В. Глава 37

37


     Наверное, у меня было очень глупое лицо, когда она это сказала. Сам я помню только, что открыл рот – и некоторое время в буквальном смысле не мог его закрыть. Да, полагаю, это выглядело и вправду очень неумно. Но меня поразила столь точная осведомлённость журналистки. Хотя, если поразмыслить, тут не было ничего особенного. Если она целенаправленно занимается архитектурой и интересуется всей нашей кухней… И тем не менее, даже это не вполне объясняет, как она могла узнать о нашем конфликте с Войновым. Произошёл он, что называется, в кулуарах, и откуда могла молодая журналистка без связей узнать о нём? Выходит, не так она проста, как представляется? В общем, я несколько запутался, что, конечно, от неё не укрылось.
     – Значит, я права? – громко воскликнула она и взяла меня за руку. – Вас исключили из числа участников проекта, потому что вы вступили в конфликт с самим Войновым?
     – Но как… как вы это узнали? – боюсь, я произнёс эту фразу совсем не твёрдым голосом.
     – Ах, Аркадий Сергеевич, – звонко рассмеялась она, – вы недооцениваете журналистов. Думаете, молодые женщины все дурочки и не способы мыслить логически? Вот сами посудите: вы вдруг вышли из группы архитекторов, которая занималась проектированием ТРЦ. Почему? Никаких официальных объяснений дано не было. А это означает, что произошёл какой-то форс-мажор. Но что могло случиться? Ответ напрашивается сам собой. Господин Войнов – человек трудный, это хорошо известно. Характер у него, между нами, паршивый. Не терпит, когда ему противоречат, отстаивают своё мнение. А вы – молодой талантливый архитектор, и уж, конечно, со своим взглядом на вещи. Типичная ситуация, знаете ли. Тут достаточно одной искры, чтобы разгорелось пламя, вы не находите?
     Я был вынужден признать её правоту. Но, тем не менее, мне было неприятно, что Татьяна так легко во всём разобралась.
     – Положим, вы кое в чём правы, – сказал я как можно безразличнее. – Однако всё это не делает легче мою задачу. В последний раз мы расстались с Владимиром Леонидовичем… не лучшим образом. Он вспыльчив и раздражён свалившимися на него испытаниями. Боюсь, мы можем только спровоцировать его новыми знакомствами.
     Меж тем мы продолжали медленно, но неуклонно продвигаться в сторону дома Приёмова. Татьяна – это было бы трудно не признать – показалась мне весьма привлекательной девушкой. Нет, вовсе не в том смысле, чтобы… что-нибудь такое. Я никогда бы не стал изменять Вале. Но порою бывает приятно посмотреть на такое вот привлекательное личико, с   и с к р и н к о й, как мне нравится выражаться. Правда, в её манере было что-то грубоватое, вульгарное. Этакая излишняя, подчёркнутая непосредственность. Однако тут уж ничего не поделаешь, современные девушки почти сплошь такие. За что я, собственно, и ценю Валю: в ней вульгарности совершенно нет.
     Но при всём том достоинства этой юной журналистки нельзя было не оценить. Казалось, для неё просто не существовало непреодолимых препятствий. С удивительной лёгкостью она находила выход из самых затруднительных положений.
     – А мы ведь можем обставить всё совсем по-иному, – предложила она после непродолжительного раздумья. – Я стану… ну, допустим, вашей секретаршей.
     – Моей… кем? – не поверил я своим ушам.
     – Секретаршей, – повторила она, задорно сверкнув глазами. – Разве у вас не может быть собственного секретаря?
     – Не знаю… не задумывался над этим. Зачем мне секретарь?
     – Это уж вы сами решайте. А для легенды вполне сгодится.
     Я отнюдь не был в этом уверен. Но девушка умела настаивать на своём.
     – И потом, достоверность вовсе не обязательна. Люди верят самым безумным вещам. Особенно если они им не слишком интересны.
     – Хорошо, но как мы объясним… зачем вам так необходимо было прийти со мной?
     – О, ну это уже легче лёгкого. У вас ведь тут, полагаю, чертежи, – она кивнула на мою пострадавшую папку.   
     Мне оставалось лишь подтвердить её правоту.
     – Ну так вот, мы скажем, что вы посвятили меня в содержание этих чертежей, чтобы зафиксировать все недочёты документально. Типа вы терпеть не можете рутинной бумажной работы и переложили её на меня. Уверяю вас, Владимир Леонидович не будет вдаваться в подробности.
