Октябрьская. 1917-1936 год. Соавт. Ан-ну

оТРЫВКИ ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ

Александру Аникину

Александру Аникину
25 Октября 1917 года. Ранним утром Борис Савинков проснулся от того, что его разбудил молодой друг – юнкер Павловского училища Флегонт Клепиков. Флегонт был явно встревожен не на шутку. Эмоциональный Клепиков, который на деле доказал Савинкову, что он верный друг, выпалил как на одном дыхании:
- В Петрограде восстание большевиков!
Савинков не верил ушам. Он вскочил с постели в чём был  - в рубашке и в трусах, и нижних брюках – и спешно, одеваясь, быстро умылся, почистил зубы и усы и принял боевую готовность. Приглаживая усы Бэ Вэ сел за рабочий стол, когда к нему вошла делегация из офицеров казачьего Союза, в котором он состоял. Попавший в водоворот событий Борис вопросительно в своей манере поднял бровь.
- Чем могу быть полезен? – Спросил он.
- Мы пришли за советом. – Сказал высокий казачий атаман. – Мы решили не защищать Керенского.
Борис это предвидел. Он встал из-за стола, подошёл к молодому человеку, и, посмотрев ему в глаза в своей манере, спросил:
- А мне что делать?
Молодому человеку стало жалко Савинкова, и он, как бы извиняясь, пробормотал:
- Простите, что не сможем Вас защитить, простите. Вы нам нравитесь, но мы не можем…

И молодой мужчина, махнув рукой, покинул Савинкова со своими друзьями. Когда они ушли Савинков покрутил у виска, Клепиков только развёл руками как-то неловко улыбаясь.
- Ты слышал, Флегонт? – Подбодрил друга Борис.   Они не могут! А нам с тобой, выходит, защищать Керенского вдвоём? Он ещё мне скажет, что не нужно.
- Тогда выход один. – Посерьёзнев, сказал Флегонт. – Спасать самих себя.
- Свои собственные шкуры? – Подмигнув другу, стоя у окна в пол оборота, - сказал  Борис. Клепиков молча кивнул головой. Савинков думал было идти найти хотя бы генерала Алексеева, как к нему вошла вторая делегация в составе людей постарше.

шкатулка с бирюзой

Александру Аникину

Александру Аникину
1965 год.
Молодой вокалист Сашка поступал на вокальное отделение Училища. Молодой баритон очень волновался при прослушивании, почти краснел. Для экзамена он выбрал песню народную песню  «Эх, дороженька…»,  в обработке Тихона Хренникова.  Анастасия Венгерова смотрела на Сашу широко раскрытыми глазами, когда ждала своей очереди. Молодой певице понравился юноша, но им не суждено было быть вместе: у него была своя девушка, которая потом станет его женой и матерью его дочери – Рая. Но для Анастасии Венгеровой этот юноша станет любовью всей её жизни, хотя она выйдет замуж за другого парня, который сейчас подсел к ней. Анастасия – дочка Зинаиды Михайловны, которая работала смотрителем музея их старинной усадьбы и работала в другом музее города Воронежа. Зинаиде Сашка не понравился с первых рассказов о нём.
- Он злой. – Буркнула Зинаида Николаевна дочери. – Сразу чувствую, что злой. Как Савинков.

- Кто такой Савинков? – Спросила дочь мать, игриво улыбаясь.
- Да ну тебя. Много будешь знать, хуже спать будешь.  – Зинаида Николаевна подмигнула дочери, а сама задрожала, вспомнив далёкий 1917 год и встречу с Борисом и Флегонтом у них в гостиной. Они пили чай, ели плюшки много рассказывали о Керенском, и всегда с юмором, почти анекдоты… провели у них две ночи, но их не тронули… после ада гражданской войны, потом Отечественной, которые прошли на глазах у Зинаиды Николаевны, после того, как от руки бандитов на её глазах погиб отец, она понимала, слово «не тронули» для неё много значило. Женщина села за большой рояль в их квартире, положила руки на клавиши и спросила Настю:

- Полно про этого Сашку. Он не из тех, кто женится на обычных девушках. Расскажи лучше, как тебя приняли на прослушивании.
- Отлично, мамочка! – Настя была рада рассказать матери свои успехи. – Меня зачислили в Училище. А ещё ко мне подсел Вадик Сокольников, тенор. Он так радовался тому, что  я оказалась среди них!
- Вот про Вадика мне расскажи подробнее. – Одобрила Зинаида. – Это лучше, чем про Сашку. Не люблю роковых мужчин.
- Ну что ты! – Верещала сопрано Зиночка. – Сашка добрый.

