Дневник Наташи Шебалиной история первой любви

В далёкие восьмидесятые, в телемосте с Америкой одна из участниц уверенно заявила: «В СССР секса нет! » Женщину прервали и дико ржали...
Но эти слова отчасти были правдой.
В каждом классе, в каждой школе тут и там случались беременности у девочек, были школьные парочки, были серьезные отношения и первые потери. Были даже самоубийства, о которых боялись говорить.

..."У нас в СССР секса нет..." - Спустя двадцать лет министр культуры Михаил Швыдкой принародно покаялся: - "Был телемост - Ленинград-Хьюстон, вели его Фил Донахью и Познер. Женщину, сказавшую про секс в СССР, прервали. И все ржали! А потом повторяли на все лады ответ.
Но я должен покаяться - мы всех обманули тогда.
Она сказала: "У нас в СССР секса нет, но есть любовь, первая, настоящая, до гроба, не то что у вас в Америке, всё одним словом - противно как в курятнике!"...


Оглядываясь назад с высоты прожитых лет, я прекрасно вижу: теперешняя молодежь не такая, как раньше, в СССР. Сегодня молодёжь свободная, модная, раскованная, знающая свои права. Одним словом, другая. Девочки-школьницы, такие, как я, в семидесятые-восьмидесятые годы в большинстве своем были целомудренны, понимали слово «честь», а мальчики, хоть и были в этом отношении свободнее, но тоже умели ценить и уважать эту самую честь.

Моя школьная подруга Наташа Шебалина стала в нашем классе первой, кого закружила любовь. А я, тихая советская школьница, и не подозревала об этом… С Наташей мы дружили со второго класса. Она называла меня ласково Алкой, Аллой, а когда злилась или сердилась, Аллочкой-людоедочкой. Мне это ужасно нравилось!

Я даже имя свое полюбила: так она его вкусно произносила: «А-а-ал-ла»… - красиво, нараспев. Я смотрела на нее с обожанием, она казалась мне совершенством, несмотря на ее вечные тройки по математике и двойки по труду!

Она была такая маленькая! Такая тоненькая, нежная. Грудь ее уже оформилась и, на зависть девчонкам, легко угадывалась под школьным платьем. Шея и плечи были ровные, идеально прямые. Мягкая ложбинка у основания шеи подчеркивала ее милую женственность. Кожа Наташи словно светилась изнутри. Когда она прибегала с улицы, каштановые волосы вились у ее висков колечками. На правой ее щеке красовалась родинка, а на левой – ямочка. Открытый лоб, с мягкими и правильными дугами бровей, подчеркивал выразительность темно-коричневых глаз. У нее были чувственные, чуть припухшие яркие губы и ровные, крупноватые передние зубки.

Если Наташа распускала свои вьющиеся волосы, они падали пышной копной ей на плечи и притягивали взоры окружающих. Тонкая талия и маленькая ножка – всё в ней было гармонично и красиво устроено. Мне она казалась похожей на киноактрису Татьяну Друбич, портрет которой из журнала «Голубой экран», висел в моей комнате над столом. Наташа всегда любовалась этой фотографией: «Алла, какая же она красивая! Смуглая, таинственная! Посмотри, как она держит шею – я тоже так хочу научиться». Я смотрела на нее и видела, что ей не надо учиться, она уже была совершенством!

А я была незаметной, некрасивой, неуверенной в себе. У меня на лице и спине были прыщи, которые я ненавидела и выдавливала. Но прыщи появлялись вновь и превращались в фурункулы. Руки мои казались мне лопатами, а ноги – просто колоннами. Я не была толстой, но когда мама пыталась доказать, что все не так уж плохо, и ножки у меня красивые, длинные, я говорила с

обидой и горечью: «Ну ладно, ноги! Допустим, внизу они нормальные. А зачем ты мне ляжки такие забаламбасила! И талии нету вообще!»

Мне иногда казалось, что люди смотрят на меня с отвращением. Поэтому старалась быть незаметной. Хотя в школе я была отличницей. Незаметной и серенькой. Но это добавляло хоть какой-то уверенности. Сочинения мои всегда посылали на конкурсы, зачитывали вслух, я писала лучше всех. Однако дружить с отличниками мне не хотелось. Мне нравились красивые, уверенные, бесшабашные ребята – те, с кем хотела дружить и общаться Наташа. Я была единственной ее подругой и везде ходила за ней по пятам. Наташа принимала меня такой, какая я есть, поддерживала меня, старалась
 
растормошить, развеселить, понимая и принимая мои чувства. Чувства самой Наташи при этом оставались для меня тайной, и я ревновала ее ко всем, кто был рядом.

