Чёрный Ворон. Последний дневник. 3 часть. 3 глава

Эта ночь окончательно выбила меня из колеи. Наверное, от безысходности я начала искать сонник.
  Раньше такие книжонки, одну из которых я так жаждала иметь сейчас, вызывали смех, да и только. «Ну кто в это верит? Идиоты», — думалось хотя бы год назад. И если бы мне кто-то сказал, что наступит момент, когда я буду сидеть и перерывать свой шкаф в поисках издания, которое «толкует сны», я бы покрутила пальцем у виска и прошла бы мимо. Да, не спорю, пальцем у виска я уже кручу давно, но отнюдь не потому, что сонник не могу найти.
  Одна чёткая мысль сбивалась вихрем других. Подозрения, выдумки, гадания, придумывание тысячи толкований того, что происходит, — всё это стало походить на голос, который то и дело твердил в моей голове фразы, заставляющие пугаться малейшего шороха, каждого слова и действия, рассматривая их под микроскопом. Я понимала, что если не смогу успокоиться и взять себя в руки, то могу и вправду просто сойти с ума. Поэтому, убедившись, что в шкафу сонника точно нет, убрала всё на место и смиренно села за уроки.
  Преподаватель из школы — мой домашний учитель — пришёл через час. Я пыталась его слушать, пыталась вникнуть в суть происходящего, но мысли всё равно так и норовили улететь из головы в сторону того леса, где мы сегодня так «удачно поговорили» с Мэри. Даже в конце, когда мне удалось вернуть внимание из запретных мест в стены своей комнаты, усердности в учёбе не прибавилось. Я бездумно записывала за мужчиной, лелея мечту скорейшего конца его визита. Всё же, сегодня я вообще не была настроена на учёбу. Лишь через полтора часа мне удалось победоносно лицезреть уходящий его силуэт к дверям.
  Как только «почтальон» вышел, я решила убрать все книги, тетради и лечь поспать. Может, тогда концентрация внимания станет выше? Я начала собирать со стола канцелярию. Затем взяла новые, принесённые преподавателем, книги и хотела уже определить им место на полке, но, видимо, не рассчитала силы. Книжная башня в моих руках потеряла равновесие, и её крыша устремилась на пол. «Чёрт… сегодня точно "мой" день», — промямлила я себе под нос и, положив остатки книг на полку, начала собирать последние «кирпичики» фундамента знаний. Книга по истории упала открытыми страницами вниз. Ну, только этого не хватало… сейчас ещё погнутся страницы, и в школе будут думать, что я в порыве эмоционального срыва специально их комкала. Я подняла издание с пола и уже хотела обрадоваться, что оно целое, как вдруг заприметила на ковре какой-то небольшой клочок бумаги. Рука потянулась к нему, но стоило мне развернуть находку, взгляд впился в криво написанные строки: «Будь осторожнее. Они рядом».
  Ладони вспотели за долю секунды. В голове пролетели слова Мэри: «Будь осторожнее…».
  Я быстро поднялась и подошла к окну. Фигура учителя медленно шла по дороге, всё удаляясь от дома. Я ждала, что он вот-вот повернётся, тем самым выдавая своё авторство. Повернется, чтобы проверить: смотрю ли я за ним? Ведь если так… я получила его послание. Но этого не произошло. Долговязый, нескладный мужчина исчез за поворотом.
  Почти целый день я просидела с этим клочком, то и дело перечитывая непонятное наставление, будто кроме нескольких слов могли волшебным образом появиться другие. Вглядывалась в особенности начертания букв и надеялась, что смогу распознать подчерк, а вместе с ним и человека. Я искала малейшие намёки на то, что автором мог быть Ворон, но подчерк явно не вокалиста. Более того, все знакомые мне люди и их способ выводить буквы на бумаге не могли дополнить пазл. Какая-то неизвестная мне рука написала это.
  «Будь осторожнее». Но это же смешно. Я сижу дома, редко покидая пределы даже своей комнаты. Что тут может случиться? Чего тут опасаться? А может, кого? А что, если это намёк как раз на мою мать, которая давно вызывает подозрения? Но кто мог узнать об этом? Салли обещала молчать. Хотя, нет. С ней эта записка не вяжется. Это кто-то другой.
  Быть может, я недооценила тихого, неприметного школьного учителя? Может, он увидел здесь что-то такое, о чём решил предупредить? Записка та выпала именно из его посылки… Чёрт! Я хожу по кругу. Уже ведь было установлено, что подчерк не его! А даже если я и ошибаюсь в его каллиграфии, то зачем такая секретность? Почему просто не сказать? Мы сидим в закрытой комнате. Мать полчаса гремела посудой на кухне, а значит, точно бы не зашла.
  В конце концов, ну что я тут панику развела? С чего вообще такая уверенность, что это адресовано мне? Книга-то библиотечная. Неизвестно, сколько рук её держало до меня. Вид у учебника явно неновый. Но… а кому есть резон писать такое кому-то в школе? Причём, в точности повторяя слова из моего сна?
  Мысль за мыслью… догадка за догадкой… я окончательно потеряла нить.
