Гримасы рыночной любви. Судный день

«Судный день»
На суд мы пошли вместе с Жорой.  Он упрямо считал нашу протеже невиновной и то, что наше присутствие ей хоть как-то поможет. Также сумел добиться от потерпевшего 60-летнего мужика, чтобы тот заявил на суде, что деньги ему Людмила вернула, хотя она этого делать и не собиралась. Короче, в считанные дни неутомимый босс сумел повернуть «колесо жизни» беспризорницы вспять.  Своё слово теперь должен был сказать суд. Слушая своё дело, Людмила сначала сидела спокойно, потом всё больше начала мрачнеть и немного всплакнула, так как её «светил» реальный трёхлетний срок. Мать её на суд, конечно же, не пришла. Сообщница Людмилы вела себя непринуждённо и даже слегка похихикивала. Она была несовершеннолетней и из более благополучной семьи, поэтому была уверена, что ей дадут условный срок. Познакомились девочки в школе, подружились, вместе стали и занятия пропускать. Если Людмила осилила всего лишь семь классов, то её подружка аж девять. Выяснилось, что Людмилу первый раз судили за кражу велосипеда, а второй раз – за кражу мобильного телефона. Дом их с матерью почему-то сгорел. Жила она по подружкам, питалась чем бог послал. С семи лет начала курить, могла и выпить, но, как заметила, умеренно.
По соседству с Людмилой жил Андрей Иванович, который годился ей в дедушки. Девочки почему-то решили сходить к нему в гости. По другой версии, сосед сам их пригласил. Девочки стали распивать у престарелого ловеласа спиртное, у которого в гостях был ещё его друг. Вскоре друг ушёл, а сосед, «перестаравшись», заснул. Девочки украли у него банковскую карточку и сняли с неё 768 грн. Деньги поделили, часть потратили и уехали в областной центр. Людмила там, вроде бы, устроилась на работу. Вскоре девочек разыскали. Отец подружки Людмилы отдал за неё половину украденной суммы – 400 грн. У Людмилы денег не было, но дать их за неё пообещал молодой прокурор(!), который присутствовал на судебных заседаниях. Всем было жалко несчастных преступниц.
И вот вынесен приговор: снова Людмила получила условный срок наказания, как, впрочем, и её сообщница. Мы с Жорой торжествовали. На другой день босс купил цветы и шампанское, которые я торжественно вручил судье – моложавой женщине. Теперь можно было плотнее заняться судьбой Людмилы. Для начала Жора решил рассчитаться с потерпевшим. Он послал меня к прокурору, который обещал дать 400 грн. И тут, к моему удивлению, возникла немая сцена наподобие гоголевской. Прокурор сказал, что он деньги Людмиле уже отдал, а потом уточнил, что он сейчас сам придёт в наш офис, чтобы всё выяснить. Озадаченный юрист прибежал в агентство почти следом за мной. Выяснилось, что наша «благодарная» «дочь полка» просто потратила деньги на себя перед заключительным заседанием. Она купила новый летний костюмчик жёлтого цвета, состоявшего из блузки и шорт, и напоминала в нём невинного желторотого птенчика, которого неизвестно за какие грехи решили упрятать за решётку.
Жора был взбешён. После ухода прокурора он швырнул паспорт Людмилы, который хранил у себя, ей в лицо.
– Убирайся вон! Иди куда хочешь! Я не хочу тебя знать! Твоя дальнейшая судьба меня не интересует!
Людмила даже не всплакнула. Её окаменело застывшее лицо ничего не выражало. Она не пыталась оправдываться и даже извиняться. Мне почему-то показалось, что она не чувствует никакого раскаяния. «Ну и потратила деньги! Ну и что? Зато какой красивый летний костюмчик! А потерпевшему она когда-нибудь деньги отдаст. Пусть потерпит. На то он и потерпевший…»
P.S. Думаю, что нельзя помочь человеку, если он сам этого не хочет. А Людмила всё же «села», правда, уже в колонию для взрослых. Сможет ли она измениться в лучшую сторону? Не знаю. Сумеет ли она стать хорошей матерью и объяснить своему ребёнку, как правильно жить? По совести, без лжи, фальши и обмана? Вопросы без ответа, потому что само общество больно и живёт по понятиям. Воровским понятиям, когда богатые откупаются, а бедных давят со всей силой «правосудия»…
Виноваты общество, пассивное государство, что его малолетние члены социально не защищены и вынуждены нарушать законы, чтобы выжить, уцелеть, выкарабкаться на поверхность из грязи. Легче всего «упечь», «укатать», «засудить» человека, спрятать его за решётку. Тюремное заключение часто не лечит, а калечит души. Труднее его исправить, перевоспитать, дать ему шанс для возрождения, воскресения, обновления. И первым измениться и обновиться должно само общество.