Когда мы учились в седьмом классе, учительница по труду, видя неспособность Наташи к шитью и вязанию, ее неприкрытое равнодушие к кулинарии, как-то пророчески изрекла:

- А Наташа Шебалина выскочит замуж раньше всех! И родит в десятом классе, вот увидите. Зачем ей учиться шить?

Девочки дружно засмеялись, а Наташа дерзко ответила: - Да, выйду замуж и рожу! А шить мне не нравится!

- Тебе не стыдно? Как же ты будешь семью кормить, если не научишься готовить? И шапочки детям вязать? Как же ты, наконец, будешь носки мужу штопать?

Наташа на секунду задумалась:

- А я не буду штопать, я их буду выбрасывать. А мужу новые покупать, без дырок. И математика мне в жизни ни пригодится. Я буду музыкантом! –

нахально выпалила Наташа, чем окончательно разозлила одноклассниц и училку. Как же это можно! Быть такой расточительной, неэкономной и относиться к мужу и семье без должного уважения?

Мне частенько приходилось поддерживать и утешать Наташу. Несмотря на свою кажущуюся уверенность, она бывала растерянной и беззащитной. Плакала, сидя у меня дома на старенькой софе.

- Алка, ну что я им сделала? Почему они меня ненавидят? Ну я же не виновата, что такая уродилась… Шить не умею, готовить не люблю… Я вообще не понимаю, почему наши девочки так меня ненавидят? За что?

- Завидуют! – резюмировала я, и это было правдой.

В начале седьмого класса началась история Наташиной любви. Было это так.

Руководитель школьного ВИА (вокально-инструментального ансамбля), десятиклассник Лёшка Никольский, искал солистку для участия в городском конкурсе. В ансамбле были только парни из десятых классов, а девушек не было. Старшеклассницы пели сносно, но Лёше хотелось настоящего голоса, с изюминкой. И тогда учительница музыки посоветовала ему взять Наташу:

- Шебалина хоть и учится в седьмом классе, но заканчивает музыкальную школу и умеет играть на фортепиано. А голос у нее, Лёшенька, вообще не школьного уровня. И даже не городского. Уникальный.

После уроков мы с Наташей пришли за сцену, где в маленькой каморке репетировали ребята. Их было пятеро, самых известных школьных личностей: Михаил Гуляев – соло-гитара, Слава Бородин- клавишные, Серёга Федосеев – ритм-гитара и Андрей Некрасов – ударные. Руководителем и душой группы, а также солистом был Лёша Никольский. Он играл на бас-гитаре, неплохо исполнял чужие песни и даже сочинял свои. Эти ребята, из школьного ВИА, с успехом играли на танцах и наших школьных вечерах. Играли парни хорошо, а пел только Лёшка, поэтому искали солистку.

Когда мы с Наташей зашли к ним в комнату за сценой, Наташу встретили настороженно – что это еще за девочка, божий одуванчик? На меня они внимания не обратили. Там же сидели две девицы из десятого «б», и было заметно, что из-за Наташи они поспорили, заранее настроившись враждебно. Она подошла, поздоровалась, представилась. Сказала что-то хорошее по поводу музыки, показала Славику аккорд на клавишах, который, по ее мнению, лучше подходил и, самое главное, спела. Не помню что, кажется это была «В горнице» на стихи Николая Рубцова и музыку Морозова. Спела Наташенька проникновенно и чисто. Возникла тишина, и Андрей Некрасов, который больше других, как выяснилось позже, возражал против Наташиного появления, только развел руками:

- Лёха, не знаю, как ты, а я бы взял эту кроху… – Девицы захихикали, но Андрей, строго на них посмотрев, закончил: - Может, к конкурсу подрастёт. А поёт она, по-моему, неплохо для малолетки?

- Я – только «за»! – Лёша внимательно посмотрел на Наташу. Его искристые карие глаза смеялись. Наташа смело выдержала этот взгляд. Сердце ее, как она потом мне призналась, вздрогнуло, и ей подумалось: «Я хочу, чтобы Он в меня влюбился».

 Потом она мне рассказывала: «Еще на школьной дискотеке, в день Учителя он мне понравился. Такая в нем была энергия, уверенность, мужская притягательность, и еще… Алка, подскажи это слово! На букву ха…
- Харизма, - хмуро ответила я.
-Точно, харизма! Он пел: «Маша Маша, кроха наша, как ты повзрослела, – словно про меня! И смотрел прямо на меня…
- А про меня он пел: "Некрасивая, несчастливая..."- с горечью добавила я.