- Для своих. Я таких людей много встречала по жизни. – Осекла её мать.  – Забудь о нём. Лучше про Вадика. И если у него нет девушки, пригласи его ко мне в музей и потом к нам на чай. А Саш у нас было двое. Керенский и Колчак. Ты, наверное, знаешь что это были не самые лучшие люди в стране. А вот Вадика зови сюда.
Александр после прослушивания гулял с Раей по воронежскому парку. Настя произвела на него впечатление, но молодой человек не решался изменять Рае – властной дочери местного начальника.   Молодому человеку хотелось петь, и оперный театр был для него всем. Мужчина рассказывал девушке о том, как прошли прослушивания и что его хорошо оценили.

- Там были девушки? – Первым делом спросила Рая. Саша тяжело вздохнул, и понял, что Райка его с квартиры по лестницы спустит, если он будет ей изменять. Он подумал-подумал, и решил остаться верным Райке на всю жизнь.  Но на проверку сказал:
- Слушай,  Рая, ты же знаешь, что в опере это дуэт, мужчина и женщина. Ты знаешь за кого идёшь замуж.
Рая немного оторопела от неожиданного предложения, которое ей Саша сделал после вступительного экзамена. Но внутренне согласилась.
- Ты предлагаешь мне замуж? – Спросила девушка.
- Да. – Насупившись сказал Александр, преклонив перед ней колено, как рыцарь. – Ты выйдешь за меня?
Неожиданность предложения возлюбленного смутила Раю, но она ответила счастливой улыбкой:
- Да!

Саша встал с колен, и счастливо обняв Раю, поцеловал её в губы. Рая не была певицей, но певиц он и не хотел видеть среди своих обожательниц, потому что это был такой певец, который не хотел быть никому ничего должен. Певицы станут просить выступать вместе постоянно, а если он заболеет и не сможет выступить? Жених и невеста счастливые проходились по парку, в котором играл духовой оркестр. Студент-третьекурсник Степан голосил песни 60-х годов густым баритоном. Говорили, что его возьмут в театр после окончания училища, а театр был для Саши богом.
- Вот этого я видел среди студентов! – Чтобы отвлечь Раю от неприятной ему темы других баб как он их называл, Саша утащил её послушать Степана. Рая, наконец, сдалась.
- Ну, если и ты так будешь петь, то я разрешаю. Только при этом поступишь на другую работу, чтобы я тебя могла оттащить от поэтесс и прочей богемы.
 - Поэтесс? – Улыбнулся Саша.

- Поэтесса – это такая женщина, которая бегает за певцами. Вот Галечка Несмейкина, допустим. Сейчас эта красивая брюнеточка оканчивает филологический факультет. Мой отец говорит, что Галина пойдёт в ногу и что я должна с ней дружить. А я не хочу. Она смурная какая-то. Вот будет бегать за тобой, и просить исполнить свои стихи.
- Я что дурак? – Не понял Саша. – Пусть слушает классику, а мы послушаем её стихи.
Рая улыбнулась такой верности жениха, и сказала:
- Галина пойдёт в гору. У неё блестящее будущее, и она станет профессиональным литературным работником. 
- Забудь о них. – Сказал Саша. – Давай дальше послушаем концерт. Это будет потом, мне ещё учиться. Я их даже не знаю…
- Пока не знаешь. Станешь певцом, узнаешь быстро


. – Рая, несмотря на то, что ей было всего 18 была мудра не погодам, и хорошо видела жизнь и её аспекты. Саша восхищался ею,  и мечтал видеть своей женой. Анастасия, которая полюбила Сашу с первого взгляда была вынуждена пригласить Вадика на ужин по совету матери. Знакомство состоялось, и тенор весело рассказывал о студенческой жизни, смеша Зинаиду Николаевну. Он почему-то сел за тот стул, за которым сидел Савинков.  Зинаида Николаевна окунулась в прошлое, и стала вспоминать… она уже не слушала дочь и Вадика, несущего, в сущности ерунду… далёкий 1917 год…

ГЛАВА ВТОРАЯ

Александру Аникину

…1917 год.
….восход на Дону начался.
Борис Савинков и Флегонт Клепиков спешили на Дон. Их дорога лежала через Воронеж. Приюта Савинков, чтобы переночевать, решил просить у Анны Николаевны. Он робко постучался в дом, испросить ночлега. Анна была ещё в трауре, и Савинков деловито спросил: - что случилось? 
- Мужа убили. Если ты добрый человек, проходи. – Улыбаясь, сказала Анна Николаевна. Но улыбка ей дорого далась. Приём гостей случился через три дня после трагедии. И Анна не хотела никого видеть, а мужчин она после случившегося и вовсе боялась. Савинков заметил это, и сказал:
- Не бойся. Я просто так не палю из револьвера.


