Зеркало

В минуты упадка сил или неведомо куда пропавшего настроения подойти к зеркалу и увидеть в отражении конопатую девочку с непослушными косичками, маминой помадой впервые наводящую беспощадную красоту на губках. Или — девочку, тщательно рассматривающую шатающийся молочный зуб, которого и жалко, и боязно с ним расставаться. А более всего вновь услышать безапелляционное, не дающее шанса к отступлению, мамы:
— Ничего страшного. Привяжем его ниткой к двери и не заметишь, как вылетит. А на его месте вырастет новый, крепкий.
А то и — начинающего кулинара, под руководством и одобрительным взглядом бабушки жарящего свои первые, комковатые блины, тогда казавшимися самыми вкусными, самыми красивыми и румяными.

А, может быть, отражение покажет девушку, чьё пылающее от любви сердечко готово выскочить из груди при виде его, красивого, который, впрочем, даже не подозревает о страданиях юной красавицы. Либо — изнурительно долго выбирающую платья, юбки, кофточки на первое свидание, и тем не менее выскочившую из дома не очень довольной своим видом. Или же — зардевшуюся, стыдливо глазки опустившую от первого поцелуя, словно огнём обжегшего юные, целомудренные губы. Или — волнующуюся невесту в белом платье, перевозбужденную, слегка уставшую от нахлынувших чувств счастья и страха неизвестности будущей жизни, и готовую заплакать,  пустить тушь по щекам. Но нет, взяла себя в руки — потекший макияж не расчерчит линии на миловидном личике, ибо невеста в самый важный, самый счастливый день красивой и улыбающейся должна быть.

Или — покажет в блаженной неге перед сном расчёсывающую роскошные, длинные волосы молодую женщину. Чьи бездонные глаза блестят озорством, а устало-нежная улыбка вкупе с румянцем на щеках многое умалчивают. Чья стройная фигура в пол-оборота к зеркалу расслабленно-непринуждённая, лишённая натянутости, а обнаженные руки грациозно двигаются по всей длине волос. Либо — счастливую, сияющую женщину,  сидящую на кровати с пахнущим  грудным молоком младенцем на руках,  который спит после кормления, а мама, нежно, ласково, умиротворённо смотрит на его, укачивает и тихо, по-особенному мягко убаюкивает колыбельной:
Баю-баюшки, баю.
Сидит котик на краю,
Лижет мордочку свою
Да тешит деточку мою.

А, может быть, — с осунувшимся от переживаний лицом женщину, чьи тревожные мысли о сыне в армии не дают покоя материнскому сердцу ни днём, ни ночью: «Как он там, родненький?! Исстрадалась душа за него». Либо — с плачущей свечой в руках женщину, повязанная платком голова которой склонилась перед алтарём, а истово шепчущее губы вымаливают долгожданную беременность дочери.

Или же —  испещренное морщинами лицо старой женщины, которая потерянная, с ощущением оторванности от сердца чего-то важного, главного, ходит по пустым комнатам, скорбящим взглядом скользя по предметам, вещам. В них тепло родного человека, душевная пустота от утраты которого заполняется памятью счастливых моментов прожитых десятков лет. Либо отражение покажет мудрую бабушку, конопатой внучке терпеливо разъясняющую науку правильной жарки и ловкого переворачивания блинов.
— Меня так жарить блины учила моя бабушка. И ты когда-нибудь передашь эти знания своей внучке.