С того времени старшеклассники, и особенно Лёшка Никольский, увидев Наташу на лестнице или в школьном коридоре, орали: «Эй, Наташа, кроха наша, кто тебя обидел?» - переиначив слова известного шлягера из репертуара популярного ансамбля «Жар-птица» с «Маша» на «Наташа».

Наташа стала ходить на все репетиции. Программу конкурса играли на танцах. Наташиным появлением в ансамбле были недовольны старшеклассницы. Им теперь стала закрыта дорога на репетиции. Всё происходило в каморке за дверями актового зала, куда допускали лишь Наташу и меня, поскольку она была звездой, а я никому не мешала. Вскоре поползли сплетни:

- Наташка-то Шебалина - со всеми парнями уже…Бесстыжая, так и улыбается, так и вешается…
- Да подумаешь! у Лёшки Никольского всё равно есть невеста! Иришка, слышали, из четырнадцатой школы?

Конечно, это было правдой лишь наполовину. Наташа в своей жизни даже ни с кем не целовалась, уж я-то знала… А про Иришку она мне рассказала так:

- Представляешь, Алка, он мне недавно в коридоре пропел:

"Ты, Наташа, кроха наша... Держись от меня подальше. Вижу, как ты на меня смотришь… Но я – без году неделя "женатый". Я Иришку свою люблю. Давай останемся друзьями, ладушки?"
 – Зачем он мне всё это говорит, Алка? Женатый… Я ему ответила:

- Какую еще Иришку? Мне-то что! Мы и так друзья. Женись на ком хочешь – пожалуйста! Я ему так и сказала. Веришь?

Я верила, и с замиранием сердца ждала: сейчас она мне расскажет самое интересное: о чем они еще говорили, что делали. Но, по ее словам, они просто стояли и трепались: про музыку, про учителей. Как друзья.

Прошло две недели. Наташа ничего мне не рассказывала, но я видела, что с ней происходят перемены. Приходя с подругой на репетиции, я ловила какие-то недовольные взгляды парней.

Наташа была мила, остроумна, шутила со всеми, кокетничала. Она расцвела, еще больше похорошела.

Как-то на репетиции я увидела, что Наташа пожала руку Андрею, когда тот неудачно сыграл соло на барабанах. Лёшка буквально взорвался, со злостью крикнул:

- Да ты же ритм не слышишь, стучишь, как пьяный заяц!

Андрей покрутив у виска палочкой, что-то съязвил в ответ. Серега Некрасов, чтобы разрядить обстановку, предложил закончить репетицию и проводить Наташу домой, и в ответ она вдруг сказала:

-Нет, меня обещал проводить Славик. Чтобы в темноте не заблудилась…

Славка, долговязый и симпатичный клавишник, радостно кивнул. Лёшка вдруг резко бросил гитару и выскочил из комнаты, хлопнув дверью.

- Чего это с ним? У него же Ирка есть! Они же после школы женятся. И нечего обижаться… - неуверенно проговорил Славка и посмотрел на Наташу, а потом на меня.

- Она их всех с ума свела! – подумала я с завистью. – Они же перессорятся все, передерутся. Ну и Наташа, кроха наша!

Прошло еще две недели. Наташа собиралась ночевать у меня в новогоднюю ночь, но пришла только на второй день каникул, после Нового года. Прибежала вся заплаканная:

- Мама обнаружила мой дневник! Я ей больше не доверяю. Она намекнула, чтобы я была осторожней. И про него (она выделила это слово) намекнула. А про него я даже тебе не говорила! Но скоро расскажу. Алла, пожалуйста! Пусть дневник у тебя полежит. Только обещай, что не будешь читать…

Я пообещала. Ничего в своей жизни я так не жаждала, как узнать, что же написано в этом дневнике. Промучившись до вечера, я открыла Наташин дневник…


ДНЕВНИК НАТАШИ ШЕБАЛИНОЙ

***
Сегодня в школе видела Лёшку. Он улыбнулся, махнул мне издали рукой. Как я его люблю! Милый мой, черноглазый! Вчера их класс дежурил, я пришла к нему на пост, на третий этаж. Стояли у окна, и вдруг он осторожно накрыл мою руку своей. Так неожиданно, внезапно! Я стояла не двигаясь, глядя на мальчишек во дворе…

По моей спине мурашки пробежали, от руки его так горячо стало! Он, почувствовав мое состояние, сам неожиданно вздрогнул, точно обжегшись, и молча убрал свою руку. Сказал, что я отлично пела на дискотеке и что девицы из их класса хотят подкараулить меня и проучить: «Будь осторожней, не ходи домой одна, только с нами или с Аллой.»

