Бездна. Глава 14-7. Палата номер 13

     Возвращаюсь в палату.

     Новость? Что за новость?

     — Тебя переводят в палату номер тринадцать, — мужичок ехидно делает акцент на номере палаты.

     — Я не суеверный. Что бояться какого-то числа?

     — Это трёхместная палата для тяжелобольных — хи-хи. Там сегодня освободились два места — сыграли в ящик. Жутко, не правда ли?

     — Напротив, весело! Буду наместо покойников в баклуши играть!

     — Почему в баклуши? Это что — защита от смерти?

     — Нет, новое увлечение будущих покойников!

     Быстро перенёс всё своё в новую палату. В “несчастливой” палате был один старик — ни встать, ни сесть. Тот самый, которого я напоил в ту ночь водой…

     Дед изредка стонал. Но всё лучше, чем рядом с “жизнелюбивыми” картёжниками.

     При ближайшем рассмотрении в свете дня “дед” оказался вовсе не старым: я дал бы ему чуть больше пятидесяти лет. Лишь непричёсанная борода да беспомощность немало старили его.

     Третья кровать оставалась свободной. Каким-то будет новый тяжелобольной?


     Выбрал место возле окошка. Пока обживал новую кровать, засуетились нянечки и медсёстры: спешно готовили постель, стелили пелёнки, простыни, поставили горшок. Очередной смертник?

     — Откуда новенький?

     — Из хирургии. Ему недавно сделали сложную операцию на черепушке. Мозг повреждён.

     В распахнутые двери втиснули каталку. Бросив взгляд на лицо смертника, окаймлённое бинтами, я похолодел…

     — Лёшка, Алексей… Привет…

     — Привет, — кивнул он.

     Когда суета закончилась, и мы остались втроём, я спросил:

     — Неужели снова прыгнул через Морковкину бездну?

     — Конечно, прыгнул. Неймётся.

     — Зачем? Ты всё доказал, всех победил. Что тебе ещё надо? Зачем никому не нужный риск?

     — Тогда я прыгал неправильно.

     — Неправильно? Человек всегда живёт неправильно.

     — Тот прыжок, первый, был в утверждении гордыни…

     — Ты тогда сказал, что…

     — Не то я сказал. Тогда — и всегда — я утверждал свою исключительность. Неужели ты не замечал, что я всегда не говорил, а красовался? Что мои речи больше похожи на вычурные, но пустые речи расфуфыренных тёток, рассуждающих о необыкновенной духовности и неземных сферах.

     Алексей попытался сесть, но я удержал его:

     — С кровати прыгать собрался? Я понял, что ты хочешь сказать, и вполне согласен с тобой!

     Алексей снова лёг, лишь одеяло с себя сбросил.

     — Мой новый прыжок должен был утвердить то, что я-прежний, самодовольный, умер, а новый, обновлённый, родился. Вспомни нашу первую встречу. Не забыл ницшеанскую риторику в моих словах? Помнишь, какими громкими фразами говорил? Моё крещение — когда я был спесивым мальчишкой, который, к тому же, был богоборцем — я посчитал недействительным. Мой второй прыжок должен был подтвердить, что родился я-иной.

     Алексей замолчал. Я в раздражении решил не отвечать на “хвалебную песнь спесивого раба”.

     Снова пришли медсестры и врачи, стучали по Алексею молоточками, снимали кардиограмму и брали анализы.

     Когда всю кровь Алексея забрали на анализы, мы остались в палате одни. Один вопрос занимал меня уже давно:

     — Алексей, ты так и пишешь стихи для самоубийц?

     — Нет. Да и приходить перестали. Может, самоубийств стало меньше. Или затерялась моя слава писаки. Да вряд ли что-нибудь напишу. Слишком громкое и ответственное служение — куда мне. Мне нужно думать, как бы самому не погибнуть, а то рано или поздно появится толпа поклонников — вынутых из петли “обретших истинный смысл жизни”.

     — Но общественное служение превышает любые доводы.

     — С моим самомнением я громкие слова говорить научился, возомнил себя оружием воли Божией.


     Зашёл наш лечащий врач. Он колотил Алексея молоточком, колол иглой…

     Потом задал вопрос, который меня сразил:

     — Пулю-то сохранил?

     — Следователь сказал, что пуля — вещественное доказательство.

     — Да-а, угораздило тебя пройти мимо театра в самый момент стрельбы.

     — А вот, хотел пойти на службу в церковь, а сам…

     Разве он не упал в Морковкину Бездну?


     Зашёл зав. отделением. Он спросил нашего врача:

     — Он тоже был на этом концерте?

     — Мимо проходил. Когда сдуревшие музыканты бежали до своих машин, они пустили несколько очередей по проходившим мимо людям. Пострадали только этот да семилетний мальчик.

     Смутная догадка приняла конкретные очертания. Значит, именно поэтому я застал следователя в нашей палате, когда вернулся однажды с прогулки… Экстаз — Реванш — Агония… Вот звенья цепи, которая привела окровавленного Алексея в больницу.


     — Зачем мне-то соврал?

     — Это фантазия, а в моей бестолковой жизни только фантазия и является достойной реальностью, которой можно хоть как-то жить.

     — Какая стрельба? Зачем ты выдумал, что снова прыгал?

     — Тебе в урок, чтобы не говорил о втором крещении. Любому анабаптисту необходимо и второй, и третий, и сотый раз креститься! Потому, что если человек растёт, то ему открываются новые горизонты. Открылся горизонт — что, сразу креститься надо, что ли? Открылся ещё один — пожалуйте вновь на крещение! Но им, похоже, и одного крещения достаточно — по вполне понятным причинам изменения всё равно нет!

     — По какой причине?

     — Как бы сказать, чтобы их не обидеть?

     Фанатик — подумал я про себя, грохнулся на кровать и отвернулся к стене: так мне надоели громкие речи о религии.

     … Что-то творится в голове этого паренька. Неказистый на вид, а бушуют в его голове штормы. Вот в моей голове моторы тоже работают, а ход холостой. Буря бушует, а кроме грохота пустых консервных банок, привязанных к пугалу, ничего нет.


     — Как я оказался в больнице? Такая глупость… Нет, не глупость! Передо мною в тот день стал выбор… Хотел идти на вечернюю службу в церковь. Что-то поленился. Думаю: всё опостылело, дома меня книжка ждёт. Нет, в церкви получу успокоение. Но что-то словно потянуло меня в сторону дома. Думаю: всё равно на службу опоздал, даже к помазанию опоздал, пойду-ка домой. Но не сразу домой повернул: словно что-то боролось во мне. Всё же повернул в сторону дома. А там ещё Николая Васильевича с сынишкой Васей увидел впереди, они как раз мимо драмтеатра проходили.

     Я их догнал. Вот тут и началось. Из драмтеатра выскочила толпа парней с автоматами и начали палить куда попало. В Васю попали, я хотел бежать, да увидел, как один монстр в Васю снова целится. Я прыгнул, заслонил Васеньку… Потом думаю, он попал мне в голову, если бы я не подскочил, то пуля всё равно бы выше прошла… Ну да, выше, но там мог оказаться Николай Васильевич…  То есть, я никого не спас, и сам пострадал. Впустую!

     PS. Прошу прощения за недоработанный текст этой главы. На материке бываю крайне редко. Вот и пишу урывками.