Купеческий сын

«КУПЕЧЕСКИЙ СЫН»

1
Поезд быстро мчится, оставляя позади яркие свежие цвета ранней осени. Лариса сидит за столиком у вагонного окна, зачаровано глядя на проносящиеся мимо живые картины. Вот уже сутки в пути, скоро выходить на станции Льгов, Курской области. Там последняя, третья пересадка и во второй половине дня они с Володей, молодожёны, приедут на его родину, в Конышёвку.

Раннее утро. Солнышко только-только показало из-за горизонта ясный золотой лик, пробуждая к жизни новый день. А за окном медленно плывёт желтая стерня на огромном, необъятном поле. Её сменяет чёрная полоса свежевспаханной земли — видимо только вчера здесь работал трактор и наверное сегодня, чуть попозже, продолжит.

Природа просыпается: птицы прыгают с ветки на ветку, стая ворон уселась на проводах, тянущихся вдоль железной дороги. В деревнях и посёлках, виднеющихся вдали, над крышами домов к небу, уже набравшему голубизну, поднимаются белёсые дымки — это хозяйки затопили печи.
Вот стадо коров бодро движется на луг по грунтовой дороге, поднимая в воздух плотное облако серой пыли, которую свежий утренний ветерок, совсем неокрепший, ещё полностью не проснувшийся, сносит в сторону. Там она медленно осыпается на придорожные сорняки. А они уже вырастили, рассыпали по свету семена и стоят сухие, жёсткие, одеревеневшие в обречённом ожидании вечного покоя под скорбное завывание осенних ветров, унылое лопотание секущих холодных дождей и тяжёлое бремя белого савана снегов, который уложит, сравняет их с поверхностью земли, чтобы весной просочить талой водой, размягчить и дать питание и тепло новому, пробуждающемуся к жизни поколению трав.

С наветреной стороны стада лениво бредёт пастух, поёживаясь от прохладной свежести и ещё досматривая сладкие предутренние сны.

А поезд быстро мчится по высокому косогору, железнодорожный путь дугой огибает глубокую лощину, сплошь заросшую лесом. Крутой спуск совсем рядом с рельсами, кажется, вагон наклонился и сейчас перевернётся, кувырком обрушится вниз, ломая, сокрушая на своём пути всё живое, как снаружи, так и внутри.
Лариса понимает, что страхи её напрасны, что строительство и эксплуатация железной дороги соответствуют строгим инженерным расчётам. Но всё-равно как-то жутковато.
Отвела взгляд от пугающей глубины, подумав: «наверное в Америке это место назвали бы каньоном». И тут в вагонном окне увидела ряд последних вагонов своего состава. Это так он изогнулся крутой дугой, следуя по рельсам, огибающим лощину.

Во Льгове пришлось долго ожидать пригородного поезда. Ехать-то всего полчаса, первая остановка Марица, вторая — Деревеньки и третья — Конышёвка, там выходить.
В пристанционном посёлке живёт сестра Наталья, старше Володи на 15 лет и она же его крёстная мать. А остальная родня — мать, брат Илья и сестра Маша с семьями живут в селе, тоже Конышевке, в полутора километрах от станции.

Сестра с мужем встретили их на вокзале и Наталья с повышенным вниманием присматривалась к молоденькой жене младшенького, самого любимого брата, своего крестника.
Лариса стеснялась, но тем не менее бойко отвечала на расспросы новой родни, а придя в дом, несмотря на усталость, помогала накрывать стол.
Их с Володей ждали, на вечер пригласили ближайших родственников и знакомых, живущих в пристанционном посёлке.
Тем не менее, в дом то и дело кто-то наведывался. Посёлок небольшой, весть о том, что Володя приедет с молодой женой быстро распространилась и многие любопытные хотели увидеть, какая же городская краля отбила у местных красавиц такого завидного жениха. Уходя, судачили о том, что девушка вообще-то ничего — симпатичная, высокая, под стать ему, но уж больно молодая и худенькая. Не то что местные невесты — дородные да румяные.

В обеденный перерыв прибежала работающая в типографии младшая сестра Володи, которую в семье почему-то называли Муся, вместо Мария или Маша. Она совсем недавно вышла замуж, смотрела на Ларису влюблёнными глазами, видно было, что жена брата ей понравилась.