Я ответила, что у них нет причины меня бить, потому что мне никто не нравится, кроме…И посмотрела на него. Он уставился на стену, ковыряя какую-то трещинку и сказал:

- Эх, Наташа, кроха наша, (как я люблю, когда он так говорит!) держись от меня подальше. Ничего у нас не выйдет. Я Иришку свою люблю. Давай останемся друзьями.

Я ответила:

- Да мне-то что! Друзья, так друзья. Женись на ком хочешь! – Сказала так, и ушла, а внутри всё похолодело. Потом на меня накатило: «Зачем? Что это за Иришка такая? Он так нежно произносил ее имя – Ири-ишка, что мне стало тяжело. Затошнило, и живот заболел. Я всю перемену проплакала в туалете. Аллочка меня охраняла и думала, что я плачу из-за двойки по труду. Ничего ей не скажу, а то расстроится…

***

Случилось кое-что важное! Напишу по порядку. Два дня не видела моего любимого Лёшку. Он где-то прятался. А сегодня вдруг выпрыгнул прямо на меня:

- Кроха, не уходи никуда, сегодня на репетиции узнаешь важные новости!

Мы с Аллой пришли, а за сценой собрались все наши - такие развесёлые! Кричат, шутят, обнимаются. Мы заняли на городском конкурсе первое место! Теперь поедем на областной.

Алла ушла, ей надо было в парикмахерскую с мамой. Мальчишки (Андрей, Серега, Лёшка и Славка притащили откуда-то вино, выпили, развеселились. Я пить не стала, но почему-то была веселее всех. А Лешка так разошелся, хотел меня качать, как после соревнований на стадионах. Парни его урезонивали, просили поставить меня на место. Такие смешные. Когда стемнело, Лёшка пошел провожать.

По дороге мы дурачились, смеялись. В подъезде он вдруг замолчал и подошел близко-близко, почти вплотную ко мне. Уперся руками в батарею. Я, оказавшись «в плену» между ним и батареей, почувствовала его запах: аромат

одеколона смешивался с запахом вина и горячего дыхания. Он стоял, как боксер на ринге перед атакой. По моему телу вниз пошла волна возбуждения. Я несколько раз непроизвольно выдохнула, вся застыв в напряжении. Как я ждала этого момента, и он случился! Мне до одури захотелось, чтобы он прижался ко мне. Стало жарко. Он рванув на себе куртку, расстегнув ее. Я вздохнула судорожно, в предвкушении объятия подалась вся к нему, и он задрожал! Его сотрясала дрожь, у меня тоже все внутри дрожало. Боже! Мы стояли близко-близко! Он произнес: - Наташка, дурёха, ты с ума сошла? Осторожно…я ведь живой. И к тому же мужчина... И вдруг начал целовать меня…в губы. Это было так… нестерпимо. Господи, так невозможно…сладко…
Мои губы подчинялись, отдавались ему. Он словно вбирал меня в себя, нежно и очень сильно. Я чувствовала его…всего. Так властно, страстно и в тоже время бережно, меня никто и никогда.... Я и не знала, что умею целоваться.

Но хлопнула чья-то дверь. Раздались шаги, и, как нашкодивший зверек, я убежала. Спать, конечно, не могла. Губы болели, живот ныл, в голове звучали его слова: «Ты с ума сошла? Осторожно… Нат-а-а-аша…Что ты делаешь со мной?»
Милый, любимый мой Лёшка.

***

Наш класс дежурит по школе. Я попросилась на четвертый этаж, на самую крайнюю лестницу. Прождала его четыре перемены. Он не пришел. На пятой, после последнего урока, ко мне на этаж поднялась целая толпа: Славка, Серёга, Андрей, Леша. Вспоминали, как вчера было весело. Андрей пригласил всех на свой день рождения, в субботу. Сказал, что будут еще три старшеклассницы и ребята из другой школы, и что его родители уйдут.

Лешка вдруг объявил, что ему с Иришкой нужно ехать в другое место, и пожелал нам хорошенько повеселиться. Я загрустила, но виду не подала. Наоборот, сказала, что отлично повеселюсь, даже если Лешки не будет. Меня все поддержали:

- Обязательно приходи! А Лёшке мы морду набьём, чтобы не отделялся от коллектива.

