Сны Золотого Века. Глава двадцать вторая

         

                Мы  с  Элен  приезжаем  в  Мачгонджи  и  прощаемся  с  Чжо  Лином

                ***    

          Было  прохладно:  северный   ветер  гнал  сухие  листья  к  Амуру.  Вереница  транспортных  платформ  медленно  пересекала  небеса  на  стометровой  высоте  прямо  над  нами:   штабеля   ящиков,  принайтовленных  к  палубам  транспортов  светящимися   целларовыми   тросами ,  были  прикрыты  от дождя  прозрачным  тентом.  Сгустились  сумерки:  в  синеватом  небе цепочка  габаритных  огней  платформ  напоминала  гигантскую  сороконожку,  невесть  откуда  забредшую  сюда  в  поисках  пищи:  она    сонно-безразлично  принюхивалась  к  нам,  чуть наклонив  голову  с  короткими  рожками…            

                ***
               
                …Используя краткосочный отпуск,  любезно  предоставленный  Советом    экипажу  «Паллады»,    мы  с  Элен  преисполнились  решимости  провести  последние   дни  на  Земле  в  тишине  и  покое;  суета  Себастополиса  не  способствовала умиротворению,   а  здесь,  в  моем  родном  сеттльменте,  каждый  камень  городских  улиц  помнил  меня:   я  чувствовал,  что  было  бы  нехорошо  не  попрощаться  с  местами,  где  я  вырос…  Путь  на  восток  занял  шесть  часов:  оставив  кар  на    стоянке  возле   городской  ратуши,  мы  прошли  через  парк  и  спустились  к  набережной,  как  раз  в  том  месте,  где    задолго  до  начала  Темных  Веков*   был поставлен  бронзовый  памятник  маленькому  вельможе,  благоволением  которого  в  восемнадцатом  столетии    Амур  был  открыт  для  России …               
                От  щербатых  плит  мостовой  веяло  запустением:    безлюдные  дома,   трехэтажной  шеренгой  выстроившиеся  вдоль  набережной,  бесстрастно  смотрели  на  нас  пустыми  глазницами   окон.  Кое-где, правда,   в  крашеных   рамах, испещренных мелкой  сеткой  трещин,  сохранились  стекла: они   горели  жарким  пламенем,  отражая  солнце,  клонившееся  к  закату.  Вершины  маньчжоусских  лиственниц  за  рекой   еще  светились  золотой  каймой     в  его лучах,  но  здесь,  на  левом  берегу,  сумерки  уже   вступали  в  свои  права:  воздух,  напоенный  крепким  запахом  безлюдной   сырости  ивовых  ветвей,  казалось,  слегка  мерцал    и   ландшафт казался  каким-то  маленьким,  совсем  другим,  не  таким,  как  в  детстве: так  бывает  всегда  поначалу,  когда   приезжаешь  в  родные  места  после  долгой  отлучки…  Накинув  на  плечи  Элен  свою  куртку,  я  осторожно  привлек  ее  к  себе.  …Набережная  была  безлюдна,  если,  конечно,  не считать  человекоединицей    рыжую  собачонку  с  забавной  тупой  мордочкой, величественно   восседавшую  на  разрушенном  парапете  и   свесившую  голову  набок  в  вопросительном  полупоклоне:  она  рассматривала  нас  с  снисходительным  любопытством,  прикидывая  про  себя,  можно  ли  что-нибудь  выклянчить  у  безобидной  на  вид  парочки,  шляющейся  по  ее  законной  территории.  Элен ,  порывшись  в  карманах,  с  сожалениием  цокнула  языком:  последний  бутерброд   мы  прикончили  с  час  назад,  а  ближайший  магазин   находился  по  меньшей  мере    милях  в  двух  от  нас,  вверх  по  течению.
 
