Нестрого заданный маршрут

Лора ЭКИМЧАН               

               
               
                Эссе об эссе

Сегодня эссе не пишет только самый ленивый.  Эссе сопровождают наших детей и внуков уже с ранних лет. То и дело слышишь от школьников: задали эссе по истории, пишу эссе по литературе и т.д.
А уж о писателях нечего и говорить: они ударились в эссе со всей творческой безоглядностью, потому что в этом жанре можно сказать все и приоткрыть свою душу прямо и непосредственно.

Итак: что же такое эссе? Термин этот происходит от французского слова essai, что значит опыт, попытка, проба, а ранее в латыни было уже слово exagium -  взвешивание.
Наша родная Википедия дает такое определение: эссе – это литературный жанр, прозаическое сочинение небольшого объема и свободной композиции, выражающее впечатления и соображения автора по конкретному поводу или предмету. Есть другой сайт – Энциклопедический словарь-справочник «Культура русской речи» - там раскрыто наиболее важное свойство эссе: жанр этот глубоко персонифицированный, сочетающий подчеркнутую индивидуальную позицию автора с ее изложением, ориентированным на массовую аудиторию. И далее: основой жанра является философское, публицистическое начало и свободная манера повествования. Эссе относится к жанрам с нестрого заданными характеристиками. Мне эта мысль так понравилась, что я вынесла ее в заголовок, слегка изменив  ракурс.
В других источниках подчеркивается, что эссе  включает элементы художественной литературы, публицистики и науки, но не относится целиком ни к одной из них, иначе это гибель жанра. 
Культуролог и философ М.Н.Эпштейн находит в эссе главное из главных: «Автор через все говорит о себе, взятом в приватном, частном модусе», т.е. в центр внимания выдвигается личность автора во всем богатстве его творческой индивидуальности.
 Классическим образцом эссе стали «Опыты» Мишеля Монтеня, написанные в 1580 году.  Чуть позже – в первой четверти 17-го века - Фрэнсис Бэкон, и это было ново для английской литературы,  назвал форму своих сочинений – essays. Впервые слово «эссеист» употребил английский поэт и драматург Бен Джонсон в 1609 году.

Почему, собственно, я взялась за эту тему? Не так давно на одном из литературных семинаров, которые ведет бесконечно мною уважаемый писатель российского масштаба, причем, очень талантливый и богатый литературным опытом (без лести говорю), были поставлены на обсуждение очерки одного автора. Это были хорошие качественные очерки на краеведческую тему: жизнь  и деятельность замечательных людей, оставивших заметный след в культурном пространстве.  И автор, и выступающие называли эти произведения очерками. В конце обсуждения, подводя ему итог, руководитель семинара вдруг называет их эссе. Для красного, что ли, словца или действительно считая слова «очерк» и «эссе» синонимами. Я не собираюсь поправлять этого очень хорошего писателя и интереснейшего человека, нравится ему – пусть говорит, что это эссе, я просто для себя хочу, наконец, разобраться – что такое эссе и что такое очерк.
Конечно, эссе как жанр граничит  с публицистической статьей и литературным очерком.  Давайте, в таком случае, несколько подробнее вникнем в то, что же такое очерк как литературный жанр (об очерке в журналистике мы говорить не будем, эта некая газетная специфика в данный момент для нас не важна).