***

Опишу то, что случилось на дне рождения. Пришли несколько старшеклассников, которых я не знаю. Мы познакомились. Это были Лёва, Саша и Дима из второй школы. С ними пришли трое девушек – Лена, Света и, кажется, Аня. У них тоже ансамбль, и они поют почти те же песни, что и мы. Из наших были Андрей, Славка, Сережа и я. Мы все вместе пели под гитару. Я даже свои стишки им спела.

Потом пели «Некрасивая, несчастливая» - мне все хлопали! Получилось так, что когда неожиданно появился Лёшка, я была окружена вниманием, меня наперебой приглашали танцевать.

 Мальчики пили какое-то вино, мне налили шампанского. Я раньше его пробовала пару раз и, расхрабрившись, выпила залпом половину бокала. Стало весело, захотелось дурачиться. Мне вдруг захотелось разозлить Лёшку, и я принялась кокетничать направо и налево, танцевала. Он терпел недолго. Потом схватил меня за руку, затащил в ванную и запер дверь.

Господи! В этой дурацкой ванной было не повернуться! Лёшка был рассержен, возбужден, он сердито зашипел:

- Маленькая дрянь! Что ты творишь? Я тебя сейчас задушу… Ната-а-а-ша…С этого момента было только его тело, его руки, проникающие в меня. Он гладил меня, и я не понимала, где нахожусь, мне хотелось застонать. Было невозможно ни сесть, ни лечь на пол, места было так мало! Я подчинялась ему, уступая его движениям, его жадным, чувственным губам. Как же сладко ему подчиняться! Но в это же время я понимала: это не может так быть, мы должны остановиться и выйти из этой западни. Будто сторож внутри меня был начеку и просыпался в момент опасности.

Тут в ванну начали ломиться и кричать: «Имейте совесть, там Димке плохо!»

Домой я пришла поздно. В подъезде опять целовались, но я сказала Лёшке, что больше не могу, у меня всё болит, и на губах синяки…На прощанье он, целуя меня, проговорил:

- И почему я тебя раньше не встретил? Где ты была? Кроха моя…Ты такая красивая! Меня в дрожь бросает, когда вспоминаю твои губы и эти духи…как они называются? «Может быть?»

Меня тоже. Я вся дрожу, когда представляю наши объятия, всё время чувствую его губы, вспоминаю, как он говорит мне:

- Ната-а-а-ша! - и эта волна накатывает на меня каждый раз… О-о-х. Лё-ша! А духи эти польские называются «Быть может», мне их папа привёз из Лениграда…

***

Прошло четыре дня. Лёша ведет себя странно. ВИА готовится к конкурсу, я пою всё лучше, ребята меня хвалят. А он недоволен! Не звонит. Дома дежурю у телефона, бросаясь на каждый звонок, как курица. На репетиции вчера он сорвался, когда я пожала Андрюхе руку. Ни с того ни с сего наорал на него, оскорбил и выскочил за дверь. Провожал меня Славик. Он разговаривает басом, а ведет себя, как малыш. На прощанье сказал: «Наташа, ты очень красивая!» И ушел. Дурак.

***

Ездили на конкурс. Там была такая суета и толпа людей, что даже прикоснуться друг ко другу у нас с Лёшкой не было времени. Я пела хорошо, но как в тумане. В автобусе Лёша сел со мной, позади всех. В темноте мы держались за руки, прижавшись друг к другу. Он сказал, что не трогает меня из-за того, что я еще девушка. И что я должна подрасти. И добавил, что все парни в школе почему-то думают, что я уже не девушка, а женщина. Какая глупость! Девушка, конечно. И стану женщиной только с ним, с Лёшкой. Стоит ему только захотеть. Я так и сказала. А он засмеялся: «Я уже хочу!».

Мне кажется, это совсем не смешно. Зря он так. Я думаю об этой Иришке. Почему я ее никогда не видела? Какая она? Чем-то мы ведь похожи, если он нас любит. Нас? Я как-то вдруг подумала, что так не должно быть. Я хочу быть единственной. Впервые эта мысль пришла мне в голову. А если он женится, при чем тут я?! Она живет в этом городе, где-то учится. И он хочет на ней жениться. Ей ведь восемнадцать скоро. Стало грустно: ведь мне всего четырнадцать…

Новый год.

Сегодня это случилось...

