Моя подруга Любаня

Страничка из дневника.

Тёплая весна 1963 года. Пишу в дневнике, делюсь своими грустными мыслями. После занятий мы с Любаней неспешно шагали в наше общежитие при монастыре и весело болтали... И вдруг, ни с того-ни с сего, мы с ней поссорились, а ведь были связаны крепкой дружбой, как говорится, водой не разольёшь...

Она вдруг грубо напала на меня, что мы Зоей Катаевой сплетничали об её отношениях с первокурсником Лёшкой Ж., с которым она стала встречаться сразу же после того, как проводила в Армию своего парня Ивана П.. Какие сплетни? Нет же, это не так, откуда она взяла! Я пыталась было спокойно объяснить ей, но она и слушать не хочет...

У неё бывали такие срывы и раньше, то она вдруг приревнует меня к другим девочкам, то я вдруг когда-то не иду на уступки, не делаю то, что хотелось бы только ей.

К примеру: захочется ей непременно куда-то идти и пусть мне не до прогулок (я сижу за баяном и усиленно готовлюсь к предстоящему уроку), Любку это абсолютно  не интересует... Приходится всё бросать и идти за ней, как нитка за иголкой. Иногда это меня напрягало и немного злило, приходила мысль, что у меня нет нисколечко собственного мнения.

С другой стороны Люба, как товарищ, добра и отзывчива, довольно неглупа,   начитана, неплохо разбирается в литературе. С ней я могла говорить на любую тему, могла спорить о чём угодно... Она всегда старательно готовится к урокам, а я не отстаю от неё.

Необоснованные нападки вывели меня из равновесия, закончилось моё долгое терпение и я, наконец, насмелилась и наговорила ей кучу дерзостей, полностью разложила её характер по полочкам. Любка такого от меня никак не ожидала и чуть не лопнула от злости:

-- Вот бы сейчас я тебе так треснула!

Я вплотную подхожу к ней, гляжу в её потемневшие глаза:

-- Ну что ж, пожалуйста, трескай, бей, я не боюсь!

-- Ну, давай, бей, если ты в самом деле права!

Она резко развернулась и побежала, только её каблучки зло застучали по округлым камням аллеи...

Разошлись в разные стороны: я пошла по "партизанской" - по извечной нашей тропинке, ведущей к кельям нашего двухэтажного общежития, спрятавшемуся среди старых деревьев. Тропа "партизанская", любимая нами, была кратчайшим путём, вилась через высокую, ещё некошеную траву между толстых стволов поседевших корявых берёз и старых тополей вдоль монолитных стен нашего Кирилло-Белозерского чуда-монастыря, в кельях которого жили студенты.

Любка свернула по «питерской», так когда-то «окрестили» студенты центральную прямую аллею. Широкая аллея, выложенная серым гулким камнем – плоским кругляком в обрамлении вековых берёз, вела прямо и строго из первых массивных, кованых железных ворот, во вторые ворота, так называемые «Святые врата», верх которых украшает фреска «Богоматери».
 
Я пришла раньше. Вскоре явилась и моя "бывшая" подруга. Украдкой всматриваюсь в её лицо, вижу, нет у неё настроения, но она для видимости наигранно начинает шутить с Танькой...  «Показное», - думаю я.
После ухода Татьяны, я завожу разговор:    

-- Послушай, давай разберёмся...

-- Не хочу ни в чём разбираться! - резко выдала Любка.

Глубокое тягостное молчание. Я села за учебники, читаю не то, что надо. Набравшись духу, глядя на неё прищуренными глазами, полными презрения, я выпалила:

-- Я не прощу тебе сегодняшней несправедливости!

Любка резко перестаёт играть на баяне какую-то грустную мелодию, бросает инструмент на табуретку и со словами:

-- Оставьте меня! – в слезах выскакивает из кельи...

Вскоре она возвращается, ходит по комнате и насвистывает весёленькую мелодию.