  Спать после такого совсем не хотелось, а может как раз и стоит? Вдруг мне опять удастся поговорить с Мэри? Но, с другой стороны, если так подумать… я реально тронулась, если жду помощи от мёртвой. Во сне. Да… похоже, мне действительно нужен психиатр. Стой! А если… если именно это ответ? И он простой: я сошла с ума. Этой бумажки нет. Это мне чудится. Галлюцинация. Никакие объяснения, скажем так, из реального мира не подходили, выходит… этого нет.

  Мне удалось провалиться в сон на несколько часов. Когда глаза окончательно привыкли к свету лампы, которая всё это время работала, я полезла под подушку и там нашла оставленную своими руками записку. Она никуда не делась. Значит… я не придумала её. Она настоящая. Я не сошла с ума окончательно. Это радовало. Но вопросы, которые травили душу до этого, никуда не делись.
  Не раз обдумывая это решение в голове, я всё же решила, что рассказывать кому-то об этом не стоит. По крайней мере, пока не появятся ещё какие-нибудь зацепки.
 
  Следующий день. Салли должна была прийти сегодня. Прийти с ответом, который сможет положить конец бесчисленным подозрениям и продумыванию каждого своего слова, произносимого перед матерью. Казалось, я ждала девушку ещё сильнее, чем в прошлый раз. Поэтому, когда та вышла из машины и пошла к дверям дома, я уже не стала разыгрывать театр, будто чем-то занимаюсь. Просто ждала, пока ручка в моей комнате не начнёт опускаться от её руки…
  — Привет, — улыбнулась мне Салли, закрывая за собой двери.
  — Здравствуйте, — я постаралась улыбнуться в ответ.
  — Давай, может, на «ты»? Не против?
  — Не против, конечно.
  — Отлично. Я тебе кое-что принесла, — девушка села за стол и достала из сумки упаковку с сэндвичами и бутылку воды. — Это тебе. Поешь. Купила в «Азбуке Вкуса». Там хорошо готовят. Можешь не бояться.
  — Спасибо, — моё положение — не тот момент, когда надо играть в хорошую девочку. Есть хотелось сильно. Сегодня в рот не удалось положить ничего. А мой мозг ещё не окончательно растерял остатки адекватности, давая понять, что без еды я мало что смогу сделать в любой ситуации.
  — Ешь, ешь. Вот ещё несколько упаковок. Они достаточно долго могут лежать без холодильника, так что можешь оставить на вечер, на завтра… до моего прихода, в общем, — всё это она выложила на стол. — Куда можно спрятать?
  — Давайте я… то есть давай…
  — Не выдумывай. Ешь. Просто скажи, куда положить.
  — В стол. В нижний ящик, - последовав ее словам, я открыла упаковку и впилась зубами в хлеб.
  — Хорошо, — Салли в момент сделала это, смешав еду с остатками косметики. — Кстати. Насчёт тональника, — она достала какой-то тюбик из сумки. — Это тоже тебе. Положу рядом. Тон тебе должен подойти. Он плотный, наверняка перекроет все синяки.
  Я прекратила жевать, еле проглотив кусок:
  — Это уже точно чересчур… Зачем? Столько денег…
  — Не бери в голову. В твоей ситуации — это действительно мелочи. Особенно после моей проверки в лаборатории.
  Я отложила сэндвич, спрятав упаковку под одеяло, и сделала глоток воды:
  — Ты… проверила?
  — Прости. Пока мне нечего сказать тебе.
  — В каком плане?
  — Когда удалось установить точную картину таблетки, я прогнала результат по всем спискам препаратов, которые могли бы вызывать такое состояние, как у тебя, но совпадений нет. Тогда я расширила поиск и искала уже в других группах, но и там пусто. Проверила даже в запрещённых — ничего.
  — Не понимаю. Как такое может быть?
  — Пока что я сама не понимаю. Но есть предположения.
  — Например? — я спрятала бутылку с водой на случай внезапного прихода матери.
  — Ты говорила, что нашла их в еде. Не помнишь, в какой?
  — Всё навряд ли вспомню, но один кусок точно в пюре.
  — Пюре было горячим?
  — Да.
  — Значит, возможно, я права. Та среда, где находилась таблетка, могла расслоить структуру связей, которые указывали бы на то, что это за препарат. Даже если пюре и не было бы горячим, оболочка всё равно могла повредиться.
  — Но ты же видела точную картину. Иначе, как бы ты искала? Не размытую…
  — Я видела ту картину, которую сформировали те условия, где находился препарат. Да, общее виденье кажется чётким, но является ли верным? Вот вопрос. И судя по тому, что ни в одном списке совпадений не нашлось, мысли мои верные.
  — Понятно. И что теперь делать?
  — Знаю: это рискованно. Но… если бы ты смогла добыть таблетки, которые ни с чем не контактировали… с едой, например. Грубо говоря, из пачки.
  — Я поняла тебя, но я не знаю, где мать хранит их.
  — Это и надо выяснить.
  — Будет сложно.
  — Знаю. И если бы были другие варианты, я бы не заговорила об этом. Понимаю: это большой риск, но других путей нет. Ответ можно получить только так. А пока… твоей матери даже сказать нечего. Я думала вызвать полицию, чтобы они произвели обыск дома, но твоя мать узнала бы об этом за какое-то время. Ей пришло бы извещение, что на неё заявление…
  — С чего вдруг? Неужели всем, на кого пишут заявления, что-то приходит?
