Золотой светлячок

Кто сказал, что клады все давно нашли? Кого забавляют легенды о несметных богатствах ждущих искателей в тайных местах? Скажем об этом прямо, тот,пожалуй, и не был в Прикамской земле не слышал отцовых легенд да не блуждал по дремучему лесу, коему до брега студёного моря не видно конца. Ведь кто здесь только не бывал!Помнят на Каме чудские селенья, помнят сибирский поход казаков, да Пугачёва бунташные орды вихрем прошедшие в наших местах.
Оттого-то преданий сложилось у нас…, видимо-невидимо, и даже учёным теперь не понять где правда была, а где – вымысел….
Случилось это в июле, в 1941 году, на самой вершине лета, когда в нашей веси такая жара, что птицы в лесах не поют, на сельских покосах желтеет трава, а над горячей пашней, тихо встаёт серебристый дымок. По старой осинской дороге, известной ещё с ермаковых времён, шла вереница подводов, в каждом из них - десяток усталых детей, свезённых на Каму почти отовсюду: из Ленинграда, Смоленска, Москвы…
Поездка выдалась долгой: вначале был поезд, затем пароход до пристани Оса, и вот теперь крестьянские обозы, шедшие старинным трактом через древние сёла, дремучий лес и бескрайние поля цветущей гречихи. И только под самый вечер, в час, когда хлеборобы с горластой песней, оставив дневные заботы, вернулись обратно в деревню да разбрелись по своим углам, подводы с детьми вступили в большое село.
Альняш… так называлось это место! Долгой армадой избёнок с резными оконцами, тенью высоких сосен да серебристой гладью заросшего пруда, давно позабывшего звоны сельской мельницы, встретило детей Прикамье, - дальняя уральская земля. Посреди села, на базарной площади, где в былые годы при купцах случался торг, стояло двухэтажное здание, -некогда волостная управа, а ныне –детский дом, готовый принять постояльцев, бежавших от линии фронта в глубь страны.
Дети, меж тем, освоились быстро: ходили с деревенскими в лес за грибами, играли в салки у детского дома или гоняли тряпичный мячик на школьном дворе. По вечерам ребятня суетилась у леса, где на заветной опушке всю молодёжь собирала гармонь: звучали песни, кружили  танцы и до самых поздних звёзд лились разговоры да жгли костры. А ещё детвора любила сказки, из тех, что пострашней. Главным меж них по этому делу считался в ту пору Вася Круглов, бойкий деревенский мальчик, живший когда-то в избёнке, с матерью, в дальнем конце села.
. Минуло ему в июне 12 лет, но был он настолько рослым, что даже старый извозчик, прибывший однажды к директору школы по своим делам с другого села, принял его невзначай за комсомольца, хотя о комсомоле Вася ещё не помышял.
Бывало, выйдет он к костру, раскинет руки и вдохновенно говорит: а слышали вы о старой ведьме, что обитала когда-то в Кошкином логу?». И, не дождавшись ответа тут же начнёт свой рассказ.. И до того нагонит жути, что даже старшие ребята прижмутся ближе к костру, а младшие и вовсе упрячут носы в ладошки, да сами слушают: чем там у Васьки закончится сказ.
Случилось ему однажды, гостив у деда в деревне Карша, перекупаться в студёном озере и разболеться в самый высокий зной. Мало того что мать домой забрала, натёрла каким то жиром и велела залезть под одеяло, да ещё не пустила к лесу, где под вечер намечался общий сбор.
А на опушке леса в тот день было великолепно: томно играла гармошка, звонко трещал костёр, кто-то принёс молодой картошки в ржавом ведре, и все с нетерпением ждали, как прогорят дрова, чтобы испечь «печёнки» в горячей золе. Ребята хотели историй, а Васька нынче не пришёл, и деревенский мальчишка - Ваня Лу;гов, коему минуло в ту пору восемь лет,  решил : «Была не была, я рассказчиком стану!». Вышел перед всеми, встал на корявый пень и говорит, «Слыхали ребята, отчего на Егорьеву горку ходить нельзя? Коли забыли, - я напомню. Случилось история эта давно, с двумя крепостными Иваном да Настей,бежавшими от гнёта помещика в наши края…».
