назвать  Законом
Противоположности  Целей  и  Результатов. Другими словами,  все  приводит  к
результатам, которые противоположны тому,  что люди намереваются осуществить
и за что они борются.
     Люди, которые  начали войну  с Германией и  указывали па  необходимость
ушгчтожения  Германии, милитаризма,  и так далее,  совершенно не  собирались
свергать  в  России монархию и  устраивать  Революцию. И  те, кто  мечтал  о
Революции  и  свободе,  совершенно  не  намеревались   вводить  эпоху  речей
Керенского ("Достаточно слов.
          Пришло время действовать"). И Керенский не собирался создавать условия,
в  которых  большевики могли  бы  так  хорошо  развиваться  и  созревать.  И
большевики  не предполагали жить в состоянии бесконечной  войны и  вводить в
России то, что в действительности  есть диктатура  криминального элемента. И
совершенно   так  же   люди,   которые   сейчас  борются   за  осуществление
восстановления великой, объе-динсшюй, неделимой и так далее России, пожинают
плоды, очень  мало похожие на то,  за что они боролись. И, с другой стороны,
их  противники  -- не большевики, а  те  другие, кто поддерживал идею  союза
отдельных  и независимых государств вместо единой России -- уничтожают любой
шанс такого разделения и укрепляют идею единства.
     Эта сторона нашей собственной жизни весьма любопытна  и типична с точки
зрения этого самого Закона. Сама по себе идея самоуправляющихся единиц очень
соблазнительна. Зло централизации демонстрировало себя уже давно. Но ни один
из тех, кто рассматривал в теории статус небольших самоуправляющихся единиц,
не  мог  даже подумать, что первое же внедрение в жизнь подобной организации
начнется с  их  всеобщей борьбы  друг с другом. Однако это  то,  что  сейчас
происходит. Прежде, чем о  чем-нибудь подумают, границы уже закрыты, таможня
установлена, проезд через их территории затруднен, и уже после этого местные
политические деятели начинают произносить речи относительно  безнравственных
проектов  и  всеобщей   порочности  соседних  государств,  о  потребности  в
избавлении от  их  вредного  влияния и замене  на местный  условия. И  сразу
монотонный грохот оружия слышится с одной или другой стороны.
     Россия  сегодня представляет  собой  интересную  картин}[7].
Чтобы проехать от Минеральных Вод до Ростова, а оттуда до Новороссийска,  вы
должны  пересечь  четыре государства, каждое  со  своими  законами,  ценами,
полицией, схожих -только в  одном, а именно, что без взяток (таких размеров,
о каких  даже и не мечтали  в старой России) далеко не уедешь. Например,  за
железнодорожный  билет, который стоит 100 рублей, вы должны заплатить взятку
200 или 300, или даже 500 рублей. Конечно,  это не всегда и не везде; но где
есть хоть какое-нибудь  ограничение, взятки естественны. Если вас интересует
что-то  более  весомое,  чем железнодорожный  билет,  вы должны  и заплатить
соответственно  больше.  Каждый знает об  этом.  Каждый говорит об  этом.  И
принимает это  как  допустимое  и неизбежное.  Мы поняли, что это как раз та
самая точка соприкосновения между историческими событиями и жизнью отдельных
мужчин и женщин.
     Если  вы  хотите  увидеть, на  что сейчас  похожа  Россия,  попытайтесь
представить себе нижеследующее происходящим в Англии, и  тогда  вы  увидите,
насколько наша жизнь интереснее и разнообразнее,чем ваша.
     Место действия -- вокзал в Ростове месяц назад. Отбывает
          ночной поезд  в Екатеринодар. Билетов нет.  Это означает, что вы должны
заплатить носильщику 140 рублей или  даже больше за билет  третьего  класса,
который стоит  40.  За это вы получаете  сидячий  билет. Но когда  пассажиры
оказываются  в поезде, обнаруживается,  что на  каждое место  продано четыре
билета. Тогда даже  мы становимся раздраженными.  Потом появляется чиновник,
больше  похожий  на   старого  жандарма,  и  приглашает  желающего  выйти  и
пожаловаться. Когда ему  дают номер  грузчика,  продавшего билет, и  требуют
привести  начальника станции и  кассира билетной кассы, он  только улыбается
наивности просьбы и говорит, что эти джентльмены заняты.
     И  если сейчас мы обратимся к жизни отдельных людей и  посмотрим, как в
данном  случае  проявляются  эти  "точки  соприкосновения"  с  историей,  то
заметим, что важнейший предмет разговора -- странность того, что  все мы еще
живы, (не все, конечно, но те , кто выжил) и размышление о  том, что все  мы
могли бы пожить еще немного. Следующая излюбленная тема -- высокая стоимость
всего, как правило, сколько стоит та вещь или другая.
     Цены  на  все  продукты и предметы  первой  необходимости  повысились в
двадцать,  пятьдесят,  сто или шестьсот раз. Заработные  платы  повысились в
двадцать, пятьдесят  или  даже  сто  раз.  Но  жалованье  человека, занятого
обыкновенным умственным  трудом,  такого как  учитель,  журналист  или врач,
повысились в  лучшем  случае не  больше, чем в  три  раза, и очень  часто не
увеличились  вовсе, а  наоборот, уменьшились.  Если  вы  зарабатываете  2000
рублей в  месяц, вы считаетесь преуспевающим; однако  часто человек получает
1000, 800  или 600 рублей. Но пара  самых дешевых  ботинок стоит 900 рублей,
фунт чая -- 150, бутылка вина -- 60, и все в том же духе. В общем, сейчас вы
можете считать рубль как довоенную копейку, то есть его сотую часть.
     Вы  спрашиваете,  как  можно жить  в  таких условиях.  И  это  наиболее
таинственная часть всего вопроса.
     Я отвечу за себя: лично я все еще жив только потому, что  мои ботинки и
брюки  и  другие  предметы  одежды -- все  мои "старые  друзья"  -- все  еще
держатся  вместе.  Когда  они закончат  свое  существование,  я, несомненно,
закончу и свое тоже.
     В  общем, чтобы осознать эти цены, вы  должны  представить,  что  все в
Англии подорожало, а именно,  ботинки стоят 90 фунтов,  костюм  -- 400, фунт
сахара -- 10; и что ваш доход остается тем же. Тогда вы поймете нашу жизнь в
России сегодня.
     Вы  должны осознать  также психологическую  сторону этих  цен. У  одних
людей они создают панику, у других -- полную прострацию, у третьих -- что-то
вроде мистического фатализма. У примитивных людей они вызывают жажду наживы,
потому  что нигде  в другом месте нельзя  было  извлечь  выгоду так легко  и
просто, как сегодня в Рос-
          сии. В каждом месте разные цены. Привезти что-нибудь из одного города в
другой --  это  сделать деньги.  Цены  растут очень быстро. В Екатсринодаре,
который сейчас считается самым дешевым городом в России, цена на хлеб за две
последние недели  удвоилась  --  с  1,5  до  3 или  даже 3,5  рублей. Каждый
осознает,  что  это  результат  какой-то  большой  "сделки".  Кто-то  кладет
миллионы в свой карман. Но так как точно не ясно в данном случае, кто именно
делает  это, все предпочитают  молчать. Но  "массы" спешат завладеть  частью
награбленного, прелесть которого возбуждает  их воображение. Мешок  муки или
хлеба,  корзина яиц или кувшин масла  могут принести им  целое состояние  по
старым меркам. Так  что поезда  и  вокзалы  переполнены  людьми с  сумками и
корзинами; они  разносят тиф  и холеру и  регулируют  коммерческие отношения
между государствами Дона, Терека и Кубани.
     Подобная "спекуляция" является одним из наиболее видных признаков нашей
жизни. Это началось в первый год войны и выросло до такой степени, что мы не
можем существовать без этого. Когда провозглашается война со спекуляцией, мы
все начинаем стонать и плакать. Ибо  это значит,  что некоторые  необходимые
товары -- молоко, масло или яйца --  на время полностью исчезнут с рынка,  и
когда они позже появятся, то будут стоить  в три или четыре раза дороже, чем
прежде.
     Ни в чем не проявляется Закон Противоположности Целей Результатам более
ясно, чем в  войне с  наживой. Ничто, кажется, не  касается обычного жителя,
который не принимает участия в спекуляции, так серьезно, как война с ней.
     Вы  спросите, для чего же еще мы живем. Россия  когда-то была знаменита
своей  литературой и искусством.  Да, но  все это давно исчезло. Литература,
искусство  и  наука были уничтожены большевиками, и они по-прежнему остаются
уничтоженными.
     Ах,  я забыл! Большевики,  -- сказал  я. Я совершенно забыл, что  вы не
знаете  значения  этого слова.  Даже если вы  видели большевиков  в  Англии,
поверьте мне,  они не  были  не  настоящими.  Надеюсь, что  в моем следующем
письме я расскажу вам, что такое большевики.
   
    ПИСЬМО II
     Екатеринодар, 18-е сентября 1919-го года
     На днях я преуспел в добыче нескольких копий английских газет за июль и
август.  Они  были первыми,  попавшими в мои  руки после более чем двух лет,
проведенных в стране, полностью отрезанной от  остальной  Европы. И  я читаю
старые копии "Тайме", "Северную
    почту"  из  Ныокастла так,  как их  мог бы читать человек,  только  что
освобожденный  из тюрьмы или тот, кто  вернулся из путешествия  к  Северному
полюсу. Очень скоро, однако, первое чувство  счастья уступило место  другому
-- страху.
     Ваш народ  ничего не  видит и не знает, так же как мы два года назад не
видели и не знали себя. И я желал бы, если бы мог, крикнуть вам: "Посмотрите
на  нас, посмотрите на наше теперешнее  состояние! Тогда  вы  поймете  смысл
того,  что происходит  с вами, того,  что  вас  ожидает, если вы не  поймете
вовремя, куда вас ведут". Все, что  я прочитал в  ваших газетах,  я мысленно
разделил  на  три группы.  Первая  состоит из  обычных сообщений:  последние
новости,  ежедневные  происшествия,  убийства,  самоубийства,  полет   Р-37,
Ольстерский вопрос,  кампания "сухого закона" и так  далее, и так далее.  За
этими новостями, однако,  чувствуется  желание  убедить каждого,  что ничего
исключительного  не  происходит  или  не произошло, и  что жизнь  продолжает
идти,как  и прежде,своим  привычным и  всем хорошо известным  путем, однако,
слишком уж определенным,  что бы быть совершенно естественным.  К несчастью,
на  самом деле эта  жизнь  уже заканчивается, и  не только  в нашей  стране.
Что-то новое, еще неизвестное, есть также и за границей в вашей стране. Если
бы вы только знали нашу историю за последние два года, вы бы осознали, что с
вами происходит, и посмотрели бы на свое будущее.
     Вторая группа  новостей  делает меня  уверенным в  факте  приближающего
будущего. Я  чувствую в  письмах  и статьях резко выраженное чувство страха.
Главный предмет обсуждения в настоящее время -- высокий прожиточный минимум.
Вы  начинаете чувствовать  близость пропасти! Например,  письмо  Сэра Артура
Конан Дойля о  причинах высоких  цен  и средствах  борьбы с ними, или  я еще
нахожу  обсуждающийся Закон  о  спекуляции,  в общем  все,  что написано или
сказало относительно цен угля, одежды,  фруктов,  масла -- фактически всего.
Что-то происходит, и никто не может понять, что  именно. Все,  что сказано в
Законе о спекуляции,  очень типично. Все  понимают, что это мера самообмана,
но  никто  больше  не может думать  о  чем-нибудь  другом.  И  неожиданно  я
представил себе  Лондон, рассвет,  город еще  спит, и  старого  м-ра Шерлока
Холмса,  покидающего  квартиру на Бэйкер-стрит вместе со своим верным другом
доктором  Ватсоном.  В  своем  длинном пальто с поднятым воротником он  идет
искать причины столь высокого прожиточного минимума. Вчера  снова повысились
цены на капусту и салат и нет причин для этого. Бедный старый Шерлок  Холмс,
тебе никогда  не  удастся  распугать  узел, в  котором  сейчас  запутывается
Англия. Есть только один способ сделать это. Скажите Сэру Артуру Конан Дойлю
послать Шерлока Холмса в Россию! Я покажу ему все: и он все поймет и увидит.
Семена, которые в Англии только прорастают, в России уже принесли свои
          плоды. И нет никаких сомнений  в свойствах этих плодов. Я также включаю
в эту группу  все, что  написано  о России ее друзьями, то  есть  теми,  кто
считает необходимым ей помочь, помочь в се  борьбе с неизвестным. Хотя здесь
тоже огромная неопределенность. Помочь,  да!  Конечно, помощь необходима, но
помощь не слишком решительная и существенная, но  такая, которая не принесет
никаких серьезных результатов!
     И,  наконец,  третья группа. Здесь,  наоборот,  нет  никаких сомнений и
неопределенностей. Эти  новости рассказывают  о возмущении рабочих политикой
правительства в отношении буржуазно-капиталистической России.  Они призывают
немедленно отозвать танки и  армию из России. Они угрожают забастовкой, если
помощь реакционным силам,  борющимся с молодой Российской демократией, будет
продолжаться. Или даже звучит  совет  заключить мир с большевиками, провести
границы  и жить мирно, не  тревожа Европу. Мне бы хотелось, чтобы вы поняли,
что  мы чувствуем, когда читаем эту третью группу новостей. Представьте, что
разбойники  ворвались  в  ваш дом.  Они  захватили почти весь ваш дом, убили
половину вашей семьи, морят голодом остальных и время от времени кого-нибудь
из них убивают. И в тот момент, когда вы начали сражаться с ними и понемногу
освобождать  людей,  вам  советуют  помириться  с  ворвавшимися,  отдать  им
половину  вашего  дома,  оставить  вашу семью  в  их власти и жить мирно, не
беспокоя  соседей.  Или  представьте  себе  осаду Дсльф.  Войска, подошедшие
освободить  город,  советуют  заключить  мир с  окружившими  вас  врагами  и
разрешить делать с городом все, что им нравиться. Если вы осознаете подобную
ситуацию,  то увидите истинное значение  такого совета и источник, откуда он
пришел.
     В этих "осажденных Дсльфах" ваши друзья и родственники. Многие из  тех,
кто  сейчас на Юге, потеряли там  своих отцов, матерей, жен  и детей.  Мы не
знаем, кто еще жив и кто уже умер. В любом случае, немногие из них остались.