«Ну, ну, просто артистка! – думаю я и ухожу с учебниками в «титан», так мы называем помещение с титаном, где кипятят для нас воду на чай и там же висят, прибитые к стене несколько алюминиевых умывальников-рукомойников, над ними деревянные полочки, на которых мыло, круглые картонные коробочки с мятным зубным порошком, стаканы и эмалированные кружки с зубными щётками...

Она говорит мне вслед:

-- Дай мне деньги.

-- Бери! – бросаю я в ответ.

-- Не полезу же я в чужой чемодан! - сердится она.

-- С каких это пор он стал чужим? - задаю ей вопрос.

Мы питаемся вместе и деньги что хранятся у меня в чемоданчике - у нас общие, верней питались, больше я не хочу с ней дружить...

Любка заговорила первая. На уроке литературы она написала на промокашке: «Я сегодня иду на примерку в швейную мастерскую, а ты как хочешь». Я проигнорировала...

Позже она попросила у меня штамп (Любка – наш комсорг и все "комсомольские" ведомости, документы вместе со штампом лежат в моей папке, всё это я всегда ношу с собой). Я опять молчу. Со словами: «Оглохла»? – она берёт мою папку...

На перемене снова обращается ко мне, приглашает на улицу. Я упорно молчу...               

К концу занятий Любка всё-таки растопила во мне отчуждение, «поволокла» меня в швейную мастерскую на примерку. Мы обе шили ситцевые платьица одного фасона с одним и тем же рисунком, только цвет разный, у неё бежевый, а у меня розовый.

Я не могу сегодня делать примерку нового платья, ещё днём на уроке физкультуры оторвалась пуговка на бретельке, пришлось вообще снять лифчик...
Любка сказала, что у неё есть булавка и тоже бретелька пристёгнута, что сначала она сделает примерку, потом даст мне булавку...

Нам, девушкам, уже по семнадцать и как много ещё в нас детства, некому подтолкнуть во время укрепить пуговку, вместо неё – булавка! Как ещё мало у нас житейского опыта! Какие же мы глупые в свои, уже не малые, семнадцать лет!

С самого детства и до сей поры я была маленькой и худой – эдакий заморыш с косичками, что меня сильно расстраивало. Думаю, я «навнушала» себе и за полгода моя грудь выросла, как на дрожжах, стала пышная, девчонки завидовали, а меня это начинало сильно удручать и я старалась скрывать хоть как-нибудь...

Шаг к примирению сделали. По дороге купили по две порции ледяного водянистого мороженого «в тестяных стаканчиках», так мы прозвали вафельные стаканчики. Не прохватило, - вернулись, снова встали в очередь и, потеряв полтора часа в  ожидании, ушедшей куда-то тётки-продавщицы, купили ещё по две порции. 

Оказывается, Лёнька Д. якобы видел Любку и Лёшку, с которым она совсем недавно начала дружить как они целовались. Конечно же для неё эта сплетня была ударом! Пока у них кристально-чистые отношения без объятий и поцелуев. Лёнька утверждает, что видел своими собственными глазами, на что Люба дерзко ему злобно ответила:

-- Плохо ты видел! Да тебе и не усмотреть своим единственным глазом!

У него действительно один глаз прикрыт. Я мысленно осудила Любку за эти слова, Лёнька не виноват в том, что глаз травмирован...

Отношения у нас с ней наладились. Она призналась, что «написала уже было записку», но отдать не посмела, а показала только сейчас: - «Нинка, а я всё же тебя люблю. Хватит дуться»! Значит, она всё же осознала, что была не права в отношении меня!

Опять валяемся на кроватях в своей келье, лень пошевелиться... Пора бы и перекусить, ведь "маковой росинки" с утра не было! Надо сходить в "столовку".

Любаша как обычно долго собирается, тщательно разглядывает себя со всех сторон, около часу сидит перед зеркалом, всё мудрит со своими великолепными тёмно-каштановыми кудрями, то так - то эдак укладывая локоны по плечам.

Боже мой, до сих пор собирается: пять раз платье переодевала: то шёлковая комбинашка просвечивает сквозь платье и даёт не тот оттенок, то ещё что-то...
Ну всё, кажется оделась!

