Шуба Айседоры

       Тридцатилетняя Маргарита, обоятельная и миловидная, к тому же и научный сотрудник со степенью кандидата наук, дамой была весьма экстравагантной, считала себя настоящей красавицей, и сей факт для неё был истинным и неоспоримым. А если женщина красива и учёна, что ей необходимо иметь еще? Все правильно, конечно же - достойную шубу! И такую, какой нет ни у кого в огромной Москве.
      В те советские времена в середине 60-х, выбор шуб в магазинах был невелик, а шубы из мутона или каракуля сорта "яхобаб"(низкого качества, переросток) выбрасывали в ГУМе или ЦУМе исключительно для плана или продавали из под полы и по блату. Но для красавицы Маргариты все эти мутоны и яхобабы были не её уровнем. Стажировка в Сорбонне в те далекие годы была редкой удачей и оставила в душе Маргариты неизгладимый след. Модные парижанки умело носили мягкие бесформенные пальто без пуговиц с укороченными рукавами, эффектно поддерживая на талии рукой в перчатке до локтя - выглядело это шикарно и даже утонченно и совсем непохоже на наших слишком просто одетых женщин. Ну где же взять в Москве такую шубку, как у Софи Лорен, Бриджит Бардо или Одри Хёпберн?
    - Ну, конечно, - с глубокой печалью думала Маргарита, - только в меховом комиссионном, привезенную из-за границы!
И красавицу Маргариту,   женщину умную и сообразительную, мысли о покупке необходимой для её статуса шубки поглотили всерьез, глубоко и надолго. Изобретательный ум красивой женщины ловко находил поводы для исчезновения в рабочее время из института - она отписывалась в журнале то в Ленинскую библиотеку, то поработать в архиве.
     Идея обладания достойной ее ума и тела шубой захватила Маргариту всецело! Она снилась ей по ночам и всегда какой-то нереальной, неосязаемой и по одному сценарию: идет она, красивая и гордая, все восхищенно смотрят, а некоторые апплодируют! Понятно, красоты такой в Москве никогда не видели!
     И вот, когда мечта стала казаться уже неосуществимой, Маргарита, улизнув в который раз из института, уже в который раз опрометью понеслась в самый известный тогда среди наиболее обеспеченной части населения Москвы комиссионный - в Столешниковом переулке. Пересмотрев все шубы, сданные добропорядочными гражданами на комиссию, она в разочаровании покинула магазин - все было не то! И уже было подумала она, что так и состариться недолго, не вкусив всей прелести обладания так нужной ей шубой, и что в Советском Союзе мечту свою реализовать она не сможет никогда, как вдруг в арке напротив, увидела милую старушку с большим свертком в руках - она нервно оглядывалась по сторонам, явно не желая быть задержанной милицией. Сердце красавицы ёкнуло, и Маргарита медленно и осторожно направилась к ней и вкрадчиво спросила:

     - Вы что-то продаёте? Хотите на комиссию сдать?

     -Да, милая, у меня шубка интересная,

 - ответила старушка, - Не хотите ли посмотреть?

Маргариту обдало жаром, началась аритмия, щеки залил нервный румянец. Старушка была отнюдь непроста, а лицо её казалось Маргарите  мимолётно знакомым, она кивнула:

    - Конечно хочу!

Ещё раз оглянувшись по сторонам, старушка развернула свёрток. И, о, Боги! - Из рук её вывалилось что-то непонятное - то ли мексиканский тушкан, то ли шанхайский барс, возможно, только Ильф и Петров знали это точно, но Маргарите этот мех не был знаком!

   - Что это?! - жадно теребя рукав непонятной шубки, спросила Маргарита. Старушка, хитро  сверкнув глазами, загадочным шёпотом ответила:

    - Это неизвестный мне мех, но могу вам сказать точно, милая, шубку эту купила  моя сестра, известная актриса в 1950 году, берегла ее как зеницу ока, надышаться не могла, а уж она, поверьте, многое в жизни повидала - весь мир объехала, плохого не купит!