Улучив минутку, когда в комнате, где висело зеркало, никого не было, Лариса и сама придирчиво себя осмотрела. Немного бледная после долгого пути, но вообще выглядит неплохо. Чуть смугловатое круглое лицо, большие карие глаза, аккуратный, немножко вздёрнутый носик, чётко очерченные губки «бантиком».
Но всё же достала косметичку, немного подвела карандашом тоненькой дугой взметнувшиеся брови, чуть-чуть, под естественный цвет, подкрасила губы. Вот так. Надо быть «на уровне». Никогда не злоупотребляла косметикой, всего лишь, с присущим внутренним чутьём, умело оттеняла, выделяла спокойную красоту, данную ей Природой. Малейший перебор считала вульгарностью.

Вечером собрались гости. Лариса с Володей сидели в торце длинного стола, заставленного тарелками с «городской» и «сельской» закусками.
На почётном месте колбаса, твёрдый сыр, селёдка. Но гости больше налегали на холодец из гуся, солёные хрумтящие огурчики (только что из бочки!), отваренную целиком в казане крупную рассыпчатую картошку (только что из печи!) и густую простоквашу, расслоившуюся пластами в глубоких мисках, черпая её ложками.
 
Видно было, что компания собралась сплочённая, все хорошо знали друг друга и уделив «городским молодожёнам» минимальное внимание, положенное по негласному этикету, перешли к своим темам и обсуждениям.

Лариса вздохнула с облегчением, расслабившись и незаметно рассматривая присуствующих. Муж пытался тихонько объяснить, кто есть кто, но она не старалась, да и не смогла бы запомнить сложные, запутанные нити родства, объединяющие этих людей. Ни лиц, ни имён не запомнила, отметила про себя только одного пожилого мужчину, который все свои тирады начинал словами: - Я, как проф орг на производстве... Заметно было, очень гордился тем, что он «проф орг».

Но главное испытание ещё предстояло: на следующий день надо идти в село, знакомиться со свекровью.


2


Вещи оставили у Натальи и взяв только самое необходимое пешком отправились в село. Свекровь жила вместе с семьёй старшего сына — Ильи. Володе не терпелось рассказать и показать жене дом, в котором родился и вырос, а она волновалась перед встречей со свекровью.
- Да не переживай,- успокаивал всю дорогу, - мать моя женщина доброжелательная, мирная, со всеми находит общий язык, всегда в людях видит хорошее. К тому же, уже в летах, меня родила в сорок лет, двенадцатым по счёту, а в сорок три — Мусю, её, маленькую, грудью кормила соседка, у матери уже молока не было. Да и всегда она здоровьем была слабая, а сейчас тем более. Не волнуйся. Всё будет хорошо.

Вот и родной дом мужа — деревянный, уже старый, но ещё крепкий, так как покойный отец Володи сложил его со знанием дела из крепкого выстоянного дуба.
На улицу смотрят три окна с красивыми резными наличниками, впереди палисадник, обнесённый забором. Вход во двор закрыт высокими воротами с калиткой, двор большой, заросший спорышом, отгороженный от соседей и от скотного двора забором. За домом выстроился ряд высоких раскидистых деревьев.

- Видишь, это ракиты, - объясняет муж. - Раньше там росла одна, огроменная! Но в неё ударила молния, расколола, обожгла  и ракита засохла. А потом сами выросли молоденькие. Их тут двадцать восемь штук.

А за забором, на скотном дворе важно ходят гуси, утки, хлопотливо роется в земле наседка, заботливо призывая к себе маленьких пушистых любопытных цыплят, бегающих по двору. Что-то клюют индюшки, за ними, распушив перья, зорко следит индюк, весь напыщенный, надутый величием. Из сарая доносится визгливое хрюканье свиней. Возле крыльца громко лает и рвётся с цепи огромный лохматый пёс «дворняжских» кровей. На его лай из дома выходит брат, такой же как и Володя, крепкий, большой, широкогрудый.

- А-а-а! Гости дорогие! Проходите в дом, милости просим. Мы то уже заждались, - приговаривает, снимая цепь с колышка, забитого в землю и переводя собаку в угол двора.

Братья смущённо обнимаются, похлопывая друг друга по спинам, Лариса, улыбаясь, ждёт когда обратят внимание на неё. Из дома выходит жена брата, высокая, стройная, чуть сутуловатая, шутливо восклицает:

- Во! Встретились, обнимаются, а о Ларисе забыли. Что ж она стоить тахтаво, совсем одна?