После столовой отправились к озеру, приступили было к «зубрёшке», но в голову ничего не лезет, отбросили книги в сторону, ещё полежали на солнышке у монастырской стены на берегу озера и пошли смотреть по телевизору футбольный матч «СССР – ГДР». Уже третий раз играют, прошедшие два матча были вничью: (один – один). Интересно, кто же сегодня забьёт больше голов?
 
Люба со свидания пришла не в настроении. Я не стала мешать ей своими расспросами и она сама поделилась со мной... Причина: – ссора с Лёшкой, что-то не понравилось ей в его поведении:

-- Лучше бы ты тогда вообще не вызывал! – резко повернулась и убежала от него.

Не подходит такое настроение весёлому, жизнерадостному Алёшке. Этот симпатичный раскудрявый парень всегда в классном настроении, большой шутник и балагур.
Они с Любой очень похожи, как брат и сестра, даже тёмные кудри одинаковые.

Между прочим, Лёшка мне нравился и только до того момента, когда он стал встречаться с Любой. И ещё я узнала, что он признавался девчонкам и поздней самой Любке, что нравилась ему не Любка, а я...

Так как мы с Любкой «не разлей вода», она будучи уверенная в своей неотразимости, более смелей ловила его взгляды, направленные, оказывается, на меня, перехватывала эти взгляды, отвечала прямым заигрыванием. А мне и в голову не пришло, что могу стать соперницей яркой, красивой моей подружке Любане...



За синей птицей.
 
Сегодня в обед в столовой на нас обратил внимание чернявый мужчина средних лет южной национальности. Он сидел напротив и не отрывал взгляда от Любки. Мужчина был элегантен, довольно приятной внешности, при галстучке, рядом на стуле стоял добротный кожаный коричневый портфель. Закончив трапезу, он попросил разрешения сесть за наш столик. Мы согласно кивнули, жалко что ли, пусть садится...

Пожирая волоокими глазами Любу, он сказал:

-- Вах, вах, какая девочка! Красавица! Я убеждён, мы с вами одной крови...

-- Давайте познакомимся, я режиссёр, - мужчина назвал своё имя.

Он говорил с кавказским акцентом. Люба от неожиданности смутилась, щёки зарумянились, от чего стала ещё более привлекательней. Мужчина не жалел льстивых слов, с завидным напором продолжал убеждать, что ей в этом захолустном городке не место:

-- Вы, моя красавица, обязательно должны стать актрисой, я помогу перевестись в институт кинематографии. Нельзя прятать от людей такую красоту!

-- Я ищу героиню для своего нового фильма...

Мы слушали его, разинув рот. «Режиссёр» продолжил поток лести, закончив словами:

-- Давайте согласие, и мы сегодня же оформим документы... Вы согласны?

Смущённая Любка согласно кивнула головой.

-- Тогда приходите в девятнадцать ноль-ноль в гостиницу, комната номер шесть.

Вечером Любаша «намарафетилась» и отправилась за «синей птицей»... Но, вскоре вернулась, всё в ней кипело от негодования, Люба рассказала:

-- Придя в его комнату, я увидела накрытый стол. Тут и закуски, красивая бутылка с красным вином, конфеты в коробке, даже цветы...

Я первым делом сказала: что ж, давайте оформлять документы. Вместо ответа он закрыл дверь, а ключ спрятал в карман, пытался обнять, я возмутилась:

-- Всё с вами ясно! Немедленно откройте, а то буду кричать!

-- Посмотрите мой паспорт, я несовершеннолетняя! - Он молча открыл дверь, я немедленно выскочила, громко хлопнув дверью на прощание...

-- Вот, сволочь! Вот, скотина! – добавила возмущённая Люба.

Вот такая история произошла с неискушённой Любкой, поверила сладким словам какого-то проходимца, залетевшего к нам на русский Север с далёкого Кавказа. А он, всего–навсего, хотел «снять» девочку и где - в Кириллове! Не знает, что у нас здесь «такие» не водятся. Ошибочка вышла!   

 

Непредсказуемость.