Пульхерия принесла самовар и плюшки.
- Очень хотелось бы на это надеется, барин.  – Пульхерия сказала с сарказмом. Барин усмехнулся, но на всякий случай решил себя не выдавать, шикнув на Флегонта, который мгновенно вспомнил условия игры, тоже усмехнувшись. С другой стороны собирать про себя сплетни Борис Викторович любил всегда…
….     Кто к ней приходил этим сентябрём, Анна Николаевна так никогда и не догадалась. Хотя после суда над Савинковым, Зина узнала мужчину на портрете, но ради блага матери решила молчать.
- Надо же, он нас не тронул! – Удивилась Зина такому благородству Савинкова, и, всплакнув по нём после его смерти в 1925 году, перекрестилась. 


старинная усадьба под Воронежем В. была прекрасной. Яркие беломраморные стены. Почти дворец! Историк и преподаватель истории в школе Михаил Венгеров любил здесь проводить свои дни  за чтением книг и исторических рукописей, а также за работой. Красивый интерьер. Прекрасно сервированная посуда. Его женой Анной всё было организовано как нельзя лучше. И прислуга была неизбалованная. Никогда не требовала никаких надбавок, улучшения условий. Под Воронежем находился Рай, который в 1917 году превратится в ад. Но это будет не скоро. А пока 52-летний школьный учитель рад был здесь проводить каникулы. Анна Николаевна, урождённая дворянка Максимова, смотрела на мужа всегда с удивлением. Его занимали только книги. Прошлым летом, когда Зинаида Михайловна была на каникулах (Зина была студенткой математического факультета), отец ей как-то подарил Хранителя. Хранитель  - небольшая красивая шкатулочка из золота, расписанная красивыми синими  красками - очень понравилась дочери. Папа сказал ей, что этот хранитель будет оберегать её от бед. Зина поверила в сказку, но ей не суждено было сбыться. Как-то гуляя в старинном воронежском парке, Зинаида поругалась с местным хулиганом и, убегая выронила Хранитель из рук. Дети, играющие в классы, заметили блестящую шкатулочку. Но малышки не знали, что это золото, и, играя в секретики, спрятали Хранитель в земле. Там он и пролежит до 1965 года, пока его не обнаружит вокалист Саша и не возвратит его хозяйке. Вернувшись с прогулки, Зиночка плакала, что потеряла Хранитель, убегая от бандитов. Но отец, обняв её, простил дочь и не сильно ругался... он был рад этому, поскольку знал, что за мистическим предметом, который творил чудеса, могут прийти.

 В библиотеке, от которой постоянно хочется бежать, был его личный Ксанаду – внутренний мир, созданный внутренним демоном. Анна Николаевна, улыбаясь, смотрела на мужа.


Но полная кухарка Пульхерия Евгеньевна обняла свою госпожу, которая стояла, одетая в красивое фиолетовое платье с вязанным крючком кружевным платком на плечах, и сказала:
- Полно обижаться на барина! Он у Вас видите, какой он мягкий! Даже революционерам не сочувствует! А что там в правительстве творится, страшно передать.
- Да уж. -  тревогой в голосе сказала Анна. – Против Керенского выступил генерал Корнилов. Правда поговаривают, что за всем этим стоит комиссар от Временного правительства Борис Савинков.
- Да ну? – Удивилась Пульхерия. – Неужто Савинков решился?

- Прижали хвост.  – Решила Анна. – Если Савинкова прижмут, он сама смелость. Хм. Если бы любого прижали, и он был бы героем, выступив против растяпы Керенского.
- А родственники царя, что ж они? – Пульхерия не могла понять, как это царя-батюшку и вдруг предали.
- Выходит его защищает один Савинков, Дон Кихот с ветряными мельницами сражается. Не Керенский, так другой. Михаил и Ник. Ник. отказались от власти.