Все новости  оттуда, что достигают нас,  говорят о  чьей-нибудь  смерти. Уже
давно мы  не получали ничего  другого. Голод,  холера,  тиф, холод, насилие,
убийства  и самоубийства --  это  жизнь Севера.  Уже  больше  полугода армия
Юденича  стоит под Петроградом.  Как только закончится  зима, писали газеты,
сойдет лед и станет возможным купить  еду,  Петроград  будет взят.  Все, кто
имел  там родственников, ждали,  когда  придет весна, подсчитывая оставшиеся
дни и надеясь, что те, кто останутся в живых после такой ужасной зимы, будут
спасены.  Но Нева  освободилась ото  льда, прошло лето; сейчас осень, и  уже
близка  зима,  а  Петроград  все  еще  в руках большевиков; и совсем немного
осталось тех, кто был жив весной.  Причина всего этого, возможно, в том, что
друзья  большевиков  --  друзья  скрытные  и  общеизвестные  -- преуспели  в
сгущении  таких  облаков  лжи,  что  здравый  смысл  и  благоразумие,  любая
возможность
          понимания  были  совершенно сокрыты.  Я  искренне  убежден, что сели бы
Англия осознала  истинное значение большевизма, то ни усталость от войны, ни
нежелание быть замешенным в  чужих делах, ни срочная потребность  в реформах
дома не помешали  бы  народу  Британии  оказать помощь России.  Я  полностью
уверен,  что  в  Англии  начался   бы  настоящий   крестовый  поход   против
большевизма,  осознай ваша нация  смысл  событий в России, их причины  и то,
куда они приведут.
     Но мне хотелось бы пояснить, что я не хочу начинать подобную кампанию и
не прошу для России помощи. Во-первых, я не верю, что голос одного  человека
может повлиять  на исторические события. Во-вторых,  я не политик,  а просто
наблюдатель. В-третьих, уже слишком поздно! В  истории  события подготовлены
раньше,  чем  их  совершат  люди.  Месяцы,  что  прошли  со  времени  Мирной
Конференции,  наметили  курс  событий  на много лет вперед. Сейчас  мы можем
только ждать и смотреть, что будет дальше.  В данное время, когда я пишу эти
строки, пламя вспыхивает и распространяется по Италии.  Причина этого, также
как и многих других вещей, которые произойдут в Европе, в том, что когда был
достигнут мир, не было принято решение потушить это пламя в России.
     Что касается отношений Англии с Россией, мы должны признать, что помощь
Англии  действительно была очень значительна. Без  нее Добровольческая армия
могла бы что-либо сделать и была бы уничтожена. Проще говоря, я сижу здесь и
пишу исключительно потому, что нам помогала Англия. Но борьба с большевизмом
еще далека  от завершения и  ее  результаты  неизвестны. Настоящее положение
можно резюмировать таким образом: в Европейской части России Добровольческая
армия делает успехи. Возможно, скоро она сможет спасти Москву. Но большевики
крепко давят на Колчака и пробивают  себе путь в  Сибирь. Совершенно  точно,
что изгнанные из Европы,  они  двинутся  в  Азию. В  случае, если им удастся
достигнуть китайской границы, положение изменится и станет очень тревожным и
опасным,  и не только  для нас одних. Мы  должны уяснить себе, что китайские
армии были  достаточно  испытаны,  чтобы  быть  сильнейшими  бойцами и самой
надежной  силой большевиков. Мы  знаем также  из  источников,  заслуживающих
доверия,  что  эти  китайцы   были  завербованы  для  большевиков  немецкими
агентами. Недавно газеты сообщили, что эти  агенты продолжают свою работу по
вербовке войск в  Китае для Красной Армии  и что большевики  ожидают больших
наемных пополнений, готовых сражаться с кем  угодно и идти куда угодно. Если
мы  попытаемся  осознать  то количество  подобных  рекрутов,  которое  Китай
способен  предоставить большевикам, мы  начнем понимать,  что не только наше
будущее,  но  и будущее всей Европы может зависеть от  хода тех событий, что
могут случиться в течение  следующих месяцев. Судьба Колчака может оказаться
роковой для  Европы.  Япония  способна  спасти ситуацию быстрым вводом войск  в
Сибирь и Россию. Но я сомневаюсь, сделает ли она это. Правительство Колчака,
вероятно, мешкает  и будет продолжать откладывать переговоры с  Японией. Оно
не способно предложить взятку достаточно серьезную для окончательной помощи.
Между тем,  каждая секунда  имеет  значение, и никакая цена не будет слишком
высокой  за  помощь, при условии, что она будет оказана быстро, решительно и
до  конца. Но  кроме промедления и  чрезмерного атоиг ргорге самих  русских,
этой помощи может помешать конкуренция Америки, которая также имеет планы на
Сибирь. Или  даже больше,  столкновение интересов Японии и Америки в  Китае,
который   сейчас  присваивает  себе  перспективы  данного  конфликта,  может
оказаться гибельным для их политики.
     За этими непредвиденными следствиями  ипзе  еп  всепе  я могу различить
руку опытного немецкого интригана. Как бы то ни было,  летописец  наших дней
может заметить,  что осенью 1919-го судьба  Европы была в руках Японии.  Что
Япония  хочет,  мы  узнаем в  следующем  году. Конечно, это  не единственный
выход.  Мы  еще можем надеяться,  что Колчаку удастся остановить наступление
большевиков  и  в  дальнейшем  изгнать их из  Европы; или что Деникин  после
захвата Европейской части России сможет разгромить Красную Армию прежде, чем
последняя  во время  отступления к  Азии сможет  воспользоваться  поддержкой
Китая. Мы надеемся на это; это наш долг; ничего другого  нам не осталось. Но
хуже всего то, что даже в случае победы Колчака и Деникина над большевиками,
это даст последним  возможность длительное время наносить непоправимый ущерб
Европе и Азии.
     Таково положение сейчас.  К несчастью, вы не осознаете, что произойдет,
если большевики одержат  победу над  Россией, или  даже если  большевизму на
какое-то   время   позволят   остаться  государством,  владеющим   огромными
территориями в Восточной Европе и  Западной Азии. Причина, по которой вы  не
видите ущерба,  нанесенного цивилизации властью  большевизма,  бесспорно,  в
том, что вы не понимаете его  истинного значения. Вы  принимаете  его за то,
чем он  хочет  быть принят.  Но сущность большевизма лежит как раз в том, за
что он не  принят. Вы думаете, что большевизм -- это  политическая  система,
которую можно  обсуждать, но чье существование  нельзя  отрицать.  На  самом
деле, большевизм -- не политическая система вообще. Это что-то очень старое,
что в  разные  времена носило разные  названия. Русский  язык восемнадцатого
века знал  имя, сохранившееся до сих пор -- "пугачевщина"  --  которое очень
хорошо  объясняет  сущность  большевизма.  Пугачев  был  уральским  казаком,
который разыгрывал из себя покойного императора Петра III,  поднял восстание
против Екатерины II и на время захватил половину России. Он
     грабил имения земле владельцев,  вешал их  хозяев,  священников,  отдал
землю крестьянству, и т.  д. Классическое описание "пугачевщины" можно найти
в романе  нашего поэта Пушкина "Капитанская дочь". Но большевизм  двадцатого
века  имеет одну  особенность -- это метка ''сделано в Германии", и Германия
знает, как извлечь  из этого пользу. Используя  большевизм в 1917  году  для
разгрома Русской  Армии, Германия  уничтожила  угрозу для своего  Восточному
фронту. Вы были в большой опасности, и вы знаете это.  Но вы решили, что она
прошла, и  ошибаетесь.  Германия  не  уничтожена  и  даже не ослаблена.  Она
искусно и энергично готовит геуапсЬе.  Ее главный враг -- Англия, и  главный
козырь в ее колоде -- русский большевизм.
   
     ПИСЬМО III
     Екатеринодар, 25-го сентября 1919-го года
     Тем временем, состояние России, даже в  мсстностях, давно освобожденных
от  большевиков,  остается  тяжелым, и,  странно сказать, становится хуже по
сравнению  с  тем,  каким  оно  было сразу после  изгнания большевиков. Цены
возрастают неимоверно. В  среднем они в сто, часто в двести, триста или даже
больше  раз  тех,  что были  прежде. Чтобы дать вам  лучшее  представление о
нынешнем  положении, я  приведу цены в  фунтах по  довоенному курсу. Обычная
письменная бумага стоит 3 фунта 10 шиллингов за двадцать семь листов; газета
небольшого  формата продается за 6  шиллингов. Книг  купить  нельзя.  Старые
учебники в  буквальном смысле ценятся  на вес золота.  Стальное перо стоит 2
или 3 шиллинга, чай -- 16 или 20, а кофе -- 6 фунтов  стерлингов за фунт.  В
Екатеринодаре,  который сейчас считается самым  дешевым городом России, хлеб
стоит 5 или 6 шиллингов за фунт. В других местах,  например, в Новороссийске
или в районе Терека, он стоит до 10 или 12 шиллингов.
     Как люди ухитряются жить при таких  ценах, для меня загадка.  Заработки
рабочих или мелких чиновников возросли не так, как цены, но по  крайней мере
в некоторой  пропорции к ним. Но жалованье людей, занятых умственным трудом,
часто меньше по сравнению с тем, что  было до Революции, в некоторых случаях
просто исчезли по причине безработицы. И,  Бог знает  почему, считается, что
"работник умственного  труда"  не  имеет права  протестовать  или  требовать
какого-либо улучшения своего положения.
     Я провел зиму в маленьком городе в районе Терека. Там учителя публичных
школ (гимназий) не получали свои оклады, то есть они получали их неполными и
не вовремя. С какой-то стороны, одна-
     ко,  это считается  совершенно  нормальным, и никто не обращает  на это
внимания.
     Правительство  делает   что-то   для   военных   и   своих  собственных
непосредственных  работников.  Но  люди,  не  занятые ни  в  войсках,  ни  в
какой-либо  правительственной  работе,  предоставлены  сами  себе,  лишенные
всяческой поддержки и  элементарных  правил.  Это  звучит как  шутка, но это
правда; если вы не на военной службе, вы  не сможете купить  билет на поезд,
пока не дадите огромную взятку. Многие города закрыты для вас, и точно такое
же положение, если вы хотите снять комнату или квартиру.
     "Право  жить",  то  есть  письменное  удостоверение,   разрешающее  вам
проживать  по  какому-либо  определенному  адресу  --  мера, применявшаяся к
евреям -- сейчас правило для каждого.  Я не знаю, кого мы должны благодарить
за такое блестящее решение проблемы, но факт остается фактом.
     Вообще говоря, России,  которая  существовала  прежде, уже давно, очень
давно не  существует. Осталась только ставящая в тупик голодная  страна, где
людей  выбрасывают  из  пассажирских вагонов;  где исчезло  всякое понимание
культурных  ценностей;  где  какая бы  то  ни  было  интеллектуальная  жизнь
остановилась  уже давно; где, в  то  же самое время,  количество  людей  под
чьим-то  начальством  продолжает  увеличиваться.  И  единственная  цель  тех
субъектов, которые командуют -- это  улучшить свое собственное положение  за
счет тех, кто лишен всяческих прав.
     Большевизм -- это ядовитое растение;  даже растоптанное или вырванное с
корнем,  оно  отравляет почву, на которой росло,  и  каждого,  кто  до  него
дотрагивается.  Возможно, что те, кто борются с ним, отравлены сами сильнее,
чем кто-либо другой.
     Если  бы  вы  поговорили  с  простым русским  крестьянином  о  сущности
большевизма, то,  вероятно, такой,  простой  и чистосердечный, ответ  вы  бы
услышали: "Все для вас и тех, кто рядом с вами, и ничего для других".
     Однако вернемся к большевизму как причине  всего, что сейчас происходит
в России.
     Большевизм начался с громких  и неистовых декламации. Прокладывать себе
путь он  решил  целым арсеналом радикальных социалистических  и политических
доктрин. Он  обещал дать людям все, о чем они мечтали,  все, о чем они могли
бы  мечтать.  И  ни  на  секунду он  не  задумался  о  том, может  это  быть
выполненным или нет.
     Эти безграничные обещания создают характерную черту того, что я называю
"первой стадией" большевизма.
     Голодные,  потерявшие  терпение,  оскорбленные,  едва   ли  рационально
мыслящие  люди  начинают  верить.  Они  всегда верят,  когда  им  что-нибудь
обещают.
          Русские большевики обещали мир. Это была их козырная карта;
     их борьба против трагикомического правительства Керенского в 1917.
     Личный состав сторонников большевизма также особенная вещь. Он состоит,
большей частью,  из  неврастеников. Небольшая заметка, которую я прочитал  в
одной из английских газет, сказала мне многое.  Литература  большевиков была
привезена в Англию м-ром  Панкхерстом. Есть  имена,  которые  всегда  значат
многое.
     Первая фаза большевиков состоит  из слов; прежде всего  обещания, затем
призывы к мщению, ложь и снова обещания и обещания.
     Люди  с  невысокой  культурой, выброшенные из привычного им хода жизни,
легко подвержены влиянию  подобных фейерверков слов. Они верят и следуют  за
безумцами и негодяями, которые ведут их к пропасти.
     Изменение, которое  произошло в значении слова "большевик", тоже  очень
специфично. Само это слово звучит в  русском очень неуклюже и чуждо. Это  не
очень точное  и грамматически  правильный перевод  слова  "максималист".  Но
русские люди придают ему свое их собственное  значение. Я сам два года назад
случайно  слышал  разговор  двух  солдат.  Один  из них,  кто,  судя по  его
наружности, был очень "передовых идей" (их называли товарищами  дезертирами)
давал  урок другому, наивному  деревенскому  мальчику. "Нас очень  много, ты
понимаешь?", -- говорил он, -- "и поэтому мы называемся большевиками".
     Для   него,   по-видимому,   слово   "большевик"  соответствует   слову
"большинство",  и  это значение все  еще очень  широко  распространено среди
людей.
     Я  слышал этот  разговор во время  одного  из своих путешествий,  что я
предпринял летом 1917-го. Некоторое время я ехал по России  от Петрограда до
Закавказья  и обратно.  В первое  же  из  них  я  столкнулся с новой  "фазой
большевизма",  уже  повернувшего  от  слов к делам и использующего для своих
целей различных людей и различные доводы.
     Это заняло у  нас пять дней, проехать от Петрограда до  Тифлиса, где мы
появились в  полночь.  Вокзал  был  набит солдатами  --  это была Кавказская
армия, покидающая фронт и расходящаяся  под влиянием пропаганды большевиков.
Нам сказали, что ночью гулять по городу  не безопасно, и мы должны подождать
утра.  Я  едва спал  в течение всего путешествия, и теперь дремал в  кресле.
Неожиданно с платформы послышалось несколько  выстрелов, а сразу же вслед за
ними ужасающие вопли и крики. Общество было,  конечно, охвачено паникой; все
повскакивали со своих мест, со  страхом ожидая того, что  произойдет дальше.
Очень скоро, однако, ворвались солдаты с криками:  "Товарищи, не волнуйтесь.
Мы всего лишь застрелили вора".
          Оказалось, что они схватили человека, который украл из чьего-то кармана
три рубля, и за это его на месте  же расстреляли. Над телом убитого человека
началась  дискуссия,  правильно  ли  это  было  или нет.  Собрание настолько
разволновалось,  что дело  дошло до  рукопашной. Шум был  ужасный; несколько
пассажиров вышли посмотреть на тело покойного, лежащее на платформе.
     Часом позже выстрелов и криков стало больше -- еще один  вор был пойман
и  расстрелян. К  рассвету был застрелен  третий вор, но  оказалось,  что он
вовсе был не  вором, а милиционером, то есть полицейским. Все  это произошло
на  платформе,  отделенной  от  нас  лишь  одной  стеклянной  дверью.  Общее
беспокойство была  настолько большим,  что никто  не мог ничего  понять.  На
платформе лежали три запачканных кровью тела.