                ***
                Темнота  становилась  все  более  плотной.  Пора  было  пускаться  в  обратный  путь.  Глянув  на  часы,  я  вдруг  вспомнил,  что  забыл  попрощаться  со  своим  наставником.  Чертыхнувшись  вполголоса  и  вспомнив  попутно  всех  святых,  я  открыл  рот,    собираясь  сообщить  Элен   приятную  новость..    Почувствовав  спиной  движение,  она  обернулась  ко  мне  и  улыбнулась: в  полусумраке  синие  глаза  светились  прозрачным  и  бездонным  покоем.               
                --  Ты,  кажется,  забыл  что-то  сделать?               
                Она    подвинулась  ко  мне  и  положила  голову  на  грудь.  Искреннее  огорчение,  прозвучавшее  в  голосе,  заставило  меня  осторожно прикоснуться  губами  к  волосам.  Я  вздохнул  и  положил  руки  на  талию  Элен:               
                -- Да,   маленькая.  Мы летим  к  Чжо  Лину.  Я  тебе  о  нем  рассказывал.               
                …  Элен  отстранилась  и  задорно  тряхнула  волосами.               
                --  Авантюрист! – она  восхищенно  щелкнула  пальцами, --   
                Зиновий  же  с  ума  сойдет,  если  мы  сегодня  не  вернемся.  И  потом,  неужели  Чжо  Лин  еще  помнит  тебя?  Ведь  ты  говорил,  сколько  ему?  Восемьдесят  девять?  А  жив  он  еще?
                Я  нахмурился.  Мысли  Элен  были  вполне  здравыми. Теперь  я  клял  себя  за  то,  что  не  навестил  учителя  раньше:               
                --  Надо  же  быть  такой  свиньей!               
                --  Ты  о  чем?               
                Элен  встревожилась.               
                --  Ни  о  чем!  Пошли!               
                Я  подхватил  Элен  и  потащил  ее  к  ратуше.
               
                ***

                Когда  мы  уже  были  в  нескольких  шагах  от   стоянки,  окаймленной  старыми  вязами,  небо  справа  от  нас  прорезала  молния.   Сполох  осветил  десяток  допотопных   машин,   сиротливо   стоящих   на   площади:   наш   кар,  сверкающий   новеньким  бирюзовым  лаком,  был  похож  на  большого  блестящего  жука,  неизвестно   как   затесавшегося  в   компанию   исхудавших  от  хронического  недоедания  мух.  Последовала  еще  одна  беззвучная  вспышка,  потом  еще.  Запоздалый  удар  грома  расколол  небо:  запахло  озоном  и  мы  поспешили  забраться  в  салон:  первые  крупные  капли  дождя  уже  упали  на  изъеденную  временем  мостовую.  Сильный  порыв  ветра  заставил  жалобно  застонать  рельефный  флюгер,   изображающий нагую  женщину  с  волосами,  летящими  сейчас  на  юг. Флюгер  был    массивным,  из  позеленевшей  от  времени  меди:  мальчишками,  я  помню,  мы  на  спор  целились  в  него  из  рогатки  в  надежде  выиграть  стаканчик  шоколадного  пломбира,  продававшегося  в  лавке  Ивана  Ли.  У  Ивана,  седоватого   голубоглазого  фермера  лет  пятидесяти  была    бородка  клинышком,  всегда  заставлявшая  меня  вспоминать  древних  мандаринов,  виденных   на  картинках  в  каком-то  из  старых  журналов..   Иван  с   женой,  русской  женщиной  по  имени  Марина,   держали  стадо  коров  найченской  породы,  неприхотливых  в  пище,  коротконогих  и  лохматых,  как  маленькие  тибетские  яки. Старик  Чжо,  пасший  их,   в  конце  дня  вечно  недосчитывался  нескольких  шустрых  телок,  имевших  обыкновение  протискиваться  через  пролом  в  ограде  и    лакомиться  сочной  травой  в  полях,     лежащих  к  югу  от  Манчгонджи..  Он  тогда  жил  на  одной  из   окраин  сеттльмента:    желание     уединения  еще  не  выросло  в  настоятельную  потребность  уйти  от  мира  окончательно…    Пятнадцать  лет   назад   Чжо,  несмотря  на  почтенный   возраст,  выглядел  весьма   живым и  крепким  стариком:  возраст  выдавали только  предательские  складки  на  шее,  да,  пожалуй,  еще   мелкая  сетка  морщинок  в  уголках    булатного  цвета  глаз…. В  моменты  «боевого»  экстаза,  когда  он  демонстрировал    отточенные  приемы  древнего  искусства  ушу,  зрачки  его  расширялись  и  превращались  в  два  бездонных  омута,  в  которых  можно  было  различить  искры  потустороннего  пламени,  трудноописуемого  словами. Это  завораживало  и  пугало  одновременно,  заставляя полностью  забывать  о  существовании  окружающего   мира:   Чжо  Лин  двигался  в  такие  моменты  с  непостижимой,  сверхъестественной  грацией,  более  всего  напоминавшей   движения  дикой  кошки,  опасной  и  непредсказуемой  в  своей   природной  гибкости:  они      ввергали  вас  в  состояние  настороженной  готовности  и  заставляли  забыть  о  собственном  теле:  никаких  лишних  мыслей  и  опасений,  свойственных  обычному  состоянию  сознания. В стремительном скольжении  вытянутых   пальцев  и  стоп  Чжо  Лина  чувствовалась  почти  физически  ощутимая  энергия,  которую  можно  было  схватить  и  потянуть  на  себя,  как  упругий  резиновый  канат!  Много  позже,  во  время  занятий  в  гравитационном  комплексе  я  вспомнил  и  -- реализовал  эти  ощущения,    наслаждаясь  ими  в  парном  танце  с  Элен… 