- Познакомьтесь, - спохватывается муж, подводя жену к хояевам. Катя, жена брата, улыбаясь снова шутит:

- Да мы нябось знакомы. По письмам да фотографиям яё знаем. Ну здравствуй, нявестушка. Я — Катя, а ето мой хозяин, Илюшка. Пошли в дом, мать тама. Чичас похолодало, так она всё в доме. Иной раз только к вечеру выйдеть на вулицу, на лавочке возле палисада погулять.
- Да, старая стала мать, слабая, - подхватывает Илья. - А недавно во чаво отчабучила! У меня бычок-двухлетка, хороший, упитанный. Я его припнул на травке возли ручья, а мать увидела и решила, что далеко от дома. Пошла, отвязала конец верёвки от столбика и погоняеть к дому. Я как увидел — обомлел! Сам еле удерживаю — сильный бычок. Кричу: - Оставь его! Вдруг побежит, не удержишь! А она: - Ничаво, ничаво, удяржу, не волнуйся.
- Во, что старое, что малое. Думаеть, что хватить силы.

В хате тепло, от печки уютно пахнет дымком, щекочут ноздри и возбуждают аппетит ароматы свежеприготовленной здоровой крестьянской пищи.
 
А навстречу семенит маленькая худенькая старушка в тёмном пиджаке, длинной тёмной юбке, на голове белоснежный ситцевый платок, завязанный концами под подбородком.
- Шыночек! - бросается на грудь Володе плача и смеясь,   - Шыночек! Наконечь-то! А мы шдали, шдали!

- Мама, познакомься, это моя жена.

Лариса смущённо улыбается не зная, как себя вести, что говорить. Стоит молча, мучительно переживая и не решаясь назвать мамой эту старушку, больше подходящую ей в бабушки. А она тоже скользнула взглядом по молоденькой испуганной девочке и снова всё своё внимание сосредоточила на сыне. Он её младшенький, самый любимый, самый красивый, самый умный. Он похож на первенца её Леонида, пропавшего без вести на войне в 1942 году. И уже поэтому мать выделяет и любит Володю больше других сыновей — Ильи и Николая.

- Садитесь, садитесь к столу, - приглашает Катя. - Я вот картохи из чугуна на тарелку вытряхнула, нябось стынуть. Лариса, не стесняйся, кушай. Вот холодец из гуся, вот курица тушёная в печи, вот солёные огурчики, капуста, простокваша. У нас еда простая, крестьянская. Как ты, Лариса, будешь такое-то исть? Взавтре я боршу сварю, пятушка зарежу. Борш ты будешь исть?

Молодой невестке неловко от повышенного внимания к себе, она смущённо уверяет:
- Конечно, конечно. Не волнуйтесь, всё очень вкусно. Спасибо, спасибо.

Зато муж чувствует себя на высоте. Ещё бы! Он единственный из шестерых детей выучился, работает инженером на заводе, живёт в городе. И жена городская,
красивая, к тому же почти на десять лет моложе.

Собираясь в гости, скрупулёзно взвешивал, как одеться, чтобы выглядеть интеллигентно, модно. Чтобы бывшие односельчане оценили и даже завидовали его успешности. Одел новые чехословацкие узкие брюки, недавно купленный буклированный пиджак, белоснежную нейлоновую рубашку, («достал по блату» у знакомых, приехавших из-за границы). Но особенно гордился новым немецким пальто из плотной тёмно-серой ткани. Последний писк моды — укороченное, широкое в плечах, зауженное в талии, с погончиками и хлястиком. В этой одежде — хоть на обложку журнала мод!

Пообедав, отдохнули, утонув в мягких перинах на кровати с панцирной сеткой и сияющими никелированными бильцами (для гостей!), в отдельной малюсенькой спаленке. Выглянув в окошко, муж сказал:
- О! На улице тепло, мать вышла на лавочку погулять. Лариса, выйди, поговори с ней.

- А ты? Пойдём вместе. Одной как-то боязно.

- Перестань! Пойди, пойди, так надо.

Вздохнув, согласилась. Раз Володя говорит, что надо, значит надо. В селе свои обычаи, свои порядки. Она никогда не жила в селе и часто удивлялась, когда муж предостерегал от лишних разговоров, тем более откровений, с соседками или сотрудницами, хотя в городе люди разобщены и мало интересуются чужими проблемами. Зато в селе, где в то время даже электричество было не везде ( не говоря о радио и телевидении), любая новость быстро подхватывалась и распространялась.
И не дай Бог попасть на язык сельским сплетникам! Таких ярлыков навешают, мало не покажется!