     Конечно, это было только  начало. Солдаты  пока еще  были дружелюбны по
отношению к публике; у  каждого были еще хлеб  и  обувь.  Но было совершенно
ясно,  что  как  только хлеба и  обуви больше не останется,  те, у кого есть
оружие, отберут хлеб и обувь у тех, которые его не имеют.
     В  то  время  как  происходил  процесс "углубления"  революции,  лидеры
большевизма  пробирались  к  власти.   Наконец,  благодаря  убийствам,  лжи,
неосуществимым  обещаниям  и  использованию  всех   криминальных  элементов,
имевшихся в  России, они преуспели в достижении своей цели.  Но  теперь  они
оказались в действительно трагическом положении.  Мне бы хотелось, чтобы это
было  ясно понято -- как трагично было  их положение.  Большевики  не  имели
конструктивной  программы,  и, фактически,  они  не  могли  ее иметь. Каждый
понимал,  что  ни  одно из их обещаний  не может бьггь выполнено. Они только
должны  спокойно  сидеть  и не  шевелиться.  Любое их  движение  приводило к
ухудшению. Было достаточно "национализировать" продукты, чтобы они исчезли с
рынка.
     "Национализированные"  заводы и  фабрики были заняты  заседаниями  и не
работали.  Жизнь  сама учила  большевиков, что они только должны  продолжать
революционную  политику  Керенского,  то  есть  печатать  бумажные деньги  и
произносить  речи. Если им  это не нравилось, то  все, что оставалось -- это
лететь  в  Швейцарию,  подготавливать  заговоры  и начать  терроризм  против
большевиков в России. Я думаю,  что они сами осознали тогда,  что неспособны
ничего сделать; им было  отказано  во всякой возможности любой созидательной
работы  -- исключительно  их работа  была причиной  разорения.  На некоторое
время они были спасены борьбой, что началась против них.
     Но разрушение было в  то время  уже совершившимся фактом. Русской жизни
больше не существовало. Все, что случилось с  тех пор,  было ближе к смерти,
нежели жизни. Фактически жизнь
     России была остановлена в первую минуту революции. Эта  минута означала
уничтожение  какой бы то ни было возможности культурной работы. К несчастью,
немногие поняли это.
     Следующее  -- мое  личное мнение: народ, простой  обыватель имеет более
глубокую проницательность в отношении революции и  понимает события  намного
лучше, чем представители  прессы, литературно образованные люди и, особенно,
политики.  Те  потеряли всю  способность  размышлять и были унесены ураганом
событий. К несчастью, их мнение оценивалось как мнение русских, и, что хуже,
они ошиблись в своих взглядах на волю народа.
     В  то время  считалось обязательным изображать радость  по отношению  к
революции.  Все, кто  не  чувствовал этого,  должны  были  молчать.  Многие,
конечно,  понимали, что радоваться нечему, но  они  были разрозненны, и даже
если  бы  они говорили,  их  голоса  не  были бы услышаны во  всеобщем  хоре
восхищения.
     Я хорошо помню один вечер  лета 1917-го, в Петрограде. Я допоздна сидел
в гостях  у генерала А.,  чья жена  была известной  артисткой,  и теперь уже
ночью  возвращался домой с М., редактором  крупного артистического  журнала.
Нам  пришлось  идти  через весь  город. Наш  хозяин находился прямо в центре
политической  жизни, но  он достаточно ясно понимал  безнадежность всяческих
усилий,  и политиков в  его доме воспринимали  как нечто, портящее  веселье.
Только когда мы вышли на улицу, темой нашего разговора стала политика.
     -- Знаете, -- сказал М., -- есть  идиоты даже  среди культурных  людей,
которые чувствуют себя счастливыми во время  революции, кто  верит, что  это
будет  освобождение  от чего-то.  Они  не понимают, что  если  она  означает
освобождение,   то  это   освобождение  от  еды,  питья,  работы,   гулянья,
использования трамваев, чтения книг, покупки газет и так далее.
     --  Точно,  --  ответил  я. --  Люди  не понимают,  что если  что-то  и
существует, то только  благодаря  инерции. Первоначальный толчок из прошлого
все еще работает, но его  нельзя обновить! В этом и  состоит весь ужас. Рано
или поздно его энергия будет исчерпана, и все остановиться  одно за  другим.
Трамваи,  железные дороги, почта --  все это работает благодаря только одной
инерции.  Но  инерция  не может длиться вечно.  Вы  поймете, что факт  нашей
прогулки  здесь и  того,  что  на нас  никто не  нападает,  ненормален.  Это
возможно только из-за инерции. Человек, который очень скоро будет грабить  и
убивать на этом же самом месте, пока не осознал, что он может делать это уже
сейчас, не боясь наказания. Через несколько месяцев здесь  уже нельзя  будет
гулять ночью, а еще немного позже будет небезопасно делать это и днем.
     -- Несомненно, -- добавил М., -- но никто не видит этого. Все
ожидают, что произойдет что-то хорошее, хотя ничто прежде не было таким
плохим, и нет никаких причин ожидать чего-то хорошего
     После того  вечера  я никогда больше его не видел и не знаю, что с  ним
случилось. Также не знаю, живы ли  еще  генерал А. и его жена, но я часто за
эти два  года вспоминал  эту беседу. К несчастью, все настолько  подтвердило
правильность наших умозаключений.
     Следующая "фаза большевизма" оказалась в трогательной общности с другой
характерной особенностью жизни военной России, и очень скоро это особенность
стала доминирующей  чертой большевизма. Подлинной причиной разорения России,
которое привело к революции, был грабеж --  то есть то, что вы, как вежливые
и культурные люди, называете наживой.
     Мародерство началось в первый месяц войны и проникало постепенно дальше
и глубже, высасывая жизненный дух. Не было принято никаких мер в России, оно
росло быстро и безмерно  и  поглотило всю Россию. Большевизм, как я  обратил
внимание,  сравнивался с  грабежом.  Массы  хотели  получить  свою  долю  во
всеобщем  расхищении  России.  Большевизм  разрешил  грабеж  и  дал ему  имя
социализма.
     Я помню комический  случай  в  Петрограде  тем  же летом  1917-го. Была
забастовка  служащих  промышленных  и  галантерейных  магазинов.  "Множество
служащих, мужчин и  женщин, шло  процессией по Невскому проспекту от  одного
магазина к другому, требуя их закрытия. Я был на Невском со своим другом. Он
заинтересовался,  в чем дело, и спросил молодого человека,  очевидно,  очень
гордого своей новой ролью "бастующего", о причинах и целях забастовки.
     --  Они,  -- ответил тот, -- наживаются с начала войны. Мы очень хорошо
знаем, сколько было заплачено за различные изделия и по какой цене они затем
были проданы. Вы представить себе не можете, какую выгоду они извлекли.
     -- Хорошо,  -- спросил  мой друг в шутку, --  вы, несомненно,  требуете
теперь снижения цен и возвращения нечестно полученных денег?
     --  Не-ет,  -- ответил  молодой  человек, очевидно, смущенный, --  наши
требования сделаны в соответствии с программой.
     -- Какой программой?
     -- Я не знаю. На  самом  деле, Партия  сообщила нам,  что все заработки
должны были быть подняты на 100 процентов (или 60 --  я не  помню), но "они"
не сделали это. "Они" согласились сделать с января; они хотят спасти деньги,
нажитые за последние два года. Но мы не оставим их.
     Вопрос был  совершенно простым. Молодые  мужчины и  девушки подряд  три
года  должны  были быть  свидетелями  грабежа  при дневном  свете  и  теперь
требовали своей доли в это грабеже. Их вела партия
         --  какая  партия,  я  даже  не знаю, но точно не большевиков.  Те были
заняты  другими  вопросами.  Хотя  в  то  время  все   партии  работали  для
большевиков.
   
    ПИСЬМО IV
     Екатеринодар
     Мой друг  оказался  хорошим  предсказателем.  Очень  скоро  "участие  в
грабеже всегда,  когда  он происходил" стало ведущим  принципом большевизма.
Тем  временем, то есть осенью 1917-го,  подлинные черты  большевизма  начали
обнаруживать себя. Они составляют истинную сущность движения и их применение
заключается в борьбе с  культурой, с  интеллигенцией, любой свободой. Сейчас
люди  начали  понимать  реальное  значение  большевизма;  они начали  терять
иллюзии,   которые   вели  к  смешению  большевизма  с   социалистическим  и
революционным движением.  Эти иллюзии, которые мы  потеряли, кажется, теперь
преобладают среди вас. Субъекты, склонные к резюмированию способов мышления,
упорствуют в видении в большевизме не того, чем он реально является, а того,
что должно быть в соответствии с их теоретическими  выводами. Эти люди будут
иметь очень грустное пробуждение, и это пробуждение, как говорится в русской
пословице, "не за горами".
     Причины  такого успеха  большевизма в России, который явился  сюрпризом
для  самих  большевиков,  могут  быть  найдены  в  вызванном  войной  полном
разрушении  экономической  базы  русской  жизни,  в  невероятно  разнородных
политических    взглядах,   превалирующих   среди    интеллигенции   России,
варьирующихся от патриотического  шовинизма до  анархического  пацифизма, и,
главным  образом,  в  нестабильности  русской  политической  жизни,  целиком
теоретическом  и  демагогическом  характере  главных  политических  партий и
тенденций России. Не  было  ни одной  партии, созданных  в ответ на  реально
существующие   события.   Все   сопротивляющееся   большевизму[7]
состояло лишь из теорий, теорий и фраз, очень  часто одинаковых  с теми, что
употребляли сами большевики.
     Большевики  знали, к  чему они  стремились; никто другой не  знал.  Это
причина их  успеха. Конечно, их успех только временный, так  как, собственно
говоря, никто не может быть большевиком вечно. Это болезнь, от  которой люди
или выздоравливают, или,  если микробы проникли слишком глубоко  в организм,
умирают.
     В  последнее  время  стало  распространенным  сравнение  большевизма  с
болезнью. Это верно, но не достаточно. Большевизм --  это не только болезнь;
это смерть, и очень быстрая смерть, или это не настоящий большевизм.
     В целом, большевизм -- это катастрофа, гибель.
     Это то,  что  вы  не понимаете, а сделать это  вы  можете,  только если
изучите нашу историю за последние три года.
     Все  политические  тенденции,   существовавшие   до  революции,   можно
разделить   на  четыре   группы.   Первая  --  монархическая,  то  есть  она
поддерживала  правительство. Она состояла из людей, которые  симпатизировали
правительству,  частично  основываясь  на   принципах,  частично  из  личных
интересов.   Теоретически,  они   хотели  возвращения  самодержавия,  но   в
действительности  их  желанием было  только  восстановить  и сохранить  свое
привилегированное   положение.   Эти   люди   не   образовали   определенной
политической  партии.  Последняя была сформирована различными  организациями
благородных политических групп наподобие "Союз  русского  народа"  или "Союз
Михаила  Архангела".  Их  программы  и  тактики были очень  ограниченными, и
состояли главным образом в подаче петиций и получении от
     правительства  специальных  дотаций,  а также в  организации  еврейских
погромов.
     Вторая группа была образована "октябристами".  Эта партия появилась  из
революции  1905-го,  и  ее  официальная  цель была  осуществление принципов,
включенных  в  манифест  императора  от  17-го  октября,  в  котором  России
обещались все  виды свобод. Реальной деятельностью этой  фракции была борьба
против  любых  подобных  осуществлений. Она  состояла  из богатых  буржуа  и
представителей бюрократии  или интеллигенции,  которым нравились либеральные
настроения, при  этом не желая отделяться от правительства. Хорошо известный
анекдот  рассказывает,  как  император Николай  II, желая  угодить  кому-то,
сказал: "Я первый  октябрист России". Комментарием на это  было: "Поэтому он
подписал манифест, но не выполнил его".
     Третья группа  включала в себя так  называемых "кадетов", что  является
комбинацией первых букв Конституционно-Демократической партии. Ее  программа
была  слишком теоретической; ее источник был найден в  политических кружках,
собиравшихся  вокруг  Московского   Университета.  Они   хотели   оставаться
"легальными",   и   поэтому   публично   не    объявляли   своих   подлинных
республиканских и социалистических тенденций. Ее активный элемент составляли
члены  бывшего Земского  Союза, которые  присоединились к  партии  некоторое
время спустя  после ее образования. Но они были  ограничены программой своей
партии, принципы  которой имели скорее важность политической  платформы, чем
чего-либо другого -- например,
     всеобщее   избирательное   право  на  принципах   прямого,  тайного   и
равноправного голосования.
     Если октябристы были лицемерны в одном, то кадеты -- в другом, но и те,
и другие одинаково не соответствовали тому, что они за-
являли. Им мешал спорный характер некоторых пунктов  в  их программе  и
определенная "партийная дисциплина".  Многие  из се членов были  чрезвычайно
почтенные, уважаемые и энергичные люди,  которые создали  группы отчасти вне
собственной партии.  Они были  совершенно потеряны  среди  званий  и  шеренг
партии,  и  масса  наиболее важных членов,  что имели  реальный, существенно
важный политический опыт и знали страну и людей, ни когда не играли в партии
какой-либо ведущей роли. Лидером  обычно был  теоретик из профессиональных и
адвокатских классов.  Все это лишало партию силы  и подлинного  значения. Ее
левое крыло было слишком  близко связано  с социалистическими партия,  чтобы
быть реально мощной и жизнеспособной.
     В  четвертую  группу  мы  можем включить  все  социалистические партии,
продолжавшие  работать  над готовыми замыслами и мало в чем  отличавшихся от
своих коллег за границей. Их деление на различные группы привело к выделению
главных отдельных фракций:
     '"социал-революционеров",  базирующихся в  основном  на своей "аграрной
политике", и  "социал-демократов", --  ортодоксальных  марксистов. Последняя
партия  была   еще  подразделена  на   две  части  --  тех,  кто   отстаивал
"минимальную"  программу,  "меньшевиков",  и  тех,  кто   --  "максимальную"
программу,  "большевиков".  Самым  энергичным  течением  в  социалистических
партиях  были  бывшие "народники", объединенные  в  определенной  степени  с
социал-революционерами,  или народные  социалисты,  которые  были еще  более
крайним течением. Их успеху препятствовал,  однако, социалистический балласт
их программ.
     Революция, вызывающая падение старого  режима, привела  к естественному
концу активность монархистов и октябристов как политических партий. Остались
кадеты,  которые теперь открыто  приняли республиканскую веру, и разные виды
социалистов.  Ни   кадеты,  ни  социалисты  не  были  в   состоянии  оказать
эффективное   сопротивление   мероприятиям  большевиков.   Различные  группы
социалистов,  несмотря  на то,  что  они  громко возражали  против  средств,
используемых большевиками, не перестали считать их частью  своей собственной
политической фракции. Они обращались к ним  "товарищи"  и считали  возможным
обсуждать   с   ними   условия  соглашения.   Попытки  достигнуть  реального
соглашения, конечно, предопределили  неудачу, так как для каждого соглашения
нужно  определенное  количество честности и серьезности с  обеих сторон.  Но
большевики никогда  не  относились к этим договорам с серьезностью.  Главной
целью в их игре было выиграть время, а главным объектом -- власть. Остальные
социалисты  не осмеливались достаточно  сильно  и  активно  возражать против
людей,  которые  повторяли их собственные  фразы о  системе труда, борьбе  с
капитализмом и победе пролетариата. "Товарищи
     большевики"   только   смеялись   над   сентиментальностью   "товарищей
социалистов"  и  использовали  их  для  своих  намерений  как слепое орудие,
работавшее для их целей и выполнявшее то, что они хотели.