                *** 

                Теперь,  спустя  двенадцать  лет  с  того  времени,  когда  я  в   последний  раз  видел  Ивана,  многое  переменилось  в  сеттльменте:  городок  умирал  медленно,  но  верно. Встретившийся  нам  возле  ратуши  мой  школьный  учитель  математики  Василий  Романович,  обрадовался  и,  не  отпуская,  долго  держал  мою  руку  в  ладонях:  близорукие   темно-карие  глаза  с  любопытством    поглядывали   на   слегка  зардевшуюся  Элен.               
                --  Николай,  друг  мой!               
                …Я   уже  успел  позабыть  его  высокопарную  манеру  выражаться: он   был  взволнован  встречей.               
                Отпустив  мою  руку,    рассеянно  похлопал  по  карманам  в  поисках    очков.    Посетовав  на  то, что  подрастающая  молодежь  перебирается  в  мегалоид Сучжоу,  он  тут  же  осведомился:               
                -- А  какими  судьбами?  Надолго  сюда?               
                --  Я  объяснил,  что  мы  прилетели  попрощаться  с  родными  местами   перед дальним  путешествием. Василий  Романович  ошеломленно  молчал.  Потом  как-то  враз  посерьезнев,  спросил:               
                --  Если  не  секрет,  куда?               
                Я  смешался  и  вопросительно  смотрел  на  Элен.  Та  невинно  хлопнула  ресницами,  накручивая  на  палец  правой  руки  прядку,  выбившуюся  из-под  лианга... 

                ***

                Я стоял  позади  Элен,  сидевшей  в  водительском  кресле. 
  На  карте  высветилась  зеленая   черта,  пролегавшая  от  Манчгонджи  к  устью  ручья  Туйкен.  Гроза  осталась  позади:  фронт  быстро  двигался  по  направ-лению  к  юго-западу:  небо  на  мониторе  заднего  вида  озарялось непрерывными  сполохами .  Нам  с  Элен  пришлось  пережить  несколько  неприятных  мгновений,  когда  мощные  разряды,  как  мне  казалось,  раскалывали  пространство   внутри  кара: при  взлете  тяжелую  машину  несколько  раз, как  перышко,  отбрасывало  в  сторону  ураганным ветром.  За  восемь    с  половиной  лет  учебы  я  уже  успел  позабыть,  на  какую  ярость  способна  порой  местная  стихия . Ливень  кончился  и  камера  ночного  видения  выхватывала  полосу  блестящей  травы,  несшуюся  под  нами  со  скоростью  ста   сорока   миль    в  час. В  здешних  ненаселенных  небесах  можно  было  не  бояться  столкновения  и  мы  наслаждались  свободным  полетом  на  высоте  ста  пятидесяти  метров:  только  далеко  на  северо-западе  были  видны   габаритные  огни  нескольких  платформ,  управляемых,  по  всей  вероятности,  с  одного  из  маньчжоусских   диспетчерских  пунктов.  Камера  то  и  дело  выхватывала  из  однообразной  зеленой  массы  участки  древней  дороги,  петлявшей  среди  невысоких  холмов.  Аттанга **  мерцала  золотистыми   вспышками  при  столкновениях  кара  с  насекомыми ;  пустынное   ночное  пространство  перед  нами  вызывало  у  меня  ассоциации  с   безграничным  Космосом,  в  который  нам  вскоре  предстояло  окунуться.  Кто  знает,  вернемся  ли  мы  на  Землю?
                Элен,  как  будто  уловив  мои  мысли,  обернулась.  Печаль   выплеснулась  из  синих  глаз  водоворотом:               
                --  Ник,  скоро?