Долго рассказывал Ванька, долго руками махал, и был его рассказ настолько живым да ярким, что казалось ребятам, точно за ближайшими соснами притаились болтоники, кикиморы да лесовики и вот-вот протянут лапы чтобы утащить одного из них в своё заповедное царство, куда никогда не проникнет Божий свет.
Когда он закончил, ребята молчали, опасливо глядя на лес и только Боря Горшков, высокий мальчишка с Ленинграда надрывисто рассмеялся со словами «Во завернул, во голова! Ну сочинять ты  и мастер!». «И не капли я не сочинял!»-обиделся Ванька, -«а если не веришь спроси у деда Косьяна, он по юным годам на Егорьву горку забрёл и такого насмотрелся что сразу окосел, так до сих пор и ходит». Борька рассмеялся пуще прежнего и говорит : «Какая нечисть, какой дед Касьян? Вы что здесь все сума посходили что ли? Наш человек сегодня летает в небе, плывёт под водой, а как разобьёт фашистов оправится к звёздам и будут у нас на других планетах стоять города. А вы здесь: нечисть, нечисть… Стыдно братцы в такое верить, придумали страхи , которых нет».
«Нечисти может и нет», - ответил Акимка, сидевший у дальней сосны, - «а чудеса бывают, вот, например, золотой светлячок, мне о нём тятя однажды сказывал, да и сам я когда-то видал». «Что за светлячок такой»- ответил Борька, -«ну ка расскажи». Акимка встал, подошёл к трещавшему огню и начал свой рассказ.
Давно ли это было - не знаю, пошли мы вроде с тятей на дальний покос стога сметать, да так там за день умаялись, что на дорогу в Альняш не осталось сил. Тятя развёл костёр, поставил чайник да сделал для нас постели из сена, дабы мягче было спать. Долго глядел он на старый чайник, звёздное небо и пламя костра, а потом повернулся ко мне и говорит: гляди ка Акимка какая отрада, всюду кружат светляки!» Я поглядел, и верно: всё в округе было в живых огоньках. Они украшали травы, рябинки, берёзки, и даже колючий шиповник, росший на самом краю огромного лога, там где начинался корабельный лес. Тятя, меж тем продолжал «Красиво конечно, жаль, что нам с тобою в них не будет толк! Разве на поглядку простому человеку или влюблённым в лесах погулять, но есть меж них такой, которого встретить великое счастье, правда не всем улыбнётся такая судьба. С виду он больше других, с воробьиную головку, и тельцем всем горит, точно самоцвет, что в горах Урала рудознайцы веками промышляют. Говорят куда он сядет, там и клад зарыт, а коли пойдёшь за ним, то забредёшь в такое место, где камений этих видимо-невидимо, только в шапку нагребай.
Правда богатства эти, откроет он не всем. Сколько на покосы наших мужиков с фонарями ходило, пытались его приманить, а он, бывало, прилетит, подразнит да растворится в кромешной тьме!
«Тятя, а чем его можно привлечь?». «Как это чем? Фонариком! Только не тем, что ты держишь в руке, а огоньком что сияет в сердце. Если по совести будешь жить, людям дурного чинить не станешь, а обратишь свою жизнь на благие дела, то и сердце твоё засияет ярко, вот тебе главный живой фонарь! На такой огонёк и светляк летит, ценит добро он и правду в людях, а за обманы и жадность воздаст по делам… Так-то бывает, Акимка!».
Плохо той ночью на сене спалось, то сучок какой, то камушек в спину упрётся, то ветер низами пойдёт да станет от этого зябко, так что зубы невольно стучат. И только под самое утро, тихо разморил меня поздний морфей да сон ударил в голову.. Вдруг слышу, точно над ухом крылья звенят, я соскочил и вижу вот это. Кру;жит себе комочек прямо надо мной и так золотым отливает, что и глазу неловко смотреть, пригляделся я и понял: вот он чудесный светляк! Хотел я бежать за ним, да было поздно, рванул он куда-то в небо и полетел за речку, туда где разгорался холодный рассвет…».