     Это    было    экстраординарное    время    "товарища    министра"    и
Главнокомандующего  адвоката Керенского.  Кадеты пытались  спасти  последние
остатки  здравого  смысла,   но  сочли  невозможным  работать  совместно   с
социалистами.   Те  же,  с  другой  стороны,  были  готовы  к  соглашению  с
большевиками. Дорога к победе большевизма лежала открытой.
     Только  после двух лет унижения и страдания России удалось организовать
центр, который не считал возможным пойти на компромисс с  большевизмом. Этот
центр (на этот раз в месте, где я пишу) -- штаб Добровольческой армии.
     Вы, конечно, не  знаете, что в  действительности  есть  Добровольческая
армия. Ее сейчас огромная организация развилась из маленького отряда из 3000
человек, которые под  руководством генерала  Корнилова в феврале 1918 начали
свою борьбу.  Легендарная экспедиция  этого отряда, которая привела к смерти
генерала  Корнилова  31-го марта 1918-го года близ  Екатеринодара,  положила
начало борьбы с большевизмом. Это описано в  книге А. А. йауогше "Экспедиция
Корнилова". Это почти единственная книга, изданная в России за последние два
года.  В  следующем письме  я надеюсь резюмировать  ее содержание  и описать
источник Добровольческой армии, история которой есть также история последних
лет России.
     Даже сейчас можно исписать много страниц, анализируя деятельность  этой
армии. Во многих случаях ее силы слишком  направлены  на реставрацию  плохих
особенностей старого  режима и  развитие их  на ступень  хуже, чем они  были
раньше. С другой стороны, она во много раз более терпима к событиям, которые
являются наследством от временного правительства и власти большевиков.
     Только будущее  может показать, что  будет результатом  всего этого.  В
настоящее время важно одно. Добровольческая армия сражается с большевиками и
борется за  единую Россию.  Следовательно, Россия и Добровольческая армия --
одно и  то же.  Упоминая Россию,  вы  упоминаете  Добровольческую  армию,  и
наоборот.
     Однако в  течение  первых  шести или  девяти  месяцев  после  революции
подобного центра  не  существовало.  Россия  была  представлена большевизмом
"сделано в  Германии",  объединенным  с "настоящей  русской"  спекуляцией  и
поощряемым  абсурдным  идеализмом  интеллигенции,  которая  цитировала:  "не
боритесь злом со злом". Перед лицом слабости интеллигенции  большевизм очень
скоро показал  свое  реальное  лицо.  Он начал  открыто  вести войну  против
культуры, уничтожать все культурные  ценности и истреблять интеллигенцию как
представителя культуры. "Нигилизм" прежних дней был уже
     очень хорошо  знаком с презрением к культуре, как будто только  сильные
взрывчатые  вещества  были  ценными  результатами  прогресса   человечества.
Большевизм развил  эту идею до высочайшей  степени. Все, что не помогало или
не  поощряло   производство  бомб,   было   объявлено   лишенным   ценности,
"буржуазным" и заслуживало только разрушения и истребления. Эта точка зрения
была очень приятной воображению пролетариев. Рабочие наконец-то были сделаны
равными  с интеллигенцией,  и даже были провозглашены как  превосходящие се.
Все, в чем они  отличались  от нес,  теперь было объявлено  ненужным и  даже
враждебным интересам  народа  и  идее  свободы.  Лидеры  большевизма открыто
заявили,  что  все,  что  им нужно от культуры  --  это  средства  борьбы  с
буржуазией и захвата власти для пролетариата. Наука,  искусство,  литература
были поставлены под  подозрение и  переданы  под бдительный  контроль  групп
неграмотных рабочих. Газеты  подверглись  такой чистке, о  которой  жандармы
Николая I  никогда  и не мечтали. С  момента захвата большевиками власти все
газеты были закрыты. Их место  было занято официальными или полуофициальными
неграмотными большевицкими  "Извеегиями" или "Правдой". В  неописуемой форме
они восхваляли власть Советов и оскорбляли "буржуазию". Неофициальной газете
(социалистической, конечно)  разрешалось  печататься при  условии,  что  она
формально поддерживала большевизм --  "признала  власть Советов"  было тогда
официальным выражением. Это означало признание ее власти как демократической
и лучшей в мире. Это подразумевало также необходимость выражения  лояльности
газеты  путем  опубликования  клеветы   и  обвинений  против  "буржуазии"  и
отвратительной критики всего, что  не связывалось  мгновенно  с большевизмом
или Советами. С целью  предохранения газет от какого-либо другого влияния их
контролировали рабочие издательства,  где  они печатались.  Их представители
составляли  большинство  "редакторской  группы",  которая  была уполномочена
увольнять старых  сотрудников, чтобы  назначить новых,  и  контролировать  в
целом редакторскую администрацию. Даже самые терпимые и скромные  журналисты
должны были прекратить свою работу,  и очень скоро все  газеты стали жертвой
своекорыстных людей без знания какой-либо журналистской работы.
     Официально борьба была направлена против "буржуазии".  Но этот термин в
интерпретации  большевиков  включал  в  себя  всю  интеллигенцию.  Все,  кто
принадлежал к  какой-либо профессии, профессора, артисты, врачи,  инженеры и
вообще все  специалисты, были без разбора объявлены  буржуазией  и подлежали
поэтому  контролю со стороны своих собственных  рабочих и  слуг. В некотором
отношении  их  положение было  хуже,  чем журналистов.  Последних оставили в
покое, но  врачей,  инженеров  и  городских служащих  заставили  работать  в
невероятнейших условиях. Рабочие и часовые контролирова-
     ли  своих инженеров; врачей заменили советы больных и швейцаров. Это не
шутка -- это реальная жизнь Советской России в данный момент. Весной 1919-го
несмотря на  трудности, созданные большевизмом и Советами,  врачи  Советской
России  собрались  на  ежегодной  встрече "Пирогов",  проводящейся  в  честь
покойного  известного хирурга  Пирогова. Данные, собранные  тогда, показали,
что врачи  были  совершенно  беспомощны  в  борьбе  с  эпидемиями вследствие
контроля, осуществляемого над ними медицинскими служащими, которые заполнили
все ответственные должности.
     Со стороны большевизма война с интеллигенцией была неизбежной. Долго се
обманывать  не  могли.  Скоро  она  бы обнаружила  лежащий  в  основе  обман
большевизма.  Чтобы обезвредить  интеллигенцию, помешать ей объяснять правду
народу, се саму провозгласили буржуазной, а  се представителей -- людьми вне
закона, специально смешав их с буржуа, против которых  первоначально  и была
направлена борьба. Это было логически неизбежно. Иначе интеллигенция, говоря
в  общем,  склонная  верить  в  революционные  фразы,  присоединилась  бы  к
большевизму и  привела  его к другому  уровню развития.  Она бы  потребовала
оплаты  счетов, под которыми  большевики ставили  свою  подпись, не помышляя
даже что-либо оплатить.  Другими  словами, интеллигенция  настаивала  бы  на
выполнении  обещаний, данных  большевиками  людям, которых  сами  большевики
считали   не  более  чем  приманкой,  способной  облегчить  ловлю  рыбы.  Не
отказывайся так явно интеллигенция от участия  в революции, она испортила бы
им игру.  Большевики никогда не  были бы  способны унизить  Россию до  такой
степени, как сейчас. Глядя на разрушительность их мер, например,  таких, как
изгнание  интеллигенции из общества, и размышляя  об их  соответствии  целям
нового  государства  большевиков,  невольно  появляется  мысль  о   немецкой
изобретательности.
     Как правило, большевизм основывается на  самых худших  силах, лежащих в
основе русской жизни. Насколько они  преуспели во внедрении этих сил в жизнь
-- это вопрос, который я буду рассматривать особо.  Раздражение чувств людей
против  интеллигенции  было вещью,  достижимой  в России намного легче,  чем
где-нибудь еще. В России все  эпидемии холеры всегда  связаны  со слухами об
отравлении докторами  колодцев или  своих  пациентов  в больницах,  и обычно
вслед за этим следуют погромы докторов.
     На одной особой стороне большевизма еще недостаточно настаивали. Я имею
в  виду участие  в нем явно криминальных элементов. Прежде население русских
тюрем,   бывало,   делилось    на   две   группы:   меньшинство   "товарищей
политзаключенных" и огромное большинство "товарищей  преступников". Я думаю,
что никому из "товарищей политзаключенных" даже не снилось, что ведущую роль
в революции будут играть "товарищи преступники". Но это правда.
     Будущие историки продумают до конца новое определение Советской власти:
какое-нибудь новое слово, показывающее  видную  роль криминального элемента,
что-то наподобие "какургократпя"  или "па-раномократия". Генри Джордж сказал
в  "Прогрессе  и бедности",  что наша цивилизация не  нуждается  ни  в каких
варварах для своего  разрушения.  Она  уже  несет  в  своем сердце варваров,
которые  уничтожат  ее. Большевизм состоит как раз в организации и собирании
этих варварских  сил, существующих внутри  современного общества, враждебных
культуре и цивилизации.
     Это  --  существенный пункт,  который  вы  упускаете, когда говорите  о
большевизме в Англии. Вы поймете это, только когда будет слишком поздно.
 
     ПИСЬМО V
     Екатеринодар
     Я  буду должен  рассмотреть  большевизм и историю его развития в другой
раз. А сейчас я только попытаюсь обрисовать нынешние обстоятельства в России
и сил, лежащих в их основе.
     Линия сражения Добровольческой Армии генерала Деникина с  большевиками,
то есть Советской Россией, растягивается по всей кривой  фронта от Одессы до
Астрахани.  Центральная  часть фронта, в направлении Москвы,  в данное время
сохраняет  свои позиции,  и сейчас,  когда  я  пишу.  Добровольческая  Армия
завоевала Орел и наступает в  направлении  Тулы  и Брянска. В  секторе между
Киевом и Одессой продолжается борьба с остатками Украинской  армии, то  есть
большевиками под другим названием; и окончательная чистка этой территории от
всех сортов большевиков есть  просто  вопрос  времени. Однако  положение  на
Волге и Кавказе хорошо не настолько.
     Вывод войск Англии  из  Баку и оставшейся  части Кавказа -- акция,  так
громко пропагандируемая английскими друзьями большевиков  --  создала  много
трудностей для Добровольческой Армии и дала новую надежду большевикам Баку и
Астрахани.  Вместе с тем восстали горцы Дагестана  и Черкессии,  и никто  не
может предвидеть окончания этой новой борьбы. Большевики совершают отчаянные
попытки  взять  Царицын  и  прорваться к  Астрахани. Если им удастся это, им
будет легко присоединиться к  дагестанскому  восстанию,  и  тогда  опасность
распространения большевизма  по всему  Кавказу может  стать  намного острее.
Большевикам   тогда  также  удастся  захватить   нефтяные  районы,  которые,
несомненно,  улучшат  их положение. Туркестан  и районы Каспия  полностью во
владении большевиков.
     Положение  позиций  Колчака  представляется  неопределенным.   У   вас,
конечно, новостей будет больше, чем у меня; и я уже упоминал
     о   возможностях,   являющихся  результатом   достижения   большевиками
китайской границы. Даже если  Колчак  остановит  наступление  большевиков  и
Деникин возьмет Москву, большевики уверены в своем продвижении через Волгу к
Туркестану  и  Закаспийским  районам.  Ввиду  этого  уже  принимаются  шаги.
Туркестанские большевики,  как  нам сообщают  недавно  появившиеся  из  того
района  беженцы,  настойчиво   занимаются  распространением   пропаганды   в
Центральной  Азии  и  Индии.  В  Ташкенте  существуют  центры для подготовки
пропагандистов па всех языках Востока.
     Положение областей России, освобожденных от большевиков, никоим образом
не   лучше.   Жизнь  была  до  такой  степени  уничтожена,  что   разрушение
продолжается автоматически. В Западной России  повторно происходят еврейские
погромы.  И мы очень хорошо знаем, что  это всегда связано с предшествующими
орган] 1зациями  со стороны  правительства.  Я отсылаю,  как  к  примеру,  к
известной книге принца Орусова "Записи губернатора". В данном случае, также,
источник  погромов   хорошо   известен.   Призрак  старого  режима,  который
по-прежнему является нам, не обещает ничего  хорошего.  На Западе и Востоке,
также  как  и  на  Юге и  Севере,  спекуляция,  нажива и высокий прожиточный
минимум растут, как говорится в русских сказках, "не по дням, а по часам".
     Причиной продолжающегося роста цен, кроме спекуляции, является полная и
фантастическая  неспособность   правительства  управлять  своими  финансами.
Прямой результат его активности -- потеря доверия народа к денежным деньгам.
Различные  их виды,  выпускавшиеся  в течение  последних  лет,  неоднократно
"отменялись".  Каждый раз,  когда это  происходит,  немедленным  результатом
является новое  повышение  цен и потеря доверия к  другим  бумажным деньгам.
Недавно,  чиновники,  которым  поручены финансы,  известили о приближающемся
"снижении  ценности"  всех видов  бумажных денег.  Немедленным  результатом,
несомненно, будет полная невозможность купить что-либо вовсе.
     Явно, что  мы быстро  приближаемся к времени, когда жизнь в России  без
спекуляции будет невозможной. Только с помощью "бартера", то есть наличия на
руках  в любой данный момент каких-либо  товаров, будет возможным продолжать
жить, так как только они подвержены росту цен. Возьмем простой пример.  Если
вы получили вчера 1000 рублей,  то сегодня они стоят  только 500, а  завтра,
возможно, будут уже равны 250 рублям. Но если вы были достаточно умны, чтобы
купить какие-то товары,  то сегодня вы  обладали бы 2000 рублей вместо 1000.
Несколько  дней назад подобный скачок  цен произошел  с сахаром. Он стоил 25
рублей (2 фунта 10 шиллингов по старому курсу)  и затем неожиданно подскочил
до 50.  Получить  выгоду  настолько  просто,  что  все что-то  покупают  или
продают: все, но не интеллиген-
     ция, которая  не  имеет денег  и  все еще живет по  принципам,  которые
должны стать сейчас нелепыми предубеждениями.
     К вышеназванным  причинам обесценивания  рубля недавно  добавилась  еще
одна  новая.  Я  имею в  виду  "экономическую  войну",  что  ведется  сейчас
республиками Дона, Кубани и Терека против Добровольческой Армии.
     Было  бы  необходимо  обратиться к  истории и  географин,  чтобы понять
реальное значение предыдущего  предложения.  Я намереваюсь просто  описать с
моей собственной позиции посреди всех этих, непрерывно борющихся друг против
друга. Я  надеюсь,  что вы сделаете  вывод из  этого  политического  аспекта
вопроса.