  — В том то и дело, что у нас с тобой лишь догадки и подозрения. Никаких доказательств нет. И моё заявление даже принимали бы с трудом, если бы приняли вообще. К тому же не думаю, что тебе нужен лишний «чёрный пиар», а он может быть, если журналисты прознают. В конфиденциальности уверенности нет. Твоя мать узнает, что сюда едут, и выкинет эти таблетки. Никто ничего не докажет. Нужен образец. Его результаты — повод к действиям.
  — Хорошо. Я постараюсь что-нибудь придумать.
  — И ещё кое-что. По поводу «пиара». Та статья, которую я якобы пишу про тебя… так нельзя. Это ещё один повод привлечь к тебе ненужное внимание. Я не буду её писать.
  — Но… что тогда делать? Тебя могут отстранить. И та баба, которая с богатым отцом…
  — Я предусмотрела это. Есть дело, куда более крупное, чем копание в твоей психике. Не обижайся, что я так говорю, ладно?
  — Не обижаюсь, но и не понимаю. О чём ты?
  — Ворон. Я сказала Марте, что буду писать статью про него. Этому парню давно приписывают всякие диагнозы. Материала много. Осмотры в клиниках и прочие документы могут дать много зацепок…
  — Но как ты достанешь всё это?
  — Просто. Если показать моё удостоверение и обосновать, зачем я это делаю, мне смогут дать допуск к записям вашего дела. Психиатрам, специфика работы которых схожа с материалами дела, дают зелёный свет на многое. Марта договорится.
  — Но как я к этому всему привязана?
  — Как это «как»? Ты самый близкий ему человек. Можешь мне многое рассказать.
  — Думаешь, что Ворон больной?
  — Я этого не знаю. Я не знаю его. А ты можешь помочь узнать. Хотя психом я считаю Аддерли в последнюю очередь. А вот наркоманом… извини, что я так про него говорю...
  — Ничего. Всё хорошо. Не радужная, конечно, но это правда.
  — Он принимал столько всего, что и не вспомнить. Героином не раз кололся и всё равно пытался слезть. Да и в принципе поступал отнюдь не как наркоман. Это стоит того, чтобы разобраться.
  — Здесь ты права. Он не типичный игловой.
  — Вот видишь. Материала сколько! А подставлять тебя под удар… глупая была затея. Да и Марта эту смену темы приняла на «ура».
  — Ну, хорошо. Если это позволит тебе остаться со мной, я помогу во всём.
  — Отлично. Тогда ешь, набирайся сил. Тональник, если что, будет помощником, чтобы мать не заметила ничего. Но голод — это не выход. Тебе нужны силы. Ты должна найти таблетки. Статья — это повод быть здесь, но главная задача другая.
  — Я поняла.

  Салли дала мне цель, наполнив дни хоть каким-то смыслом. Опасность усилилась, но мысль о результате заставляла принимать её, играть с ней, надеясь на удачу.
  Следить за матерью постоянно я не могла. Слишком много подозрений могло появиться. Обычное моё времяпровождение отнюдь не происходило рядом с ней, поэтому не должно быть никаких резких изменений, вызывающих ненужные вопросы. Я делала это плавно, постепенно. Дебби готовила ужин в одно и тоже время. Я знала это и решила спуститься раньше положенного срока, чтобы подождать еду прямо за столом. Мать мой поступок удивил, но в приятном смысле. Она приняла это с моей подачи о чудесном запахе её стряпни, из-за которого я якобы больше не могла ждать наверху. Однако, никаких зацепок это не дало.
  Шли дни. Моё тайное дело не имело никаких результатов. Следующий приход учителя окончательно убедил меня, что причастия к записке он не имеет. Слишком уж «большой интерес» к приходам он проявлял. И несмотря на то, что сам кусок бумажки с непонятным посланием по-прежнему оставался неизученным, я переключила своё внимание на попытки добыть таблетки. Это было важнее. Но с каждым вечером отчаяние одолевало всё сильнее. Магистрантка понимала, что процесс этот не будет быстрым и пыталась подбодрить меня, но получалось слабо. А что, если у меня это не получится вообще? Всё так и обречено продолжаться? Какая же я никчёмная… даже это задание выполнить не могу:
  — Ладно тебе, — улыбнулась девушка. — Всё не может получиться сразу. Это нормально.
  — Каждый раз, когда у меня это не выходит: что это значит? — Салли не поняла моего вопроса. — Я становлюсь всё дальше от ответа, обрекая себя ещё на один день заточения.
  — Но когда ты их достанешь, понадобится время, чтобы сделать анализы…
  — Это будет финишная прямая, и её будет пережить легче, чем эту дорогу, в которой, кажется, нет конца вообще.
  — Ты пессимистка.
  Я слабо улыбнулась в ответ, вспоминая наш первый разговор с Вороном в том торговом центре. Он стоял передо мной, скрывая под длинным чёрным плащом ружьё, пуля из которого должна была оказаться в его голове. Другой наркоман имел задание: спустить курок по просьбе вокалиста ему в лицо. Затем спрятать тело и уехать с деньгами за пазухой.
  — Нет. Я реалистка.
  «— Так получилось. Часто вижу в людях плохое.