     Что ж, в этом был свой резон. Вот только Татьянин внешний вид… он вызывал у меня некоторые сомнения. Юбка была несколько коротковата, да и вырез блузки… немного низок. Конечно, нынче на это мало обращают внимания. И Валя тоже нередко надевала откровенные наряды. Но одного дело – я, и совсем другое – старая гвардия. Владимиру Леонидовичу подобные вольности могли прийтись не по душе. Однако что я мог сделать? Отказать этой ловкой журналистке (так ли уж она неопытна, как говорит?) представлялось уже невозможным. Надо было с самого начала занять более жёсткую позицию. Но ведь всё произошло так быстро и неожиданно… Ещё ремень этот совсем не к месту лопнул!
     До подъезда нам оставалось каких-то метров пятьдесят. Нужно было срочно на что-то решаться.
     – Только ничего не говорите, – зашептал я, и тут же рассердился на себя за то, что шепчу. – Если уж вы… секретарь, то просто записывайте что-нибудь.
     Татьяна широко улыбнулась. Кажется, моё предложение показалось ей весьма забавным.
     – Разумеется, я буду тише воды, – бодро заявила она. 
     Я сильно сомневался, что такая девушка способна быть тихой, но возразить мне было нечего. Мы уже стояли у подъезда. Мною овладело чувство бессилия. Так иногда бывает, когда ты понимаешь, что все твои действия не имеют никакого смысла. Что бы ты ни предпринимал, исход всё равно одинаков. Со мной редко происходит подобное, однако если уж происходит, остаётся смириться и отдаться на волю случая. Не говорю судьбы, потому что не слишком-то верю в неё. А вот случай иногда играет в нашей жизни очень важную роль, насколько я успел убедиться. И лучше ему не перечить.
     – Итак, – журналистка извлекла из сумочки блокнот и ручку, – какой там у него номер квартиры?
     – Тридцать третий, – ответил я и зачем-то добавил: – Первый этаж.    
     – Весьма предусмотрительно, учитывая его состояние, – немедленно отреагировала Татьяна. – Ну что ж вы ждёте, нажимайте, раз пришли.
     Я покорно набрал номер квартиры. Возможно, всё это было большой и малопоправимой ошибкой. Однако в тот момент мне уже совершенно не хотелось думать о последствиях.
     Домофон звонил долго, натужно. Прошло, наверное, около минуты, и это была очень нервная для меня минута. А вдруг Владимира Леонидовича нет дома? Это ведь вполне могло случиться. Он мог отлучиться в магазин или ещё куда-нибудь. Я неожиданно понял, что ни разу не задумывался о его повседневной жизни. А именно повседневность должна была быть особенно тяжёлой для него. И если его сейчас нет дома… то всё теряло свой смысл. Не знаю, почему я так уверился в этом, ведь никакой логической основы тут не было. Но у меня бывают подобные моменты, когда какая-нибудь случайная, порою просто нелепая мысль утверждается в мозгу, и мне стоит немалых усилий выкинуть её оттуда.
     – Кто там? – исторг, наконец, домофон голос Владимира Леонидовича. – Я никого не ждал, – добавил он неприязненно.
     – Это Аркадий, – поспешил ответить я. – Аркадий Высоков, я… снова пришёл.
     Мне хотелось добавить ещё что-нибудь, но через домофон это было глупо. Приёмов некоторое время молчал, и мы отчётливо слышали его тяжёлое дыхание. Потом, ничего не говоря, он нажал кнопку, и дверь дёрнулась нам навстречу.
     – Ну что же вы, Аркадий Сергеевич? – услышал я голос Татьяны. – Проходите, нас ждут великие дела.
     Я с трудом заставил себя сдвинуться с места. У меня почему-то возникла твёрдая уверенность, что сейчас всё должно решиться. Если Владимир Леонидович хоть в некоторой степени согласится с моими доводами, делу можно будет дать ход. А если нет? Если он согласится с Войновым и признает мои выкладки нелепицей? Ведь тогда, я знаю, у меня опустятся руки. Несмотря на всю математическую точность расчётов.
     Но Татьяна ждала, и я, сделав над собой необходимое усилие, шагнул в открытую дверь. Пути назад уже в любом случае не было.