У Маргариты горели глаза, руки млели от мягкости длинного меха, а возбужденный мозг красивой женщины уже показывал ей яркие картинки - она закутывает свою хрупкую фигурку в этот редкий и непонятный мех, гордо расправив спину и высоко поднимая колени, идёт по улицам Москвы!
По цене договорились быстро, податливая старушка назвала весьма приемлимую цену (Маргарита собиралась потратить гораздо больше!), почти как за шубу из обычного мутона. Примерить это чудо в арке возможности не было, но размер был явно её. Маргарита сунула старушке деньги, схватила волшебный сверток и опрометью бросилась домой - нетерпелось быстрее увидеть  себя в зеркале.
      Уже дома, втайне от мужа, она пробралась в спальню и наконец-то надела на себя вожделенный мех... Это было что-то черное с отливом в синее, а местами даже в рыжее и, главное, совершенно непонятное: мохнатое, длинноволосое и невесомое - оно струилось прядями по всей поверхности шубы, свисало с рукавов... Но без воротника. И все внутри было отделано тончайшей шелковой тесьмой, весь мех держался на ней. Легкая, как пух - такой шубы не было ни у кого!  Быстро набросив на себя чудесную, но такую непонятную редкую вещь, Маргарита перед огромным зеркалом принимала разные позы, представляя себя  позирующей для фотосессии  журнала VOGUE - сцена и подиум в потайных уголках страждущей поклонения души Маргариты были непозволительной роскошью для весьма ученой дамы! Она даже зажмурилась от вспышки невидимой камеры, а в ушах ее уже звучали апплодисменты окружающей толпы - нравилась она себе невероятно! Красота точно спасёт мир, думала она, и новая шуба вселяла в Маргариту радость и уверенность в победе над одинаково скучными, "тетскими" и очень советскими шубами! Вера Маргариты во всемирный капитализм крепла все сильнее.

     С трудом пережив следующий целый рабочий день, Маргарита бежала домой к своей новой шубке, с надеждой вечером  встретиться с приятельницей, модной художницей по гобеленам по имени Эсфирь, с одной лишь целью -  сразить ее наповал и пройтись в роскошной шубе по Москве на глазах у москвичей и гостей столицы. Они договорились выпить кофе в кафе Космос на улице Горького. Маргарита была натурой утончённой, со вкусом весьма деликатным, потому к шубке надела черные замшевые длинные сапожки и маленькую черную вязанную шапочку, которую привезла из Парижа. Прямые  соломенные волосы до плеч эффектно дополняли образ.
     Она поймала такси, сказала куда ехать. Таксист смотрел на Маргариту во все глаза, явно не понимая, где это - улица Горького. Он молча оглядывал Маргариту снизу вверх и сверху вниз. Пришлось ему объяснить. Очнувшись от шока, он спросил, откуда она, не иностранка ли, что также взволновало Маргариту, значит выглядит она впечатляюще!
     Гордая собой и своей шубой, она вышла из такси у Манежной площади и, высоко подняв голову, медленно зашагала по улице Горького. И тут началось что-то невообразимое: идущие навстречу люди поочередно открывали рты, потом оглядывались, смотрели вслед во все глаза, останавливались, а некоторые шли за ней, пытаясь потрогать ценный редкий мех прямо на Маргарите! Поначалу, она шла, не чуя под собой ног, красивая и уверенная в себе и собственной неотразимости, ни на ком не останавливала взгляд, смотрела поверх людей куда-то вдаль, в сторону памятника Юрию Долгорукому, и вскоре почувствовала себя действительно, как на подиуме - все ошарашенно глазели, а чтобы еще лучше рассмотреть экзотическую шубу, шли за ней по пятам. Вот только обошлось без апплодисментов. Уже образовалась толпа интересующихся, а кое-кто даже щипал и дергал за редкий ценный мех, вырывая клочья и пряди на память. Несколько любопытных дам, притираясь к Маргарите все ближе, просовывали руку ей под локоть и, поднимая брови, с восторгом спрашивали - что это за мех?!
     Красивой, но уже порядком раздраженной Маргарите, хватило десяти минут дефиле по улице Горького, и она, бросив ожидающую в кафе приятельницу-художницу Эсфирь, отбиваясь от фанатеющей толпы, прыгнула в первое же такси и уехала домой. Со скоростью света она вбежала в подъезд своего дома, потом в квартиру (благо, мужа, человека серьезного и еще более ученого, чем Маргарита, дома еще не было), полюбовалась в зеркало на свою шубу в последний раз, смахнула с ресницы слезу, на всякий случай пожалела себя и приняла волевое решение - избавиться от экзотической шубы как можно быстрее! Даже такой экстравагантной женщине, как Марго, все это было не под силу.
    И на следующий день, прямо с утра Маргарита уже ехала с объёмным пакетом в Столешников переулок сдавать свою шубу в комиссионку. И снова началось нечто странное - приёмщица долго вертела и крутила шубу, ахала, охала, вздыхала, хмыкала, поднимала удивленные глаза на Маргариту, но никак не могла определить мех, потом позвала другую приёмщицу, потом собрались уже все сотрудники во главе с директором, но все напрасно - они не понимали, что это за мех! Все по очереди осматривали в лупу швы,  осторожно ковыряли иглой мездру, дергали за мех и даже нюхали. После часа мучений директор не выдержал и позвонил кому-то, и через 15 минут приехал Абрам Моисеевич Аптекарь. В пенсне на длинном носу, неказистый, плешивый и весьма в годах, он был главным экспертом и лучшим специалистом по меху в СССР. Он бросил на шубку быстрый взгляд, неспешно поправил пенсне, достал из футляра старинную лупу и стал смотреть. Выражение лица его мгновенно преобразилось, он перевел взгляд на Марго, и отложив в сторону лупу, неторопясь высморкался, почесал нос, потом откашлялся и подозрительно вежливо, но с интересом спросил:
    - Откуда у вас сия вещь, мадам?
    - Купила у знакомой, - почти шёпотом ответила выжидающая вердикта Марго.