  — Но есть же и хорошее, так ведь?
  — Есть. Но то лишь маска, чтобы скрыть всё плохое. Хорошее само собой не возникает.
  — Я поняла: ты пессимист.
  — Нет. Я реалист. Ладно, мне пора. Не хочу снова застать Кита. Прощай, — в последний раз он смиренно посмотрел на меня и ушёл».
  — Алекс, я понимаю: тебе тяжело, но, может, стоит переключить внимание на положительные моменты?
  — Какие, например?
  — Рождество. Всего несколько дней осталось.
  — Да, — протянула я безынициативно. — Уже и забыла про это.
  — Вы, кстати, будете украшать дом?
  — Нет. Во время переезда все гирлянды, мишура и прочее… всё потерялось. Мать не стала покупать новое.
  — Может, сейчас купит?
  — Это вряд ли. Она не выходит из дома, как и я.
  — Можно заказать по интернету…
  — И опять же: это только в её власти.
  — Ладно. А ты-то сама хочешь чего-нибудь на Рождество?
  — Да. Хочу, чтобы его не было.
  — Почему?
  — Это семейный праздник. Все хотят верить в чудеса.
  — Разве это плохо?
  — Семьи у меня давно нет. В чудеса не верю с детства.
  — А как же подарки?
  — Единственным подарком станет тот момент, когда я увижу Ворона. Больше мне ничего не надо.
  — Я уверена, что это скоро произойдёт.
  — Да, — я едва улыбнулась. — Вы точно любитель Рождества.
 
  Ужин. За это время я уже поняла, сколько могу позволить себе съесть, чтобы не нарваться на действие лекарств и быстро избавиться от них. И моя норма бесполезной еды, которой скоро уже не будет в моём организме, была почти исчерпана. Время от времени я поднимала глаза на мать, еле сдерживая желание спросить её: «За что ты так со мной?». Единственным приятным моментом сегодня стало чуть приоткрытое окно на кухне, свежий ветер из которого едва ли долетал до стола, но этого было достаточно, чтобы ощущать что-то новое, в отличие от сопрелого запаха в комнатах:
  — Как ваши занятия с Салли? — Дебби неожиданно задала вопрос, заставив меня быстро вернуть взгляд за стол. — Всё хорошо?
  — Да. Всё отлично.
  — О чём говорили сегодня?
  — О семейных ценностях.
  — Ммм, это важно. Хорошая тема.
  Ещё немного поводив ложкой по тарелке, я снова посмотрела на мать и сказала:
  — Скоро Рождество.
  — Да, — смущённо ответила та. — Совсем скоро.
  — И что будем делать?
  — А чего бы тебе хотелось?
  — Не знаю… ничего. Спать, например.
  — Не хочешь праздновать?
  — Нет.
  — Ну, и правильно. Я тоже. Кому вообще это нужно?
  Окончив пустую трапезу, я, как обычно, поднялась к себе в комнату, избавилась от лишнего и села за уроки. Голова еле соображала. Я подкрепилась теми запасами, которые существовали благодаря Салли, и легла спать.

  Казалось, наш дом выпал из реальности. В канун Рождества я то и дело наблюдала в окне отголоски праздничного настроения. Соседи украшали крыши, веранды… прохожие несли пакеты с подарками. Все радовались. Несколько раз я видела, как люди удивлённо смотрели в сторону нашего дома, недоумевая: почему только он на всей улице даже отдалённо не уловил дух Рождества? Ответы, которые иногда долетали до меня из окна, рисовали разные варианты того, что происходит за стенами неприметной серой постройки: «Наверно, решили украсить только внутри», «У людей просто нет денег. Не видел, что ли, как цены выросли?», «Тут вообще никто не живёт. Уже не первый месяц как стоял этот дом, так и стоит». Последнее предположение, метафорически рассуждая, казалось самым верным. Под этой крышей существовали два человека, причудливо делавшие вид, что за окном вовсе ничего не происходит. Хотелось, чтобы это было так. Ведь тогда, на фоне отсутствия мира за окном, мы не казались бы аутсайдерами.
  Вечер Рождества. Предсказуемо, я расплакалась. Раньше казалось, что это время я проведу с Вороном. Наше первое совместное Рождество. Интересно: как рок-звёзды проводят это время? Клубы? Гулянки? Вечеринки? Снегурочки в коротких платьицах с большими… косичками? Концерты? Хотя Ворон, наверное, не пошёл бы на такое. За громкой, скандальной личностью скрывался домашний парень, который находил в гитаре больше удовольствия, чем в общении с людьми. А если бы я была рядом с ним? Он сделал бы исключение? Что бы мы делали? Где бы встречали Рождество? Стали бы украшать дом? Нарядили бы ёлку, включили гирлянды… Но реальность другая: я здесь. Он в тюрьме. Арестантам дают отпраздновать Рождество? Что он сейчас делает? Хотя бы иногда думает обо мне? Или… «Я люблю тебя, прощай»? Слёзы окончательно взяли меня под свой контроль.

  Проснулась утром. Дети в это время радостно бегут к ёлке, ожидая под деревом «тот самый подарок». Я же радостно пошла в ванную, точно осознав, что поможет избавиться от когтей диких кошек, которые скребли на душе.
