Про шаурму и мяукающий народ

   Вот, вы говорите, что Колька Лежнев – пустой, не нужный человек. Что и небо он зря коптит и пользу никакую обществу не приносит.
Но, это с какой стороны посмотреть; если со стороны его кармана, то польза очевидна: всё что плохо лежало, Колька превращал в деньги и клал себе в карман.
Ну, а если со стороны администрации города, то, - да, лепту свою Колька Лежнев в родной город не внёс, а можно, даже сказать, что вынес.

   Будучи сотрудником низшего ранга, а проще сказать – разнорабочим комитета по отлову бродячих животных, Колька наживался на этих самых животных круглосуточно.
Положенную пайку отловленному, вольнолюбивому коту, или несчастной, влюблённой собаки, он урезал вдвое, а иногда и втрое.

    Обездоленные, мстительные коты орали благим матом, при виде Колькиной камуфлированной фуфайки, а облезлые собаки грозно рычали ему в небритую харю.

-Но, но, поорите вы, тут у меня!
Осаживал он временных постояльцев. Временных, по тому, что этих бедолаг, после прививок, принудительных кастраций и чипирования, нужно было отпускать на волю.
  Но, Колька голова: и в его предприимчивом мозгу, год назад, созрел замечательный план.

-А зачем, Маня, нам живые деньги отпускать на волю?
Манька Пулемётчица, это Колькина сожительница, два года назад вернулась из женской колонии, где отбывала очередной срок за убийство очередного сожителя.

-Мы, из этих друзей человека, наделаем фарш и в беляш!
Скаламбурил Колька.

   Предложение сожителя пришлось по душе бывшей каторжанки. За свою тюремную жизнь, она, как говорится, не одну собаку съела.
Включив в свой лексикон предпринимательские словечки, она спросила,
-А где будем реализовывать продукцию? Надо надёжных партнёров.

-Есть, есть надёжный партнёр Саид на городском рынке. Он торгует беляшами и шаурмой. Я с ним уже предварительно переговорил насчёт бесперебойной поставки. И по цене с ним столковались.

-Николай, а с Шариковым, директором передержки, тоже придётся делиться. Это, ведь и его бизнес?

-Придётся, придётся, конечно, придётся, но он сказал, что ему нужны только шкуры. Есть, какой то нелегальный канал на Меховую фабрику, где из Жучек и Мурок делают норок. Ну, да ладно, это его  бизнес, а мы с тобой, ни кому дорогу переходить не будем. Нам бы своё переработать.

  Такой разговор, между влюблёнными, произошёл год назад. И вот, за этот год, дело всей Колькиной жизни пошло в гору.
   Но вскрылась одна незадача: бродячих псов и кошек в городе стало не хватать, пришлось расширить деловые связи по всей области.
   И повезли в Колькин зверинец поставщики четвероногих бродяг со всей округи.                Директор Шариков тоже был доволен деятельностью подчинённого. Подмосковная меховая фабрика из полученного мяукающего и лающего сырья выпускала первосортные норковые шапки и шубы, но случилось не предвиденное.
   Жители города Уткинска, где происходили эти события, ни с того, ни с сего, стали лаять и мяукать. Человеческую речь напрочь забыли.
   Мэр Уткинска, Собакевич-Муркин, срочно созвал в администрации города совещание по поводу такого экстремизма.
   Пролаяв о сложившейся ситуации, он дал задание полицейскому начальству, чтобы оно незамедлительно нашло корень зла и источник этой заразы.
   Полицейские пустили по следу своих обученных ищеек и они привели их к ларьку Саида, с шаурмой на городском рынке, который негласно принадлежал Собакевичу-Муркину, так называемому, мэру города Уткинск.
Уткнулись ищейки в мэрский ларёк и сникли.

   Хвост не поднялся у них против мэра. Все кормились с его подачек. Узнав о положении вещей, Собакевич-Муркин собрал новое совещание, и в ходе его выяснилось, что в принципе, всем нравится лаять и мяукать, и все понимают друг друга, и что этот язык, пора бы сделать вторым государственным языком в стране, тем более, что пошли слухи, о распространении такого общения в области, там тоже начинают лаять и мяукать.
Что будет дальше, страшно подумать.
   А Колька Лежнев, со своей Маней Пулемётчицей, купил в турецкой Анталии роскошную виллу и живёт там припеваючи.
   Дело Колькиной жизни цветёт и пахнет. А что с литературным, русским языком? А ничего!
   Ничего нет! С тех пор, как в 1917 году пришли к власти Шариковы, то литературный язык пропал, остались одни «блины», да «дась», да «кудой», да «тудой».

Евгений
Шапорев
08.03.2020 г.


Рецензии