Борька молчал до конца вечёрки, и только маленькая Зина Орлова, глядевшая внимательно ему в глаза увидела, что где-то в их тени загорелся азартный и какой-то не добрый огонёк.
Утро в деревне случается рано, как пропоют петухи. Уже на заре мальчишки гонят стадо, а хлеборобы уходят в поля, пока не ударил на пашнях полуденный зной. В доме у Акимки пахло молоком, мать собиралась на работу в детский дом, а он хотел пойти на озёра удить карасей… И покуда они вместе ели завтрак, он пригляделся и заметил: мать сегодня не спала.
«Что случилось мама, почему ты не ложилась спать». Да Бог его знает Акимка как такое вышло, ты вчера уснул, а к нам прибежал директор детдома, оказалось, что Борька Горшков, ну мальчик с Ленинграда, не вернулся под вечер с костра. Все воспитатели наши искали, всё обошли, а его и след простыл. Позвонили мы в Фоки, и к рассвету в село собирался служивый с овчаркой, чтобы та почуяла след. Да не тут было, нашёлся чертёнок этот. Пошёл нас завхоз до работы на дальние покосы проверить свои стога. Зашёл он , значит,  на луг, а там у него всё разворо;шено, и такой стоит бедлам, точно бы медведь прошёл. Глядит, а в одном из стогов парнишка мирно спит, да в руках фонарик держит.Ух он его за уши оттаскал, да так за ухо в детдом и привёл, оно теперь у Борьки как пионерский галстук, за версту видать!. Да и Борька сам какой-то чудной, целое утро несёт околесицу, якобы хотел приманить фонарём святляка, чтобы богатым стать. Вот наш директор, Иван Алексеевич ему и объяснил: дескать, кто хочет богатым стать, трудится должен с утра и до ночи, а Борька всё своё : «Светляк да светляк» - совсем помешался парень.
На следующей неделе Борька опять сбегал, снова его ловили с фонарём на покосах, трижды его завхоз в детдом за у;хо возвращал, а потом как будто отвадил. Только от Борькиных проказ почему-то страдал  Акимка: ленинградские дети перестали с ним дружить: в игры теперь не зовут, на кострах рядом с ним не садятся, а при встрече и вовсе молчат да стыдливо  отводят глаза. Один только Петька Иванов, скромный семилетний мальчик из детдомовских продолжал общаться с ним.
В начале месяца август, когда полагается грозам сверкать, ночи бывают прохладны, а дни стоят по-июльски теплы, к обеду в Акимкин дом, зашёл взъерошенный Петька и, с порога говорит: «Слышал что в детдоме было вчера? Нас собрал Иван Алексеевич в общем  зале и  сказал: «Я знаю что пища у вас, ребята, самая простая. Часто в обед -  пустые щи, а на завтрак да ужин перловая каша. Но знаете, в вашей тарелке всегда есть еда, подумайте  о ваших родителях в Ленинграде! У них ведь бывают дни, что ни крошки в доме не найдётся Идёт война, но государство заботится о вас, а потому, в такую тяжёлую пору вы сы;ты  одеты и чисты;. Зачем отнимать еду у селян! Я знаю, что кто-то из вас прошёл, вчера по здешним огородам, и где картошки накопал, где яблоню обчистил. О вас печётся государство, об этих людях ни кто. Подумайте об этом». Сказал он и покинул зал. Ну, наши ребята давай судить кто это сделал да как…»
«Да что судить, известно кто»- не выдержал Акимка, - «это Борька с друзьями, известная банда!»