  Вошла, закрыла за собой двери, достала осколок маминой заколки, сняла повязку с ладони и одним рывком, не раздумывая ни секунды, вернула остриё под кожу вновь. Мысли успокоились. Боль в груди утихла. Будто после сорокаградусной жары я наконец-то попала под летний прохладный дождь.
  Утренний ритуал позволил провести день не так бесполезно, каким я его себе рисовала. После задания по химии я разобралась с тестами по математике, закончила конспект пяти параграфов из учебника по истории и почти написала реферат по биологии. К семи вечера мозг стал протестовать моим попыткам «ещё почитать». Внимание рассеивалось. Глаза то и дело перечитывали одну и ту же строчку снова и снова, ведь смысл из неё ускользал быстрее, чем я доплеталась до точки. Я встала, спустила в унитаз ужин, принесённый матерью несколько минут назад, и с осознанием того, что сегодня попыткам добыть таблетку быть не суждено, легла на кровать. Нужно взять перерыв…


  Этой ночью сон решил покинуть меня как раз на середине. В 3:08 я проснулась, и сорокаминутные попытки снова вернуться в тёмные комнаты без реальности не дали результата. Так и знала, что идея «прилечь» была так себе.
  Я села, выпила воды и решила почитать какой-нибудь учебник в надежде, что это поможет делу, но взгляд то и дело прирастал к окну. В ночном образе комнаты, который я ещё не успела изгадить светом лампы, луна казалась особенно яркой. Сегодня она полная. Завораживает. Воспоминания того момента, как один раз я вышла из старого дома подобной ночью на улицу, усилились…
  «Когда я проснулась, за окном светила луна. Я привстала и осмотрелась. На часах было полвторого ночи. В доме тихо. Все спят.
  Раздевшись, я легла в кровать, накрылась одеялом и попыталась дальше предаться сну, но по закону подлости дремота ни на минуту не могла завладеть мной. Я лежала и смотрела в окно. Звёзды светили на удивление ярко. Луна во всю красовалась на чёрном небе. В один момент у меня проснулось желание выйти из дома и погулять по ночному городу, под этими звёздами, посмотреть на луну не через окно. Я долго думала, решалась, стоит ли мне делать это или всё же нет… но через тридцать минут самовнушения всё же встала, оделась и вышла из комнаты. Аккуратно спустилась с лестницы и чуть ли не на цыпочках прокралась к двери, отперев замок.
  В тот самый миг я ощутила ночную прохладу. Это мне понравилось. Я закрыла за собой двери и пошла к дороге. Всегда мечтала гулять по ней вот так: ночью, именно по той части, где ездят машины… правда, не знаю зачем. Наверное, это был тот самый момент, когда посты в интернете становятся твоими мечтами.
  Я вышла на проезжую часть и медленно двинулась вдоль белых полос. Не знаю, была ли это паранойя или же влияние фильмов ужасов — я постоянно оборачивалась, выискивая глазами опасность. В каждом тёмном уголке, за каждой машиной я ждала подвоха. Как-то не так я себе это представляла…
  Вдалеке послышался какой-то шум. Я остановилась. Звук становился всё сильнее и сильнее, и тут через минуту в конце улицы стал мелькать свет. Это был автомобиль. Он остановился на перекрёстке. Я ждала, что машина поедет в мою сторону, и уже была готова уйти на тротуар, но та не двигалась с места. Нас разделяло около двухсот метров. Как зона спокойствия. Хотя меня это утешало слабо. Я сделала несколько шагов назад, и тут фары, что светили впереди, погасли. Мотор заглох. Страх пробрал каждую клеточку моего тела. Я попыталась присмотреться — чёрная легковая машина. Её фары были будто круглые, однако дружелюбия это не придавало. Стёкла казались чёрными. Наверное, тонированные. Осознание того, что автомобиль, до этого находящийся в движении, встал, а потом выключил двигатель, фары и теперь просто стоит посредине дороги, пугало ещё сильнее.
  Мотор загудел вновь. Я всё твердила себе внутри: «Уйди. Уйди, уйди!», — но мои ноги так и не сдвинулись с места. Я думала, что это мне лишь кажется, но нет. Машина действительно стала медленно отъезжать назад. Фары снова заблестели. В тот же миг машина лихо зашла в поворот и унеслась прочь.
  Когда отдаляющийся звук её мотора и вовсе стих, я наконец-то смогла отойти к тротуару и убежать. Меня трясло от страха. Кто это мог быть? Зачем эта машина остановилась? Почему не поехала дальше? Кто там был за рулём? Вопросов в голове была тьма, а ответов не было вовсе.
  Судорожно, я быстро пошла к дому. Закрыла двери, поднялась к себе в комнату, сбросила обувь, забралась на кровать, закуталась в одеяло. Теперь же эта луна, эти звёзды не казались мне такими притягивающе очаровательными. Я просидела почти час, пытаясь понять, что произошло, и успокоиться. Заснуть удалось лишь под утро».

  Интересно: что подумал Ворон в тот момент, когда увидел меня там, на той дороге? И почему не поехал дальше? Машины его тогда я не знала. Окна тонированные. Я бы не увидела, кто за рулём.