     Сейчас я живу в Екатеринодаре. Это столица Кубанского региона и один из
богатейших городов России, с точки зрения природного изобилия. Он расположен
на берегу реки Кубань, на равнине Северного Кавказа. У пего практически  нет
истории, его репутация основана только на нервной лихорадке, разыгрывающейся
там. Город был основан в восемнадцатом столетии, как можно догадаться по его
имени,  и его внешний  вид носит следы своего  источника. Весь город состоит
только  из улиц,  пересекающихся друг с другом  под прямыми  утлами. Коротко
говоря, в  обычные времена  это самое захолустное место, какое  только можно
представить. Вряд  ли кто из  моих  знакомых  бывал прежде в  Екатеринодаре.
Можно найти  здесь  широкую торговлю зерном, маслом и  особенно табаком,  но
ничего  больше.  Единственная   достопримечательность  --  отвратительнейший
памятник Екатерине  II с гномоподобными фигурами Потемкина и  казаков вокруг
пьедестала. Жители, однако, очень горды этим памятником; кто-то даже пытался
уверить  меня, что он  изумителен.  Но я полагаю, он сказал это с сарказмом.
Рядом  с памятником дежурит часовой, который не разрешает  вам до него ворот
дотрагиваться.  Если  вы  высказываете  свое мнение  вслух,  то вы  рискуете
жизнью. Город намного грязнее,  чем вы можете  себе представить. Я не думаю,
что на  земле существует место, где пахло  бы еще хуже,  чем здесь. Когда вы
гуляете вдоль мощеных кирпичом улиц Екатерине дара,  все  возможные зловония
грязи и гниения  встречают  вас.  Временами вы  проходите  сквозь  настоящую
симфонию запахов. Нигде  в Европе, Азии или  Африке я не встречался с такими
разнообразными и  сильными запахами. Я горько  сожалею о том факте,  что три
года назад вылечился от простуды. Что за благословением была бы она сейчас!
     Другая характерная черта Екатерине дара, в большой  степени объясняющая
предыдущую, это огромное количество  мертвых животных, которых  вы видите на
улицах. Выходя из  дома, вы едва ли сможете не  споткнуться  о тела  мертвых
собак или кошек, или целой семьи котят. Недавно я был необыкновенно поражен,
что за  получасовую прогулку  не  встретил ни одного  трупа. Едва эта  мысль
пришла
     мне  на  ум,  как я  натолкнулся  на  двух  огромных  мертвых  крыс,  а
несколькими шагами дальше  лежала маленькая черная  собака, на трупе которой
скопились тысячи блох.
     В следую  иигй  раз  я был свидетелем странной сцены. Это случилось  на
одной из немощеных улиц Екатеринодара недалеко от центра.  Несколько дней не
было  дождей,  и в глубокой грязи, в которую  свиньи, двигающиеся по улицам,
были наполовину погружены, появились маленькие сухие  прогалины. На одном из
таких островков, в нескольких шагах от маленьких деревянных мостков, которые
теперь заменяли гуляющим тротуары, лежали  два  котенка. Рядом с ними сидела
маленькая девочка,  которая  держала в своих  руках большую  черную  с белым
кошку, и пыталась пододвинуть ее голову поближе к маленьким телам. Кошке это
явно не нравилось; она выглядела унылой и смущенной, и  слушалась  маленькую
девочку с видимой  неохотой, как кошки  иногда  делают это. Пока я проходил,
маленькая девочка обняла большую кошку и посмотрела  на меня, пытаясь скрыть
два маленьких трупа. Но когда я отошел подальше, она снова начала свою игру.
Однако, с соседнего двора меня  достигла  такая волна самых худших  запахов,
что я поспешил удалиться и больше не  оборачивался посмотреть,  за  игрой ли
еще девочка, и что это все значит.
     На  следующем углу  я увидел  легковой автомобиль  министра  Кубани. Но
прежде, чем  я продолжу,  мне  нужно объяснить,  что это  значит.  Во  время
старого режима, три года назад, если вы когда-либо встречали кубанца, то это
был  просто  казак из охраны.  Если вы  были  в  Петербурге, то  обязательно
помните  эти высокие, крепко сложенные фигуры в  синих черкесских платьях  с
эмалированными пулями на груди, желтыми одеждами и большими черными овечьими
шапками  с  красным  верхом (папахами).  Кубанцы  составляли  большую  часть
лучшего  отряда  казаков,  который носил  название  Собственной  Охраны  его
Величества.
     Но  сейчас кубанцы стали республиканцами  и отделились от  России.  Они
образовывают  Республику Кубань, которая в  настоящее  время  ведет войну  с
Единой Россией, представляемой  Добровольческой Армией.  Главная особенность
Кубанской  Республики  --  несомненно,  ее   флаг.  Это  представляет  собой
необычную  гармонирующую   комбинацию  цветов   --  голубого,  малинового  и
зеленого; малиновая лента посередине, а снизу и сверху более узкие голубая и
зеленая. Республика  Р^убань также  имеет  парламент и министерство.  Каждый
министр имеет в своем  распоряжении служебный  автомобиль. Именно таким  был
автомобиль  в  своих  голубом, малиновом  и зеленом цветах, что  я  встретил
несколько минут спустя  после  того, как натолкнулся на  маленькую девочку с
кошками.
     Кубанцы  не единственные  люди, которые  стали  республиканцами. Жители
Дона и Терека, прежде охрана, также создали свои
     республики.  У  них  есть  свои  собственные министры,  у которых  есть
правительственные  машины и другие привилегии. Существование  этих республик
основано, во-первых,  на весьма понятном желании их министров сохранить свои
машины. (Я  думаю,  что  в  западных  странах сказали  бы "портфели",  но мы
достаточно хорошо  знаем, что их  законы написаны не  для нас). После этого,
однако,  главная причина может быть найдена в решимости казаков Дона, Кубани
п Терека сохранить статус-кво в отношении владения землей.
     Земельный вопрос в казацких регионах очень  сложен, и обещает в будущем
предоставить  массу  головоломок  и  трудностей.  Термин  "казак",  как  мне
кажется,  еще   недостаточно  понят  английским  читателем.   Позвольте  мне
определить его так ясно, как моту. "Казак" - в районах Дона, Кубани и Терека
--   означает   "первый  поселенец",  в  противоположность   более   поздним
колонистам,  которых называют  "чужаками". Во время  старого  режима  казаки
каждого из этих регионов обладали правом самоопределения в военных делах, 1$
чем  отличались  от  "чужаков".  Характерной  особенностью  их  жизни   была
длительная  военная  служба  в  особых  казацких  войсках. Они  должны  были
обеспечивать  себя  своими  собственными лошадьми и  боеприпасами.  С другой
стороны, они получали прибыль от больших земельных наделов, часто пятидесяти
или  шестидесяти  акров  каждый.  Вся  земля  этих  трех  районов,  исключая
небольшую  долю   частных  владений,  принадлежала   казакам   на   общинных
отношениях. Чужаки, напротив,  не имели  никаких  прав на землю, не получили
никакой  земли  и  должны  были арендовать ее у  частных  собственников  или
казаков.
     После   революции,  которая  принесла  отмену  всех   привилегий,  было
предложено  поделить землю  поровну между  населением,  и привилегии казаков
должны  были, естественно, прекратиться. Это была идея  тех, у  кого не было
земли;  казаки, однако,  думали по-другому и не  имели ни  малейшего желания
отдавать  свою землю чужакам.  Следует отметить, что горцы  районов Кубани и
Терека, подлинные коренные  жители,  также имели притязания на землю. Казаки
упорно настаивали на факте, что земля была покорена их  предками, и никто не
имеет права лишить их этой земли. Чужаки, с другой стороны, заявили, что раз
отмена привилегий совершившийся факт, то земля  принадлежит  всем  в  равной
степени.  Аргументы  сильны с обеих сторон! Никто не может предсказать,  как
разрешится  этот  конфликт.  Следующая  особенность заключается  в том,  что
"чужаки"  составляют  большинство  во  всех  трех  районах.  В случае,  если
перераспределение будет осуществлено, казаки  потеряют  более половины своих
владений.  Это  будет  в  том  случае,   если  это  перераспределение  будет
ограничено каждым отдельным  районом. Если же  эта мера будет распространена
па всю Россию, то как казаки, так и "чужаки" останутся без земли.
     Но земельный  вопрос  в  России заслуживает  отдельного рассмотрения. Я
ограничусь  землей казаков. Казаки, несмотря на  меньшинство,  тем  не менее
формируют  правительства   во  всех  трех  регионах,  которые,  естественно,
отстаивают интересы "казаков", которые против "чужаков". Причина этого лежит
в  том,  что  казаки  уже  имели  некий  вид  организации,  когда  случилась
революция,  и  что  большевики  во  время  короткого  периода  их  правления
опирались  на  "чужаков".  Когда же их вытеснили из страны, казаки присвоили
себе их правительство. "Чужаки" считались подозрительными; им не разрешалось
участвовать в нем, или,  по крайней мере, в вопросах, связанных с земельными
проблемами.
     Политическая  организация  этих трех регионов отличается друг от друга.
Районы  Терека  и  Дона   управляются  исключительно  Казацкой   Ассамблеей,
называющейся  "Военный Совет".  С  другой  стороны, Кубанский  регион  имеет
Ассамблею,  в  выборах  в  которую "чужакам"  участвовать  запрещается. Этот
парламент неистово  демократичен во всем, кроме вопроса о земле.  Он решился
на  очень  высокомерное отношение  к  правительству  Добровольческой  Армии,
которое считает реакционным.
     Вы можете  видеть по этим признакам, насколько сложна  проблема.  Чтобы
уничтожить  любую  возможность  мирного  урегулирования  какого-то  ни  было
вопроса, правительства каждой из этих республик ведут против всякого другого
экономическую  и таможенную  войну, как я упоминал  в  своем первом  письме.
Теперь эта  война  начинает оказывать  действие и на  Добровольческую Армию.
Подобная ситуация была  создана  различными причинами, тем не менее,  одного
характера.
     Кубанский  регион, изобилующий  зерном и  другими сырьевыми продуктами,
протестовал против всякого  экспорта,  приносящего  только  бумажные деньги,
которые   были   лишены  ценности.  Он  готовился   менять   свои   продукты
исключительно   на  другие   товары.  Чтобы  прекратить  несанкционированный
экспорт,  Кубанский  край окружил себя таможнями. На  каждой  станции  этого
нового  "фронта" поезда  останавливались  на  очень  продолжительное  время,
проверяли весь багаж, и т. д. И это было правилом  в течение  шести месяцев.
Но  сейчас, с тех  пор,  как новые области  были освобождены от большевиков,
районы  Дона  и  Терека  оказались  в таком же  положении, хотя у них  зерна
меньше, чем  у Кубани,  они  все-таки кое-что имеют.  Недавно  освобожденные
области не имеют ничего, или же хлеб стоит там 40-50 рублей за фунт, то есть
в  десять раз дороже, чем в районе Терека. Если  бы экспорту зерна дали ход,
то оно  сразу же исчезло с Дона  и  Терека, и было  заменено горами бумажных
денег, которые Добровольческая Армия грозится "отменить". Надо признать, что
есть, от чего огорчиться.
     Республики решили не допускать никакого экспорта зерна. Добровольческая
Армия ответила  на эту меру заявлением,  что она воспрепятствует поступлению
каких-либо  ни  было товаров в Республики. Другими словами,  Добровольческая
Армия объявила экономическую блокаду непокорным Республикам; и правительства
Кубани, Дона и Терека  стоят  теперь перед выбором  или  экспорта зерна, или
существования без других продуктов: сахара, кожи,  фабричных изделий и т. д.
Ближайшее будущее  покажет нам, как  высоко поднимутся цены на хлеб и другие
товары. Опыт последних дней позволяет нам предсказать,  что мы будем платить
больше и за то, и за другое. Подобные "конфликты" неизменно несут выгоду все
увеличивающимся массам спекулянтов, например, армян.
     И все  это  происходит в ближайшем соседстве с большевиками, тогда  как
они до сих пор еще не побеждены!
     Я  намеревался говорить о самом себе,  о моей жизни здесь. Преуспей я в
изображении того,  как я провожу день, вы бы достигли более ясного понимания
нашей жизни. Но, как вы видите, почти каждое слово должно быть объяснено. Мы
так далеки друг от друга, что можно сказать -- мы почти на разных  планетах.
Только бы не было ни одного большевика на вашей планете!
 
  ЭПИЛОГ из книги "В России Деникина" К. И. Бечхофера
     Наконец  мы достигли Ростова-на-Дону (называется так, чтобы отличать от
другого Ростова близ Москвы). Я пробился через переполненный людьми вокзал и
взял извозчика. Через несколько минут я уже стучал в дверь моего друга, м-ра
Успенского.  Он  русский писатель, который  опубликовал  также одну  или две
книги  на английском;  он крупный  специалист в таких вопросах как четвертое
измерение   --  если,  конечно,   человек  может  быть  экспертом   в  таких
непостижимых  вещах --  и написал несколько занимательных  книг  об  Индии и
индийской  философии.  Я  имел удовольствие знать его уже  несколько  лет, в
Индии, Англии и дореволюционной  России.  Блестящая серия  писем, которые он
послал в лондонский еженедельник  "Новую  эпоху",  описывающая  обстановку в
Южной России  летом  и осенью  1919-го  года, вызвали  у  меня  чрезвычайное
желание  возобновить наше знакомство. Он  радушно  встретил меня и  сразу же
пригласил разделить с ним его жилище. Я сказал, что не буду беспокоить его и
пойду в гостиницу. Он засмеялся.
     --  В  сегодняшней России  вы  не можете взять комнату в  гостинице, --
сказал он, -- они все реквизированы правительством или офицерами.
     -- А в частных домах?
     -- То же самое. Каждая квартира в Ростове была исследована служащими по
расквартировке.  Они оставили по одной комнате каждой женатой паре,  если те
были достаточно удачливы,  и присвоили остальные для офицеров. Я сам  в этой
комнате  только до завтра. Офицер,  который реквизировал  ее, мой друг, и он
одолжил  мне ее  на несколько дней. Но он  возвращается  завтра,  и тогда мы
будем должны искать новую комнату, если мы сможем сделать это.
     Я  выглядел  смущенным. Не  проведем  ли  мы  следующую  ночь на улице?
Успенский улыбнулся моему испугу.
     -- Не  беспокойтесь,  -- сказал он, --  мы найдем где-нибудь  место.  Я
вижу, что вы новичок в этой стране. За последние два года никто не волнуется
о том, что случится с  ним завтра. Нет ничего похожего на прежние дни, когда
мы с вами, бывало,  встречались в Петрограде, и даже условливались о встрече
на два  или три дня заранее. Не беспокойтесь, вы  скоро привыкнете к  этому.
Подождем, пока вы не поживете под  большевиками, как пожил я! Говорю вам, до
тех пор,  пока  вы  не испытаете большевизм  на  себе,  вы  не узнаете,  что
действительно содержит в  себе  мир.  Причудливое  размышление  о  том,  что
случится завтра! Что за странная идея!