«Как знать,» -ответил Петька, - «но решили вчера мы вот что. Знаешь тропинку по огородам возле леса, про которую ваши альняшские говорят, что по ней шатаются в летние ночи только лихие люди да во;ры? Ну так вот,  огородный грабитель непременно по ней убежал, а потому решили с ребятами мы на той тропе устроить посты, и дежурить ночами по очереди. Ваши ребята нас поддержали,  и гляди, какую палкуя под это дело сыскал»,  похвалился Петька огромной дубиной какую едва мог поднять.
«Хорошее дело, и я буду с вами» - сказал Акимка.
«Вот и я об этом казал, да напросился дежурить в субботу вместе с тобой». На том и сговорились.
Надо ли говорить, что пост Акимке дали самы й скверный, возле старого погоста, про который столько говорили на селе, что в здравом уме ни один мальчишка в потёмках, ночью туда не пойдёт. Но коли надо так надо, и потом, вместе с ним дежурил Петька, а при нём не покажешь свой страх, а то решат на деревне, что ты трус. Когда пробило полночь, на втором посту, вдалеке, зажгли самодельный факел - сигнал тревоги, нужно пойти и взглянуть:в чём там было дело.
«Я буду здесь» - промолвил Петька, а ты погляди, что там такое и как обстоят дела. Акимка ушёл, а спустя лишь мгновенье, на тропе показался Борька с огромной репой в руках, которую судя по виду, только достали из земли.
«Стой кто идёт!»-крикнул Петька и перекрыл дубиной тропу. «Ты что, ошалел»-обиделся Борька, - «Не видишь что ли, это я !». «А откуда ты репу тащишь, и самое главное, куда?».
«Ты знаешь»,- тут Борька заюлил, я в тайгу за грибами пошёл, целый день проходил допоздна, всё там обшарил и ничего!. Хотел домой собираться вышел на поляну, где в конце июня земляника растёт, гляжу, а под ёлками репа… Представляешь где выросла! Достал её оттуда и несу в детский дом, а завтра подарю Ивану Алексеевичу, ведь он такой хороший, возится с нами почти как родной!».
Петька улыбнулся, подумав про себя «А Борька исправляется», убрал дубину и дал ему пройти. Минут через десять вернулся Акимка, усталый, грязный и очень злой. «На том посту дежурит Ваня Лу;гов, Юрка Селиверстов, Борькин товарищ, подкрался к нему из кустов и так напугал, что он забил тревогу, и все сбежались туда, да как оказалось зря, а у тебя здесь что?». И Петка вдохновлённо рассказал, о том, как Борька нашёл в земляничнике репу, и решил подарить её Ивану Алексеевичу. «Исправляется Боря»,- закончил Петя, - «может совсем хорошим станет». Акимка схватился за голову : «Ну ты и балда!». «А Борька тоже жук, подговорил наверно Юрку устроить переполох, чтобы с репой пробежать, покуда на выручку Ване все ребята бросятся! Ну ничего, ребятам наутро всё расскажу, и ни каких постов  на тропе не надо, только один – у борькиной спальни, чтобы он в огородах не шнырял!».
Время тянулось медленно, в четвёртом часу утра, Петя едва не падал от усталости, держась за свою суковатую палку, но вдруг закричал как ошпаренный «Акаимка, Акимка скорее гляди!».  Смотрит Акимка куда указали , а из соседнего леса через ветер  и пыль летит на них огонёк, и такой он казался яркий что на сажень кругом точно солнце взошло.! Это был он, золотой светлячок  Поравнялся он с ребятами да завис  на месте, точно приглашая в путь. Что оставалось делать? Пришлось идти!
Долго бежали ребята за живым огоньком, завёл он в такую чащу, где под сенью огромных пихт было сыро и холодно, ибо под их могучие лапы, ни когда не падал Божий свет….
. Долго ли коротко, вышли ребята на поляну, и, под лучами зари-заряни;цы увидели старый колодец, покрытый искусной резьбой.
«Кто его здесь сделал» - подумал Акимка обойдя колодец кругом. На крыше колодца с одной стороны красовалось резное солнце, такое, каким его обычно рисуют в книжках с русским сказками, а с другой стороны- златорогий месяц в окружении звёзд. Светлячок, меж тем, опустился в колодезную шахту и скрылся в кромешной тьме. Петька метнул в колодец гальку, но не услышал всплеск, а через мгновенье кто-то из тёмной шахты кинул её назад, вот чудеса да и только!