Весь персонал комиссионки не дышал - все ждали приговора Абрама Моисеевича.

    - Я знаю эту шубу -  это уникальнейшая вещь ручной работы, единственная в своем роде - самого Баленсиаги!
 
Выразительным жестом он поднял для подтверждения своих слов указательный палец вверх, глаза его в пенсне округлились, палец нервно задрожал, и с волнением в голосе он продолжил:

   - А привезла её из Америки в Москву сама  Айседора Дункан - шубе этой цены нет! Это  мех редчайшей, давно исчезнувшей  обезьяны, обитавшей в лесах Амазонки! А работа, посмотрите какая работа! Основа из тончайшей дорогой  шелковой тесьмы держит всю шубу, невесомую, как пух! Она вся сделана вручную - это редкий экземпляр, а вот и имя автора, оно вышито золотом, закамуфлировано и ловко спрятано!

У Маргариты подкосились ноги... Услышав приговор эксперта Абрама Моисеевича, она стала медленно оседать на пол, едва держась руками за край прилавка, где лежала шуба... Кто-то побежал за каплями.

Но Абрам Моисеевич ничего не заметил. Красавица Маргарита его совершенно не интересовала. Он смотрел только на шубу! И со вкусом погрузился в нахлынувшие нежные воспоминания своей далекой молодости - 20-е годы, эпоху НЭП, когда он еще только учился у своего отца, постигал азы скорняжного искусства, был  ещё вполне кудрявым и даже весьма красив, имел свой маленький магазинчик и многочисленную родню... Именно тогда, однажды вечером на Поварской, он в первый раз увидел ее, ЭТУ ШУБУ - молодой кудрявый блондин поддерживал под руку смеющуюся даму, а на ней небрежно была накинута странная шуба из непонятного меха. Шуба эта быстро вызвала переполох в среде московских красавиц и привлекала внимание уличных  зевак. И только потом узнал он, что были это Айседора Дункан и поэт Сергей Есенин...

   Стряхнув с себя ворох воспоминаний, Абрам Моисеевич подозрительно прищурился, взглянул уже совсем неласково на Маргариту и строго спросил:

     - А случаем, милая дама, не ворованная ли шубка? Что-то давно я о ней не слышал. За эти годы она несколько раз  переходила из рук в руки известным артисткам, они гонялись за ней, а меня приглашали для оценки и экспертизы, но в последние годы след её потерялся... Вы даже не представляете, сколько может стоить эта вещь! Это очень и очень большие деньги! Она просто бесценна - это шедевр! Надо бы проверить по своим каналам, что и как! Чует мой старый добрый нос - что-то здесь не чисто!
 

И снова он грозно и недоверчиво посмотрел на Маргариту, при этом кончик  длинного носа Абрама Моисеевича выражал тоже  явную, едва уловимую враждебность.
Марго, крайне перепуганная, можно даже сказать,  ошалевшая от услышанного, с мокрым лбом и дрожащими руками, твердо сказала, что передумала сдавать шубу, оставит её себе. Быстро запихнула обратно в пакет, одарила Абрама Моисеевича на прощание очаровательнейшей из своих улыбок и с подрагивающими от волнения губами и нервным тиком быстро вышла из комиссионного магазина.

    - Что же делать дальше с этой Айседориной лохматой шубой, так осложнившей теперь мою жизнь?! - лихорадочно думала Маргарита, не понимая -  куда бежать.

