Трубадур, опера Верди Великая музыка непобедима!

"Трубадур", опера Верди: Великая музыка непобедима!
7 марта 2020 года, Баварская государственная опера, Мюнхен (Германия)
Что по прошествии двух дней мне вспоминается больше всего о мюнхенском "Трубадуре", где Владислав Сулимский пел графа ди Луна? Собственно, я и приехала, чтобы услышать и увидеть его дебют на прославленной сцене самого старого и самого большого театра Германии.
Впечатления четко разделились на оперно-вокально-музыкальные и режиссерско-сценические. Первые преобладают, и чем больше времени проходит, тем они становятся ярче, а вторые блекнут и испаряются из памяти.
Главное, что запомнилось - это прекрасный состав солистов высочайшего класса, превосходно исполнивших главные хиты оперы - практически все песни, романсы, каватины, арии, кабалетты, дуэты, ансамбли и хоры. А это уже гарантирует успех оперы Верди! "Наймите четырех лучших в мире певцов и остальное уже не важно, когда вы даете на сцене "Трубадура". Так считал великий Карузо. Эти слова повторил в своей публикации в соцсетях Артур Райнлд (Arthur Reinld) и посетовал, что никак не может подружиться с постановкой, но восхищается всеми певцами, даже на второстепенных ролях. А солистов назвал исполнителями мирового уровня.
Мне особенно запала в душу большая ария графа ди Луна "Взор ее приветный, ясный" в исполнении Владислава Сулимского и последующий развернутый ансамбль с хором в финале второго акта! Просто мороз по коже, так прекрасно, лирично, драматично и воинственно это звучало! Не менее впечатляющим был и дуэт Леоноры (Аня Хартерос) и графа ди Луна (Владислав Сулимский) "Спасен! Свободен он!" в конце первой картины четвертого акта. Я впервые заметила, что в основе этого фрагмента лежит вальсовая мелодия, под которую герои в объяснении почти танцуют! И, конечно, заворожила блестящая и самая знаменитая кабалетта Манрико (Риккардо Масси, Riccardo Massi) "Нет, не удастся дерзким злодеям" в конце второй картины третьего акта! Повезло в этом спектакле и с Азученой (Акка фон дер Дамерау, Akka von der Damerau). Ее песни, особенно в третьем действии, брали за душу. Словом, в оперно-вокально-музыкальном исполнении спектакля Верди безоговорочно торжествовал, радуя слушателей роскошью мелодий и голосов! К счастью, режиссер, словно выхватил основные музыкальные номера из общего буйства своей сценической фантазии, отличающего его трактовку трагической истории, произошедшей немало веков назад, и дал певцам возможность исполнить свои знаменитые арии и дуэты (кроме Азучены) в некоем нейтральном черно-белом пространстве, незамутненном фантасмагорическими образами и видениями. Он бережно подошел к артистам и зрителям, и позволил им спеть и услышать истинного Верди! И огромное ему за это спасибо! Финал оперы, несмотря на все прочие усилия режиссера, получился душераздирающим! Образно говоря, как ни разрушал режиссер (Оливье Пи, Olivier Py) трагедию, Верди одолеть ему не удалось. Его неубиваемая оперная сущность пробилась и сквозь этот асфальт!
Теперь о впечатлениях от постановки. Жизнь мне всегда подбрасывает удивительные наблюдения, которые позволяют определить словами свои ощущения и чувства от увиденного на сцене. Незадолго до спектакля в кафе торгового центра я заказала стакан разливного баварского пива под названием "Municher hell", что я перевела как "мюнхенский ад". Именно этим выражением я и могу обозначить свое восприятие режиссерского воплощения "Трубадура" в Баварской государственной опере.
