Дом для нее 1-2 главы

Этот рассказ я начала писать много лет назад, но так и не дописала, отложила до лучших времен. Совсем недавно почему-то вспомнила, перечитала и ужаснулась качеству текста. Пришлось упорно редактировать, рассказ не отпускал. И окончание пришло легко. Перед вами окончательный вариант.
***
Глава 1
         Стоило свернуть с трассы на проселочную дорогу, как в приоткрытое окошко моей потрепанной машины, которую я любовно называла «старушкой Жи», ворвались клубы пыли. Салон сразу же наполнился медово-пряным ароматом разноцветья, и, как-то уж совсем по-сельски, роящимися насекомыми. Пчелы, осы, и прочая живность обживала нутро моей старушки, принимая свое новое местожительство, как биологическую катастрофу. Они в панике метались между кресел, игнорируя раскрытые окна, за которыми резвились в цветах их собратья. Зелень подступала настолько близко, что было понятно -  дорогой пользуются редко. Ветви кустиков, стоящие стражами у самой обочины, любопытно заглядывали в машину, будто пытаясь изнутри ощупать это блестящее никелированное тело, стремительно пробегающее мимо них. Иногда мне приходилось уворачиваться от хлестких объятий. Пришлось сбавить скорость. Теперь моя старушка, лавируя между уключинами и ухабами, медленно продвигалась вперед. Когда дорога начала подъем, зелень благоразумно отступила, и я, наконец, расслабилась.
   
Всю дорогу до поворота на эту, забытую Богом и людьми, деревеньку, я тихо поругивала свою начальницу, которая отправила меня сюда. На вчерашней планерке она заявила о покупке загородных земель под строительство дачных коттеджей. Земли эти, якобы, доставались нам совсем даром, а места были фантастически красивыми. Мне всегда казались сомнительными сделки, приправленные словом «даром». Мой риэлтерский опыт приучил к здоровой критичности.
Татьяну, нашего директора, я знала пять лет. За эти годы мы, не сказать, чтобы дружили, но общались довольно близко. Я пыталась отговорить ее от скоропалительных решений, предлагала съездить, посмотреть все на месте, составить смету. Татьяна соглашалась, но в глазах скакал такой бесенок, что стало очевидно, решение уже принято. Мне удалось лишь уговорить ее съездить и осмотреться. Но ехать пришлось одной, утром Татьяна позвонила и сообщила, она внезапно заболела.
          
Дорога добралась до самой высокой точки. Остановившись, я вышла из машины, осмотреться. Изумрудное море, колыхавшееся подо мной, кружило голову. Захотелось упасть в высокую траву и просто смотреть на небо…
Петляя между зарослями, дорога скрывалась за стеной леса. Странно, судя по карте, деревенька «Ключи» должна быть где-то рядом, но ни построек, ни других следов... Ехать стало трудней. Грунтовка, местами полностью заросшая, кружила между кустами и деревьями, которые, по мере приближения к лесу, чувствовали себя все уверенней. Подобравшись вплотную к самым деревьям, дорога окончательно затерялась в лесной гуще.
Я выбралась из машины, не зная, что делать. Совсем уже решила возвращаться, но заметила сквозь дебри, как солнечный блик высветил что-то красное. Мухомор! Я никогда не видела настоящих мухоморов, ноги сами понесли к заветному трофею. Но ветки непроходимым частоколом держали оборону. Пришлось навалиться всем телом, чувствуя неподатливую упругость и царапая лицо и руки. Наконец, эти лесные стражники разомкнули объятия, и я оказалась на маленьком пятачке свободной земли. Красное пятнышко окончательно затерялось, но я заметила светлеющую тропинку за разлапистыми кустами папоротника.
Противостояние природе раззадорило, и я раздвинула тяжелые листья. Тропинка уверенно петляла между зарослями и поваленными деревьями. Тонкие лучики солнца, пробивающиеся сквозь крону золотистыми нитями, делали путь пятнисто-игривым. Меня будто куда-то тянуло, к какой-то тайной цели. Тропинка стала шире, и я прибавила шаг. Птички оглашали лес многоголосными трелями. Казалось, что и я могу взлететь над этой дорожкой в неизвестность, взлететь, затерявшись в мягкости крон. Я слышала жужжание многочисленных насекомых. Лес, казавшийся таким монументальным, рассыпался на сонмы маленьких жизней: под каждым кустиком, листом, на каждой ветке.
Тогда я впервые ощутила нечто странное. Мне вдруг показалось, что я это цельный организм, бредущий по тропинке, я это и муравей, взбирающийся по скользкому стеблю, и паучок, зависший на перламутровой, искрящейся нити, и бабочка, бьющаяся в сети. Это ощущение обессилело меня.