     Успенский показал  мне свое  имущество. Оно состояло из одежды, которую
он носил (главным образом поношенного сюртука,  остатка прежнего богатства),
пары  рубашек высшего качества, носков, одного  одеяла, потрепанного пальто,
пары ботинок,  банки  кофе,  бритвы, пилочки  для ногтей, точильного камня и
полотенца.  Он  уверял меня, что считается исключительно удачливым, имея так
много оставшимся.  На  следующий  день  мы перенесли наши пожитки  на  место
нового жилища,  которое  нашел  Успенский.  Оно состояло из  двух  маленьких
комнат над чем-то  вроде сарая во внутреннем  дворе большого дома.  Они были
реквизированы  офицером, который  должен был  по долгу  службы ехать в глубь
страны на неделю  или около того и, боясь  потерять их тем временем, одолжил
их своему Другу, который в свою очередь гостеприимно пригласил  Успенского и
меня разделить их с  ним. В любом  другом  месте, в любое другое  время я не
стал  бы жить  в этих  комнатах. Они были  маленькие,  очень  холодные  и со
сквозняком,  и  чрезмерно  неудобные.  Чтобы добраться до  них,  нужно  было
позвонить  в  колокольчик привратника; тогда он  выходил из своего жилища  и
уводил двух свирепых собак в их конуру, после чего открывал ворота и впускал
нас внутрь.  Когда  мы хотели выйти наружу, нужно было пройти тот же ритуал.
Иногда,  когда  привратник спал,  был занят или  пьян,  можно  было провести
четверть часа снаружи под снегопадом или  с внутренней стороны двери с хором
лающих собак для компании. В завершение всех этих проблем владелец дома нео-
     жидашю послал нам сказать, чтобы  ~\\ы убирались вон, по  причине того,
что мы совсем не имеем права занимать сараи.
     В известном смысле он был прав,  но  мы точно знали,  что было причиной
этого; он хотел сдать их по баснословной цене каким-то богатым эмигрантам из
большевистской России. Мы решили опередить его, и способ, которым мы сделали
это, довольно  очевидно показывает, как сейчас живут в  России. Утром я  был
послан  к  коменданту  Ростовского гарнизона, генералу  Тарасенкову, который
занимался  реквизицией  квартир.  Я  сказал  ему,  что   являюсь  английским
журналистом  и мне нужна комната. Он  терпеливо объяснил  мне, что в Ростове
нет свободных комнат, но он дает мне право забрать любую, если я смогу найти
се. Я ответил, что знаю дом с пустыми комнатами, и он сразу послал вместе со
мною офицера посмотреть на них. Я 01 вел  его к дому, где мы остановились, и
с  огромным  чувством  собственного достоинства  мы прошли  через  хозяйские
комнаты, расспрашивая всех,  кто в них был.  Все комнаты оказались занятыми,
хотя я  полагал,  что  некоторые  из несомненных жильцов были теми,  кого  в
России  называют "мертвыми  душами",  то  есть  людьми,  которые  больше  не
существовали (выражение  взято  из известной  книги Гоголя). Однако, офицер,
который был со мной, оказался другом владельца дома, и  старался не задавать
неловких  вопросов. Во всяком  случае, мое назначение было выполнено;  я был
уверен, что хозяин больше не посмеет приказать выгнать нас из своего сарая.
     Так  это и оказалось.  В  течение  недели или двух, что  мы  провели  в
Ростове, "буржуазный" хозяин  дома больше не предпринимал дальнейших попыток
возвратить  себе  свои  владения.  Нашей  следующей  проблемой  была  добыча
топлива. В  комнатах  был  ледяной холод; сквозняк  дул отовсюду;  и уголь в
Ростове   было   практически   невозможно   достать   вследствие   нарушения
транспортной системы. Наш  хозяин,  Захаров, занимался получением разрешения
на топливо; вскоре он появился с бумагой,  которая давала право инженеру или
кому-нибудь другому получить полторы тонны угля из  резерва правительства по
невероятно низкой  цене. Как Захаров  получил эту бумагу,  я  не  знаю, и не
пытался узнать. Следующим утром Успенский и я пошли  в министерство финансов
Донского правительства платить  деньги. После трехчасового стояния в очереди
мы смогли  заплатить  и получили расписку. Мне, как наименее занятому  члену
нашей компании, было поручено найти местное инженерное управление и получить
в обмен  на расписку  квитанцию на получение угля. Была суббота, около  двух
часов пополудни, когда я добрался до  управления. Клерк сказал мне подождать
несколько минут, пока не пробьют  часы; когда это произошло, он поднял глаза
и  сказал, что  я  пришел слишком поздно, и надо  подождать  понедельника. Я
указал  на то,  что  уже жду  несколько  минут  и  предложил  ему  дать  мне
квитанцию, которую я хотел.  После некоторого ворчания  он с  неохотой открыл свою
книгу. Потом он  взял мою  расписку из министерства финансов, все  тщательно
проверил и с триумфом заявил,  что не может дать мне квитанцию, потому что я
заплатил на  шестьдесят копеек меньше.  Сейчас,  когда вся сумма была  около
семи тысяч рублей,  шестьдесят копеек, в любом случае, не стоили и  ломаного
гроша!  Я  сказал  ему,  что этим утром был  вынужден простоять в  очереди у
министерства финансов три часа; он ответил с улыбкой, что  в понедельник мне
придется простоять  еще  три часа, чтобы  доплатить шестьдесят копеек.  Этот
очень типичный пример  русского бюрократизма не произвел на меня,  возможно,
ожидаемого клерком, эффекта,  и я потребовал  его начальника.  "К сожалению,
невозможно;  главный  инженер  никогда  не принимает без заранее назначенной
встречи".  Таким образом, я  постучал в дверь  и  вошел. Главный инженер был
сама  любезность  --  встреча с  англичанином, по  его словам,  приносит ему
удовольствие в любое время, он был бы рад сделать  что-нибудь для меня и так
далее. Я объяснил ему  дело шестидесяти копеек, он  захохотал  во все горло,
извинился  и  послал за  клерком. После  этого он  официально  разрешил  ему
принять от меня шестьдесят копеек --  что-то около  одной  восьмой  пенни, и
сказал  ему  отпустить меня  с  квитанцией.  Последний  составлял  се  очень
медленно, сумев  найти  при  этом  возможность сказать  женщине,  сидящей  в
конторе,  что  англичане стали невыносимы:  они  получают  уголь  не  только
официально, но кроме этого еще имеют наглость приходить и  просить его также
частным  образом.  Я  не позволил делать ему  в  моем  присутствии  неверные
заявления  о  моих соотечественниках и самом себе, после чего  он  и женщина
строго упрекнули  меня за вмешательство  в чужой разговор. Они сказали,  что
это было нетактичным  с моей стороны. Я думал о том,  что  все это --  часть
задания в получении угля, и поэтому должен  быть терпеливым. Наконец  он дал
мне квитанцию, но когда я попытался  доплатить пятирублевой банкнотой (стоит
около трех  фартингов),  он сказал, что я должен  ему шестьдесят  копеек, ни
больше  и ни меньше.  Я ответил,  что зайду  доплатить  в понедельник. После
этого я  сразу  же  поехал к угольному  складу,  который находился на другом
конце  города.  Там  я  встретился  с  новой  серией  препятствий. Никто  не
сомневался,  что квитанция дает право  на  получение угля, что я заплатил за
это, и  что я ждал, чтобы забрать  его, но  оказалось,  что  клерк  заполнил
квитанцию не  совсем правильно,  и мне предложили  прийти в следующий раз, в
понедельник.  Перспектива  потратить   еще  один  день   впустую,   еще  раз
предпринять дорогую поездку в пригород,  и,  особенно, провести выходные дни
при температуре  ниже нуля,  совершенно меня не привлекала, и я приложил все
свои усилия, чтобы достать уголь. Наконец, мне удалось пробиться через
     препятствия  бюрократизма  --  боюсь, главным образом  потому, что  как
иностранец не понимал всех сложностей русского контроля за углем.
     И вот я радостно возвращался обратно  в Ростов примерно  с тонной угля,
лежавшей на телеге позади меня. Извозчик заверил меня  частным  образом, что
он положил  килограмм  на сто больше  угля, чем мне причиталось,  и попросил
моего разрешения взять немного себе.  Я  не  возражал, и он отложил себе два
огромных куска. Как только мы  отъехали от склада, он остановил телегу перед
частным угольным складом, отнес эти куски владельцу и возвратился с приятной
вестью, что получил за них 200 рублей. Я подумал, что  он делает в маленьком
масштабе то же, что чиновники в России в большом.
     Я спросил извозчика о том, что  он думает о вещах в целом, и узнал, что
он был призван  в Харькове на военную службу в армию большевиков, осенью был
взят Добровольческой армией в плен,  и  имел выбор либо  служить в се рядах,
либо пойти работать в тылу.  Он не был воином, и с радостью выбрал второе. Я
спросил его, что он думает  о большевиках по сравнению с Добровольцами, и он
ответил,  что  для  него главным  было  то,  что  большая  часть  заводов  в
большевистской  России  не работала, тогда  как в антибольшевистских районах
хотя  бы в и какой-то степени, но наоборот.  Кроме этого его ничего особенно
не интересовало.  Я спросил, кто, как он  думает, будет  победителем. "О, --
ответил он, -- конечно, большевики. Вы видите, у них есть теплая одежда".
     С  триумфом  я появился  дома  вместе  с моей  'тонной угля,  к большой
радости  меня  самого и  моих друзей. На этот раз чистейший апломб прорвался
сквозь сети  формальных процедур России, и мы сделали за один день то, что с
менее агрессивными  методами могло бы занять месяц или даже два. На радостях
мы позвали того,  кто следил за пожаробезопасностыо дома. Это был молчаливый
мужчина  из Москвы, запачканный угольной пылью. Для  него, привыкшего  иметь
дело с  дровами, угольное топливо было тем, что превышало его возможности, и
скоро мы имели возможность заметить, что он был более умелым в тушении огня,
чем его поддерживании. В сущности, мы  начинали бояться всякий раз, когда он
ходил его  проверить.  Несколько стаканов  сделанной  дома водки  --  питья,
которое по  приказу генерала Деникина, не продавалось больше  в магазинах --
вскоре  смягчили его,  и я смог  вызвать его на  разговор. Но его словам, он
пришел  на юг,  чтобы спастись от  большевистской  Москвы, потому что "вы не
можете  там ничего съесть". Многие из рабочих, говорил он, особенно те,  кто
вернулся  из  тюремных   лагерей  Германии,  совершали  демонстрации  против
большевиков, но  на заводе,  где  он  работал, зачинщиков этого  мероприятия
арестовали специальные отряды Красной Гвардии, их увели  и никогда больше не
видели. Все  "более-менее  здравомыслящие" люди, говорил он,  сопротивлялись
большевикам, но молодые  зачинщики  были  с  ними.  "Однако,  -- добавил  он,  --  если  бы
Добровольческая  армия подошла к Москве  так близко, как к Туле,  вся Москва
восстала  бы и  сбросила большевиков".  Его  раздражала  мысль  о  том,  что
большевики наступают на Ростов. "Это значит, что  у  нас снова  будет нечего
есть".
     Огонь имел прекрасное  влияние  на  наше настроение. Существующий,  как
человек  в России, от  часа  к  часу, хороший огонь был тем, о чем постоянно
беспокоились. Мы нашли много спирта в одном из шкафов комнаты, и несмотря на
протесты Захарова, Успенский  начал,  добавляя  немного  апельсиновых корок,
делать из него водку. Он сказал  Захарову, что настоящий  хозяин никогда уже
не  вернется  за  ним раньше,  чем большевики  --  предсказание, оказавшееся
правдивым -- и что если его не выпьем мы, то это  сделают комиссары. Так что
мы начали пить.
     -- Люди пьют с сотворения мира, --  неожиданно сказал Успенский, --  но
они никогда не находили ничего более лучшего к водке, чем соленый огурец.
     С  этим  замечанием  он начал серию воспоминаний о его жизни в Москве в
счастливые  дни  перед  войной,   которые  звучали  странно,  когда  человек
контрастировал  с ними своими нищетой и  лишениями, которые он, как  и любой
другой, терпеливо переносил. Не было ничего реакционного в похвале Успенским
доброго  старого  времени; его  сестра  умерла  в  тюрьме  как  политическая
преступница, и он сам  не был чужд революционным действиям. Нужно  посетить
Россию,  остаться там на  время  и  провести свое время  с  русскими,  чтобы
понять,  что  значат  для  них  эти последние  шесть лет. Однако  я прерываю
Успенского.
     -- Это было в дни моей молодости в Москве, -- говорил он, -- как-то мой
двоюродный  брат  устроил  вечеринку.  Мы  вместе готовили  водку.  Это  был
изумительный напиток. И там  был один  человек, один из  тех, которых  можно
увидеть только  в  России;  молодой  человек  с  длинными  волосами, длинной
бородой,  длинными  усами и грустным, отсутствующим выражением  глаз.  После
одного стакана водки он сразу  же поднялся со своего кресла и вышел из дома,
направившийся  к  ближайшей парикмахерской. Там  он заставил состричь все со
своей головы,  и побрить себя, и после этого он вышел на улицу, имея столько
же волос, как яйцо, и пошел прямо домой спать. Это показывает вам, как много
хорошего может сделать водка!
     -- Кстати, --  продолжал он, -- слышали ли вы когда-либо историю о шефе
полиции Ростова,  сразу после начала революции? Один из  служащих  обнаружил
его  в управлении, тщательно рассматривающего какие-то документы. Наконец он
поднял  голову  и сказал, почесывая свой затылок: "Да-а, я могу понять,  что
пролетариат всего
     мира  должен объединиться, но вот что я  не могу понять, это почему они
решили делать это в Ростове-на-Дону".
     -- Сегодня ночью, --  сказал серьезно  Захаров, -- у  нас будет горячая
вода. Мы сможем помыть свои лица, почистить свои зубы и  позволить себе  все
подобные непривычные развлечения.
     ~  Не  перебивайте меня, --  сказал  Успенский. -- Я заметил,  что  все
полицейские Москвы знали меня по имени,  потому что,  в отличие от остальных
людей, я, когда был пьян, всегда пытался  улаживать ссоры, а не начинать их.
Кроме того,  я, бывало,  давал им большие чаевые. И все швейцары  ресторанов
знали меня, и когда у них начиналась какая-то ссора, они часто звонили мне и
просили  к ним  заглянуть  и остановить происходящее. Помню, как-то ночью  я
пришел домой с левым  рукавом моего без вести пропавшего пальто. Как и где я
потерял  его, я так  никогда  и не  узнал, несмотря  на то,  что я  приложил
достаточно много усилий к обдумыванию этого вопроса. В самом деле, я однажды
думал, не написать ли мне книгу об этом.
     -- Ну, -- сказал я, -- мне бы хотелось знать, где мы будем через месяц?
     Они оба повернулись ко мне: -- Совершенно ясно, что  вы никогда не жили
под большевиками. Если бы вы  жили, то не задавали бы  подобных вопросов. Вы
бы приобрели психологию, которая не позволяла бы таких размышлений.