Ждали ребята долго, глядели непрерывно в шахту: не загорится ли где-то в потёмках яркий живой огонёк, но всё оказалось тщетно! Наконец Акимка сказал «Была не была, -  нужно спускаться в колодец!». Крепко обвязал себя верёвкой, отправил Петьку крутить барабан и, посидев у края шахты, начал спускаться вниз.
Петька работал ладно, бережно спуская Акимку в колодец, и только однажды, приметив над крышей колодца мотылька, едва не выронил ручку, но подсуетившись, успел её перехватить. А вот Акимке тогда не сладко пришлось: тёмная шахта под ним спускалась вниз, а наверху сжималось небо, обратившись в итоге точкой, и совсем погрузилась во мрак.
Акимка чи;ркнул спичкой и обомлел: внизу клубился серебристый туман, а мальчик устремился прямо в него. «Колодезный газ!» испугался Акимка, задёргал верёвку, но тутже вспомнил, что позабыл условиться с Петькой: какой у них будет тревожный сигнал. Что оставалось мальчишке? Сделал глубокий вдох, вцепился в верёвку и,  зажмурил, глаза.
В тумане не пахло газом, воздух оказался свежим и пряным, точно на дальнем покосе неделю назад, когда отсверкала гроза. Ливень в тот день размыл тропинку, и домой он шагал по глине мокрым, грязным да босым. Акимка улыбнулся, на сердце стало привольно и легко, вот только с верёвкой творилось что-то неладное. Ещё до тумана Петька спускал его в шахту, в тумане казалось верёвка сместилась в бездну и кто-то тянул его с силой вниз, теперь же он подымался на землю. «Вот чудеса! Наверное Петька решил всё прервать, и правильно сделал, а то по этой шахте, спустился, казалось, на вёрсты: вокруг темнота и больше ничего».
Вскоре забрезжил свет: вначале сиял он крохотной точкой, затем блистал окошком и, наконец, над Акимкой открылись небеса. Тут же раздался крик, от колодца отпрянула девочка в русском сарафане, которая очевидно вращала ручку, отчего Акимка едва не упал назад. Девочка бросилась наутёк, а Акимка приметил, что у неё оказались большие, неистово яркие зелёные глаза.
«Куда подевался Петька, где этот чёрт!» - выругался мальчик, присел у колодезного сруба и не поверил своим глазам: местность вокруг была другой. Исчезла чаща, поляна и пихты, колодец мостился теперь на зелёных холмах. Внизу открывалась деревня: резные избёнки, купечи лавки, древняя церковка да небольшая почтовая станция с крошечным трактиром для ямских. Прямо за деревней петляла река, а дальше до неба раскинулись нивы, и где-то на самом краю, затейливым резным узором на фоне заката вставал дремучий лес.
Акимка растерялся «Где это я?» . Местность была незнакомой, светляк куда-то пропал, а над землёй разгорался вечер, верно и мать уже хватилась, сколько же в колодце он сидел? Акимка решил спуститься в древню и расспросить у здешних селян: «Как пройти в Альняш». Дорога оказалось пыльной, точно и не было гроз и дождей, а по угорам мостилась земляника, которая в наших местах уже целый месяц как отошла. С селянами тоже оплошка вышла, двое хлеборобов в потёртых косоворотках, казалось, не приметили его, и как им Акамка не кричал, как не махал руками, пытаясь привлечь внимание с пыльной тропы, всё оказалась без толку.
Уже в деревенской околице, его чуть не сбил ямщик, разогнавший тройку так, что пыль столбом вздымалась, Акимка едва отскочил, а тот, казалось, не заметил, пронесшись стрелой на почтовый тракт…Наконец, у сельского храма, Акимка хотел расспросить прихожан, но те его не слышали, пытались пройти сквозь мальчика, а столкнувшись с ним нос к носу, удивлённо озирались, силясь понять: что произошло!