Итак, очерк – это одна из малых форм эпической литературы. Она сходна с рассказом, но отличается от него прежде всего тем, что его персонажами, а не прототипами персонажей, становятся реальные люди.
Но для очерка недостаточно реальных персонажей и событий. Очерк – это писание с натуры, причем, с публицистических позиций, и предмет очерка – это всегда социально значимый срез действительности. Автор  обозначает  свою позицию относительно представленного в очерке фактического материала, но привлекает для этого не творческое воображение, а анализ фактов и явлений, их сопоставление с важными для него идеями. Поэтому в очерке часто используется статистические данные, исторические экскурсы, элементы репортажа (как я уже говорила – пишется с натуры, это главное). Если эссе имеет художественное значение, то очерк становится преимущественно  документальным свидетельством.
Очерки бывают мемуарные, портретные, путевые, очерки нравов, научно-популярные, исторические, этнографические, проблемные. Нередко они объединяются в циклы и даже книги, например,  книга В.Гиляровского «Трущобные люди», в которую он собрал очерки нравов определенного слоя населения старой Москвы, но есть там и просто рассказы. Люди старшего поколения также знают «Очерки бурсы» Н.Помяловского,  «Губернские очерки» М.Салтыкова-Щедрина. Собственно, являются литературными очерками и любимые всеми «Записки охотника» И.Тургенева – именно потому, что писаны с натуры, часто переходят в репортаж, хотя и художественны, близки к рассказам.
В советское время хрестоматийным очеркистом был Валентин Овечкин, посвятивший свои труды изучению сельского хозяйства страны. Например, у него был цикл очерков «Районные будни», в котором он исследовал проблему  некомпетентного местного партийного и хозяйственного руководства колхозами, оттуда, мол, и все беды.
Шедеврами публицистики можно назвать перестроечные очерки Юрия Черниченко, который безжалостно рассматривает крупным планом и резко критикует уже с позиций нового времени бездарные деяния властей в области сельского хозяйства. Например, очерк «Комбайн косит и молотит» буквально разносит в пух и прах производство советских комбайнов «Нива» и их практическое применение в сельском хозяйстве. Масса фактов, цифр,  - и неизбежный  вывод о том, что комбайн никуда не годен: тяжеловесен, малая производительность и экологический вред природе, так как своей тяжеловесностью он  месит всухую  плодородный слой почвы и превращает его в пыль, которая разносится ветром. Это называется эрозией почвы.
 Даже такой субъективно заостренный автор, как Ю.Черниченко, ни на миг не отрывается от своего главного предмета – социально-экономического анализа своей темы. Тогда как в эссе автору позволительно по цепочке ассоциаций порой сильно удаляться от своей первоначальной темы в лирическое или философское отступление.
В  очерке автор часто совсем отсутствует в повествовании. Он подобно богу смотрит на все сверху и бесстрастно излагает: родился, учился, жил, описывает все  благие деяния героя и определяет его место в истории, в искусстве, в краеведении, в просвещении, науке и т.д. Или как у Черниченко: суть проблемы, факты, их анализ, подкрепление источниками важной информации, вывод.

 Иное дело – эссе. Вот что пишет, например, филолог А.Л. Дмитровский (в пересказе): на страницах эссе герой, автор и читатель встречаются лицом к лицу и пожимают друг другу руки; диалог с читателем прямо или опосредованно присутствует в эссе, это основной  жанрообразующий признак.  По  А.Л.Дмитровскому, в эссе автор строит собственные теории, создает  свой мир. В очерке этого нет, в очерке автор следует по пятам за героем или проблемой и создает едва ли не литературно приемлемый протокол их развития. В очерке автор себя «не выпячивает», хотя из одного только подбора материала его позиция ясна и определенна.

Вот фрагмент из предисловия Мишеля Монтеня, первопроходца жанра эссе,  к книгам его «Опытов»:
«Это искренняя книга, читатель. Она с самого начала предуведомляет тебя, что я не ставил себе никаких иных целей, кроме семейных и частных. Я нисколько не помышлял ни о твоей пользе, ни о своей славе… я хочу, чтобы меня видели в моем простом, естественном и обыденном виде, непринужденным и безыскусственным, ибо я рисую не кого-либо иного, а себя самого. Мои недостатки предстанут здесь, как живые, и весь облик мой таким, каков он в действительности, насколько, разумеется, это совместимо с моим уважением к  публике…  Таким образом, содержание моей книги – я сам…»
Владимир Набоков написал отдельное «Эссе» об эссе, в нем автор отмечает истоки происхождения жанра: «Наивысшие достижения поэзии, прозы, художественного, театрального искусств характеризуются нерациональным и нелогичным, тем духом свободной воли, которая щелкает своими радужными пальцами перед лицом самодовольной причинности».
У А.К. Жолковского, известного американского филолога, профессора университета Южной Калифорнии, также есть довольно объемное исследование интересующего нас жанра – блистательное, вдохновенное, эстетствующее, в котором он становится  его пристрастным апологетом. Работа называется так же лаконично, как у В. Набокова: «Эссе». Цитировать А.К.Жолковского бессмысленно, потому что это почти психоделическое  чтиво и что-то извлечь из него отдельное и репрезентативное просто невозможно – все одинаково ценно, глубоко и вдохновенно.
Отмечает существенные признаки эссе и Александра Добрянская, журналист и общественный деятель: «Традиция эссеистики это, в первую очередь, подвижность ассоциаций, установка на интимную откровенность и разговорную интонацию. Это одновременно и научная статья, и литературный очерк, и философский трактат».

Я полагаю, все уже достаточно ясно. Основные жанрообразующие признаки эссе – самовыражение, спонтанность, доверительность интонаций, очерка – писание с натуры, анализ, нет диалога с читателем.  То, что эссе  как  жанр – лидер двадцать первого века, - бесспорно. Однако,  мы еще не совсем отвыкли от того времени, когда словосочетание «буржуазный индивидуализм» было ругательным,  а свое мнение иметь, да еще и предлагать его читателям, было крайне предосудительно.
Теперь   у нас полная свобода самовыражения, каждый пишет, как он дышит, по словам Б.Окуджавы. Если автор примитивен и глуп, напрашивается на пародию – да бог с ним, читатель сразу это увидит. Но какое богатство мыслей и чувств мы находим в эссе мастеров литературы, и это учит нас размышлять, глубоко проникать во внутренний мир другого человека, наконец, мы наслаждаемся познавательными моментами.  Мы невольно постигаем мировосприятие автора и тем самым расширяем свои собственные границы познания жизни.