     -- И все-таки, -- сказал  Успенский, --  когда я жил под большевиками в
прошлом году, я однажды задумался о своем  будущем. Я  был в Ессентуках,  на
Северном Кавказе. Большевики реквизировали все книги и сложили их в школе. Я
пошел  к комиссару и попросил сделать меня библиотекарем. Прежде я  был  там
учителем.  Вы не знаете, что я был учителем после революции, не так  ли? (Он
повернулся  ко  мне.)  Да,  я  был  также и  привратником.  Итак, комиссар в
точности не знал, кто такой библиотекарь, но я объяснил ему.  Он был простой
человек и начал почти бояться меня, когда  услышал, что  я сам  писал книги.
Так  что он  сделал меня библиотекарем, и  я повесил  большое объявление  на
двери: "Советская Библиотека Ессентуков".  Моей идей было сохранить  книги в
безопасности,  не  перемешивать их, так, чтобы  когда  большевики  уйдут, их
можно будет вернуть своим владельцам. Я хорошенько их  расклассифицировал, и
проводил свое время за их чтением. Затем одной ночью пришли казаки и изгнали
большевиков. Не обращая внимания на стрельбу, я побежал к школе и стер слово
"советская", в  страхе, что придут казаки  и  все уничтожат, так что оставил
просто "Библиотека Ессентуков".  На  следующий  день  я  начал вручать книги
обратно  их хозяевам. Ни души не было в библиотеке за все это время, поэтому
ей не было причинено никакого вреда".
     Тем не менее, -- сказал Захаров, -- вопрос Бечхофера имеет некоторый теоретический интерес. Мне тоже интересно, где мы будем спустя месяц.
     - Вы можете интересоваться столько, сколько вам нравится, -
     ответил Успенский, -  но вы никогда не найдете водки лучше, эта.  Месяц
спустя я написал следующее в своем дневнике:
     "Теперь я  могу ответить на свой  вопрос.  Я в Новосибирске, пишу  это.
Успенский,   полагаю,  в  Екатеринодаре,  пытается   увезти  свою  жену   на
сравнительно  безопасный   морской  берег.  Я  не  знаю,  увижу  ли   я  его
когда-нибудь  снова. Захаров умер  три дня  назад  от  оспы,  подхваченной в
Ростове  в  то самое время, когда мы  жили  с ним.  И  большевики  сейчас  в
Ростове".
 
 
     БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК
     Успенский умер  почти полвека назад, а его книги по-прежнему покупаются
и читаются. Шесть книг на английском языке - "Странная жизнь Ивана Осокина",
"ТегНит Огдапит", "Новая  Модель Вселенной", "Психология Возможной  Эволюции
Человека", "В  Поисках  Чудесного"  и  "Четвертый  Путь"  продаются в  год в
количестве  около  сорока   тысяч  экземпляров.  Они   были  переведены   на
французский, немецкий, испанский и другие  языки, В  то же время его учение,
которое ученики  Успенского называют "Работой"  или  "Системой",  как и сама
фигура   учителя,   фактически  остаются  неизвестными.   По  словам  самого
Успенского, Система не может изучаться по книгам; если бы это было возможно,
не было бы  необходимости в Школах. На свой счет Успенский  был убежден, что
прожил свою жизнь "ранее" - в ограниченном смысле человеческого понимания. В
краткой  автобиографии   он  написал:   "В  1905,  в  месяцы   забастовок  и
беспорядков, закончившихся  вооруженным  бунтом в Москве, я  написал  роман,
построенный  на  идее  вечного возвращения.  Через  шесть лет  в книге Новая
Модель Вселенной он соединил  три измерения  пространства стремя измерениями
времени: "Трехмерность -  функция  наших  органов  чувств. Время  -  то, что
ограничивает органы чувств. Шестимерное  пространство - реальность,  мир как
он есть". Мы одномерны в отношении  Времени:  Прежде -  Сейчас -Потом,  и мы
называем  время нашим четвертым измерением,  по-настоящему  не сознавая, что
должна  быть  линия пятого  измерения, перпендикулярная линии времени, Линия
вечности... Вечность можно представить бесконечным числом конечных времен".
     Роман  1905 года, написанный Успенским  в 27  лет, был  опубликован  на
русском  через  10  лет  под заголовком  "Кинемадрама". Несмотря  на то, что
английский  перевод  был  сделан  в  1920-х,  он  оставался  в  рукописи  до
последнего года жизни Успенского, когда он издал его под названием "Странная
Жизнь  Ивана Осокина".  Время публикования представляется  важным, поскольку
роман  утверждает,  что знание  о  прежней  жизни -  великая тайна,  которая
раскрывается человеку только  один раз. Для человека, знающего тайну, вечное
возвращение  не является  более  вечным;  ему  только  остается прожить  еще
несколько жизней, возможно только одну или две, "чтобы избежать этой ловушки
под названием  жизнь". Волшебник- полностью вымышленный персонаж в романе  -
говорит Ивану Осокину:
     "Человеку может быть дано только то, что он может использо-
 вать;  и  он  может  использовать   только  то,  ради  чего  он  что-то
пожертвовал...  Поэтому  если  человек хочет  приобрести  знание  или  новые
способности, он должен  пожертвовать другим, важным для него на этот момент.
Более того, он способен получить  ровно столько,  сколько отдал... У вас  не
может быть результатов без  причин. Своими отказами от чего-либо вы создаете
причины... Теперь вопрос что жертвовать и как жертвовать. Вы говорите, у вас
ничего нет. Не совсем верно. У вас есть ваша жизнь. И вы можете пожертвовать
ее.  Это очень небольшая плата, поскольку вы в любом  случае  хотели бросить
ее.  Вместо этого отдайте ее мне и я посмотрю, что с вами можно сделать... Я
не потребую всю вашу жизнь. Хватит двадцати или даже пятнадцати лет... Когда
они пройдут вы сможете использовать ваше знание для самого себя".
     Успенский  проводил различие  между  обычным знанием и "важным знанием"
даже когда  учился  в  гимназии,  а  с  восемнадцати лет  обретение "важного
знания"  стало  главной целью его  жизни. Поэтому он  начал писать  и  много
путешествовал - в России, на Востоке, в Европе. В 1907 он "открыл теософскую
литературу..." "Она произвела  на меня сильное впечатление,  хотя я сразу же
увидел ее слабую  сторону.. у нее не было продолжения.  Но  она открыла  для
меня  двери  в новый  и более  широкий мир.  Я  открыл идею  эзотеризма... и
получил  новый  толчок к  изучению  "высших  измерений".  В  1909  Успенский
перебрался  из   Москвы  в  Петербург,  где  продолжил  изучение  оккультной
литературы и прочитал лекции о  картах Таро,  Йоге  и Сверхчеловеке. Сборник
статей на  эти  темы и книга "Символизм Таро" были изданы в 1913, но главным
трудом того времени стала другая книга  - "Тег1Ют Огдапит ". которая увидела
свет в 1912.
     "ТегИит  Огдапит"  сразу  же признали  произведением тадпит ориз.  Клод
Брэгдон  во  введении  к  английскому изданию писал: "Назвав  книгу  "Тег1шт
Огдапит", Успенский  в одном штрихе продемонстрировал  нам ту  поразительную
смелость, которой  характеризуется его  мысль...  В сущности такой заголовок
говорит:  "Вот книга, которая заново перестроит существующее знание. Огдапоп
Аристотеля сформулировал законы,  под которыми происходит мышление субъекта;
Моуит Огдапит  Бэкона -  законы, под которыми  может происходить  постижение
объекта;  однако же Третье Правило  Мысли  существовало до  первых  двух,  и
незнание его законов не оправдывает нарушения этих законов. С этого  времени
ТегГшт Огдапит будет направлять человеческую мысль и руководить ею".
     К тому времени цель  Успенского стала более ясной - найти эзотерическую
школу, которой он мог бы следовать, найти путь, который можно было бы пройти
шаг за шагом  -  не ту школу, которую предложил Волшебник Ивану Осокину, где
человек должен был пожертвовать всем, прежде чем мог начать, прежде чем  мог
узнать, на самом ли деле
     обладает  школа  тем  "важным  знанием",  которое  он  ищет.  Он  снова
отправился на Восток и в Индии и на  Цейлоне обнаружил  школы, которые очень
заинтересовали  его,  но тем не менее  были не тем,  что он  искал. Он решил
продолжить  свой  поиск  на  мусульманском  Востоке, в  основном  в  русской
Центральной Азии и в Иране,  но не успел, потому что его  остановила  Первая
мировая война, разразившаяся в  августе  1914. Его  возвращение  в  Россию в
условиях войны превратилось  в долгий окольный путь через Лондон, Норвегию и
Финляндию. Он достиг Петербурга в  ноябре 1914,  где  в начале 1915 прочитал
лекции, основанные на  материале  путешествий по Индии и Цейлону. На лекциях
"Проблемы смерти"  и "В  поисках  чудесного"  в аудитории было более  тысячи
человек.  Впоследствии многие  слушатели его лекций  встречались с  ним  или
писали ему. (Он,  вероятно, мог основать собственную  "школу", если бы сумел
найти компромисс с честностью и  нравственной чистотой, которые отличали его
на  протяжении всей жизни.) После  Пасхи он отправился в  Москву, где  снова
читал лекции;
     двое из числа слушателей сообщили ему о  существовании  местной группы,
занимающейся   оккультными  исследованиями.  Через  них  Успенский  встретил
Гурджиева.  В  первой главе книги "В  Поисках Чудесного"  Успенский  передал
некоторые из своих  разговоров с  Гурджиевым,  происходивших в первую неделю
знакомства.  Из  этих   бесед  видно,  что  их   общение   не  походило   на
взаимоотношения учителя и ученика. Видно и  то,  что  Успенский  был  принят
Гурджиевым как мыслитель и писатель далеко не средней величины.
     Перед  тем как  вступить в группу  Гурджиева,  Успенский  объяснил, что
будучи  писателем,  он должен иметь свободу  в  выборе того,  что  он  будет
писать, а  что нет. Он не  мог дать обещание  держать в тайне  все, чему мог
научиться  у  Гурджиева; более того, он  многие годы  работал  над проблемой
пространства  и  времени,  высших  измерений,  с  идеей  эзотеризма  и  тому
подобного, и  поэтому ему  будет очень трудно впоследствии  отделить то, что
ему  скажет  Гурджиев,  от  того,  что  уже  хранит  и   что  может  создать
впоследствии его мозг. Они договорились, что Успенский не напишет ничего без
понимания того, что он будет  писать, и 1921 году в Константинополе, как раз
перед  отъездом Успенского в Англию, Гурджиев полностью разрешил  ему писать
обо всем, что касалось учения и системы.
     Успенский должно быть начал  писать на эти темы вскоре после прибытия в
Лондон,  потому  что первый вариант рукописи  книги  "Фрагменты неизвестного
учения" датирован "1925, Лондон".  Однако Успенский уже познакомился с Г. Р.
С. Мидом, и, коща он узнал, что одна из книг Мида носила название "Фрагменты
забытой  веры", он понял, что  название  придется изменить.  (Тем  не менее,
когда  главы  из этой книги  читались в  его группах в Лондоне,  их называли
всегда  "из  Фрагментов".) Он  по-прежнему  работал  над  текстом,  когда  в
сентябре 1939 началась  Вторая  мировая  война; даже  в  этом случае  должно  предстать
необычайной  жертвой  то,  что  он  в   течении  жизни  не  стал  заниматься
публикацией своего плодотворного труда. Фактически, после  трех лет работы с
Гурджиевым  Успенский издал  только книги, написанные  ранее "Странную Жизнь
Ивана Осокина",  "Новую Модель  Вселенной"  и вообще  ничего  из  того,  что
касалось  Системы. Все три книги  о Системе и Работе были опубликованы женой
Успенского уже после  его смерти - "Психология Возможной Эволюции Человека",
"В Поисках Чудесного; Фрагменты Неизвестного Учения" и "Четвертый Путь".
     После  той недели встреч  с  Гурджиевым в  Москве Успенский должен  был
возвратиться к своей работе в Петербурге, и уже была  осень, когда  Гурджиев
приехал в Петербург. Успенский  представил  Гурджиева  в своих группах,  и в
Петербурге  началось представление  Системы и практическое изучение  методов
развития, которое продолжалось почти все три года войны и революции.
     Успенский   обладал   необыкновенно  ясным   восприятием   современного
положения, поскольку принимал в расчет не только то значение,  которое имели
события  в  прошлом, но и  то, какое  они  будут  иметь в будущем.  История,
говорил он, не только история прошлого, но также история будущего. В феврале
1917  он говорил Гурджиеву о целесообразности отъезда из России и о том, что
стоит подождать  конца  войны в  нейтральной  стране, но не  получил в ответ
ничего  определенного, на чем  он мог бы основываться в своих действиях. Это
был, фактически, последний приезд Гурджиева в Петербург, поскольку революция
и отречение от престола Николая Второго произошли месяцем позже; "Март 1917,
конец русской истории" записал Успенский. Перед революцией Гурджиев уехал из
Москвы  на  Кавказ, но  попросил Успенского продолжать  работу  в группах  в
Петербурге  до своего обещанного приезда на Пасху; через неделю после  Пасхи
пришла телеграмма о том, что Гурджиев  приедет  в мае. Это самое трудное для
Успенского  время закончилось  июньской телеграммой из Александрополя: "Если
хотите отдохнуть, приезжайте ко мне".
     Отдых  продолжался  только две недели. Последние шесть недель лета 1917
были  проведены в  Ессентуках,  где  Гурджиев  представил план  всей  работы
группы,  в  которой  должно было  быть  только двенадцать  человек, как  это
описано в семнадцатой  главе  книги "В Поисках Чудесного". Внезапно все было
изменено  объявлением  Гурджиева  о  роспуске  группы  и  прекращении всякой
работы; Успенский признается,  что его  вера в  Гурджиева  начала колебаться
именно с этого момента. Через несколько месяцев, в феврале 1918, всем членам
московской  и  петербургской  групп Гурджиевым было  отправлено  циркулярное
письмо  за подписью Успенского,  приглашающее приехать  вместе  с "близкими"
людьми в Ессентуки для работы с Гурджиевым, и приехало около сорока человек.
     Успенский  уже  видел,  что в  природе и направлении работы  Гур-джиева
произошли изменения, и что оставаясь с ним, Успенский не  будет идти с ним в
том же  направлении, что и  в начале. До встречи с Гурджиевым Успенский знал
достаточно о  принципах  и правилах  эзотерических школ, чтобы понимать, что
когда  ученик не согласен  со своим "гуру", для  него  остается  только один
выход  - уйти. Успенский снял  отдельный дом в Ессентуках и продолжил работу
над своими книгами.
     Успенский никогда не был человеком,  который говорит без необходимости,
и он  не объяснил другим своих действий. Однако,  через  двадцать лет, после
настойчивых расспросов  на  одной  из  встреч в его  группах  в Лондоне,  он
объяснил причину своего расставания с Гурджиевым:
     "Когда  я  встретил  Гурджиева,  я  начал  работать  с  ним  на  основе
определенных принципов, которые я мог понять и принять. Он сказал:
     "Прежде  всего вы  не  должны ничему верить, и второе -  вы  не  должны
ничего делать из того, что вы не понимаете". Поэтому я  принимал его.  Через
два или три года я увидел, что он пошел против этих принципов.  Он требовал,
чтобы  люди принимали  то, чему  не  верили, и  делали то, что  не понимали.
