Рамеш Бабу. После вас, сэр! - 1. Эльсамма
В первый раз я запомнил толпу людей, собравшихся у нашего дома в сонной высокогорной деревне Каттур, что в штате Керала, когда мне было четыре года. Это была свадьба Эльсаммы. Когда она уезжала со своим мужем, все плакали. Я не плакал. Но когда ее не стало рядом, я почувствовал, как мне ее не хватает.
Эльсамма вернулась на следующей неделе, и все опять плакали. Я тоже плакал. Она лишилась мужа из-за аварии на карьере, где он работал. Это был второй раз за две недели, когда у нашего дома собралась толпа людей.
В третий раз это случилось в то туманное утро, когда я уезжал в военную школу Сайник Скул. Почти вся деревня собралась на рассвете проводить нас, и мы с отцом отправились на перекресток, в двух километрах от дома, чтобы сесть там в автобус. Эльсамма шла с нами, помогая отцу нести большой черный ящик, в котором было мое имущество, предназначенное для жизни в школе.
Ведь именно Эльсамма нашла новости о Сайник Скул в газете «Малаяла Манорама», которую привозили в деревню только к обеду. Она заполнила форму заявления и попросила отца отправить его по дороге на работу.
После этого каждую субботу, завернув ланч в лист банана, она отводила меня к мистеру Александеру. Он работал учителем математики в средней школе в городе, а на выходные приезжал домой, в Каттур. Он углублял мои познания в математике, чтобы я смог пройти вступительный тест. Эльсамма сидела в углу и наблюдала за мной. Мы вместе съедали ланч, причем жареная рыба доставалась только мне, а когда урок заканчивался, вместе возвращались домой.
Спустя два месяца она шла рядом, когда отец вел меня на перекресток, чтобы поехать на автобусе в Коттаям, где я должен был писать вступительный тест. Она провожала меня, когда я ездил на собеседование, на медицинскую комиссию, а потом покупать черный ящик и его содержимое, перечисленное в письме о зачислении.
Автобус был припаркован возле перекрестка, потому что обычно стоял там всю ночь. Это был единственный автобус на Тривандрум из нашей части штата. Он отправлялся рано утром и приезжал в город после обеда. Потом он отбывал в обратный путь, добирался до деревни поздно вечером и оставался там на ночь. Эльсамма помогла отцу затащить черный ящик в автобус и присела возле меня, когда я устроился на первом сиденье у окна. Она вышла, только когда автобус тронулся. Я видел, что она вытирает слезы, глядя, как автобус удаляется и исчезает в утренних лучах ленивого солнца. Я долго-долго смотрел на нее и тоже заплакал, когда она скрылась из вида.
Отец, я и черный ящик добрались до Тривандрума почти к вечеру и остановились переночевать в грязноватой дешевой гостинице где-то неподалеку от автобусной станции Тампанур. Мы поужинали в Арья Бхаване, где подавали рис, самбар* и овощи на алюминиевой тарелке.
______
* Блюдо из бобовых и овощей, которое подается с рисом. Жидкий вариант этого блюда подавали в дешевых гостиницах и школьной столовой – Прим. автора
______
Отец обещал после ужина сводить меня в Центральный кинотеатр на вечерний сеанс. Там шел последний фильм с суперзвездой, которая недавно умерла. Я устал, мне было грустно, я тосковал по дому и хотел спать. Поэтому план был отменен, и мы вернулись в гостиницу. Я лег спать, а отец сел просматривать бумаги, которые вез для зачисления меня в Сайник Скул.
На следующее утро мы встали рано и пошли помолиться в местную церковь. После завтрака – снова в Арья Бхаване и опять на алюминиевых тарелках – мы сели в автобус на Каттайикконам. В автобусе были еще два мальчика с черными ящиками. Отец познакомился с их родителями, хотя сами мальчики не проявили ко мне никакого интереса. Они тоже, должно быть, грустили и тосковали по дому, как я. Помню, как кто-то указал на башни с черепичными крышами, которые виднелись вдали, на горизонте, когда автобус проезжал мимо университетского кампуса в Карьяваттоме, и сказал, что это Сайник Скул. Мы вышли из автобуса у ворот школы и дальше пошли пешком. Родители разделили бремя багажа, двигаясь в связке с тремя черными ящиками в руках.