Всю сцену занимает нечто, напоминающее преисподнюю - вращающаяся черная многоэтажная ажурная конструкция с кирпичной кладкой, лестницами, переходами, лабиринтами, балконами, крышами, глухими окнами, вертящимися колесами. Ну, не иначе седьмой круг ада Данте! Внутри нее иногда появляется то лесное пожарище с торчащими обгоревшими и еще горящими стволами деревьев (шестой круг?), то паровоз, то объятый пламенем огромный крест, то больничные палаты, похожие на пыточные камеры или изоляторы психушки. Повсюду бродит дряхлая старуха с распущенными седыми волосами, появляясь к месту и не к месту, то почти голая, то прикрытая черным хитоном (сожженная на костре мать Азучены, за которую она мечтает отомстить). Временами пробегает, словно за ней гонятся демоны, молодая Азучена, потрясая двумя окровавленными младенцами. Порой она появляется в некой обители порока, словно в Содоме и Гоморре, где предается искусству обольщения, в частности, графа ди Луна, танцует стриптиз, но вместо обычного шеста, у нее есть целый паровоз. По нему же стучат молотками в знаменитом хоре-марше со звонкими ударами молота о наковальню. Молодая Азучена иногда разгуливает в чем мать родила по верхним галереям под ручку с очередным господином.
Символом содомского порока является и постоянно присутствующая кукла секс-мальчика. Ее то обнимает кто-то из хора, то он, словно марионетка, дергается в сексуальных усилиях, то одиноко сидит на стуле, будто зритель в зрительном зале, то, подобно висельнику, болтается в петле. В добавок ко всем, когда конструкция оживает в начале действия, и на ней начинают вращаться многочисленные колеса, в зал со сцены разносится неприятных химический запах, от которого начинает чесаться в носу и першить в горле. Ну, чем не обитель дьявола? Чем не адские жернова, которые перемалывают грешников? При это в конструкции есть что-то вроде сцены и зрительного зала с партером, ярусами и балконами, на которых есть немало публики. Что они смотрят? Мистерию жизни? Мучения грешников? Или это олицетворяет часто цитируемое высказывание, приписываемое Шекспиру, что весь мир театр, а люди в нем актеры? Хотя у меня сложилось впечатление, что в спектакле воплощена эта мысль, переделанная в стиле черного юмора: весь мир - бордель, а все люди в нем бл…, ах да, граждане с пониженной социальной ответственностью!
Режиссер, словно показывает нам грешников и все возможные пороки, которыми наделены чада господни. Здесь и инцест, кровосмесительство, нередкий грех Средневековья и более позднего времени. По воле режиссера, Азучена имеет сексуальные притязания к своему сыну Манрико, пусть и приемному (ведь своего настоящего она, случайно перепутав, бросила в костер!). Именно раскрывающийся занавес сцены в конструкции являет нам разные потаённые уголки жизни или порочного воображения героев (поди разберись!) в небольших пространствах-комнатках. Именно там Азучена пристраивается на кровать к лежащему на ней лицом к зрителю Манрико с совершенно понятными любовными намерениями, начитает его вкрадчиво обнимать, продвигаясь все ближе к заветной цели. При этом поет, что была ему всегда хорошей матерью, выхаживала после дуэли, отыскивала раненого на поле боя. А Манрико напряженно отстраняется, всем видом показывая, как ему все это не нравится! Вот она, жертва сексуального насилия, которому, как часто пишут психологи, подвергались в детстве и юности будущие маньяки, насильники и извращенцы! Но Манрико уже, как минимум лет 18-19! Мог бы и возразить! И он возражает, заявляя, что ему срочно надо скакать к Леоноре, а то она пострижется в монахини, думая, что он погиб. А мать его не пускает, пытается привязать кровавой пуповиной, словно младенца. Эта пуповина присутствует во многих сценах, как красная свитка, в гоголевских ужастиках. Азучена явно по-женски ревнует сына к молодой любимой им девушке. И этим не ограничивается. Она тоже спешит в монастырь, желая посмотреть на соперницу и увидеть своими глазами происходящее. Что ж, образ и модель поведения не нова, видела я таких мамаш. Жалкое и неприятное зрелище! Но Азучена не мать Манрико, она жаждет мести, готова отомстить проклятым ди Луна даже ценой жизни сына.
Графу ди Луна грехов от режиссера досталось меньше всего. Он искренне влюблен в Леонору, ищет ее внимания, благосклонности, сходит по ней с ума, подсматривает, подслушивает, пытается силой заставить выйти за него замуж. Грех вожделения, как и у прочих? По средневековым меркам, нет, норма мужского поведения. По современным, куда, по всем признакам, режиссер переносит действие, совсем не норма. Но он жесток с соперником, его обуревает гордыня и нетерпимость, потому он узнает, что Манрико - его украденный цыганкой брат, только когда убивает его рукой своего подручного. Месть свершилась! Грех содеян? Не убий? Не прелюбодействуй, не соблазняй ближнего? Эти грешники у Данте томятся в седьмом и восьмом кругах ада?