Почему так случилось - я не могу предложить никакой теории".
     Гурджиев уехал  из Ессентуков с несколькими людьми  в августе  1918.  В
последствии Успенский написал в книге "В Поисках Чудесного":
     "Я решил уехать из Ессентуков, но не хотел уезжать до Гурджиева. В этом
отношении у меня было странное чувство. Я хотел  подождать до конца; сделать
все, что зависело от меня, с тем, чтобы впоследствии я мог сказать себе, что
не позволил ни единой возможности ускользнуть от меня. Мне было очень трудно
отклонить идею работы с Гурджиевым. Должен признаться, что я чувствовал себя
очень глупо. Я не уехал за границу тогда, когда это было возможно, для того,
чтобы  работать  с Гурджиевым, а вышло,  что  я расстался с ним и  остался с
большевиками".
     Последние десять страниц книги "В Поисках Чудесного" дают очень краткий
обзор  того, как Успенский начал  независимую  работу по  тем  направлениям,
которые были  у петербургских  групп. В 1920  году в  Константинополе многих
людей  привлекли его лекции, но  когда через  несколько  месяцев из  Тифлиса
приехал Гурджиев, Успенский по-прежнему  надеялся на работу с ним  и передал
свои группы ему. Возникли те же  трудности, что и в  Ессентуках, и в августе
1921 Успенский уехал в Лондон, где  снова начал независимую работу. Гурджиев
прибыл в Лондон в 1922, после третьей и четвертой неудачных попыток основать
в Берлине и  Дрездене "Институт Гармонического Развития Человека". Успенский
представил  его в своих  группах и  помог ему собрать  деньги  для  открытия
института во Франции. Так была собрана значи-
     тельная  сумма,  и  Гурджиев смог купить исторический замок  Приере  на
Авоне, рядом с Фонтенбло. Там в 1922 году он открыл свой Институт.
     Успенский  нашел  работу  в  Приере  очень  интересной,  но  не  принял
приглашений  Гурджиева поехать  туда  и жить  там, поскольку он  не  понимал
направления  работы  и  чувствовал  элементы  нестабильности  в  организации
Института. Однако он был в Приере в тот день в январе 1924, когда Гурджиев с
несколькими учениками уезжал  в  Америку, что  очень  напомнил о  Успенскому
отъезд  из  Ессентуков  в 1918.Вернувшись в  Лондон, Успенский  объявил, что
отныне его работа будет осуществляться абсолютно самостоятельно.
     Записи, сделанные на встречах Успенского с 1921 по  1947 год составляют
основную часть  рукописей,  подаренных  библиотеке  Йель-ского университета.
"Четвертый путь" состоит из дословно  переданных отрывков этих рукописей, но
потребуется еще несколько томов, чтобы охватить весь объем, даже несмотря на
то, что некоторое количество страниц было утеряно со времени публикации этой
книги в 1957 году.
     Успенский  не разрешал  спрашивать о  Гурджиеве, если только вопросы не
были  необходимы   для  понимания  природы  школы  и  Четвертого  Пути  -его
принципов, правил, методов и происхождения. Следующий разговор происходил на
встрече четвертого ноября 1937 года:
     Успенский: Гурджиев дал мне много новых идей, которых я не  знал,  и он
дал мне  систему, которую я  не знал  раньше. Я знал о школах,  потому что я
путешествовал и  искал школы 10 лет. У  него была  необычайная и  совершенно
новая система. Некоторые ее фрагменты можно кое-где найти, но они не связаны
и  не  соединены, как в Системе. А некоторые  вещи, особенно  относящиеся  к
психологической стороне, были  полным откровением. И  тоже по  многим другим
направлениям. Для  меня  это было значительным доказательством того, что эта
система  не та,  которую человек  может встретить  каждый день.  Я уже успел
встретиться с  достаточным количеством школ, чтобы  иметь возможность судить
об этом.
     Вопрос: Вы никогда не спрашивали Гурджиева о происхождении
     системы?
     Успенский: Мы все спрашивали по 10 раз в день и каждый раз
     получали разные ответы.
     Вопрос: Вы спрашивали Гурджиева, почему он давал разные ответы?
     Успенский: Да.
     Вопрос: Что он отвечал?
     Успенский: Он говорил, что никоща не давал разных ответов.
     Вопрос:  Возникало  ли у  вас коща-либо  сожаление, о том что вы вообще
встретились с Гурджиевым?
     Успенский: Никогда. Отчего? Я очень много получил от него. Я всегда был
признателен себе, что после первого вечера спросил его,
     когда я смогу увидеться с ним в следующий раз. Если бы я не  спросил, я
бы сейчас здесь не сидел.
     Вопрос: Но вы написали две великолепные книги.
     Успенский: Это были только книги. Я хотел большего. Я хотел чего-то для
себя.
     Вопрос: Откуда происходили школы, которые дали начало школе Гурджиева?
     Успенский: Можно понять, что откуда-то из Центральной  Азии. Но что это
было, я не знаю. Гурджиев дал несколько  описаний, и  одно из них было очень
интересным  и  возможным. Вы  должны понять  то  положение:  после революции
исчезла возможность поехать в эту страну Если бы жизнь была нормальной, я бы
поехал туда и попытался найти эту школу но при  том, что было тогда, попасть
туда  не было никакого  шанса. А  сейчас  возможно, что все исчезло. Одна из
школ, которую он описал,  была рядом с Кашгаром в китайском Туркестане. Но с
тех пор там была война, и возможно, что сейчас от школы ничего не  осталось,
если там и была школа.
     Успенский однажды заметил, что он  обнаружил, что в его руках оказались
начатки школы, и похоже на то, что сам он не искал подобной ответственности.
Он говорил людям,  которые хотели  прийти на его встречи, что не может  быть
гарантии  в  том, что они найдут то, что ищут, и  что  они получат ожидаемые
результаты.  Он  предупреждал,   что  Четвертый  Путь  сопряжен  с  большими
опасностями и  риском,  потому  что  эта  Система оставляет  человеку  много
свободы. Сознание и Воля не могут быть созданы в системе ограничений.
     В ретроспективе, долгий  период с 1924 по 1934  год, коща Успенский  не
позволял  работе  развиваться,  был  связан,  возможно,  с   его  пониманием
принципов школьной  работы, один из которых  состоит  в  том,  чтобы обучить
значительное  количество  людей,  которые  смогут   взять   на   себя  часть
ответственности за возрастающее число  новичков.  Когда в 1934 году началось
расширение, Успенский написал  ряд вводных лекций, которые  могли читаться в
новых группах. Благодаря классической  дисциплине  вопросов и ответов, вновь
приходящие люди могли открыть относительность своего понимания и то, как оно
может быть расширено через следование предложенным указаниям.
     Новичков заранее  предупреждали об  условиях, которые  они должны будут
принять: они не должны говорить о том, что услышат своим родным или друзьям,
плата  взиматься не будет,  по крайней  мере пять  лекций потребуется на то,
чтобы  понять,  хочет  человек  продолжать  или  нет.   Комната,  в  которой
встречались  группы,  вмещала  только пятьдесят  человек,  и  это  создавало
чувство  совместного  усилия, которое было необычным  для людей,  незнакомых
друг   с   другом.  Там  существовало  дополнительное  чувство   близости  к
Успенскому.  Пожалуй,  самым  заметным  на  любой  встрече была  неожиданная
новизна того,  что слышал человек,  и  не  важно, сколько уже  он  ходил  туда.
Вопросы могли  охватывать  всю  сферу  человеческих занятий  и интересов,  и
спрашивающий мог быть  исключительно  хорошо осведомлен  в  предмете  своего
вопроса, но ответ Успенского всегда содержал что-то новое.
     Расширение  работы было не только  сопряжено с новыми требованиями; оно
позволило  возникнуть  большему  количеству  возможностей  и  способствовало
улучшению организации, В 1935 году в 20 милях  от Лондона были куплены дом и
ферма: здесь поселились  некоторые из старых  учеников Успенского, а в конце
недели на выходных здесь создавали условия для практической работы группы из
ста человек. В 1938 году в Лондоне был найден более вместительный дом;
     в доме  была мастерская, вмещавшая 300 человек. Приобретение этого дома
позволило  основать   Историко-Психологическое  Общество,  что  дало  работе
внешнюю  форму,  а  двери  -  медную  табличку.  Устав,  Цели  и Организация
Общества, написанные Успенским, представляют  очень интересный документ.  Он
писал в версии Фрагментов 1926 года:
     Система  ждет своих работников. В ней  нет такой  мысли  и утверждения,
которые   не   требовали   бы  и   не   допускали  дальнейшего   развития  и
совершенствования.  Но  на пути  обучения людей  для этой работы  существуют
большие  трудности, поскольку  обычного  интеллектуального изучения  системы
совсем недостаточно;  и очень  мало  людей  из  тех,  кто  способен работать
данными методами,  соглашается  на работу  по этим методам  изучения.  Через
двенадцать     лет,      развивая     и     письменно     излагая     "Цели"
Историко-Психологического  Общества, Успенский указал путь,  которому  нужно
следовать в системе:
     1.  Изучение проблем эволюции  человека и особенно идеи психологической
трансформации.
     2.  Изучение  психологических школ в различные исторические периоды и в
разных странах; изучение их влияния на моральное и интеллектуальное развитие
человечества.
     3.  Практическое исследование  методов  самоизучения и  саморазвития  в
соответствии с принципами и методами психологических
     школ.
     4.  Исследовательская  работа  в изучении истории  религий,  философии,
науки и искусства  с целью установления их общего  происхождения, когда  оно
может быть обнаружено, и различных психологических уровней в каждом из них.
     Новый дом  в  Лондоне  позволил  приступить  к  новым  видам работы, из
которых будет  отмечен только один, поскольку  более  двадцати лет Успенский
надеялся  создать  свое  собственное  издательство.  Один  из  учеников,  по
профессии печатник, установил пресс в подвале  этого дома. Там были набраны,
перепечатаны и переплетены Шесть
     Лекций     по     Психологии     в     качестве     первого     издания
Историко-Психоло-гического  Общества.  Хотя  были переплетены 50  комплектов
лекций,  через   некоторое  количество  лет  печатник  написал  библиотекарю
Йель-ского  университета,  что  Успенский  выпустил  в обращение только пять
копий  и изъял назад три, а почти  все остальные экземпляры погибли во время
Второй мировой войны.
     Одним из признаков возросшей активности с апреля 1938 до начала войны в
сентябре 1939 может служить количество томов записей встреч; 13 томов за эти
шестнадцать месяцев,  а за остальные двадцать пять лет с  1922 по  1947  год
только 21 том.
     Ограничения,  наложенные  войной, сделали продолжение  работы  в Англии
невозможным;  существовали   как   гражданский,   так   и  военный   призыв,
нормирование всех видов еды и энергии, затемнение (для того, чтобы исключить
легкие  ночные мишени  для вражеской авиации). Летний дом  в Лайне  в Суррее
стал убежищем  для  некоторого  количества  людей, пока  Успенский  выжидал,
оценивая  предполагаемую  продолжительность и степень разгара  войны.  После
поражения Европы  от  Германии  он  понял, что  война будет долгой  и  решил
отправиться в США, где у него было много друзей. Успенский рассматривал этот
шаг еще в 1922 году.
     Успенский проводил  встречи  в  Нью-Йорке с 1941  по 1946  год (на  них
приходило очень  много людей). В его  распоряжение  были предоставлены земли
Франклин Фармс - большой дом и участок в  Нью-Джер-си. Здесь мадам Успенская
организовала практическую работу подобно тому, как  она сделала  в  местечке
Лайн в Англии, а Успенский мог продолжать писать и читать лекции.
     Хотя несколько членов  лондонских групп приехали  в  Америку  во  время
войны и другие приезжали после окончания войны. Успенский, не считал, что он
порвал  обязательства  перед своими последователями в Англии. Он чувствовал,
что  они должны быть сейчас "освобождены" от системы,  чтобы  начать  поиски
истины своим путем. Хотя он был уже очень  болен, он возвратился в  Англию в
начале   1947  года.  Погода  была  ужасно   холодной,  и   все  по-прежнему
нормировалось и  было в очень ограниченном количестве,  а дом  в Лондоне был
реквизирован Морским  Министерством, Тем  не менее, с  большими трудностями,
тем,  кто  так  сильно  ждал  его  возвращения,  удалось   предоставить  ему
возможность прочесть шесть лекций в большой аудитории, где могло поместиться
более 300 человек. Немногие,  если вообще кто-либо  из членов  тех довоенных
групп  понимал,  что  работа  в  том виде, в  каком  они ее знали, не  может
продолжаться без  самого Успенского, и  сейчас они были плохо подготовлены к
тому, чтобы им сказали,  что они свободны в следовании своей цели по любому,
избранному ими  самостоятельно, пути. Тем не менее,  было необходимо принять
решение Успенского так мужественно, как только можно.
     Значение  жизни Успенского,  его учения  системе,  значение организации
работы  -тайна, неподвластная обычному  уму.  Понятно, что, как  он говорил,
систему нельзя выучить по  книгам,  и необходима  школа; а школа зависит  от
учителя,  чей уровень бытия, знания и понимания отличен  от  бытия, знания и
понимания учеников. Успенский говорил, что его  система  отличалась  от всех
других тем,  что учила  уровню бытия, и  все было  на этом  построено.  Идея
уровней  бытия   была  выражена  суфийским   поэтом  Джалаледдином   Руми  в
тринадцатом веке:
     Я умер камнем  и стал растением. Я  умер растением  и вырос животным. Я
умер  животным  и  стал человеком.  Чего  мне  бояться?  Разве я  был умален
умиранием?  Еще  раз я умру как человек, чтобы взлететь со святыми ангелами.
Но даже ангелом я должен буду умереть. Все, кроме Бога, умирает, Пожертвовав
душою ангела, Я стану тем, что никогда не постигал человеческий ум.
     Успенского часто  спрашивали,  не окажется ли полезной для человечества
передача школьных идей в  общее пользование, что может помочь и самой школе;
однажды (на встрече четвертого октября 1937 года), он ответил так:
     "Это  случится  само.   Нам  не  нужно   беспокоится  об   этом.   Идеи
распространятся,  может быть  при нашей жизни,  возможно  позже. Большинство
этих  идей  войдет в научный  и философский язык,  но войдет в  неправильной
форме.  Не будет правильного  разграничения между "делать" и  "случаться", и
много мыслей из  обычного мышления будут смешаны с этими идеями; так что это
будут не  те  идеи,  которые мы  сейчас  знаем, неизменными останутся только
слова. Если вы не понимаете этого, вы потеряетесь на этом пути".
     Идея  "вечного возвращения"  как  концепция  происходит  от Успенского,
который всегца подчеркивал, что  эта идея не была частью системы, хотя и  не
противоречила  ей. После обзора написанного  Успенским  можно заключить, что
для него "возвращение" было фактом. Как в "Странной Жизни Ивана Осокина" и в
стихотворении Руми,  чтобы избежать  возвращения, нужна жертва. Возможно, он
жертвовал  работой  своей  жизни таков  был внутренний  смысл  тех последних
месяцев 1947 года.