  В голову опять вернулись мысли, которыми я терзалась ещё в начале моей затворнической жизни. Перед окончательным отъездом из штата вокалист же оставил свой мустанг на той стоянке. Нужно было заплатить Бобу, чтобы вернуть автомобиль. Что сейчас стало c машиной? Поначалу, когда я грезила идеей побега, я подумывала о том, чтобы вернуться туда. Но не за тем, чтобы выкупить мустанг (денег-то как не было, так и нет), а затем, чтобы хотя бы убедиться в её наявности на том же месте. Однако, я прекрасно понимала, что шанс чрезвычайно мал. Бобу не выгодно держать такой простой на своей закрытой стоянке. Место мустанга мог занять другой человек, способный платить. А если машину Ворона продали? Где искать нового владельца?
  По своей сути мой приезд ничего не решал. Хотелось просто для собственного спокойствия увидеть автомобиль там и понять, что ещё есть время исправить ситуацию, а так — приходилось кипеть в своих мыслях, выдумывая всё новые и новые варианты реалий.
  Я чувствовала себя беспомощной. Хотелось думать, что кроме меня об этом думают и те, кто не находится под контролем матери и её загадочных таблеток. Не беру в расчёт Мэдди и Рея. Они уже показали себя. Но, быть может, Волк не забыл? У парня есть возможности позаботиться о машине. Хотя, скорее всего, он будет на стороне Ведьмы. Они же пара. Гитарист не захочет ссор и будет думать, что это не важно. Ворона всё равно нет, и этим можно оправдать бездействие. Хотелось думать, что мои мысли слишком пессимистичны.      
  Оставив свои бессмысленные попытки начать чтение, я подошла к окну: пустые улицы, жёлтые пятна от света фонарей, свет осветляет тёмные закоулки дороги, чёрные окна виднеющихся построек… они и вправду казались таковыми.
  Сколько нерешённых дел осталось там, за стеклом. Сколько вопросов по-прежнему без ответа. Хотя бы на один день выйти! Всего один! Я бы точно не теряла времени, как тот мужик, вышедший из-за поворота. Идёт медленно, оглядывается… просто теряет время! Я бы не сделала такой ошибки!
  Незнакомец осмотрелся и подошёл к углу следующего дома, где висело название улицы и номер дома. Чувствовалась его неуверенность, будто он не знал, куда ему идти, и искал указатели. Убедившись в своём местонахождении, человек начал осматриваться. Его взгляд остановился на моём доме. Несколько секунд он безотрывно смотрел на фасад, а затем медленно пошёл вперёд. Дошёл до небольшого перекрёстка, снова оглянулся и двинулся точно к забору перед моим окном. Волнение начало медленно скручивать живот. Я чувствовала в этом незнакомце какую-то опасность, хотя он не мог мне ничего сделать. Не мог дотянуться до меня, но страх начал выказывать первые признаки. Не малую долю смятения внутри давал тот образ, который создавался благодаря капюшону, небрежно накинутому на голову.
  Ступив на асфальт, он сделал несколько шагов и остановился точно у закрытой калитки, ведущей к парадному входу. Незнакомец стал ближе ко мне. Я постаралась как могла разглядеть его, но света было слишком мало для этого. Тёмное длинное пальто скрывало обладателя почти до колен, открывая мутный вид на грубые ботинки. Руки в карманах. Голова чуть опущена вниз, и именно это и не давало доступ к чертам лица, которые могли бы хоть немного успокоить. Я пыталась не паниковать, но сам факт идущего по ночной дороге человека, который остановился точно у моего дома и теперь стоит, смотрит куда-то без отрыва, не двигаясь с места, не мог даровать спокойствия.
  В следующий миг незнакомец поднял подбородок. Лицо оказалось укрыто в тени капюшона. Насколько чёрными мне казались окна домов несколько минут назад, таким же тёмным и непроглядным виделось его лицо. Шея человека отвернула лицо от дома. Тело медленно, мелкими шажками, отошло к росшим кустам под забором. И тут человек нагнулся к земле и, вынув что-то из кармана, положил вниз. Затем он поднялся, огляделся по сторонам, быстро спрятал руки обратно в карманы и, не задерживаясь, стал отдаляться к тому повороту, из-за которого и появился. Не прошло и минуты, как он полностью исчез из очертаний улицы.
 
  Ещё долго я не могла отойти от окна. Почти до первых скупых солнечных лучей я то и дело возвращалась к стеклу, проверяя, не произошло ли ничего нового за эти несколько минут, что меня не было? Казалось, что незнакомец сейчас вернётся обратно и это подбросит хоть какие-то подсказки в происходящее, или появится кто-то другой? Ничего не происходило. И не произошло. Утром на дорогу начали выходить люди, заполняя улицу вознёй. Даже мне самой начало казаться, что я схожу с ума, если пытаюсь увидеть в каждом следующем прохожем тот кусочек пазла, который покажет ночную «мазайку» более ясно и понятно. Было около восьми часов утра, когда усталость всё же взяла надо мной верх, и я вернулась в кровать.
  Мать разбудила в обед.