Из всех персонажей лишь Леонора и Манрико кажутся лишенными явных пороков. Но Манрико гневлив, себялюбив и полон гордыни. А это все смертные грехи!
Леонору для ясности режиссер сделал слепой, эдакая вердиевская Иоланта! Хотя по либретто ясно, что она должна все видеть. Ей неоднократно Манрико говорить: "Ты видишь...?", "Посмотри мне в глаза!" Но зачем-то режиссеру это нужно. Словно он задается вопросом: "Ну, какие грехи могут быть у незрячей молодой девушки?" Но нет!, словно отвечает он сам себе. И ею владеет демон похоти! В костюме для садо-мазо развлечений, в кожаной маске-противогазе с рогами. Он прячется под кроватью, вылезает, выпускаемый голой седой старухой, недвусмысленно поглаживает Леонору пока она поет, как встретила Трубадура и влюбилась в него. И убить (буквально, мечом) эту рогатую тварь удается только Манрико, когда решает жениться на Леоноре, но не успевает и убегает спасать свою мать. Так он и мечется, словно неоперившийся подросток, между мамой и возлюбленной. Они для него тоже, видимо, конкурирующие объекты сексуального интереса.
Порой кажется, что происходящее на сцене никак не связано с сюжетом, но потом становится ясно, что режиссер ведет повествование не от одного, а минимум от двух лиц: от автора, раскрывающего общий сюжет происходящего, и от Азучены, чьи воспоминания и поступки становятся движущей силой трагедии. Это в ее воспоминаниях рождается образ неприкаянно блуждающей неотмщённой матери в виде страшной седой голой старухи. В ее сознании появляются искаженные картины прошлого: пожар-костер, в котором сгорела мать, стриптиз с паровозом, развеселая жизнь с множеством мужчин, сцена сексуальной близости , два обожжённых обнаженных младенца, рождение сына, причем роды принимают два врача в белых халатах, огромные новорожденные, корчащиеся словно эмбрионы, по углам больничной палаты. Словом, все это плоды больного воображения Азучены, отравленного страшными воспоминаниями и неуемной жаждой мести. Никакого тебе "Возлюби ближнего своего"!
Символы садо-мазо увлечений показываются на сцене на фоне слепяще ярких неоновых огней, от которых болят глаза. В постановке почему явно злоупотребляют лампами дневного света, освещая ими многоэтажные конструкции и выделяя подобие экрана, на фоне которого состязаются два демона-развратника в костюмах из кожаных ремешков и в масках-противогазах. Откуда такая идея с подсветкой? Оказывается, она лежит на поверхности: такое есть даже в ночном оформлении магазина "Weekday" ("Будний день") около моей гостиницы. Когда я возвращалась из театра, весь интерьер был подсвечен так, словно я увидела дубль декораций к "Трубадуру".
Да, именно будничность и порочность. Вот слова, которые точно характеризуют дешифруемый замысел постановки, созданной в постмодернистских традициях десакрализации, разрушения и переворачивания прежних смыслов произведений искусства, в том числе и опер. Но, и то, и другое не свойственно романтическим сюжетам. А опера и либретто "Трубадура", а также пьеса испанского драматурга А.Г.Гутьерреса, на которой оно основано, - это произведения романтические. Там не бывает обыденных ситуаций - сплошь трагические или героические. Иногда очень запутанные. Цыгане крадут ребенка в богатой знатной семье, а потом его находят при самых необычных обстоятельствах - общее место таких историй (вспомните "Собор Парижской богоматери" хотя бы). Сегодня не толерантная идея? надо не показывать, что они цыгане? Может цыгане и конокрадами не были?
Преследуемые и разлучаемые возлюбленные - из той же серии: в этой жизни счастье невозможно, только после смерти. Почти все романтические сюжеты заканчиваются смертью героев. Порок и зло всегда бывают наказаны, прямо или косвенно. Другими были и представления у людей романтической эпохи (эпоха невинности?) о чести, о свободе, о любви, о праве на жизнь и смерть. Счастье - желанная, но не достижимая и не главная цель в жизни. Гедонизм и прагматизм еще не отвоевали себе позиций. Умереть за идею, за веру, за родину, за честь, за любовь, чтобы не предать, не нарушить слово - вот идеал романтизма.
