Баронесса и Джугашвили

Из школьных лет


Бабка наша была баронесса.
«Этот девица — чёртов повеса!» —
Изрекал мой прадед о ней,
Потягивая рейнвейн.
Быт лирический выкипел паром:
Стала бабка женой комиссара.
Комиссар стал большим человеком,
А затем, вместо мёда и млека,
Преподносят ему, как опал,
Проездные на лесоповал.
Бабка пишет генсеку посланье:
«Я прошу проявить пониманье.
Мой супруг — никакой не шпион!
Вот на карточке: Вы и он.
Вы с ним в ссылке похлёбку варили,
И он Вас называл — Джугашвили».
Мигом бабку сажают в теплушку...
Сроки, съезды — встречаем старушку:
«Мама? Ма-а-ма!» — расплакалась мать.
«Да. Приехала помирать».
Мнилось бабке одно перед смертью:
Мчится поезд в ночной круговерти,
И в чаду заморённой печурки,
Где устроились чинные урки —
Он согнулся с ладонью раскрытой.
Лик скукожился, оспой изрытый, —
Возгордившийся, словно тюльпан,
Скучно плюнул в него уркаган.
Льются слёзы, усы орошая...
И, себя чуть не жизни лишая,
Бабка пайкою делится с ним:
«Сами видите — так и сидим.
Были люди из кремня и стали:
Лопушатником повырастали —
Командармы и замполиты —
С аппетитом их ели улиты,
А улиток дети топтали...
Знала я — с Вами станется то же.
Те же кровь у Вас, кости и кожа.
Кем явились на свет, тем и были —
Джугашвили Вы наш, Джугашвили...»