Конечно, сама мысль о принадлежности в прошлом  этой вычурной вещи самой  Айседоре Дункан, женщине необычной, известной во всем мире новой пластикой танца, льстила Маргарите, но трезвый рассудок возвращал ее в реальность. 

Как же теперь избавиться от этой  обезьянней шубы, пусть очень ценной, редкой, но, возможно, криминальной, она не знала... Шуба жгла ей руки.

   - Хоть выбрасывай, честное слово,

 Маргарита злилась, ища глазами ближайшую урну. Урны рядом не было - в Москве с этим было плохо. Добежав до арки, она остановилась отдышаться. Вдруг, незаметно к ней подошла молодая девица, в темных очках, и спросила:

   - Вы что-то продаете?
 
Маргарита испугалась, повертела головой в разные стороны, обернулась - никого подозрительного не было, нервно сжала губы. Предательски дергался левый глаз, дрожали руки, она кивнула на пакет и с придыханием чужим голосом пролепетала:

    - В пакете уникальная шуба от известного модельера!

У девицы загорелись глаза, она явно заинтересовалась:

    - Ой! Это то, что мне надо!

Маргарита быстро вытащила шубу, показала и засунула обратно. Проявив нетерпение, девица вцепилась в пакет:

   - Я хочу ее купить! 

По цене договорились быстро, и шубка за те же деньги, что и от старушки, быстро перекочевала в руки девицы, а Марго опрометью бросилась бежать...
     Ночью Маргариту мучали кошмары: идет она по улице Горького в чуднОй обезьянней шубе, а из всех арок, подворотен, подъездов и даже окон к ней, как щупальцы гигантского осьминога, тянутся длинные крючковатые руки... Они щиплят, дергают, хватают Маргариту и ужасающе кричат:

    - Смотрите! Это она -  воровка!  Отдай нам обезьяну! Она наша, наша! Отдай ее нам, отдай! Она наша!

     Проснулась Маргарита совсем разбитой, но вспомнив все, что произошло вчера, вдруг почувствовала себя снова совершенно счастливой!

    
   - Уж лучше я себе мутон куплю,
разумно и взвешенно
подумала она.
 
 
А про девицу, избавившую её от шубы, подумала с большим злорадством и недобро усмехнулась:

    - Вот молодежь современная! Запад им подавай, эсктраваганщину, эпатаж! Фильмов французских насмотрелись, деньгами сорят! А счастье совсем не в этом. Ну ничего, пусть помучается глупая девочка, потом поймет...

Маргарита сладко зевнула,  повернулась на другой бок и, совершенно спокойная,  теперь уже крепко заснула.

   А Абрам Моисеевич Аптекарь, старый опытный эксперт по меху, а еще и просто умный и терпеливый еврей, сидел у себя на даче в Салтыковке у старинного камина, неспешно пил свой утренний кофе из чашечки тончайшего мейсеновского фарфора, закусывал гренкой с чёрной икрой, и усмехаясь, приговаривал:

    - Ай да, Айседора, ай да шельма! На все времена! Знала бы она, скольких молодых женщин, талантливых и горделивых своей красотой, считающих себя особенными, лучше других, сначала смутила, а потом вылечила от излишней эпатажности в  нашей прекрасной советской стране... Эх, а я подожду, на мой век их хватит, этих капризных дам!
Запахнув полы домашего, видавшего виды шлафрока, он с трудом поднялся из скрипучего антикварного кресла в стиле бидермайер и подошел к незаметной двери, скрытой старинным исфаханским ковром. Его рука с изломанными артритом пальцами на несколько секунд задержалась на нежном шелке ковра. Он в который раз с удивлением стал рассматривать на  затейливом узоре дивных птиц, приблизил свои подслеповатые глаза в очках из черепаховой оправы  совсем близко, вздохнул и старая рука его скользнула по теплому шелку. С такой любовью он гладил когда-то только любимую женщину...
 
    - Дед! Где ты?

  - звонкий голос внучки Сони, молодой и очень красивой женщины, красивой той редкой классической  правильной красотой, настоящей, неиспорченной и  совсем несовременной, вернул Абрама Моисеевича  в действительность, Как вовремя она пришла! Именно она ему была нужна сейчас, только с ней он, старый и больной еврей, чувствовал себя полным сил, хотел жить дальше, именно ей он хотел передать свои знания, умение, опыт и свое детище - коллекцию старинных тканей, ковров и редчайших произведений искусства, собранных им за свою такую долгую жизнь. Только Соня его понимала и разделяла его чувства.
Она обняла деда и спросила:

   - Ну что, как я справилась? Дед, а тебе жутко повезло, что у тебя есть я! Правда?
Она улыбалась так заразительно, что Абрам Моисеевич тоже не выдержал и засмеялся:

   - Девочка моя любимая, что бы я без тебя делал!
И нежно погладил Соню по голове.