И казалось бы, классические произведения оперного жанра - прекрасная возможность рассказать современникам, что не всегда люди жили так, как сейчас, раньше у них были другие взгляды, другие законы и обычаи, другие желания и возможности, другие мотивы поведения и оценки поступков. Чем плохо знать прошлое, чтобы ценить и понимать настоящее? Но с некоторых пор режиссеры с упорством стали искать параллели романтических историй прошлого с прагматичным настоящим, пытаться объяснить поступки героев Средних веков и Нового времени современными мотивами и аргументами. А это невыполнимая задача без театра абсурда и фантасмагорий. Но это и не ново, хотя и странно для Европы. В одной из статей академик Лихачев писал, что средневековые романтические повести, вроде "Песни о Розе" , "Тристана и Изольды", "Песни о нибелунгах", попадали в Россию в XVIII веке в лишенном романтических черт адаптированном виде через Балканы в версии бытовой сказки (классический пример такой сказки, "Колобок" или "Курочка ряба"). Это даже не веризм, это просто будни, серые и безрадостные.
Вот и режиссеры часто сегодня делают то же самое. По крайней мере в постановке Оливье Пи это хорошо видно, причем для "раскрашивания" серости туда добавлено всякой чертовщинки и" клубнички". Вот и получаются страдающие от неудовлетворенности молодые слепые девушки из благородных семей (Леонора), загнанный мамой в угол эротическими домогательствами неуверенный в себе сын и жених Манрико, сексуально озабоченная приемная мать Азучена с неуемными притязаниями и жаждой мести, и скорый на расправу и потерявший разум от ревности граф ди Луна (самый логичный образ в этой постановке). И выстраивается логика их отношений: Азучена хочет отомстить графу ди Луна за убитую мать и своего сожженного ею же по ошибке сына. Она воспитала чужого как своего, имеет на него чисто женские виды, поэтому ревнует к Леоноре. Леонора слепа и плохо ориентируется в этой неразберихе, иначе давно бы выбрала богатого и уверенного в себе графа, который точно знает, что любит ее и желает иметь в женах, несмотря ни на что. Украденный у графа ребенком брат Манрико, считает Азучену матерью, его угнетают ее домогательства к нему как к мужчине, он любит другую, но в силу сложившихся отношений, мечется между одной и другой. Такое "приземление" мотивов поведения героев, сведЕние их к желанию потакать только своим низменным инстинктам, даже в благородном обществе, лишает историю трагичности и приближает к фарсу. Все, что герои оперы ни делают, все бытовуха. А какая трагедия, вызывающая катарсис, возвышающая и делающая зрителя лучше, может быть в этой серости или чернухе? Да никакой! Получается такое сознательное абортирование чувств и героев, и зрителей.
Кто действующие лица оперы, откуда они, что любят, какова их история - в этом случае совершенно не ясно. Какими одетыми в камуфляж вооруженными автоматами людьми руководит граф ди Луна? Кто такой Манрико, чем занимается, с кем сражается, за что? Не ясно. Откуда взялась Леонора, кто она? Где ее семья? А Азучена - мамка в борделе, бывшая проститутка или стриптизерша? Любительница красивой жизни? Ничего не понятно! Таких героев нельзя полюбить, им невозможно сочувствовать, при их гибели не получается ощутить трагедию потери! Не возникает катарсис от происходящего на сцене. В итоге трагедия разрушена. Смерть - лишь статистический факт.
А ведь каждое из четырех действий оперы имеет программное название: первое - "Дуэль", второе - "Цыганка", третье - "Сын цыганки", четвертое - "Казнь". Зачем же это игнорировать?
Но все спасают музыка Верди и ее исполнители! Ее не убить даже смертельной режиссурой. Она вдыхает жизнь в мертвые образы, она вызывает восхищение публики, несмотря на недружественное сценическое решение, она связывает воедино нелогичные отношения между героями. И торжествует! Как в "Трубадуре" в Баварской государственной опере. И зал после спектакля неистовствует в овации, снова и снова вызывая артистов на поклоны! И каждый уносит в сердце частицу тепла, которым певцы наделили своих героев. И еще долго слышит в сознании их прекрасные голоса!
Великая музыка непобедима!


Рецензии