                ***


                …Она  спросила  это, только чтобы  разрядить  напряжение: курсор  на  карте  висел   в  паре  минут  лета  от  жилища   старика.     Положив  ладонь  на  запястье  Элен, я кивнул.  Пора  было  снижаться. Рука,  лежащая  на  штурвале,  легонько  вздрогнула  и напряглась.               
                – Давай,  -- я  прикоснулся  губами  к  макушке  .  Она  молча  кивнула  и  резко  снизила  скорость,  переведя  кар  на  ручное  управление. Машина  останавливалась:   в   ярком  лунном  свете    жилище   Чжо  Лина  почти  не  выделялось  на  фоне  тальниковых  зарослей:  только  крыша,  собранная  из  просвечивающих черными завитками на зеленоватом фоне адонитовых     плит,  снятых  когда-то  с  какого-то   из заброшенных городских зданий,   блестела  множеством  невысохших  капель  воды  на  гладко отполированной  поверхности :   дождь,  по  всей  видимости,  прошел    здесь  совсем  недавно.  Теперь  он  двигался  на  юг,  по  направлению  к  Маньчжоу-Лэ…
                Свежий  ночной  воздух  был  гораздо  холоднее,  чем  в  Манчгонджи:  хотя    меня  трясло  скорее  от  волнения:  в  окне  хижины  Чжо  я  заметил  слабый  отблеск света  от  газовой  лампы,  видимо,  прикрученной  в  целях  экономии  топлива.  Пронзительный  хор  лягушек  доносился  откуда-то  справа  от  нас;  бултыхание  воды  в  ручье  перемежалось криками  какой-то  ночной  птицы:  я  с  удивлением  отметил,  что  совершенно  не  помню  ее  названия.  Это  я-то,  который  мальчишкой  облазил  прибрежные  заросли  вдоль  и  поперек  и  знал  тут  всех  речных   обитателей…      Элен  на секунду  задержалась  на  ступеньке,  зябко  поеживаясь.  Дверь  хижины  открылась  и  в  тусклом  свете  обрисовалась  фигура  Чжо.               
                --  Ник,  мальчик  мой,  ну  что  же  вы  там  стоите? Проходи  и  пригласи    девочку,  она  стесняется,  --   голос  старика  был  на  удивление  зычным  и  таким  полным,  что  я  на  мгновение  усомнился:  не  сплю  ли я?   Фантасмагоричность  происходящего,  по-видимому,  очаровала  и   Элен тоже:  она  глубоко  вздохнула,    послушно  спустилась  по  прорезиненной  лесенке  и  пробралась  ко  мне,  стараясь  не  коснуться  высоких  мокрых   стеблей,   окаймлявших  тропинку.  Чжо,  посмеиваясь,  наслаждался  нашей  растерянностью. Он   упругой  походкой  и,  как  мне  показалось,  мгновенно  приблизился  к  нам:  сухощавая  фигура  старика  двигалась   стремительно:  казалось,  что  ему  приходится  сдерживать  размашистые  движения,  чтобы  соблюдать  приличия,  необходимые  при  встрече  гостей.
                --  Ну    что,  мой   друг?  Ты  наивно  полагал,  что  дедушка  Чжо  загибается  здесь  в  одиночестве,  ожидая  прихода   неподкупной  подружки?               
                …  Он  вполголоса  прочистил горло   и  промурлыкал  начало  детской  песенки,  которой  когда-то  научил  меня:               
                --  Милый  мальчик,  что  с  тобой?               
                --  Посмотри-ка – за  рекой               
                --  Бродят  синие  огни               
                --  Говорят  тебе – усни!
                Закрывай  глаза  свои,               
                Спи,  усни.