Заканчивается май месяц, начинаются белые ночи. В келье жарище, почти весь день солнце шпарит в окна. Ночами мы все спим под простынями совершенно голые - наша новая блажь. Только одна наша «старая дева» двадцати-однолетняя Люська дрыхнет одетая...
 
С раннего утра начинаем готовиться к предстоящим экзаменам. После «зубрёжки» купаемся в Сиверском озере, вода тёплая, ласковая, чиста, как стёклышко.
Любка взялась сочинять стихи про любовь:

«Недаром люди говорят, весна – пора любви»... и так далее.

Искренне похвалив её, я поделилась с ней, что в четвёртом классе сочинила вот это стихотворение:
      
Зима уйдёт, весна придёт
И ветки почками покроются.
Начнётся птичий перелёт,
Берёзы гнёздами застроятся.      
Появятся проталинки -
Носить не надо валенки!

Выслушав до конца, Любка безоговорочно заявила, что это было написано в какой-то книжке. Выходит, я «слизала»! Доказывать было бесполезно такому человеку, как Любка...

Я попыталась рассказать ей, что мой отец пишет стихи и басни, печатается в газетах, что есть несколько стихов и басен, опубликованных в сборниках-альманахах «Заполярье»...

В ответ она громко и ехидно рассмеялась:

-- Ух, ты! Какие, однако, таланты скрываются!

В эту минуту я просто возненавидела её. Ужасные отношения, разве это дружба? Неужели у неё по жизни такой несносный характер, вот вопрос, на который я не могу найти ответ. Без какой-либо причины постоянно ей "шлея под хвост" попадает! 
 
Ходим по-прежнему вместе, но нет доверия к ней, питаемся в столовке, загораем, учим, едим уже по четыре водянистых мороженых (лёд хрустит на зубах), а что толку, нет улучшения в её характере.

Дружить мне больше не с кем, все девчата ещё с первого курса нашли себе пару. Конечно есть подруга Ангелина, мы с ней сидим в оркестре на вторых домрах и очень хорошо общаемся. Классная девчонка, простая, добрая...

К сожалению, она живёт где-то в городе на съёмной квартире, а нас, шестерых, самых примерных девочек, оставили в общежитии в нашей келье ещё на год. Заслужили верой и правдой! Вот такие мы правильные и классные.

Любка сегодня ночью что-то не спала. Несколько раз забиралась на широкий подоконник, надолго замирала там, уткнувшись носом в коленки, плакала, то и дело всхлипывала, а я боялась спросить её и попробовать успокоить, да вдруг взбесится...

Днём пошли на мельницу учить геометрию, по дороге разрешали проблему «дружественных» отношений, но ни до чего не добились, остались при своих мнениях.
Она всё время какая-то взвинченная, моментами всё хорошо, но вдруг изменяется коренным образом. Всегда непредсказуемая... Неужели все городские такие странные до крайности?

Сегодня она получила письмо от Ивана Порошина, с которым дружила на первом курсе. Учиться не дали, его вместе с другими ребятами призвали в Армию. Люба обещала ему, что будет ждать, но обещание не выполнила, почти сразу стала встречаться с Лёшкой Жиличевым..

Я внимательно наблюдала за ней, пока она читала письмо. Лицо её всё более и более хмурилось, вдруг она порвала его на мелкие кусочки, смяла и выскочила из кельи, громко хлопнув дверью...

Люба заподозрила меня, что я пишу дневник. Однажды она ласково так просит:

-- Нинка, дай мне почитать твой дневник.

Я не ожидала этого и даже покраснела, справившись с собой, ответила:

-- Извини, Люба, но я не могу дать тебе почитать свой личный дневник.

Она злобно наговорила мне, что я скрытная, что у нас, видимо, не дружба, а подобие. На что я ответила:

-- А знаешь, ты сама отталкиваешь меня от себя своим привередливым характером, а потом требуешь хорошего отношения, откровенности.

-- Ты хочешь, чтобы всё было только по-твоему, а по-моему – не обязательно как всегда?

-- Разве это справедливо? Уступки должны быть не только с моей стороны... Думаю, немножко надо уважать и моё мнение...

После разборок опять, как ни в чём не бывало, настроение у неё отличное.