Одевшись, вышла на улицу, присела на лавочку и приветливо обратилась к свекрови: - Отдыхаете? Сегодня такой вечер хороший — тихий, тёплый.

Старушка тоже приветливо улыбнулась и что-то ответила, но Лариса не поняла, что именно. За время гостевания в селе успела заметить, что не совсем понимает местный диалект. Некоторых слов вообще раньше не слышала, но даже многое из того что знала, произносилось с непривычными ударениями, окончаниями или совсем искажённо.
Тем временем свекровь говорила и говорила, рассказывала о чём-то, а молодая городская невестка мучительно вслушивалась, пытаясь уловить и понять хотя бы тему разговора. Но — увы! Положение просто катастрофическое — делала вид, что понимает, кивала головой, улыбалась где надо и где не надо. Хотя бы Володя подошёл и разрядил эту нелепую обстановку!

Наконец старушка замолчала и Лариса, извинившись, быстро ушла.
Со слезами на глазах вбежала в комнату, где муж спокойно читал газету.

- Мне было так стыдно, так стыдно! Твоя мама наверное подумает, что я чёрствая, некоммуникабельная, что не захотела с ней общаться. А я ведь ни слова не поняла! Разобрала только, что она говорила «тахтаво, тахтаво». Что это такое? Я не знаю.

- Успокойся. Ничего не подумает. Просто у матери давно нет зубов, потому и разговор невнятный. Её и правда понять трудно, хотя я понимаю всё. Извини, об этой проблеме я просто не подумал. А «тахтаво» - это не какое-то новое слово. Так у нас произносят выражение «так-то вот».

Но Лариса не могла успокоиться и твердила: - Ну почему же, почему ты со мной не пошёл? Я себя чувствую последней дурой! Так неудобно перед твоей мамой...

- Пойдём, пойдём вместе! Поговорим, я буду за переводчика.
Но Ларисе не пришлось участвовать в разговоре, сын с матерью оживлённо общались, а она просто сидела рядом, успокаиваясь.

Кажется, свекровь совсем не заметила всего того, из-за чего так переживала её молодая восемнадцатилетняя невестка.

3

На следующий день, в воскресенье, с утра похолодало. Совсем не хотелось выходить на улицу из тёплой хаты.

Но, надо. Потому, что надо идти в гости к Мусе, они ждут, готовятся. Живёт сестра не рядом, в другом конце села.
 
Володя прихорашивался, то и дело поглядывал на себя в зеркало, ведь в селе не пройдёшь по улице молча, как в городе.  С каждым встречным надо поздороваться, остановиться поговорить, ответить на вопросы и самому расспросить о здоровье, о родне.

Но вот наконец собрались. Кажется всё нормально, и брюки, и пальто, и шляпа. Лариса тоже выглядит «как модель».

Уже собрались выходить, когда из спальни вышла мать:
- К Муше идёте? Ану погоди, шынок. Илюша, а где твоё новое пальто, што купил намедни? Доштань-ка его.

Брат, удивлённо взглянув на мать, вынул из шифоньера большое тяжёлое пальто из плотного тёмно-синего бобрика, широкое и длинное.

- Нукотка, примерь Володя, - попросила мать.

Сын растерянно взглянул на жену, снял своё модное импортное и облачился в братову обновку.
Лариса еле удерживалась от смеха: пальто висело на нём до пола, руки спрятались в рукавах, а по ширине туда можно было поместить ещё и её.

А старушка-мать восхищённо глядела, приговаривая:
- Што ш ты, шынок, ушилшя, ушилшя, а видать жарабатываешь мало. Што, хватило денег только на такое куцее пальтешко? Вот такое купил бы, как у Илюши, был бы на жнатного шеловека похож. Любо-дорого пошмотреть.
Ну прошто купешешкий шын!

Да, в разные времена бытуют разные понятия о красоте и достатке.
Сейчас молодёжь щеголяет в искусственно замызганных джинсах с искусственными дырками, отдав за них баснословную цену!

Интересно, как бы их восприняло то, уже ушедшее поколение, если даже мы, пережившие стиляг, хиппи, панков и им подобных, удивляемся и не видим ни красоты, ни здравого смысла в современных «писках моды».
ТАХТАВО !!!

17.08.2016