- Подставив жизнь бедного Николая Александровича под угрозу. Как же так! – Возмущалась Пульхерия, тоже смотря на то как Михаил Романович читал книгу. Мужчина оторвался от книги, и спросил Анну Николаевну:
- Когда ж приедут дети?
- Гриша, Николаша и Зиночка приедут с минуты на минуту. Лето же настало.
- Ну вот иди и ставь самовар. А то встали с Пульхерией как вкопанные. На меня любуетесь? На меня любоваться не следует! – Засмеялся Михаил Романович. – Я жду детей и зачитался. Хорошо у меня дети праведные, к революции отношения не имеют.
- Плохо. – Шепнула Анна Николаевна, будто предчувствуя беду. – Вообще я слышала, что лучше к большевикам присоединиться. Их больше, и они надёжнее.
- Бедный Савинков! – Засмеялась Пульхерия.


- Его раздавят. – Догадалась Анна Николаевна. – Но если он выступил против Керенского, то может быть за всеми этими беспорядками и Корниловым стоит что-то ещё. Но они могут и поругаться с большевиками. Эх, жаль Михаил Романович настолько верит в чистоту России, что не боится ничего, даже смерти.

Пульхерия выронила зеркальце из рук, которое разбилось в дребезги. Анна Николаевна занервничала. Руки её задрожали, и она побежала вместо Пульхерии ставить самовар.
Студенты Гриша, Коля и Зина приехали из института к вечеру. Небо под Воронежем затянуло тучами, и собиралась гроза. Тяжёлые, тёмно-серые, почти свинцовые тучи накрывали всё небесное полотно. Где-то разразились молнии. Михаил Романович не знал, что Гриша примкнул к большевикам.


Его покрывала сестра Зина, сочувствующая большевикам тоже. Но Михаил Николаевич и не знал, что именно это когда-то спасёт его жену Анну Николаевну, их матушку от жестокой и грустной судьбы.

Гриша и Зина таинственно, почти заговорщически переглядывались, думали сказать или не сказать матушке своей то, что встали на сторону большевиков. Для потомственных дворян это было как-то неудобно. Они чувствовали себя виноватыми перед отцом, который им столько дал – хорошее образование, книги, всегда дарил подарки. Но у Гриши была неплохая интуиция, и видимо ангел-хранитель. 18-летний юноша почувствовал, что лучше идти к большевикам. Несмотря на то, что он дворянин, юношу приняли. За убеждения, жизненные принципы и верность партии. Гриша перекрестился. Учась в Горном институте, он тайно посещал кружки большевиков, и даже слушал как-то самого Ленина. Лениным он восхищался. Это был его кумир. Но это видимо ангел-хранитель семьи поработал…


….в Воронеже в эти дни случился бунт большевиков. Дворянские гнёзда громили, и врагов выгоняли на улицу, заставляя смотреть на то, как полыхают усадьбы. Дошла очередь,  и до их дома. В одну из летних ночей, когда Савинков, изгнанный из правительства, удрал на Дон, бандиты ворвались в усадьбу. То, что это были не большевики, а мародёры и явно не белогвардейцы, Гриша сразу это заметил. Отца, который по мягкости не смог оказать сопротивление, убили сразу же. Бандиты искали Хранитель, но не нашли.

17-летний Коля почему-то оказался вдруг неробким малым: он сумел лопатой врезать по голове грабителя, и отпугнуть револьвером его дружков. Анну Николаевну и Зину Григорий успел увести в подвал. Николай резво стрелял из револьвера, и Григорий, поглощённый учением большевиков, не мог никак понять, где его братец этому так научился. Понимая, что его могут и арестовать за самосуд, Николай, едва утерев слёзы, собрался бежать.
- Ты куда? – С дрожью в голосе сказала мама.
- На Дон! Бить большевиков. Там собирается весь цвет генералитета. Они победят, я уверен.


- Глупости! – Закричал было Гриша, но Николай спешно собрал вещи, и удрал на Дон. Была глухая ночь. Обоих мужчин  - и грабителя и жертву, захоронили как и полагается по православному обряду. На похоронах Григорий сказал матери, что он большевик.
- Иди и ты к своим. – Убеждённо сказала Анна Николаевна, обрадованная этому. – Зина останется со мной. Ежели что обучу стрелять. Защити нас, Гришенька.
Григорий поцеловал мать, которая словно предчувствовала новую власть в стране.
- Жаль, что у Николая не вышло. – Сказал Григорий, прощаясь с матушкой и сестрой.
- Николай боится, что его арестуют.  – С сожалением в голосе сказал Григорий. – Прощай, мама.
- Удачи, сынок. Победы. И защити нас.