Акимка отошёл с дороги и похолодел «Они меня чуют, но не могут слышать и видеть. Куда я попал?» -пронеслось в голове у мальчика. Парню хотелось есть, он бесцельно пошёл  по деревне от двора ко двору и вдруг почуял у одной избы такой аппетитный запах, что живот неистово заурчал, а измученные за ночь ноги сами понесли его туда.
В избе собирали ужин, пухлая румяная женщина лет 35 гремела чугунками у печи, а за большим дубовым столом сидел глава семейства и трое сыновей: мал мала меньше. Посреди стола темнел чугунок, в нём томились капустные щи, и такой расходился запах, что Акимка, не отдавая себе отчёт схватил со стола расписную ложку, выловил из гущи большой кусок ароматного мяса и уже собирался отправить в рот, как отец семейства, своею ложкой ударил старшего сына по лбу;: «Куды вперёд батьки в пекло!». Акимка от неожиданности выронил ложку, и мясо упало обратно в чугунок. «Нет, так нельзя» - подумал Акимка. Очевидно, отцу семейства показалось, что мясо тащит старший сын, а то бы крику было…».
Нехотя покинул он избу, а в животе всё урчало и урчало, покуда мальчик не напился из холодного ключа, голод отступил да, только, не надолго. Акаимка снова бесцельно блуждал по селу, покуда в одном из дальних концов не приметил изящный белый домик с мансардой и верандой, стоящий одиноко на высоком холме. «Барская усадьба» подумал мальчик, и стремглав пустился туда что было сил.
На веранде собрали ужин, изящный кофейный столик ломился от яств, которые здешняя прислуга то и дело выносила на фарфоровых блюдах, едва составляя на узорную скатерть, где почти не осталось свободных мест. Чего здесь только не было! И кулебяка с осётром да грибчиком, и суп с петушиным потрашком и рябчк с печёной картошкой, а пирожков да пряников было во век не счесть! Тут уж Акимка не смалодушничал, взял всего по немногу и до того наелся, что встать не мог из-за стола. Наконец,  потянулся к мочёным яблокам и тут  раздался  крик. В дверях стояла бараня и истошно вопила глядя прямо на него «Трофим, Трофим, беги ка скорей сюда, кто- то  незримый на веранде потчует наши явства, яблоко мочёное в воздухе летает без всякой подмоги, само!». «Что ты душечка» - в дверях показался барин, «тебе показалось, а то, что кто-то здесь был, я и сам прекрасно вижу. Видимо Прошка опять залез, ух и задам я ему сегодня!».
Акимка испугался, что его увидят,  да рванул из барского дома, вниз по холму, туда где лежало село.
А над селом, меж тем, смеркалось, солнце догорало где-то за рекой, освещая маковки церкви да резные крыши избёнок, стоящих вдали на высоком конце. По деревне блуждала гармонь собирая хохочущих девушек, каждая из которых была в нарядном сарафане, да привлекая окрестных парней, вышедших на улицу в этот вечер явно на пригляд невест.
Акимка присел на лавку возле одной избёнки, стараясь обдумать что делать дальше, как вдруг где-то справа мелькнул огонёк. Мальчик подпрыгнул от радости : «Вернулся золотой светлячок». И это действительно это был он! Светляк  дождался покуда Акимка выйдет на дорогу и полетел, куда-то за сельскую околицу в бескрайние поля. Акимка рванул за ним, но, добравшись до края пшеничного поля, светлячок остановился, сел на корешок у какой-то норы, тут же обратился крошечным, меньше песчинки и полетел стремглав куда-то в тёмную нору.
«Опять он под землю!» - вздохнул Акимка, и тоже коснулся корешка, обернувшись настолько маленьким, что без труда вошёл в темнеющий ход.