         
Первый привал почему-то запомнился в мельчайших деталях. Тщательно выбирала место, обходя крапиву и торчащие сучки, а легла прямо на тропинке. Закрыла глаза, но даже это больше не ограждало меня от мира, представшего в новой ипостаси. В голове роились образы и звуки в хаотичном танце, расплываясь, образуя ужасную какофонию. Отчего-то я знала, частичка меня, которая была паучком, уже подобралась к той, что была маленькой бабочкой, испуганно бьющей голубыми крылышками, еще более запутываясь. Одновременно ощущала азарт охоты, предвкушение победы хищника и страх, обреченность. Но это были лишь два зримых образа, остальные же проносились в моей голове так быстро, что я не успевала вычленить ни один. То взорвется перед глазами яркое зеленое пятно, то, вдруг, из темноты, пробьется едва различимый сквозь какую-то плетеную сетку свет.

Когда в дело вступило обоняние, мне стало совсем плохо. Каждый куст, каждая веточка, каждый лист издавали свой неповторимый запах. Даже листья одного дерева! Я поначалу удивилась, ища этому логичное объяснение. Мозг работал в авральном режиме, и оно довольно быстро нашлось. Каждый отдельный листочек хоть и был частью целого, но жил своей жизнью. Под одним примостился жучок, откладывая личинки, другой постоянно освещается лучами солнца. От палящих лучей листик уже приобрел аромат высохшей скошенной травы, аромат золотой осени.

Пока одна часть меня пыталась привести хоть в какой-нибудь порядок лавину образов, научиться вычленять и управлять, другая, все еще оставшаяся в теле сорокалетней женщины, матери двоих детей, удачливого риэлтора и почти счастливой жены, с ужасом замечала все новые признаки безумия. Я понимала, что когда-нибудь эти две меня вступят в непримиримую схватку, и поэтому решила убраться из этого очарованного места как можно дальше. И как только я приняла это решение, какофония разом стихла. Я поднялась на ноги и отправилась в ту сторону, где мне показалось, деревья росли гораздо реже.
Я старалась сосредоточиться на дороге, отгоняя любые проявления наваждения. От легкости не осталось и следа. Ноги стали тяжелыми, я еле отрывала их от земли. Тело почему-то утратило былую чувствительность. Казалось, поднялась высокая температура. Сделала несколько шагов, и в изнеможении опустилась на землю. Стоило мне смежить веки, как я тут же провалилась в беспокойный сон.

Глава 2

Очнулась уже вечером. Солнце подсвечивало лес откуда-то сбоку, разбрасывая по нему багрово-красные блики. Страшно хотелось пить. Я поднялась на слабые ноги, и хотела, было, сделать шаг, но тут же оказалась на земле. Голова кружилась, меня трясло. 

«Да, плохи мои дела», - думала я, впадая в забытье, по счастью, недолгое. Очнувшись во второй раз, я поняла, что солнце село. Было то недолгое время суток, когда день уже отгорел, а ночь не наступила. Сумерки приглушили краски, стерли многоцветную палитру. Сил хватило, чтобы подняться, дышать было больно, пересохшее горло саднило. Я оторвала какой-то листок, показавшийся мне самым сочным, и жадно пожевала. Рот заполнился горькой слюной, подкатила тошнота, но удалось совладать со своим организмом. В голове просветлело, и я разглядела небольшую лужицу чуть слева от себя. Я жадно припала к вожделенной влаге, стараясь сквозь зубы процеживать тягучую пахнущую жидкость. Желудок опять сорвался с места, пришлось немного отдохнуть, делая глубокие вдохи.

Что было потом - помню плохо. Я брела по темнеющему лесу, с трудом разбирая тропинку. Помню, что боялась сбиться. Остановилась, когда стемнело окончательно. От былой эйфории не осталось и следа. Лес окружал, давил, пугал странными звуками. Присела под каким-то кустом, обнимая себя руками. Стало холодно, а на мне была легкая летняя курточка. Еще утром, я захватила ее в последний момент, предполагая, что поездка может затянуться до вечера. В машине осталось старенькое одеяло, мы с детьми брали его для поездок на природу. Боже мой, дети! Что будет с ними, если меня сожрет какой-нибудь зверь или я умру от голода и жажды? Но окончательно впасть в панику мне помешало все то же расслоение сознания.

Не знаю, был ли то бред, но я будто сквозь туман увидела очертания нашей гостиной. В мягком кресле сидел мой муж, на коленях которого как всегда примостилась его любимая кружка. Мой супруг был человек принципа. Иногда мне казалось, что к этой самой кружке он привязан гораздо сильнее, чем ко мне. Комната просматривалась плохо, очертания удаленных предметов расплывались, и я не сразу поняла, что в соседнем кресле сидит моя подруга. Та самая Татьяна, что сказалась больной сегодня утром.

«Неужели меня уже хватились», - надежда теплой волной окатила мое заледеневшее тело. Первые звуки были настолько тихие и глухие, что мне пришлось сделать усилие, чтобы начать понимать, о чем беседуют эти двое.
- Знаешь, я всегда знала, что Катька – дура. Я и держу ее в нашем агентстве только ради тебя.
- Ну не стоит так про умственные способности Екатерины, - муж лениво потянулся и долил в свою кружку.
- Можешь, что угодно говорить о своей супруге, я ее слишком хорошо знаю. Наивная особа с мозгами тинэйджера. Она до сих пор даже не догадывается о нашей связи, нам даже прятаться особо не надо.
- Татьяна, ты не права, Екатерина – замечательная мать. Вот, правда, хозяйка из нее вышла плохая.