Перед входом в школьную столовую выстроилась очередь из родителей, мальчиков и черных ящиков. Мы тоже встали в хвост. Очередь двигалась медленно, а родителей с мальчиками и черными ящиками все прибавлялось.
– Есть здесь где-нибудь туалет? – услышал я, как мой отец спросил другого родителя, который уже закончил свои дела в этой очереди и направлялся в следующую. Тот неопределенно покачал головой, и отец решил отправиться на поиски. Один из родителей, с которыми мы познакомились в автобусе, был назначен временным хранителем черного ящика и документов, и мне было велено не отходить от него. Отец ушел искать туалет, а тем временем очередь потихоньку продвигалась.
Я уже добрался до головы очереди, а отца все еще не было. «Опекун» вручил документы человеку, сидевшему за столом, и сказал, что он не мой отец.
– Тогда где же его отец?
– Он ушел искать туалет.
Человек за столом взял документы, осуждая отца за то, что он предпочел свои сиюминутные потребности будущему сына.
– Когда ты родился? – спросил он меня.
«Что за глупец?» – подумал я.
Он задал простой вопрос, на который у меня всегда готов ответ. А я-то думал, он будет спрашивать о чем-то сложном, как на собеседовании, на что я не смогу ответить. И он еще осуждает моего отца. Недотепа!
Я знал дату своего рождения. Это двадцать первое января 1962 года.
Каждый раз двадцать первого января, угощая меня сладким паясамом**, Эльсамма напоминала мне, что я родился в тот год, когда Китай напал на Индию.
______
** Сладкое блюдо, приготовленное из различных видов зерна или риса на молоке или кокосовом молоке – Прим. автора
______
Она, бывало, натирала меня маслом, отводила к ручью, купала, заворачивала в полотенце – а я прижимался к ней, чтобы согреться – припудривала тальком, одевала и отводила в церковь ( где каждый год в этот день я получал благословение священника), прежде чем угостить паясамом и напомнить, что Китай в год моего рождения напал на Индию.
Глупый парень за столом просил меня назвать эту дату и осуждал отца, который всего лишь пошел искать место для удовлетворения естественной потребности. Я и без отца сумею его осадить.
– Двадцать первое января 1962 года, сэр, – ответил я громко и четко, даже немного заносчиво.
– Нееееееет! Это тринадцатое июля 1962-го, саааар!
Это был мой отец. Он влетел, как молния, чуть не врезавшись в этого глупца, которому я только что дал достойный ответ.
– Вот что получается, когда вы ставите свою нужду выше будущего вашего сына. Мальчик только что сказал, что родился в январе 1962. Значит, он старше, чем нужно. Мы не можем его принять.
– Но посмотрите, пожалуйста, в документы, сэр. В переводном свидетельстве из школы говорится, что дата его рождения тринадцатое июля.
– Я этому не верю. Мальчик сказал правду. Свидетельство, должно быть, фальшивое. Я не приму его в школу.
– Ох, пожалуйста, сэр. Мы приехали издалека, и я очень хочу, чтобы у мальчика было светлое будущее. Я прошу прощения за то, что поставил свою нужду выше будущего моего сына. Дата в свидетельстве правильная. Будьте добры, помогите мне, сэр.
Теперь отец умолял этого человека, для чего, как я думал, на самом деле не было причины. Он, казалось, смягчился.
– Так и быть, сэр. Вы должны получить еще один документ, удостоверяющий правильную дату его рождения. Тогда мы рассмотрим этот вопрос. Поезжайте обратно в деревню и получите свидетельство от местного чиновника. Возвращайтесь сюда через два дня, и мы посмотрим, сможем ли вам помочь.
– Благодарю вас, сэр. Я так и сделаю. А может ли мой сын с этим черным ящиком остаться здесь на это время?
– Нет, об этом не может быть и речи, – отрезал мужчина и вызвал следующего мальчика.
Я выбрался из очереди вместе с черным ящиком, и мы с отцом, разделившим со мной ношу, двинулись обратно к воротам. Пока мы шли, отец объяснил мне, в чем было дело.
