Платеро и я. Персики
- И сильно устааав, я об этооом егооо попросииил...
Я отпускаю вожжи, осёл пощипывает чахлую сухую траву переулка, немного недовольный лёгким грузом персиков. Время от времени пацаненок, будто возвращаясь в одну и ту же точку, словно на путь истинный, беспричинно останавливается, разводя и вновь вжимая в пыль свои землистые натруженные ноги, будто бы с немалым усилием пытаясь их зафиксировать, и, отведя руку, нарочито суровым, мрачным голосом, голосом, в котором все равно слышится ребёнок, сурово поет:
- Пеееерсики!
Позже, будто бы продажа принесёт лишь гроши, как говорит падре Диас, он вновь возвращается к тихому льстивому пению:
- Я тэбяя не проклэеенааю, и нээ буду проклэенаать...
И неосознанно дубасит палкой камни...
Пахнет тёплым снегом и жженой сосной. Послеполуденный бриз легонько волнует улочку. Внезапно звучит большой колокол, завершающий третий час, с аккомпаниментом маленького колокольчика. После перезвон, глашатай праздника, утопит своей лавиной гул рожков и колокольчиков экипажей со станции, что разделяют людей в них и заснувшую тишину. И воздух влечёт за собой над крышами эфемерное море в своей пахучей, живой и сияющей россыпи, море также без ничего снаружи, скучное своими одинаковыми волнами к своему одинокому блеску.
Шкет подходит к своей точке, своему возбуждению и своему крику:
- Пеееерсики!
Платеро не хочет идти; смотрит и смотрит на мальчика и, косясь, натыкается на его осла. И оба серых начинают непонятно какие двойные движения головами, напоминающие в какой-то момент подобные у белых медведей.
- Хорошо, Платеро. Я говорю мальчику, чтобы он дал мне своего осла и ты пойдёшь с ним и будешь таким же продавцом персиков. Иа!
Свидетельство о публикации №220030900294