                ***

                Элен  счастливо  улыбалась.  Подойдя  к  Чжо,  она  неловко  чмокнула  его  в  щеку.               
                --  А  я  вас  совсем  другим  представляла.               
                --  Каким --  другим? – Чжо  лукаво  сузил  глаза.  --  Немощным  старцем,  седым,  как  лунь?  Или  растрепанным  склеротиком  с  полубезумным  взглядом? Вынужден  тебя  разочаровать,  дорогая. Старик  Чжо  в  добром  здравии  и   никак,  ну  прямо  ни  в  какую  не  хочет  на  тот  свет.. Малыш  Ник  не  даст  соврать,  я  сам  обучал  его  искусству  перехода…               
                …  Он  снова  засмеялся  и,  зайдя  к  нам  сзади,  обеими  руками  подтолкнул  по  направлению  к  дому.               
                --  Заходите,  дети  мои.   Чжо  ждал  вас. Чай  уже  готов.  Вы  не  голодные?  А  то  есть  свежая  рыба,  я  как  раз  собирался  приготовить.
                Мы  шагнули  в  полумрак. Газовый  светильник  с  тонкой  проволочной решеткой,  висевший  над  круглым  трехногим  столом,  освещал    разбросанные  небрежно  листы  бумаги.  Заметив  мой  удивленный  взгляд,  Чжо  сдержанно  улыбнулся:               
                --  Да-а,  а  как  ты  думал?  Ментапроцессоров  здесь  отродясь  не  бывало,  да  и  не  люблю  я  эти  новомодные  штучки: вот  пробовал  как-то,  помню,  попользоваться  плазменным  генератором,  так  он  мне  тут  всю  рыбу  распугал:  лучше  уж  так.. Мне  хватит  и  беседы  с  Всевышним.  А  эти  ваши  чудеса  цивилизации.. – он  внезапно  нахмурился  и  взмахнул  рукой.               
                --  Стар  я  уже,  правда. Стар  и  глуп,  ничего  не  поделаешь..               
                …Холодный  и  острый  взгляд  из-под кустистых  седых  бровей  полоснул серо-голубой   режущей молнией.  По   спине  пробежал  холодок:   я  непроизвольно  поднял  руки  в  защитном  жесте,  свободно   подвесив  кисти  рук  на  уровне  головы.  Одновременно  тело  напряглось  и  сделало  шаг  назад.   Элен  с  любопытством  покосилась   на  меня,  но  ничего  не  сказала :  она  в  этот  момент внимательно  рассматривала  акварель,   изображающую   перекаты   ручья   Туйкен:   зеленоватая   вода  со  скользящими  под  ее  поверхностью  золотистыми  силуэтами  рыб, в  призрачном  свете  ламп   была  до  странности  осязаемой  и  объемной:  на  мгновение  я  даже  явственно  ощутил  терпкий  запах  ивняка,  перемежаемый  речной  прохладной  сыростью.  Здесь,  в  примитивном  и  уютном  жилище,  так  разительно  отличавшемся  от  стерильных  помещений,  к  которым  мы  привыкли,   чудилась   нечто  такое,  чему  я  не  мог  подобрать  названия:     берлога   шамана,  не  желавшего  открывать  миру  свои  секреты,  поражала    своей  необычной  энергетикой:  покой,  царивший  здесь,  был  полон какой-то  скрытой  силы;  он  не  расслаблял,  а  наоборот,  наполнял вас  собранностью  и  ожиданием  необычных  вещей… 
                --  Мы  узнаем  друг  друга ,  --   мужской  голос,  донесшийся  изнутри меня,    я  уловил   только  потому,  что  этот  момент   удивительным  образом  совпал  с  тем  мгновением,  когда  я    полностью  отключился   от  внешнего  мира:   окружающее  воспринималось  теперь  через  толстый  слой  серой  дымки.  Внимательно  прислушиваясь  к  своим  ощущениям,  я  нащупал  правой  рукой  верх  массивного  кресла  и   осторожно  уселся  в  него.  Потом    коснулся  кончиками  пальцев   стола  и медленно  оперся  на  резную  спинку.  Происходящее  явно  не  укладывалось  в  повседневные  рамки. 
                …  Пытаясь  удержать  в  памяти  эфемерную,  почти  неосязаемую  теперь  фразу,  я  почти  непроизвольно  погрузился  внутрь  себя,  стараясь  основательно  запечатлеть  в  памяти  услышанное.  Сквозь  полусон  я  увидел    Чжо,  подошедшего  к  столу  с чашечкой  чая в руках…   Очнувшись  через  несколько  мгновений,  я  ощутил  неприятную  слабость   и  встал,  стараясь  вернуть  себя  в  реальность. 
                Чжо  бесшумно  сновал  от  стола  к  старой  газовой  плите  и  обратно. Засветив  еще  одну  лампу,  висящую  над  кухонным  столом,  он  достал  из  плоского  старинного    шкафчика,  возвышавшегося  на  точеных  ножках,  дымчато-прозрачную   вазочку  изумрудно-зеленого  цвета  с  кусками  коричневого  сахара  и  знакомую  мне  с  детства  черную жестяную  чайную  коробку  с  парой  золотых  иероглифов  на  крышке.  Все  здесь  дышало  патриархальной  умиротворенностью…  Элен,  выросшей  в  городе  и  никогда  не  соприкасавшейся  с  жизнью  провинции,     это,  конечно,  было   в  диковинку: пока  Чжо  готовил  чай,  взбивая  его  в   небольшой  фарфоровой  чашечке,  она с  любопытством  озиралась  вокруг. Стены просторного  помещения,   голубовато-белые днем,   в  свете  газовых   ламп  кажущимися  серо-желтыми,  венчала   решетка  из  толстых  деревянных  плах:  прямо  на  них  и  были  уложены  плиты  из  толстого  полупрозрачного  адонита,  служащие  кровлей.