Григорий отсалютовал и ушёл сражаться за мать и сестру.
А Анна Николаевна сказала Зине:
- Не поедешь больше в институт. Ты нужна здесь. Охранять меня и Пульхерию. Смотри, что здесь творится.
Зина, рыдая по отцу,  согласилась…

Приключение в Париже
Александру Аникину
Гертруда Стайн сегодня встала явно не в духе. Ей просто явно чего-то не хватало. Женщина выпила утренний кофе, потянулась и стала одеваться. Писать что-то нынче не хотелось, и она поспешила выйти прогуляться по Люксембургскому саду вместе со своей собачкой Теслой, которая просто обожала свою хозяйку. Женщина эта была немолода, грузная и тяжело дышала. Своим костюмом, который говорил о безвкусице своей обладательницы, Гертруда Стайн отпугивала прохожих, как и копной своих белых волос, чем-то напоминавших повязкой на них картину Вармеера «Девушка с жемчужной серёжкой».
1921 год. Эрнест     Хэмингуэй был нанят корреспондентом Toronto Star, и уехал со своей женой в Париж. Молодая семья как раз подъезжала к Парижу на поезде. Морское путешествие, Слава Богу обошлось без приключений и молодые супруги надеялись неплохо устроиться. Его жена Элизабет Ричардсон, которая даже и не знала о том, что ей выпадет честь исполнять роль первой супруги Хэмингуэя, радовалась возможности выбраться хоть куда-то да хоть в неизвестном направлении. Молодая женщина с модной по тем временам причёской – красивое каре уложенных волос, которые подчёркивали её красивые, глубокие карие глаза смотрела в окно поезда и радовалась выпавшему на её долю приключению. Американка в Париже!
Борис Викторович Савинков чудом пробравшийся в милый ему сердцу Париж, который он любил ещё со времён Царской России с трудом привыкал к мирной жизни после стольких лет гражданской войны. Он пережил многое. Слышал грохот пушек со стороны Сен-Дени, сражался с французами на фронтах Первой Мировой, и вот мужчина, обмаравший руки в крови сидел в тихом и уютном баре в Париже и слушал джаз экзальтированных музыкантов, которые явно надрывались, играя незатейливую мелодию. Пары танцевали под неё, несмотря на то, что это было дневное время, и забавляли Бориса Викторовича, который временами доставал свою карточку – посланника от Колчака, которого уже не было в живых. На счёт этого Савинков сильно сомневался: большевики оказались мастерами на инсценировки чей-то гибели. Ему вообще-то хотелось в это верить, а то становилось грустным. Праздник, готовый превратиться в трагедию – и даже в расстрел (Савинков почему-то был в этом уверен)  начинался. Борис захотел на время вырваться из лап борьбы, и из Польши вырвался в любимый сердцу город, в котором, возможно, он будет счастлив последний раз. В годы гражданской борьбы слово «счастье» трактуется как-то по-особенному. Мужчина усмехнулся сам себе,  и посмотрел на груду людей, собравшихся в это милое уютный ресторан у Монмартра с названием «Максим», которое потом станет знаменитым, благодаря оперетте «Весёлая вдова», и которое будут игнорировать ценители искусства в XXI веке, любящие «Весёлую вдову», но предпочитающие «Максиму» «Лувр».
Савинков пил брэнди и старался не думать о беде, которая его ждёт по возвращении на столь неблагодарную ему Родину.
…Между тем Эрнест и Элизабет подъезжали к Парижу и радовались жизни. Хэмингуэй, мечтавший о Париже, думал о нём как о празднике. И этот праздник он был намерен себе устроить, и радовался, что Бэтси согласилась с ним посмотреть Европу. Для Американца мечтать о Париже было нестандартно, но Хэмингуэй был рад, что его послали от газеты корреспондентом погрузиться в необычный, как ему казалось, мир Парижа и преподнести эту волнующую эпоху золотых годов джаза, и золотых годов Европы вообще.
Гертруда Стайн гуляла со своей собачкой по парку. Ей встречались пары, люди. Солнце ласково ободряло женщину. Она радовалась жизни. Как же ей хотелось праздника для вдохновения! Листва деревьев, лето, люди – всё это скрашивала её тоску и уныние, которым она предавалась последнее время. А ещё Гертруде хотелось выпить в хорошей компании, но она ещё не знала, что к Парижу на поезде подъезжает молодой ещё писатель Эрнест Хэмингуэй.
Фрэнсис Скотт Фитджеральд работал над своей книгой «Прекрасные и проклятые», а также он мечтал выпустить ««Сказки века джаза» и эта книга была уже подписана в печать. Как приятно быть знаменитым писателем, у которого любое произведение – дорога в невероятный, красивый – Китеж-град! О том, что он в 1924 году в Париже познакомится с Хэмингуэем, Фитцджеральд не знал…