  Никакие дела не могли отвлечь сегодня от ночных событий. Глаза то и дело косили в сторону окна. Приход учителя, который не был сегодня запланирован, но состоялся, потому что раздали новые задания к самостоятельной работе по биологии, не особо помог отвлечься, но зато его монотонная речь в один момент родила в голове мысль, которая ещё сильнее заставляла думать о произошедшем, снова и снова прокручивая в голове каждый миг: тот незнакомец не мог просто так подойти именно к моему дому. Он точно шёл сюда, проверяя правильность своего маршрута по вывеске на дому. А что, если именно он и является автором той записки, которую я нашла в учебнике? Прошло-то всего ничего с момента обнаружения находки. Куда идти, он не знал, поэтому в тот же день не пришёл, но, как разобрался с дорогой, показался. Что-то высматривал… убеждался: к тому ли дому пришёл? Затем подошёл к кустам, что-то достал из кармана… никто не подходил к тому месту, не останавливался там, не наклонялся. Значит, оно всё ещё там. Нечто, что этот "кто-то" оставил. Мне это нужно. Я должна выйти из дома. Сегодня. Больше я не выдержу этой неизвестности. Но как это сделать? Права на ошибку нет.
  Эти мысли продолжали атаковать меня до вечера. За ужином я всё пыталась найти в голове решение проблемы. Искоса смотрела на мать, гадая: причастна ли она к тому, что происходит? Может, это ей оставили посылку? Вдруг там те самые таблетки, которые она мне подсыпает? Тогда я тем более должна её заполучить. Но как?! Как это сделать!? Чёрт! Мне нужно это! Лёгкий ветерок из того же приоткрытого окна на кухне, что и вчера, обдал мои ноги лёгким дуновением с улицы…. Точно! Как я могла раньше этого не заметить?! Оставалось дождаться ночи. Мать ложится спать в одинадцать. К двенадцати-полпервому она засыпает окончательно. Рисковать нельзя. Начну в час.
 
 
  У себя в голове я уже точно связала свою мать с тем, что могло лежать за окном. И этот возможный факт подбивал на ещё большее желание заполучить неизвестную посылку.

  1:04.
  Выйти из комнаты — самое простое во всём плане. Медленно, продумывая каждый шаг, я спустилась вниз. Из открытой комнаты матери не доносилось никаких звуков. Выходит, она вправду заснула. Оказавшись на первом этаже, я двинулась на кухню. Окно было открыто всё так же. С усилиями, однако соблюдая все меры предосторожности, я подвинула оконную раму вверх. Та поднялась без особого труда. Перебросив наружу одну ногу, затем другую, я вылезла. Не думала, что это будет так просто.
  Я оказалась сзади дома. Преодолеть забор надо именно здесь. Окна комнаты Дебби не выходят сюда, а там, на стороне дороги, будет легче скрываться за досками. Оглядевшись, я заприметила небольшой ящик с землёй. Это оставили прошлые владельцы для рассады, думая, что моей матери это может пригодиться, но кто ж знал, что у Дебби даже кактусы подыхали, как мухи на морозе? Земля для рассады так и осталась не тронута, однако крышка ящика — это всё, что мне было нужно. Я встала на неё ногами, немного подтянулась и, приложив «атрофированные» физические усилия, начала пытаться перелезть забор. Рана на ладони этому не сильно помогала, но приходилось терпеть боль. На момент я потеряла равновесие, и это был тот самый желанный миг. Перевернувшись, я рухнула на землю прямо с другой стороны забора. Быть не может… у меня получилось! Отряхнувшись, я встала и быстро, не теряя ни минуты, пошла к заветному месту, пригибаясь и осматриваясь, будто вор.
  Вот та дорога. Те самые кусты. На подходе к ним за несколько шагов я остановилась и окончательно присела на корточки. Подниматься выше опасно. Придётся продолжать движение так. Впереди, в еле ощутимом свете фонаря, разглядела место с немного раскопанной землёй. Моя рука потянулась именно туда. Момент — пальцы нащупали какой-то пакет. Я подтащила его к себе. В плотной упаковке было что-то скрыто, совсем небольшое, размером чуть меньше ладони. Скотч мешал рассмотреть. Ощущалось целостно. Будто там лежал один единственный предмет. Задача выполнена. Пора обратно, пока мать не хватилась пропажи. Я обернулась и тут застыла в ужасе. За несколько домов от меня, в тени фонаря, стояла та самая фигура, на которую указывала мне Мэри. Была ли она в окружении теней или же мёртвых стволов елей из леса, которому не было видно конца за густым туманом, — оба варианта пугали. Но сейчас страх был безусловно сильнее. Казалось, ещё немного и я просто завоплю, но голос осекался внутри, а тело как парализованное замерло на месте, боясь шелохнуться. Фигура не была похожа на того незнакомца, оставившего пакет. Вид другой. Создавалось впечатление, что человек, стоявший под фонарём, смотрит на меня без отрыва. Момент, и он поднял руку, поманив меня к себе. Как и во сне, я не повелась на этот трюк. Ладони вспотели, лицо то горело, то утопало в холодном поту. Я не знала, что делать. Сердце твердило проверить: может, это Ворон? Но фигура была слишком низкая и массивная для высокого и подтянутого вокалиста. Это точно не блондин.