                ***
               
                Обстановка  хижины,  довольно непритязательная на первый  взгляд,  при  внимательном  рассмотрении  выдавала  тонкий  вкус  хозяина:   предметы  мебели,  несмотря  на  разнородность,  взаимно  дополняли  друг  друга.  Высокий  трехстворчатый  шкаф  с  филенками  изысканной  арочной  формы  был  изготовлен  из  темного дерева неизвестной  мне  породы:  пожалуй,  вещи  подобного  класса  могли  себе  позволить  в  мегалоиде  Себастополис  только  люди  элиты!  Элен  с  наслаждением  ощупывала  пальцами  узкую  резную  вставку  из  махагони,  переливающуюся  в  свете  газовой  лампы  темно-красным и шелковисто-муаровым  блеском:  вставки,  по  две  на  каждую  створку,  были  выполнены  в  виде  столбиков,  на  которые  опирались  витые  навершия  арок.  Стол  с  круглой  и  толстой  столешницей,  стоящий  на  деревянном  полу,  собранном  из  дубовых  досок,  имел  в  диаметре  около полутора  метров – внушительный  размер,  если  учитывать  довольно низкий,  чуть  меньше   двух  с  половиной  метров,  потолок  помещения. Впрочем,  это  не  создавало какого-либо  впечатления  несоразмерности: стол, вероятно, изготовленный  древним  мастером  для  гостиной  какого-то синского  аристократа  несколько  веков  назад, теперь  использовался  в  универсальном  качестве.  Стопка  исписанных  листов  рисовой  бумаги  была  отодвинута  на  край  и  прижата  массивным  пресс-папье  из   белого нефрита  с  красноватыми  прожилками.  Резная  вазочка  из  зеленоватого  нефрита же  с  коричневым  сахаром,  фарфоровые чашки  с  синими  красноглазыми   драконами  на  светло-сером  фоне  и  золотыми  линиями  контуров  придавали  происходящему  волшебный,  чарующий  колорит: слегка  обалдевшая  от  обилия  впечатлений  Элен,  счастливо  улыбаясь,  уселась  на  стул  с  резной  спинкой  и  чинно  сложила  руки  на  коленях. Было  видно, что  ей  до смерти  хочется  потрогать  нефритовую  вазочку  с  сахаром,  таинственно  мерцающую  в  неярком  свете. Чжо,  колдовавший   у  кухонного  стола,  быстро  обернулся  и  бросил  внимательный  взгляд  на  мою  подругу: переглянувшись со мной, он  состроил  уморительную  гримасу  и,  спохватившись, тут  же  опять  стал  серьезным.
                -- Работа  одного  из  мастеров  времен  Цинской  династии,  -- голос  Чжо  прозвучал  неожиданно  громко  в   ночной  тишине,  нарушаемой  только  едва  слышным  трепетанием  крыльев  мотыльков,  слетевшихся  на  свет  лампы, -- тебе  нравится?  Тогда  говорили: « ... золото  имеет  цену. Нефрит же – бесценен…»
                ..Элен  кивнула:  восхищенный  взгляд  ее  заставил  бы  меня  ревновать,  будь  на  месте  старого  отшельника  кто-либо  другой.               
               – Откуда  она  у  вас? – вопрос  вырвался  у  нее  неожиданно  и  Чжо  быстро  обернулся. Взгляд  его  внезапно  затуманился  и  он  ответил  не  сразу:               
                -- Это  мне  подарил  мой  учитель,  старый  Ли Юй.  Он  родился очень  давно,  почти  пять  столетий  назад. Тогда   на  Земле  еще  добывали  нефрит,  но  он  стоил уже  так  дорого, что за  одну  такую  вазочку  можно  было  купить  целый  дом  с  небольшим  парком.  Теперь  мало  кто  знает  о  таких  вещах…
                Чжо  улыбнулся  печально  и,  немного  помедлив,   продолжал:               
                -- За  несколько  лет  до  его  смерти  произошла  знаменитая  Зеленая  Революция,  о  ней  теперь  никто  уже  и  не  помнит,  сведения  о  ней  можно  найти  только  в  памяти  таких  стариков,  как  я… Ну, конечно,   в  архивах   сохранилось  что-то… Ли  был  скульптором,  поэтом  и  мистиком:  он-то  и  научил  меня  искусству  магии.. Хочешь,  покажу  кое-что  из  того,  чему  он  научил  меня?..
                Я  смотрел  на  Чжо и  никак  не  мог  понять,  шутит  он  или  говорит  всерьез? Поначалу  его  слова  о  пяти  столетиях  промелькнули,  не  оставив  никаких  впечатлений,  но  спустя  несколько  мгновений  я  вдруг  почувствовал  какую-то  неувязку:  как  это  может  быть,  что  ему,  девяностолетнему  старику,  довелось  встречаться  с  человеком,  жившим  пятьсот  лет  назад?  Между  тем  Элен  напряглась  и, приложив  ладони  к  кромке  столешницы,  спросила:               
                --  Чжо,  дорогой,  насколько  я  могу  судить,  вам  уже  около  пятисот  лет?  Но,  простите,  разве  такое  возможно? Ник  говорил  мне,  что  не  больше  девяноста. Я  ничего  не  понимаю. Как это?  Она  посмотрела  на  меня  с  укоризной, --  почему  ты  мне  не  сказал? Бессовестный!
                Я  ошарашенно  молчал.  Чжо  мягко  улыбнулся  и  покачал  головой:               
                -- Не  волнуйся  так,  милая  Элен,  Ник  и  вправду  не  при  чем. Просто  есть  вещи,  о  которых  детям  говорить  не  стоит.               
                …  Помолчав  немного,  он  продолжал:               
                --  Дело  в том,  что  всему  свое  время  и  свое  место. Чему это  вы  оба     так  удивляетесь? Библейские  патриархи  жили  по  тысяче  лет,  так  чем  мы  хуже  них? Только  тем,  что  утеряли  древнее  знание,  позволяющее  человеку  быть  бессмертным? Ник  был  мальчиком,  незрелым  юношей  и  ему  вовсе  необязательно  было  знать  такие  вещи… Теперь,  я  думаю,  можно:  вы  ведь  надолго,  если  не  навсегда  покидаете  родную  планету  и  вряд  ли  мы  увидимся  еще  раз.. Кроме  того,  мне  бы  хотелось  сделать  вам  обоим  прощальный  подарок.               
                …Внезапно  он  нахмурился  и  махнул  рукой.   Постукивая  пальцами  по  полированному  дереву  стола,  он  встал  к  нам  спиной  и  что-то  прочертил  в  воздухе  пальцами  правой  руки,  сложенными  в  щепоть.  Было  видно,  как  мышцы   спины  напряглись;  капли  пота  расплылись по  тонкому  полотну  рубашки.  Я  почувствовал  себя  неуютно:  через  несколько  секунд  после  этого  последовала  вспышка  голубовато-зеленого  пламени,  скрытая  от  нас  обоих  спиной  Чжо.  Пространство  при  этом  заметно  дрожало  и  некоторое  время  пронизывалось  мерцающими  горизонтальными   продолговато-извилистыми  голубыми  искрами. Звук,  последовавший  за  этим,  не  походил  ни  на  что,  когда- либо  слышанное  мной: в  начале  это  напоминало  короткий  визг  лопнувшей  басовой  струны  и  в конце --  едва  ощутимое  звучание  органного  аккорда  из  какой-то  фуги Баха.  По крайней  мере,  так  я  это  воспринимал  в  тот  момент.  Иррациональность  происходящего,  казалось,  выбросила  нас    в иную  реальность  и  заставила  время  остановиться: Чжо,  тяжело  дыша,  обернулся  и,    торжественно  протянул  Элен  точную  копию  вазочки,  стоявшей  на  столе. Впрочем,  не  совсем  точную! Нефрит,  из  которого  был  изготовлен  только  что  материализованный  предмет,  был    не  изумрудно-зеленым,  а,  белым  с  зелеными  вкраплениями… Чжо  прикрыл  глаза  и  наклонил  голову,  наблюдая  за  очарованной  Элен.               
                --  Поставь  ее    сюда,  моя  хорошая..               
                Он  осторожно  коснулся  спины  Элен  кончиками  пальцев  правой  руки,  подталкивая  ту  к  столу. Она  послушно  выполнила  просьбу  и  замерла  в  ожидании. Я напрягся,  чувствуя,  что  сейчас  Чжо  скажет  нечто  такое,  что  будет  служить  нам  напутствием  в  долгом  странствии… Он  неторопливо  опустился  в  кресло  и  замер  на  несколько  секунд.

