Без названия пока. Ключ

   Дождь немного притих.

   -  Приехали, - сказал Громов, припарковывая мерина на площади у железнодорожного вокзала, - станция Старый Город приветствует вас!

   Брюнетка на пассажирском сиденье ничего не ответила. Она безуспешно пыталась вспомнить, как так случилось, что она уступила руль этому наглецу. Кажется, она глупо повелась на какой-то спор... Суть спора уже улетучилась, а вот результат был налицо - бразды правления были ловко изъяты из ее рук, причем при полном ее не сопротивлении.

   Сокрушаться по этому поводу было уже поздно, поскольку Рэм-Часовщик заглушил двигатель и вышел из машины, с удовольствием разминая уставшие члены.

   Девушка тоже вышла. Достала сигареты.

   - Что думаешь делать дальше? - спросил Громов.
   - Искать, - сказала она, закуривая. - А ты?
   - И я. Может вместе?
   - Нет, - отрезала брюнетка, - это личное.

   Рэм пожал плечами:

   - Что ж... тогда удачи!

   И пошел прочь не оглядываясь.

   Девушка докурила, задумчиво глядя ему в след. Потом села на водительское сиденье и достала документы из бардачка. 

  В душе саднило от внезапно накатившего чувства опустошенности, будто Громов, уходя, унес с собой и кусок ее личного пространства. “Пройдет”, - сказала себе девушка, извлекая из стопки документов, свернутую вчетверо струю газетную вырезку.

   Развернув пожелтевшую от времени хрупкую сухую бумагу, она в миллионный раз пробежала глазами небольшую полустертую заметку, выученную наизусть до последней точки: “...найдена девочка девяти-десяти лет: волосы темные средней длины, глаза голубые, на правом предплечье родимое пятно в форме капли. Одета... платье... ботинки... при себе имела рюкзак... Девочка не разговаривает, поэтому ничего о себе сказать не может. До выяснения обстоятельств девочка определена в СтарГородский Детский Интернат имени Софии Маевой. Просьба к узнавшим ребенка сообщить...”

   Ниже была фотография. Лица на ней уже было не разглядеть, но улучшенная копия этой фотографии, отреставрированная и раскрашенная, закатанная под пленку, висела теперь в углу лобового стекла.

 

   Старый Город не просто так носил на себе это имя. Вся его архитектурная концепция была актуальна пару сотен лет назад, а может и раньше. Высота домов ограничивалась четвертым этажом. Самым высоким местом в Городе была колокольня собора, расположенного вблизи железнодорожного вокзала. Парадные входы зданий, построенных коробками, обрамляли колонны и портики. На лицевых сторонах построек красовались помпезные балкончики, обсаженные цветочным горшками. А “удобства”, наверняка, прятались где-то в глубинах дворов-колодцев.

   Не смотря на свою “старость”, Город смотрелся довольно ухоженным и обжитым. Он совсем не выглядел декорацией к историческому фильму, а был, что называется - “из плоти и крови”. Любопытно, что за люди живут под его крышами, презрев сомнительную благость современных мегаполисов?

   Интернат имени Софии Маевой снаружи оказался не самым приятным местом в городе. Четырехэтажное массивное здание с маленькими темными окнами, собранное из бурого кирпича, резко контрастировало с патриархальным обликом Города и выглядело грубым, нелепым новоделом, вполне определенного назначения - напоминало тюрьму. Но, как это часто случается - внешность оказалась обманчива. Внутри это была всего лишь школа, не самая богатая, не самая современная, но как все в этом городе - чистая и ухоженная.

   Было время каникул, но интернатские коридоры даже летом продолжали жить полной жизнью. Только это была другая, летняя жизнь. Немного неформальная, менее регламентированная и почти счастливая...

  В холле школы за столиком сидел пузатый лысоватый дядечка и что-то чертил в школьной тетрадке. Малярша в синем комбинезоне и белом платке, повязанном задом наперед, возила валиком на длинной палке по потолку. Рядом стояла со шваброй уборщица. Между ними теннисным мячиком прыгал разговор, а вокруг носились с бумажными самолетиками младшеклассники, запертые в помещении плохой погодой.

   - И что ты будешь делать-то в столице, а Михалыч? - подзуживала уборщица.
   - Посмотрю хоть, как люди живут, - отвечал дядечка.
   - А мы, что ж - не люди что ли? - подкидывала своего малярша.
   - Вы-то? Та какие вы люди? Вы эти... как их?.. Неполезные ископаемые, - невозмутимо парировал дядька
   - Ой, - засмеялась малярша, - а чего так-то? 
   - Извините, - вклинилась в их бодрый разговор брюнетка, - подскажите, как пройти к директору.

   Уборщица обернулась, малярша опустила валик, а дядька поднял голову от своей тетрадки. Прямо немая сцена из “Ревизора "случилась!

   - А на кой вам директор? - спросила, оглядев девушку с ног до головы малярша, которой явно не по рангу было задавать такие вопросы.

  - У меня к нему очень важное дело, - сказала девушка напустив официоза.

   - А что ему до вашего дела? - не роняя своеобразного достоинства сказала малярша. - У него отпуск.

   - Ага, - подтвердила уборщица, - в отпуске он.   

   Между ними с воплями команчей помчалась ватага мальчишек.

   - Тогда мне нужно поговорить с заместителем, - не сдавалась девушка.

   Тетки переглянулись, и уборщица сказала:

   - Михалыч, тут похоже - к тебе.

   А малярша добавила:

    - По очень важному делу.
   
   Лысый дядька нехотя поднялся:

   - Ну что ж, - сказал он строго, - надеюсь дело действительно важное.

   Полчаса спустя девушка выходила из дверей школы преисполненная негодования.

   “Что за тайны Мадридского двора? Во что они здесь играют?” 

   Михалыч оказался директором, который в отпуске. Который в свободное от основной работы время исполнял обязанности заместителя директора, то есть себя. Было видно по всему, что работал он здесь с незапямятных времен и считал себя этаким маленьким императором крошечной империи под названием Интернат. Само собой он был в курсе абсолютно всех событий, когда-либо происходивших в этих стенах. Но владея всей полнотой информации, он был скупее Скруджа Макдака, если кому-то случалось попробовать у него эту информацию получить.

   Только в случае с нагловатой брюнеткой в странном черном комбинезоне бедного Скруджа Михалыча постигла та самая “проруха”, которая, как известно, бывает и на старуху, и на старика, и на кое-кого помоложе.

   Девушка достала из рукава комбинезона небольшую цветную фотографию, ловко извлеченную из личного дела и тетрадный лист в клеточку, исписанный убористым почерком. Оглянувшись на окна интерната, она увидела в одном из них белую лысину и помахала ей своей добычей. “Спасибо, дружок! Теперь у меня есть замочек! А ключик мы как-нибудь подберем!” Лысина исчезла в недрах здания.

   Только оказавшись возле мерина девушка вспомнила, что ключ от машины она забыла на директорском столе...