На самом деле я родился в январе 1962. Но в школах штата Керала в то время была странная система. Они предпочитали принимать детей, родившихся перед началом учебного года. Когда дети поступали в школу, почти у всех месяц рождения записывали как июнь или июль. В деревне не было системы записи настоящей даты рождения. Поэтому дата, записанная в деревенской школе, становилась «официальной» датой рождения, а день, в который вы родились, продолжал быть «фактическим» днем рождения.
Эльсамма отмечала мой «фактический» день рождения, а об «официальной» дате рождения я и понятия не имел! Вот так сочетание моего невежества и неотложной потребности отца ответить на зов природы с нехваткой писсуаров возле столовой и обвинением, выдвинутым человеком за столом, привело к ситуации, когда потребовалось второе свидетельство о моей «официальной» дате рождения. И теперь мы возвращались назад, в деревню, чтобы его получить.
Наш автобус доехал до деревни глубокой ночью. Идти домой было слишком поздно. Поэтому мы остались в автобусе, и я уснул на черном ящике. Когда на следующее утро мы появились из тумана возле дома, все были потрясены и изумлены, увидев меня. Отец объяснил, что у меня возникла проблема с поступлением в школу. Мама заплакала, обнимая черный ящик и спрашивая, что же теперь делать с ним и его содержимым, по большей части купленным в долг. Эльсамма обняла меня, но не заплакала. Она отвела меня к ручью, вымыла и принесла стакан дымящегося черного кофе. После этого я крепко заснул.
Должно быть, отцу нелегко было получить свидетельство в деревенском офисе. Ведь там не было записи о дате моего рождения, как и о датах рождения других жителей деревни. Он вернулся домой с документом только под вечер. Когда он вошел, мы с Эльсаммой молились при свете свечи. Я слышал, как он сказал маме, что занял еще денег у хозяина местного магазина. Мы должны были отправиться на следующее утро. Эльсамма сказала «аминь» и всхлипнула.
Утром мы сели в автобус. Толпы провожающих на этот раз не было. Эльсамма дошла с нами до автобусной остановки, помогая отцу нести черный ящик. Когда автобус отъехал, она заплакала. А я нет.
Утром следующего дня мы добрались до школы и встали в очередь. На этот раз отец не пошел искать туалет. Когда мы предстали перед человеком за столом, он вел себя чрезвычайно любезно. Он проверил документы и пропустил меня внутрь, извинившись перед отцом. Он, в конце концов, просто делал свое дело. Вот так я поступил в Сайник Скул и получил порядковый номер, который стоял в списке намного ниже, чем мое место по результатам вступительных экзаменов. Когда отец ушел, я заплакал.
Сайник Скул казалась мне волшебной страной, и я наслаждался каждым мгновением, проведенным там. Мне не хватало только Эльсаммы. Каждый раз, отправляясь на каникулы, я предвкушал встречу с ней.
Эльсамма всегда встречала меня на той автобусной остановке, недалеко от деревни. Она несла домой мою сумку, отводила меня к ручью, мыла, стирала одежду, готовила паясам, гуляла со мной по деревне, рассказывала о том, что случилось, пока меня не было, молилась вместе со мной, подавала ужин и сидела рядом, поглаживая по голове, когда я засыпал. Этот порядок не менялся все восемь лет, пока я учился в школе, хотя в последние годы мне было немного неловко, когда она мыла меня и гладила по голове перед сном.
Когда после каникул я отправлялся обратно, Эльсамма разбивала свою копилку. Она провожала меня на автобусную остановку, несла мою сумку и отдавала все деньги из копилки. А когда автобус отъезжал, она, как всегда, оставалась на остановке, вытирая слезы. В школе я делился с друзьями историями, рассказанными Эльсаммой, пока они жевали чипсы из джекфрута, которые она положила в мою сумку. Мои друзья воспринимали большинство этих историй, как свои собственные, потому что в их деревнях такое тоже случалось. Но, благодаря Эльсамме, именно моя деревня позволяла им почувствовать то общее, что объединяло нас. Со временем я стал признанным рассказчиком, а моя деревня стала частью школьного фольклора.
Это было много лет назад. Я вступил в ряды Вооруженных сил, женился, вырастил детей, поседел, ушел в отставку и поселился в большом городе – и все это за тридцать лет.