Но этот день был каким-то особенным. Светило ясное солнце, согревающее Гертруду Стайн, которая продолжала отпугивать своим нарядом случайных прохожих.
Я просто влюблена в эпоху 20-х годов начала XX века… и продолжаю путешествовать вместе с любимыми героями этой эпохи.


Александру Аникину

1936 год. Париж.
Ольга и Александр готовились к очередному юбилею Александра. Александру было 94 года, Ольге было 53.
Ольга испекла свой фирменный тортик с мандаринами, который Александр с удовольствием скушал с крепким чёрным чаем с бергамотом. Мужчина и женщина сели за стол. Накрапывал дождь. Неожиданно, позвонили в дверь. Ольга нехотя встала и открыла дверь. Почтальон принёс извещение. Ольга вскрыла конверт, и закрыла рот рукой.
- Что там? – Спросил Александр.
- Как Вы и просили – извещение о смерти Путилина. – Ответила Ольга.
Александр спокойно продолжал есть свой торт. Потом, отпив чаю, сказал:
- Не переживай, он сам этого хотел. В конце концов, это его была фраза – «меня похоронят вместе с Савинковым», помнишь? – Александр схватился за сердце. Ольга быстро подбежала к нему.
- Ничего, мне лучше. – Сказал Александр. – Хотя знаешь, по правде говоря, мне жаль даже больше Савинкова, чем Путилина. Путилина вот кто просил ехать в Испанию? Очень умно. Но в принципе, я даже и рад, что Савинкова не расстреляли на Лубянке. Он поехал вместе со своим сыном в Испанию бороться против фашистов, вот всех троих и расстреляли.
- Троих? – Не поняла Ольга.
- Ты, наверное, и не слышала, хотя со мной живёшь. Испанский поэт Федерико Гарсиа Лорка был расстрелян вместе с ними, но у меня такое ощущение, что Лорка просто пропал без вести. Хотя знаешь, я что-то не очень-то верю, когда говорят, что человек «без вести пропал». Всё-таки или убили, или погиб. Как на «Титанике». Представляешь, до сих пор пишут, что там половина пропала без вести?
- Как так? – Удивилась Ольга.
- Да помимо Лоуренса Биззли получается, что часть из них всё-таки выжило, и где-то до сих пор рассосались по Америке или Европы, часть из них погибло в Первую мировую войну, так и не сообщив родителям, что спаслись с «Титаника». Есть у меня такое ощущение, что для Савинкова и Лорки это ещё не финал, а вот Путилина расстреляли точно.   
- Почему Вы так уверены в этом? – Серьёзно спросила Ольга.
- Путилин не Савинков. – Многозначительно сказал Александр. – Он не умеет.
- Ваша правда. – Улыбнулась женщина. – По-моему, Вы как-то о нём говорили как это…
- Не Вы, а ты – когда ты привыкнешь, это во-первых, а во-вторых  - бесхитростный. Он и не понял ничего, небось, даже, сражаясь в Испании.
- Не понял что? – Спросила Ольга.
- Что фашизм – угроза всему миру. Может быть, меня не будет в живых – придёт срок, я итак задержался; но здесь будет война. Страшная, кровавая война. Не переживай, СССР не исключение. Знаешь, милая, я примерно понял, что здесь произойдёт. Но Слава Богу, мы с тобой этого уже не увидим. Хотя как знать…
Ольга сдвинула брови.
- Если не переродимся в следующей жизни уже после свержения фашизма. – Подмигнул Ревенко, и снова принялся за тортик. Ольга, немного подумав, присоединилась к нему. Уже взрослая Мурка потёрлась о ноги хозяйки, и получила лакомый кусочек. Мурка была необычной кошкой, и любила сладкое, хотя в виду того, что сладкое для котов вредно, она получала лакомство только по  очень большим праздникам.
КОНЕЦ