Внутреннее пространство

Второй рассказ из серии "Жизнь Мохова". Первый "8 марта" --->>http://www.proza.ru/2019/03/08/936

(Посвящается женщинам, которые любят банить).

- Санкт-Петербург. Финляндский вокзал, – радостным голосом возвестил робот диктор.
Поезд остановился. Люди зашуршали котомками и тележками. Заскрежетали старые двери.
Мохов запулил пустые бутылки под скамейку. Застегнул молнию на куртке. Проверил ширинку. Подождал пока выйдут все, наблюдая сквозь мутное окно, как проходят девочки, женщины, старухи. Когда вагон опустел, вышел и он.
Бабищу, что приставала к нему в электричке скрутили на перроне.
Она рыдала и просила прощения. Тушь размазалась по её белому студенистому лицу, глаза превратились в живые кляксы, а рот - в надрезанный помидор.
- Я больше не буду, - молила бабища.
Но полицейские, не замечая завываний, скрутили ей руки и застегнули наручники. В их каменных матовых лицах пропадал свет, как в чёрных дырах. Яркие, алые ботфорты, напротив, блестели солнечным глянцем.
- Вы же тоже женщины, вы должны меня понять, - затянула бессмысленное арестантка.
- Закон есть закон, - пробасила полицейместирка, - Посягания на частную жизнь и неприкосновенность мужчины строго карается. Закон номер один, пункт один конституции Свободной Руси.
Мохов прошёл мимо, с интересом разглядывая задержание. Но представительницы закона даже не посмотрели в его сторону.
Минуя турникет, через служебный выход, Мохов вышел на Боткинскую улицу.
Жёлтое зимнее солнце переметнулось с полицейских ботфорт на бледно-голубое небо. Белое облако, похожее на парусник ползло над Невой в сторону Литейного моста. Потом кораблик развалился и стал похож на ядерный взрывчик, а потом на рожу соседки Мохова по парадной – старуху Ильинишну, которую забрали год назад. Об Ильинишне Мохов подумал с сожалением. Без неё стало скучно.
С Комсомола на Боткинскую повернул трамвай, хрустя рессорами и дребезжа железными нутрями, как косточками робота. Неожиданно мерзко он засигналил высокочастотной трелью старухе, что перебегала дорогу, волоча за собой тележку.
Мохов вышел на площадь Ленина. На мгновение остановился. Подумал. Кивнул самому себе. И направился в сторону магазина «Продукты 24» на перекрёстке с Архитектора Баранова. Чуть дальше по Комсомола находилась огромная «Пятёрка». Но Мохов любил маленькие магазинчики и особенно этот.
Поднялся по ступенькам, открыл дверь, которая потянула колокольчик. Он тоненько зазвенел, растворяясь под свистом ветра, что Мохов впустил с холодной улицы.
Продавщица стояла у кассы, окружённая высокими стеллажами со жвачками и курительными стиками. Она подняла голову и, увидев Мохова, тот час же опустила взгляд.
- Моховскую тройку, - кинул Мохов, - две бутылки.
- Тройка закончилась, - тихо сказала продавщица, не поднимая взгляда. – Из Моховского остался только Портер.
- Бляха, - фыркнул Мохов, внимательно заглядывая на полки холодильников. Убедился и произнёс себе под нос: - Невесть, что такое. Одна дрянь осталась.
- Есть моховская водочка, - заискивающе пролепетала продавщица, быстро зыркнув на мужчину.
- Водку в понедельник утром? – возмутился Мохов.
- Но сегодня же праздник, - пропищала продавщица.
Мохов задумался.
- А, ну да. Восьмое марта же. Международный, блять, женский день.
Он громко засмеялся, икая, словно кобыла. Захихикала и женщина.
- Ладно, - сказал примирительно Мохов. – Давай бутылку водки и Портер.
Женщина быстро, как лисица метнулась к холодильнику, потом за водкой на стеллаж.
- И это пробей, - сказал низким голосом Мохов, взяв со стелажика у кассы кубик жвачки «Лав из».
Продавщица - рыжеволосая женщина лет тридцати пяти - тридцати восьми с детскими зелёными глазами быстро пропикала товар и проторила скороговоркой:
- Четыре семьдесят, пятьдесят и двадцать. Всего пять рублей сорок копеек.
На мгновение она подняла свои лучистые зелёные глаза на Мохова, и сразу, словно осеклась, опустила взгляд.
Мохов поднёс запястье с браслетом к терминалу. Распихал бутылки по карманам. Немного поразмыслив, взял двумя пальцами кубик «Лав из» и протянул женщине.
- На, это тебе, - сказал он, кряхтя – С праздником.
Глаза женщины- лисицы округлились. Открылся рот, пухлые бледные губы напряглись, задвигались. Потом она громко выдохнула и только и смогла, что сказать «Спасибо».
В её больших зелёных глазах жидкими линзами появились капли слёз. Она часто заморгала и разрыдалась.
- Ну, буде-буде, - сказал Мохов ласково, развернулся и вышел из магазина.
Уличный шум и жёлтое яичное солнце на крыше Финбана снова наполнили пространство внутри Мохова.
Он усмехнулся. Потёр ладонью вокруг губ, подбородок и подумал «А ведь я ещё ого-го, мужик!»