«Боже, и эти люди смеют обсуждать мои достоинства и недостатки! Этот мой муж, непризнанный гений из развалившегося предприятия. Да его зарплаты вахтера, правда, теперь это именуется охранником, хватает только на его же капризы. А Татьяна! Я же считала ее своей подругой. Мы вместе пять лет. Я и подумать не могла, что дешевые ужимки стареющего ловеласа, способны еще хоть кого-нибудь впечатлить».

Парочка чувствовала себя вольготно. Татьяна перебралась на колени к Борису. Я зажмурилась, закрыла уши руками, но картинка не исчезала. Но куда страшнее были звуки. Они будто рождались в голове – все эти стоны и причмокивания, скрип старенького кресла, стоящего в нашей гостиной. Когда до моего обоняния дошли запахи, я была на грани безумия. Этот животный запах страсти, запах измены.
«Где же дети? Где моя маленькая Светланка, где Егор?»

Словно в ответ на мой вопрос, я увидела другую картинку. Теперь это было помещение, пронизанное яркими вспышками  освещения, которое всего лишь на мгновение выхватывало множество извивающихся фигур. Потом все опять погружалось во мрак до следующей вспышки. Вглядывалась в эти сюрреальные фигурки, сошедшие, казалось, с полотен Матисса.  Звуков не было, и от этого картина казалась еще более гротескной. Когда глаза привыкли к постоянному миганию, мозг, наконец, начал воспринимать довольно цельный образ, настолько цельный, что я с ужасом поняла, что фигурка, извивающаяся у шеста - моя дочь!  К Светлане тянулось множество рук, довольно беззастенчиво мнущих это молодое и такое дорогое мне тело.

Наверное, я отключилась, потому, что даже не заметила, что уже не сижу, а лежу на траве, и что-то тяжелое давит на грудь. Я пошевелилась, и сильное тело, оттолкнувшись от меня острыми лапами, взметнулось над головой. Я даже не успела испугаться. Птица еще долго кружила надо мной. Отломав большую палку, больше, конечно, для успокоения, села, подобрав под себя ноги. Теперь картины, виденные до забытья, казались мне лишь бредом, далеким от реальности. Я не хотела в это верить, всем своим существом отрицая очевидные факты, которые «услужливо» озвучивала какая-то часть меня. Я смирилась, что теперь во мне сосуществуют множество личностей.
 
Одна подвергала все сомнению, другая вспоминала множество мелочей, мелочей, которые я не хотела замечать в своей прошлой жизни. Вот Светлана красуется передо мной в новом дорогом костюме. Я спросила, откуда обновка, а дочь, игриво повела плечами и пробурчала: «Подружка поносить дала». Тогда я лишь слегка пожурила, что берет дорогие вещи. А Светланины частые уходы на ночь, якобы к подружке ночевать?
- Постой, - возразила сомневающееся Я, - но ты же звонила, девочка брала трубку и сонным голосом отвечала, что они ложатся спать.
- Да, но звонила ты всегда в одно и то же время. Девчонки вполне могли подготовиться.
- Но Борис! Неужели Татьяна могла увлечься этим человеком? Что осталось привлекательного в этом, вечно брюзжащем, мужчине?
- Вспомни, как он вел себя на твое сорокалетие.

Год назад мы всем коллективом отмечали мой сорокалетний юбилей. Организационными вопросами занималась Татьяна. Она сняла кафе, пригласила сотрудников фирмы, организующих праздники. Перед глазами возникла картинка. Все больше замечаю в поведении одной из моих сущностей так много стервозности, что про себя окрестила ее Стервочкой. Образы, навязанные ей, не были хаотичны, своеобразная подборка на тему: «Открой глаза!»

Празднование юбилея открылось в неприглядной очевидности. Стены, завешанные плакатами с числом «40», мол, пора бы тебе, старушка, и о душе подумать. Рука Бориса, скрытая столом, взбирающаяся под юбку Татьяны в то время, когда он тихо и проникновенно говорил о том, как любит меня! И откровенная сцена в курилке, любовникам нравится риск.

Помню, как упала в траву, как кричала в голос, стараясь отогнать циничные картины. Но это была не совсем я, только часть меня, вторая, которая не хотела верить. Ее я окрестила «наивной простушкой».
 
Простушка каталась по траве и выла в голос. Истерику остановил хруст из кустов, совсем рядом. Соперницы предпочли спрятаться вглубь меня. Стараясь производить как можно меньше шума, я отползала от злополучного места до тех пор, пока не уперлась во что-то твердое. То, что было в кустах, тоже затаилось. Я с ужасом ждала, когда оно выйдет из укрытия. Дальше ползти некуда. Страх парализовал меня, и я по-детски закрыла глаза ладонями. Но слух стал острее,  дыхание незнакомца, хруст веток, ломаемых его телом, звучали подобно грому. Когда совсем отчаялась, вдруг услышала, что нечто удаляется вглубь леса. Стервочка и Наивная Простушка сразу же затеяли спор, но мне было не до них. Положив под голову сломанную ветку, я пробовала уснуть.