Мне хочется показать немного иллюстраций – отрывков из очень интересных и, не побоюсь этого слова, захватывающих эссе, которые и предлагаю вашему вниманию.
Ралф Уолдо Эмерсон:  «Доверие к себе»:
«Повсюду общество состоит в заговоре, направленном против мужества людей, входящих в него. Общество — это акционерная компания, где держатели акций, чтобы надежнее обеспечить кусок хлеба каждому пайщику, согласились пожертвовать для этого свободой и культурой — и собственной, и тех, ради кого они стараются. Несамостоятельность духа — здесь добродетель, на которую самый большой спрос, а доверие к себе — предмет отвращения. Общество не любит правды и творчества; оно предпочитает им ничего не значащие слова и условности».
      Это эссе написано уже очень давно, и время показало нам полную состоятельность и правоту рассуждения автора. То, для чего автору требовалась незаурядная смелость и отвага, стало уже банальностью науки социологии.
       Фрагмент из эссе Л.Рида «Я, карандаш»:
       «Я — графитовый карандаш. Обыкновенный деревянный карандаш, меня знают все мальчики, девочки и взрослые — кто умеет читать и писать. Письмо для меня — и работа, и развлечение; больше я ничего и не делаю. Вы спросите, зачем же тогда мне понадобилось писать свою родословную. Ну, во-первых, у меня необычная судьба. А во-вторых, во мне сокрыта тайна, я — намного более непостижимое явление, чем дерево, закат или вспышка молнии. Но, к сожалению, все, кто мною пользуется, воспринимают меня как нечто само собой разумеющееся, как будто бы я совершенно случайно оказался у них под рукой — такой вот карандаш без роду и племени. Как же это высокомерно — считать мое существование банальностью. Это пример глубочайшего заблуждения, слишком долгое пребывание в котором представляет угрозу для человечества. Ведь, как заметил мудрый Честертон: «Мы погибаем от нехватки чуда, а не от нехватки чудес».
Такое незатейливое начало переходит в гимн творчеству. Монолог карандаша погружает нас в атмосферу свободы созидательных импульсов, радости творческого труда.

Татьяна Толстая: «Русский мир»:
«… Бродить по этому дому, рассчитывая свой маршрут и надеясь выйти к запланированному месту, невозможно: логики в русской вселенной нет, двери открываются не ключом, а заклинанием, лестницы нарисованы, схемы лабиринтов меняются без предупреждения. Лучшим путеводителем по России был бы «бедекер», проиллюстрированный Морисом Эшером, с указаниями направлений, составленным Кафкой, Беккетом и Ионеско».
Это эссе  электризует нас эмоциями автора, который на протяжении всего эссе мечется между страстной любовью к своей многострадальной родине  и столь же страстным неприятием  ее общеизвестных пороков. Татьяна Толстая буквально вибрирует столь противоречивыми чувствами, иногда даже пугает нас своей откровенностью отчаяния. Недаром она начинает эссе тем, что, если бы ей пообещали, что она всю жизнь будет только в России и общаться только с русскими, она бы, наверное, повесилась. Зато последние строки эссе прямо противоположны: с не меньшей эмоциональностью она заявляет, что если бы она никогда больше не могла оказаться в России, то она бы точно так же повесилась.
Эти три фрагмента отличаются полной обнаженностью авторских мыслей, чувств, переживаний. Для того, чтобы написать эссе, автору порой требуется не просто доверие  к себе и читателю, а беспредельная смелость и открытость, чтобы не пойти на поводу у банальности и коснуться тем, которые для автора если не болезненны, то достаточно мучительны.