   - Помнишь, девочка моя, когда не стало твоей мамы, а ты была еще малышкой и мы остались одни, я уже тогда знал, что ты впитаешь все знания, всю красоту жизни, станешь искусствоведом и будешь мне помогать, Пойдем же! ОНА НАС ЖДЕТ.

Приподняв иранский ковер, он открыл дверь в большую  квадратную комнату - там с любовью хранились  произведения искусства, его коллекция, его душа. На стенах висели изумительные портреты женщин в роскошных платьях с особой  тщательностью прописанными деталями кистью известных художников, в рамах под стеклом находились образцы старинных тканей с прекрасными узорами, шитыми золотой нитью, а в шкафу за стеклянными дверцами поблескивали разноцветные атласные туфельки, вручную расшитые золотом и серебром, украшенные натуральными камнями.
Изящный манекен работы французского мастера 19 века стоял посреди комнаты, а на нем была ОНА! Шуба Айседоры! Пряди драгоценного меха искрились и переливались в лучах утреннего солнца, как нити нежнейшего китайского  шелка, они струились и падали подобно сказочному водопаду, рассыпая свои брызги по всей комнате... Единственная в своем роде, неповторимая, она гордо стояла в одиночестве. В коллекции Абрама Моисеевича шуб, достойных его коллекции, больше не было.
Старый коллекционер и эксперт не отрывал глаз от уникальной вещи работы Баленсиаги. Он любовался ею на расстоянии, боясь прикоснуться пальцем, и уже думал о ее реставрации. А еще нужно было обеспечить ей  правильный температурный режим для хранения - ведь этот вид обезьян обитал исключительно в бассейне Амазонки, а там высокая влажность. Он хотел сохранить ее для любования потомкам на долгое время, передав впоследствии в музей. Такие вещи нельзя носить без ущерба для их жизни, за ними надо правильно ухаживать, их надо просто любить. И нельзя использовать для привлечения внимания, они неповторимы, и, к сожалению, - не вечны!

   Как же долго он, Абрам Моисеевич, по фамилии Аптекарь ждал этого дня! Сколько раз он уговаривал актрис не покупать шедевр великого Баленсиаги, он готов был купить ее за любые деньги, лишь бы только сохранить! Но эгоистичное упрямство амбициозных дам сломить было невозможно. Каждая из них была готова на все ради обладания этой редкостью. Главное, не быть как все! Тогда Абрам Моисеевич, умный еврей, сказал себе:
   - Я буду ждать, она ко мне придет сама!

Так и получилось. Внучка Соня с детства знала от деда историю этой знаменитой и единственной в своём роде шубы. А Баленсиага, в силу известных обстоятельств, больше не смог повторить уникальную вещь, как бы его об этом не просили - этот редкий вид обезьян исчез! Соня приняла быстрое решение - настало их время, и Шубу надо спасать. Это было мечтой всей жизни ее любимого деда. Редкая вещь уже давно нуждалась в небольшой реставрации - тонкий нежный мех кое-где пощиплен, подерган, где-то пора заштопать, пришить, где-то чуть подклеить, восстановить шелковую тесьму, расчесать и освежить мех. А шуба уже в весьма преклонном возрасте.

   - Девочка моя, как же ты поняла, что эта дама  продаст ее тебе? - спросил Абрам Моисеевич.
   - Я видела ее глаза, она была испугана, решила, что шуба, возможно, была украдена, она захотела от нее быстро избавиться. На самом деле, дед, она бы быстро ей надоела - ведь красоту этой вещи надо чувствовать и понимать. А ей она нужна была в качестве красивой игрушки. Но и играть надо уметь. Вполне обеспеченная дама от страха могла просто засунуть ее куда-нибудь подальше на антресоли и вскоре забыть, не понимая её истинную ценность. И это было бы ужасной потерей!

   Дед Абрам Моисеевич, коллекционер и эксперт, и его внучка еще долго стояли, неотрывая от шубы восхищенных глаз.
Для кого-то эта вещь была способом выражения эпатажности, у кого-то вызывала шок и недоумение, а кому-то казалась просто смешной и нелепой. А для деда с внучкой - это был непревзойденный и неповторимый шедевр.

   

   

   -