                ***

               Элен  восхищенно  вслипнула. Мой  престарелый  наставник  явно  наслаждался  произведенным  эффектом,  надо  сказать --  вполне  заслуженным. Вероятно,  стороннему  наблюдателю  сцена  могла  бы  показаться  довольно  комичной.  Но  это  только  в  том  случае,  если  не  знать  сущности  происходящего  в  эту  секунду…  Крик  какой-то  ночной  птицы  заставил  нас    вздрогнуть:  Чжо  Лин взял  обеими  руками  ладонь    Элен  и  торжественно  возложил  ее  на  вазу.  Свет  в  помещении    изменился:  взглянув  в  окно,  я  заметил  над  краем  зарослей   алые  проблески  зари.  Боже! Как  незаметно  пролетели  ночные  часы! В  эту  пору  в  здешних  широтах  светает  рано;    умиротворенная,  блаженная  истома  внезапно  охватила  меня… Взяв  чашку  с  крепким  чаем,  уже  остывшим,  я  рассеянно  смотрел  на  старика.  Тот  как  будто  глубоко  задумался  о  чем-то… Глаза  были  не  видны  в  тени,  но   грусть,  которую  я  чувствовал  в   Чжо,  заставляла  забыть  о  разуме… Да и  нужен  ли  он  был  здесь,  в  этой  хижине,  затерянной  в  двухстах  милях  от  ближайшего  населенного  пункта?