Эльсамма была рада, что я стал военным. Она говорила, что я должен сделать так, чтобы китайцы больше не нападали на нас, как это случилось в год моего рождения. Я прослужил на флоте почти тридцать лет, но ни разу не встречался с китайцами, не говоря уже о воинственных китайцах. Никто из моих школьных друзей в годы их службы тоже не видел воинственных китайцев. Но я не хочу говорить об этом Эльсамме, чтобы не разочаровывать ее.
Когда я женился, она подарила моей жене кольцо. Это кольцо было на ней в день ее собственной свадьбы. Она никогда не говорила мне, что потратила остаток своих украшений и часть своей доли в семейной собственности, чтобы покрыть расходы на мое обучение в Сайник Скул. Она разбивает копилку и делает подарки моим детям, когда мы в каникулы совершаем ежегодное путешествие в покрытую туманом высокогорную деревню, где она живет в одиночестве. Я отвожу туда детей и через несколько дней возвращаюсь в город. Она говорит детям, как ей жаль, что я уехал из деревни, когда моет их под краном, потому что деревенский ручей давно пересох. Она гуляет с ними по деревне, рассказывает разные истории, готовит паясам и чипсы из джекфрута, молится вместе с ними и сидит у изголовья, поглаживая их по голове, когда они засыпают. Они не жалуются, но я замечаю, что теперь, когда они подросли, им немного неловко. Эльсамма ни разу не упрекнула меня за то, что я не поселился в деревне или за краткость моих визитов. Но я знаю, что это расстраивает ее. Чтобы как-то загладить вину, прошлой зимой я отправился домой один. Я прилетел в Тривандрум и сел в автобус, в тот самый автобус, который ночует у перекрестка возле моей деревни. Я собирался пробыть с Эльсаммой две недели.
Эльсамма, которой теперь уже шестьдесят восемь, встречала меня там, хотя я приехал поздно ночью.
– Дай мне твою сумку, – сказала она, – и пойдем домой.
Я заколебался и предложил взять такси или авторикшу на перекрестке, который со временем изменился до неузнаваемости. Но она настояла на своем. Домой мы шли пешком, и Эльсамма несла мою сумку. Воздух был зябким от зимнего холода, по случаю Рождества на всех домах красовались светящиеся звезды, и случайный светлячок пересек наш одинокий путь. Именно тогда я и рассказал ей о «золотом юбилее» Сайник Скул и моих планах написать книгу о школьных годах.
– Ты должен это сделать, потому что появился на свет в день основания школы. У тебя с этой школой особенная связь, и это твой шанс проявить ее.
Это не приходило мне в голову, потому что я никогда не отмечал мой «фактический» день рождения в школе. Я связан с моей школой такими необычными узами и могу выразить это через книгу! Но о чем написать?
И тут опять Эльсамма пришла мне на помощь. В следующие две недели, которые мы провели вместе, она воскрешала в моей памяти один за другим случаи из школьной жизни и с юмором изображала персонаж за персонажем. Заведующие пансионами, матроны, директора, учителя, тренеры, учитель рисования, заведующий столовой, библиотекарь, врач, аптекарь, наши командиры – субедары и хавильдары***, капитаны пансионов, охранники, официанты, повара, водители, сапожник, дворники и все мальчики вернулись, как если бы они в давние времена были друзьями Эльсаммы.
______
*** Воинские звания младших офицеров и унтер-офицеров – Прим. переводчика
______
Классные комнаты, спальни, лаборатории, актовый зал, библиотеку, столовую, свинарник, спортивные площадки, тир и все, что еще было в школе, Эльсамма описывала в таких деталях, как если бы она много лет с удовольствием провела там вместе с нами. Об ужинах, спектаклях, строевой подготовке, зубрежке по ночам, экзаменах, физкультуре, парадах, стрельбах, занятиях спортом, гонках, наказаниях, боксе, походах, лагерях, сборах, фильмах, самоволках, краже фруктов, приготовлении пищи и обо всем остальном, что мы делали законно и незаконно, Эльсамма рассказывала так живо, как если бы она была кадетом и сама прошла через все испытания.
Эта книга обязана своим появлением Эльсамме, потому что сюжеты большинства историй подсказала мне она.
И знаете что?
Самое близкое к Сайник Скул место, до которого добиралась Эльсамма – это автобусная остановка возле моей окутанной туманом высокогорной деревни!
Свидетельство о публикации №220030900994