 В норе оказалось сухо и чисто, от главного «зала» под землю вели отводки, светляк повёл Акимку в первый из них. Спустившись ещё под землю, мальчик оказался в широкой комнате, откуда в разные стороны темнели три норы. Акимка выбрал первую. Войдя под её отсыревший свод, и недолго думая чи;ркнул спичкой, Акимка чуть не сел! Кладовую от пола до потолка заполняли самоцветы всех родов и мастей. «Что же в других хранится комнатах» подумал Акимка, и, вернувшись в большую залу зашёл во второй отнорок. Там от пола до потолка лежали серебряные слитки и было их настолько много, что к центру кладовой и не пройти.
В третьей норе лежало золото, вот тут Акимка не утерпел, стал нагребать его в карманы, за пояс да за шиворот, забыв и подумать как потом всё унести. Так бы и грёб Акимка. покуда какой-то звук в соседнем зале не заставил его осечься и притаиться за кучей золота: в норе он оказался не один. В следующий миг из дальней комнаты показалась какая то морда, с такими большими щеками, что едва пролезали в нору. Это был хомяк,  из тех, что ребята ловят в поле, или кошки у нас гоняют по селу. Он пролез в кладовую и начал ссыпать из щёк свои запасы, только в них оказались не зёрна, а золотые слитки. Вот они откуда богатства в норе!
Хомяк меж тем, закончил, понюхал воздух и стал водить огромной мордой от угла до угла. Он явно чуял человека, но не мог понять: от чего незваного гостя не видно и как он оказался в укромной норе. Акимка стоял ни живой не мёртвый, ладно полевые хомяки, они небольшие и точно комочки, несутся по полю боясь людей. Теперь же всё иначе: Акимка был маленьким, а хомяк казался грозным и большим, насилу мальчик выбрался, растеряв половину собранного добра, коснулся у норы заветный корешок и вновь приобрёл обычный рост. Парень ощупал себя и, с удивлением обнаружил, что три объёмных слитка, заткнутых за пояс, которые сумел он вынести из хомячей норы, также увеличились и стали каждый с печатный пряник, что ещё до войны, привозил с базара, случалось Тятя, возвращаясь с обозом из Фок.
Светляк опять исчез и Акимка бродил со своими богатством по уснувшему селу предоставленный сам себе. Вдруг, на дальнем конце села, увидел он как та зеленоглазая девочка, что достала его из колодца, зашла в какой то двор. «Она же может видеть меня!» возликовал Акимка и, как мог, припустил по дороге, едва не проскочив заветную избу.
В доме собралось немало детей, кто на печи, кто по лавкам. На самом почётном месте, в красном углу, сидел седобородый старец с какой-то суковатой палкой, по виду сельский знахарь, и рассказывал детям сказки. Рядом с ним, прижавшись, сидела та самая девочка, очевидно знахарева  внучка, ибо у этих двоих глаза оказались зелёные, точно кустарники в майском лесу.
Знахарь говорил протяжно и долго, а потом вдруг поднял глаза, увидел мальчика и сердито прокричал «А ты что здесь делаешь», ударил по полу палкой, и свет померк у Акимки в глазах»…
Первое что он почуял оказалась странная боль в груди, затем посыпались удары по лбу и щекам, Акимка не выдержал, поморщился и открыл глаза. Над ним хлопотал озадаченный Петька: «Слава Богу!.... Живой!», только и вымолвил он, когда Акимка пришёл в себя. «Ну ты брат даёшь, спускал я тебя спускал, верёвка закончилась, снизу ни знака. Уж я кричал тебе, кричал, а в ответ ничего. Стал поднимать тебя и понял, ты ушибся головой и наглотался там воды».  Акимка откашлялся, «Как так, ушибся, а как же деревня, светляк и знахарь, неужто привиделось это мне всё! Уй больно» -вскричал мальчик нащупав на лбу огромную шишку «Да не может такого быть!». «А ты вот сам посмотри» ответил Петька. Акимка подошёл к колодцу. Солнце теперь стояло высоко, и мальчик увидел то, что творилось на дне. Колодец оказался совсем не глубоким. Внизу стояло глиняное дно, на котором искрился слой воды, не больше полуметра! «Да.. -промолвил Акимка -  ни тебе тумана, ни светляка, ну и сочинили мы с тобой. Пойдём ка мы Петя назад в деревню, поди, там хватились нас с тобой, да и карасей удить пора».