                ***
               
                -- Ну-с,  дети  мои,  пора  прощаться.  Чувствую,  влетит  вам  по  первое  число  от  начальства…                Чжо  легко  поднялся  с  кресла  и  подошел  к  нам.               
                – Береги  этого  оболтуса,  Элен…  У него  доброе  сердце,  несмотря  на  все  его  легкомыслие. И на  предательство  он  никак  не  способен, ты сама  это  знаешь.. И еще  одно… Я  тут  посмотрел… Все  у  вас  будет  хорошо.  Не буду  говорить,  поскольку  знать  будущее – тяжкий  крест  даже  для  сильного  человека,  но  все  у  вас  будет  хорошо.. Не думайте  о  будущем  и  положитесь  на  Бога  и капитана…  Возможно,  мы  еще  увидимся… и вы  узнаете о том, что мы все были знакомы и прежде, в предсуществовании!               
                … Он  улыбнулся,  но  я   угадывал  нечто  тревожное  в  глазах  учителя  и  понимал,  что  слова  призваны  скрыть   горечь  прощания  и  нечто  такое,  о  чем  не  следовало  говорить… Сердце  сжалось  и  я  искоса  глянул  на  Элен.  Та,  однако,  ничего  не  заметила: вероятно,  обаяние  Чжо  было  настолько  сильным,  что  не  оставляло  места  сомнениям  в  его  словах…

                ***

                Обратная  дорога  в  Себастополис  заняла  чуть   меньше  времени: мы  с  Элен  уже  достаточно  налюбовались  видами  и  гнали  кар  со  скоростью  семьсот  миль  в  час. Под  нами  были  те  места,  которые  пролетали  в тот  раз,  давно,  когда  возвращались  с  празднования  совершеннолетия  Элен.
                --   Эл, что  с  тобой?               
                … Я поднялся  с  пилотского  кресла  и  присел  на  край  диванчика,  где  спала  Элен.
                --  Ник…               
                …Ее  глаза   были  закрыты.  Вздохнув,  она  прижалась  ко  мне. 
                --  Я  видела  странные  вещи.. мне  страшно,  Ник.  Я  стою  на  холме,  много  народу. Очень  знойно,  солнце такое  злое…  Все  говорят  на  каком-то  странном  языке,  неприятном. Я  понимала  все,  Ник.  Теперь  забыла,  о  чем  речь. Там  был  какой-то  юноша,  похож  на  нашего  капитана.
                -- На  Кассио?
                -- Да,  на  Кассио.  Только ему было лет двадцать, не больше. Черная  бородка,  курчавые  волосы,  блестящие  черные  глаза…    Я  стояла  в  толпе,  все  кричали  что-то  возмущенно и  смотрели  на  человека,  он  тащил  какую-то  большую  деревянную  штуку, бревно  с  поперечной  перекладиной…. Конец  по  земле  волочился. Он  очень  усталый  был,  и  почти  голый…весь  в  кровоподтеках..  На  голове  почему-то  колючки,  волосы  в  засохшей  крови.  И  еще  двое  с  ним. Сбоку --  два  воина  в  блестящих  доспехах,  на  шлемах  красивые  алые  перья… Их  вели  казнить.   И  это  тот   юноша  говорил  так  со  мной,  мыслями.  Я  так  испугалась,  Ник,  просто  не  представляешь… И еще … я его  видела  не  в  первый  раз,  этого  юношу:  была  еще  встреча,  но  вспоминаю  ее,  как  во  сне… Тогда  был  какой-то    дом, стены сложены  из  камня,  светильники  висели  на  цепочках… Тусклый  свет.  За большим  столом   --   несколько  человек,  веселые,  оживленно  говорили  о  чем-то… Там они были,  этот  измученный  человек,  и  тот  юноша,  и  еще – женщина,  молодая, очень красивая… Кажется,  был  какой-то  праздник,  они  пили вино  из  каменных  чаш…
               
                Я вздрогнул: рассказ Элен опечалил. Ночь приобрела какие-то мистические очертания и я снова перестал воспринимать окружающий мир, погрузившись в созерцание услышанного.

 
                ***
       Примечания:

                *Темные века – эпоха инопланетного вторжения
                ** Защитное силовое поле

               

                ***


                Конец первой книги