  Всё повторяется, как и было в том лесу: он понял, что я не подойду, и сам двинулся в мою сторону. Что было силы я сорвалась с места и побежала обратно за дом. Наверное, на адреналине запрыгнула на забор, подтянулась и упала за ним, ударившись спиной об угол ящика. Но времени разлёживаться не было. Я подбежала к дому, укрывшись под подоконником. Задний двор был весь у меня на виду. Минута… две… ничего. Это не реально… этого не может быть! Я схожу с ума! И тут сверху на заборе, куда пыталась дотянуться я вначале, показалась чья-то рука. Большая, грубая. От ужаса я прикрыла рот рукой, прижавшись к стене дома. Вылазить к окну было слишком рискованно. Так он меня точно заметит. Это место даёт хоть какое-то укрытие.
  Он пытался залезть. Его пальцы соскальзывали. Одна попытка, две… тупой стук о деревянную преграду с той стороны пронзил воздух. Ещё, ещё, и ещё… хватит! Проснись! Пусть это будет сон!!
  Я зажала уши руками. От такого грома мать может легко проснуться, и остаётся только гадать, что меня ждёт.
  Через несколько минут воцарилась тишина. На дворе никого. Всё прекратилось.
  Что это было? Неужели тот человек не смог перелезть через забор? Даже мне это оказалось под силу. Бред какой-то. Но времени на размышления не было. Нужно возвращаться. Но сначала — избавиться от лишнего, чтобы не тащить это в дом. Я начала разрывать упаковку на неизвестной посылке.
  Я ожидала всего, чего угодно, но только не этого… телефон. Это был телефон. Сенсорный, но старый. Экран небольшой. Рамки толстые. Я нажала на кнопку сбоку. Это должно было озарить экран, но тот так и остался чёрным. Может, он выключен? Я снова нажала на клавишу, в этот раз не так быстро убирая палец. Экран вспыхнул белым светом. Минута, и он загрузился. Не потребовалось ни пароля, ни графического ключа... ничего. Перед глазами открылось меню. Я залезла в журнал вызовов. Пусто. Набрала номер полиции. «Связь не возможна», — ответил мне женский голос заготовленной фразой, когда я нажала на «Вызов». Сообщения. Тоже пусто. «Создать новое сообщение» — не открывается. Что за чёрт? Почему ничего не работает? Настройки. Я переключила мобильный в беззвучный режим, сделала минимальную яркость на экране и, спрятав сотовый в карман, выбросила упаковку из-под посылки под дерево, зарыв её между корнями, и заторопилась в дом.
  На пути не было никаких преград. Я вернула раму в прежнее положение и на цыпочках пошла наверх. В комнате матери по-прежнему тихо. Сопение. Она спит.
  Закрыв за собой дверь, я перевела взгляд в сторону окна. Сердце не могло успокоиться, отдавая пульсацией в виски. Вдруг он стоит там? Тот, второй, кого показывала Мэри. Ждёт, пока я подойду к стеклу. Но с улицы окна кажутся тёмными, особенно наши. А если он под домом? Но проверить надо. Я не смогу сидеть тут, не зная, что там. Медленно я двинулась к стеклу. На улице, под домом, около кустов, фонарей… никого. Пусто. Но мне же не могло это просто привидеться! Не могло! Я видела его, видела те руки, которые пытались взобраться на забор… или не видела? Это был просто сон?
  Так. Тихо. Надо успокоиться. Взять себя в руки. Найти логичное объяснение. За эти сутки я спала от силы несколько часов. Почти ничего не ела. Не пила. За ужином пришлось съесть свою норму, да. Но я сразу же избавилась от неё. Однако, может что-то успело впитаться? За последнее время я часто нервничаю. Надумываю бог весть что. Надумала и сейчас. Приснилось, и на подсознании я перенесла это на тёмные, ночные улицы, которые есть лучший холст для страхов.
  Я сменила одежду, умылась, причесалась, перевязала ладонь, выкинув грязный бинт с пятнами крови под раковину за трубы, и легла в кровать. Взгляд постоянно оборачивался в сторону телефона, который лежал в углу, около подушки. Я боялась до него дотрагиваться. Кто? Зачем? Как? Что с ним делать? Должны быть подсказки… пересилив себя, я всё же взяла его в руки, начав рыться по всем иконкам. Такое чувство, что его только купили. В каком-нибудь маленьком магазинчике, где продают старые модели телефонов, не нашедших своих хозяев в то время, когда у них был расцвет. Корпус казался немного потёртым, будто его уже кто-то использовал до меня, но не долго. Он абсолютно чист. Фотографии, заметки, видео, аудио… пусто. Может, интернет поможет? «Передача данных», «Wi-fi»… ничего не поддаётся командам. Звонки не возможны. Смс писать нельзя. Какой тогда в этом смысл?
  Ну и чёрт с ним. Надо поспать. Отдохнуть. Перезагрузить мозг. Может, тогда я взгляну на него «по-новому»? Свежим взглядом, так сказать. Ведь в этом нет смысла. Зачем подкладывать телефон в такой секретности (ночь, кусты), в котором нет звонков, смс, интернета, картинок, записей? Вместе с ним в том пакете ничего не было. Хотя бы зарядки. Сейчас на нём 48%, но они же не вечны. Телефон старой модели, а значит — батарею держит плохо. Закончится заряд, и что? Полная бессмыслица. Я что-то упускаю.