Отошёл Акимка от колодца запустил в карманы по привычке руки и тут же осёкся: в каждом из них лежал увесистый слиток золота, те, что он вынес из тёмной норы!».
Акимка показал добычу другу и по дороге назад рассказал, как в колодце дело было. Петька изумлялся, повторяя неустанно «Вот ведь бывает, вот чудеса» , а потом приумолк, задумался…
 Как поступить с находкой спор не возникал, её решили  отнести Ивану Алексеевичу и попросить передать на нужды фронта, в помощь нашим бойцам.
По дороге к детдому ребятам встретился местный почтальон, Марфа Сергеевна: «Куда спешите ребята!?»- весело крикнула она. «Постой Акимка, у меня для тебя письмо» - сказала она и достала из сумки фронтовой треугольник, подписанный до боли знакомой рукой. «Папка!» крикнул Акимка, обнял Марфу Сергеевну и спрятал треугольник поближе к сердцу, в нагрудный карман.
Директор детдома принял ребят, внимательно выслушал Акимкин рассказ, посмотрел на слиткии улыбнулся. «Что ж ребята сказать, Вы молодцы. Слыхал я в детстве немало легенд про светляка, но и представить не мог что это правда. Слитки отдам в военкомат, скажу, что нашли на Кошкином угоре, там, где купец когда-то клад зарыл. А то не поверят рассказам вашим, не каждому чудо откроет глаза.
В коридоре, меж тем, у открытой двери кабинета, что-то громыхнуло, и в детдом ввалился Борька Горшков со вчерашней репой, усталый грязный, весь в репьях и непомерно злой. Ночь у Борьки не заладилась: проскочив с добычей мимо Петьки, он решил схорониться в лесу и посмотреть, как там дальше дело будет. Вернулся Акимка и встал как раз у того куста, где Борька с дурру спрятался. Пришлось ему сидеть не шелохнувшись несколько часов, а как увидел что ребята приметили золотого светлячка, тут же рванул за ними попятам, зашёл в такую глушь, откуда насилу выбрался, едва не увязнув в болоте, и только под утро сумел добраться в детский дом.
Петька его увидел и как крикнет «Борька, да где ж ты пропадал, это ж та самая репа, какую ты вчера в лесу нашёл да Ивану Алексеевичу вручить собирался!». Что оставалось Борьке? Вошёл в кабинет и вручил директору детдома вчерашнюю добычу. «Ну Боря, ну молодец, признаться не ожидал! Спасибо за такой подарок» -лукаво улыбнулся Иван Алексеевич, -«только знаешь подарок хорош, но уж больно похож на ту самую репу, что у меня с огорода кто-то вчера под покровом ночи уволок. Ты там в лесу, случайно не видел кого?». Борька насупил брови и рванул за дверь. Петька метнулся за ним «Эй Борька, ты куда побежал, чего молчишь?». Остался Акимка с директором один на один.
Иван Алексеевич кивнул на слитки, посмотрел на Акимку и спросил: «И что не жалко сокровищ?». «А что их жалеть, на дело пойдут» -улыбнулся Акимка, - «а настоящее сокровище вот оно, здесь». И хлопнул себя по карману, где надёжно лежало главное его богатство- фронтовое письмо отца…
Слитки отправили в Фоки, а оттуда под охраной в Пермь. Золота было столько, что его хватило на целый самолёт. Вместе с другими стальными птицами бил он фашистов под Харьковом, освобождал Европу, а начиная с победного мая, долго стоял на посту, охраняя покой и границы нашей необъятной Родины…
А Акимка да Петька с той поры не раз пытались отыскать заветный колодец, долго ходили по нашим лесам, да ничего не нашли…Ведь не зря говорят у нас, что богатства светляковы можно только раз найти, но  и этого раза им хватило!