Я далеко не сразу пристрастилась к чтению эссе. Сначала меня даже пугала эта открытость авторов, прямое вовлечение читателя в круг их нестандартных мыслей и острых переживаний. Иногда же – наоборот: автор казался инертным, чувствовалось, что он в плену каких-то неясных импульсов, к которым не хочет подойти поближе. Перелом в моем отношении к этому жанру начался с Борхеса – этого великого слепого 20-го века, который вел за собой  зрячих. У него немало эссе, так что мне пришлось самой определяться – нравится мне это или нет.
Как это нередко бывает, после прочтения  за поддержкой я обратилась к Интернету и стала искать отзывы о Борхесе. И нашла такое: читательница писала о своем разочаровании. Мол, Борхес, Борхес, столько восторгов и придыханий, а стала читать – нашла какие-то малоинтересные заметки о людях, которые не отличались чем-то особенным и которые ей совсем неизвестны. Сначала я испытала примерно то же и нерешительно присоединилась к ее восприятию.
Но что-то не давало мне покоя относительно самого Х.Л. Борхеса и вообще жанра эссе.  Я открыла книгу Х.Л. Борхеса «Расследования», и  буквально погрузилась в его разыскания относительно творчества Дж.Китса, А.Теннисона, У.Уитмена и других известных авторов. Меня пленила его искренность и доверительность ко мне как к читателю. В одном месте он писал: «Я выступал против критики (он имел в виду литературную критику – прим.авт.), а теперь откажусь от своих слов» - это из эссе «Книга». Или афористичное: «Квинтэссенция ценнее, чем обилие излишков». В этих расследованиях Л.Х.Борхес  предстает передо мной дотошным искателем истины, сопоставляет свои мысли и чувства с тем, что он находит в  книгах.
Потом мне попались книга Милана Кундеры «Встреча». В ней я наткнулась на его эссе о поэтах и музыкантах, где он делится мыслями  о  их творчестве.  Он раскрывал и собственные чувства, которые привели его к некоторым открытиям. Например: «Я понимал, что сентиментальность (как в частной жизни, так и в общественной) нисколько не противоречит насилию, но, напротив, сливается с ним, оказывается его частью».
И далее приводит слова К.Г. Юнга: « Сентиментальность является надстройкой над грубостью и жестокостью». Эта открытость и смелость М.Кундеры потрясли меня до основания. Меня эта мысль занимала и раньше, но она оставалась в дебрях подсознания.  Я невольно задумывалась о  том, что среди гитлеровцев было много интеллектуалов, а также ценителей искусств – живописи, музыки; они философствовали и даже любили сами поиграть на скрипочке, побаловаться кистью. Между зверствами по характеру службы. Кстати, Мао Цзе-дун и Дзержинский писали стихи, и даже Сталин немного был причастен к этому занятию. То есть, подтверждалась моя догадка о том, что сама по себе культура не является абсолютной ценностью, поскольку она бессильна против абсолютного зла; ранее эта мысль казалась мне крамольной, но теперь она подтвердилась.
Разве не потрясает эссе Х.Л.Борхеса о четырех корневых сюжетах литературы – это история об осажденном городе, история о возвращении, история поиска и самоубийство бога? Возьмем любую книжку, и в ней будет вариант одного их этих вечных сюжетов. В этом небольшом эссе – вся мировая литература. Хотя…для верхогляда это всего лишь банальность. Но для мыслителя – неисповедимые пути господни.

Собственно, я понимаю этих людей, которые знают массу правил, в том числе литературных. Многие из этих правил они усвоили от социума, как раз об этом и писал процитированный мной Эмерсон, другие правила они с максимальной твердостью духа выдумали сами, сами же неукоснительно придерживаются их и хотят того же от других людей. Это персоны, застегнутые на все пуговицы, которые сами крепко заперты от мира и поэтому умеют читать только слова. Помните, Лаэрт спрашивает у Гамлета: что вы читаете? А Гамлет с ядовитой небрежностью отвечает ему: слова, слова, слова… Потому что, зная этого человека, понимает: он поверхностен и пуст, за словами не видит ничего. В отличие от самого Гамлета.  Иногда, и довольно часто, надо уметь читать между строк и видеть то, что спрятано за словами.
Это не всем нравится. У меня вышла с одной весьма неглупой вроде бы дамой некоторая перепалка по поводу постмодернистских штучек, а именно когда автор играет с читателем, ждет от него понимания неких его намеков и подсказок. Так вот эта читательница в пылу спора сказала даже, что такие игры с читателем она терпеть не может и воспринимает их как насилие над собой – не больше и не меньше. Я предполагаю, это потому что она к чтению подходит строго: прочитать и проанализировать, ей  невдомек, что неплохо бы, читая, вычитывать и чувства автора, находить недосказанное.  Невольно вспоминаются слова Лоренса Стерна о том, что строгость – это изобретение тела для того, чтобы скрыть недостаток ума. Эссе – жанр, конечно, возникший задолго до постмодернизма, но в его свете он раскрылся во всей своей силе и прелести.
Почему я читаю эссе? Потому что в них я нередко нахожу прямые или опосредованные ответы на многие свои больные вопросы, я обретаю единомышленников, поддерживающих мое мировоззрение и мироощущение. Эссеистов всегда было немало среди известных писателей. Это Умберто Эко, Генри Миллер,  Альбер Камю, Осип Мандельштам. Не менее талантливые эссеисты есть и сегодня:  Дмитрий Быков, Андрей Битов, Людмила Улицкая, есть и другие замечательные эссеисты.  Этому жанру не нужны каноны, ведь именно естественность, спонтанность творческой мысли и творческого открытия ближе всего к истине. Недаром Андрей Битов сказал об  эссе: правда - как жанр.

08.03.2020