Отшельник поневоле

                «Надеяться всегда лучше,
                Чем отчаиваться» (И.Гете).
               
Глава первая.
                ОТШЕЛЬНИК ПОНЕВОЛЕ
Киев, Лукъяновский централ (следственный изолятор), одиночная камера. Полумрак, тяжелый спертый воздух. Лязг замка и пронзительный скрежет, открываемой тяжелой металлической двери, вытащил меня из полузабытья, из дремотного состояния и я вернулся в реальность. В проеме двери показался надзиратель с какими-то бумагами в руках. Громыхая кованными сапогами по бетонному полу камеры, он подошел ко мне. Это был прапорщик, грузный мужчина лет сорока с опухшим то ли ото сна, то ли от водки лицом. В условиях тотальной безработицы на Украине, это место надзирателя - «опричника» считалось не плохим, хлебным, это и какая то копейка в кармане и, самое главное возможность показать свое превосходство над беззащитными и безропотными заключенными. Они могли ополовинить посылку переданную с воли, могли беспричинно избить или просто оскорбить.  «Вставай москаль, хватит дрыхнуть, ознакомься и распишись» с металлом в голосе обратился ко мне надзиратель, протягивая листы. Это был приговор Суда. На днях состоялось заседание коллегии Деснянского районного Суда г.Киева, который приговорил меня к 12 годам колонии строгого режима с полной конфискацией всего имущества. Вероятно, что спецслужбы на Украине, узнав о приговоре, от удовлетворения хлопали в ладоши и, не добившись от меня ничего, все-таки, хотя бы с помощью суда, отомстили упрямому москалю. Их спецоперация по фабрикации дела и разоблачению российского шпиона удалась. В активе украинских властей, в их обменном фонде, наконец-то, появился россиянин, которого можно выставлять на торги, выдвигая политические требования. Это судилище проводилось без моего присутствия, без прокурора и адвоката. Таково правосудие на Украине. В зале заседания одиноко сидели консул России и мой сын. Это известие (все-таки 12 лет), как обухом по голове, окончательно вернуло меня из полусонного состояния в действительность. Чувства описать трудно, но состояние описать можно. Пронзительное, в перспективе, одиночество захватило меня и окутав с головой какой – то пеленою бросило в пучину мыслей, собрать которые в логическую цепочку никак не удавалось (почему? что? как?). Если до приговора, была хоть какая-то робкая, призрачная надежда на какую-то справедливость, то теперь все рухнуло. Это было похоже на какой-то дурной сон. Я сейчас удивляюсь, что тогда у меня хватило сил с глубокой иронией подумать: «Да, Слава, жизнь удалась». Получить 12 лет тюрьмы в 73 года, это что - то значит. А это означало, что в таком возрасте и при моем состоянии здоровья – это пожизненное заключение, вечное одиночество. Спустя некоторое время, я постепенно стал приходить в себя. Была ли у меня надежда, что меня не забудут, ведь своих не бросают? Конечно, была. Но эта была призрачная надежда, терзаемая сомнениями. Это был, всего-навсего, тот бумажный кораблик в бушующем водовороте революционных событий на Украине. Я понимал, что оказался заложником больших политических игр, геополитического противостояния России с Западом. В сознании засела мысль: «А до меня ли сейчас России?». Требовать моей выдачи Родина не могла, ибо это повышенное, целенаправленное внимание к моей скромной персоне, привело бы к увеличению ставок в этой игре, к повышению украинской стороной политических требований. Знало ли обо мне руководство? Конечно, знало, выжидая время, ища варианты. Было задействовано много людей и организовано много подготовительных мероприятий. Работа была проведена огромная. Опробовали несколько вариантов. И в конце концов произошло чудо, спустя три года, огромными усилиям, друзья все-таки вырвали меня из застенков. Но об этой ювелирной работе я расскажу позже. А узнал я эти подробности, когда был уже на свободе.Длительное пребывание в одиночной камере порождает не только неистребимое желание каким то образом вырваться на свободу,но и стремление к общению с родственниками, да и общению хоть с кем-нибудь. Зная о том, что сотрудники тюрьмы ради наживы все-таки идут на всякие послабления режима содержания, я уговорил,за деньги конечно (3000 гривен - приблизительно 100 долларов) передать через родственников мне телефон.Офицер,понятное дело,с радостью согласился.Позднее,получив на свою карточку обговоренную сумму,он передал мне телефон,предупредив при этом,что будет его забирать перед намечавшимся обыском (шмоном) и после снова возвращать мне. Вообщем договорились. Ура, у меня наконец то появился телефон и возможность общаться с родными.Я даже созванивался с сестрой, проживающей в Москве. Появление у меня телефона это только пол-дела.Главное как незаметно им пользоваться,ведь за это можно "загреметь" в карцер.О карцере другой разговор,там режим содержания особый,в корне отличающийся от моего строго режима. В карцере с шести часов утра и до десяти вечера нары убираются (пристегиваются к стене)и горемыка заключенный вынужден маяться,подстелив газетку, на холодном бетонном полу. Вернемся к телефону. Стал размышлять как им пользоваться,чтобы не попасться,ведь в камере круглосуточно ведется видео наблюдение и горит свет.Первое время,укрывшись с головой одеялом, звонил.Но оказалось очень душно, долго не пообщаешься.Стал размышлять и искать другие способы.Видео камера находилась на высоте четырех метров,в углу под потолком.Решил соорудить себе некоторое приспособление. Взял веник и привязал к нему две небольших палки,найденные на прогулке.Получался двухметровый рычаг на конец которого я привязал кусочек тряпочки,которую смазал медом,полученным из посылки.Я незаметно залез по решетке повыше и пользуясь этим рычагом дотянулся до видеокамеры.Этой тряпочкой с медом я замазал объектив этой камеры, понимая, что изображение на мониторе у дежурного будет не четким,смутным и расплывчатым.Моя задумка продержалась всего сутки. Вскоре появился техник,обслуживающий эту систему и тщательно протер объектив видеокамеры,вероятно, думая, что это скопившаяся пыль.Стал думать дальше.Разыскал шнур и натянул его посредине камеры. Постирал простыню (это разрешено) и повесил ее, якобы сушить, таким образом,чтобы закрывал мое расположение на нарах и это мне позволяло пользоваться телефоном.Метод этот, в конце концов сработал.Правда,однажды,в мою камеру зашел сотрудник и показывая на простынь спросил: "Что это"? Я ответил,что постирал простыню а сушить негде, вот и повесил. Он промолчал и ушел.Так я получил канал связи с внешним миром, с волей.               
Говорят, что в конце жизни, в памяти человека всплывает весь его жизненный путь, все его удачи и поражения. Извилистая линия судьбы указывает, что красное чередуется с черным, радости и огорчения идут рядом. Я с осторожностью отношусь к поверьям и мистике, но один случай из далёкого прошлого чётко врезался в память. Молодым лейтенантом, окончив училище, я приехал к бабушке в деревню, в Тамбовскую область. Хотелось повидать ее, ведь Ефросинье Васильевне тогда было больше 90 лет. Хотелось и себя показать, как я из озорного мальчугана, которого бабушка учила уму разуму веточкой крапивы, превратился в видного офицера. На прощанье она мне подарила маленькую, вылитую из бронзы древнюю иконку и белый платочек, вышитый по периметру черной и красной нитью. Вручая эти подарки, тихонько заметила: «Помни о них, внучек».  Вероятно, это означало, что нужно помнить о боге и что жизненный путь не бывает гладким. Тогда, я отнесся к этому безразлично, изобразив на лице благодарность и покорность. Иконка сохранилась до сих пор, а платочек канул в вечность. Только сейчас, прочитав приговор и находясь в одиночной камере, я вспомнил об этом.  Превратности судьбы в виде красного и черного проявились четко. Вероятно, это было давно подмечено народной мудростью. Бабушка была права. На ум приходят стихи Д. Павличко:
            «Як я малым, збырався навэсни,
            Ити у свит незнаными шляхамы.
             Сорочку маты вышила мэни,
             Червонымы, та чорнымы ниткамы».
Автор этих стихов (украинский поэт Дмитро Павлычко) рассказывал о том, что мать, провожая весной сына в дальнюю дорогу жизни, познавать тот незнакомый мир, подарила ему сорочку, вышитую черными и красными нитями, словно говоря ему, что мир не так прост и жизненный путь будет ухабист. Эта народная мудрость, как оказалось, подтвердилась в жизни. Но это прозрение пришло ко мне значительно позже. Ознакомившись с приговором, я впал в легкую прострацию. А так хотелось отбросить весь негатив, забыть весь этот ужас, поставить своеобразный барьер всему темному. Действительно, весь жизненный путь, начиная с босоногого детства, медленно вставал в памяти. Теплое безоблачное детство входило в мое затуманенное сознание и чем-то лучезарным поднималось над горизонтом. Так вспомнилось мое далекое детство, но это совсем другая история.