Мои друзья из ВИА договорилась встречать праздник у Андрея. Новый год я, как обычно, отметила с родителями. После курантов отпросилась погулять и ночевать у Аллы. Родители мне верят…

Пришла к Андрею. Они там все уже напились, и Лёшка тоже. Сразу начал приставать, вести себя грубо, как-то напоказ. Я вспомнила его слова о том, что все думают, что я не девушка. А кто я на самом деле? Попросила его проводить меня домой, потому что к Алле мне совсем не хотелось. Мы медленно пошли к моему дому. На улице он изменился. Сказал, что сильно замерз. Пригласил к себе, выпить чаю. Сказал, что хочет загладить вину, поговорить. Дома у него никого не оказалось, родители ушли в гости. Мы пили чай, разговаривали. Стало расти напряжение. Раньше этого не было, а сейчас я кожей чувствовала

опасность. Лешка встал и потянул меня к себе. Я остановила его, отстранившись. Но он сказал, что хочет прилечь. Что он лишь немного полежит, что ему плохо:

- Наташа, полежи со мной, у меня, наверное, температура…

Я ложиться сначала не хотела, но почему-то пошла за ним. У меня атрофировалась воля. Забылись предупреждения мамы, внутренний голос замолчал. Голова у Лёшки и вправду была горячей. На ощупь чувствовалась температура не меньше тридцати восьми градусов…Это меня вдруг возбудило! Мы легли на диван. Начали тихо целоваться. Милый, милый Лёшка, он старался не прикасаться ко мне. Раскаленный, словно печка, он едва дотрагивался до меня, словно в невесомости. Мы балансировали, как на льду: ближе, ближе, слегка прикасаясь друг к другу губами, вдыхая чувственную сладость поцелуев, пропуская ее внутрь, всё глубже, глубже… Он напрягся, снова задрожал всем

телом, но не прижался ко мне, а отстранился и лег на спину. Я не выдержала. Мне хотелось в этот сладкий дурман! Подвинулась вплотную к нему, приподнялась, принимая волну сильнейшего возбуждения. Потом в горячем забытьи легла сверху, прижавшись всем телом к его телу. Мы были одеты, но совершенно забыли об этом. Я не чувствовала одежды… Мне хотелось его нежных прикосновений и его напора одновременно! Хотелось трогать его красивое, пропорциональное тело. Мои руки впервые прикасались к мужчине, впервые изучали его. Он замер, боясь шелохнуться. Я сознавала, как прекрасно то, что происходит в эту минуту. И в то же время я понимала, что эта минута, если мы не остановимся, может стать для нас несчастьем. Или вечным счастьем… Но в это-то как раз мне и не верилось.

Он снял рубашку. Торопливо стащил брюки, снова замер, давая мне возможность решить, чего я хочу. Я увидела его трусы - такие смешные, в полосочку. Его тонкие ноги. Он был беззащитным, но эта кажущаяся беззащитность меня испугала даже больше, чем агрессия. Он хотел, чтобы я приняла решение! Хотел жениться на Иришке, и хотел получить меня. Вспомнив в этот миг о ней, я подумала о себе и его дурацких трусах, неосознанно застегивая ворот кофточки. Он хотел помешать мне застегиваться, обнимая и целуя меня с какой-то отчаянной горячностью, но я, резко оторвавшись от него и вскочив, сказала: «Мне нужно идти, меня ждут дома. Прости...я не готова стать женщиной сейчас. Не провожай, у тебя же температура.»

Он вскочил, потом понуро сел и произнес слова, ставшие для меня решающими, положившими конец страсти. Он сказал:

- А ведь я им поверил! Парням! Зачем? До последней секунды я тоже сомневался в тебе, не верил, что ты девочка. Прости меня, Наташа. Давай расстанемся друзьями. Я люблю Иришку, и она меня любит…

- Старая песенка,я ее уже слышала - подумала я. И еще я вдруг ясно представила, что через полчаса после того, как ЭТО бы случилось...он произнес бы те же слова.
Я не обиделась на него. Наоборот! Я была ему благодарна! Дома, записав это всё, я поняла, что излечилась от первой любви.

***

Больше в этом дневнике записей не было. Я еще долго сидела в оцепенении. Словно пережив все сама. Я дрожала, на моих губах оставался привкус поцелуев, которые Наташа так щедро дарила Лёшке. Было чувство, что я их украла, унесла в свою нору и дрожу под своим одеялом, не в силах совладать с собой, не в силах решить, как поступить со всем этим богатством, украденным мной у моей подруги и ее возлюбленного. Мне тоже было четырнадцать лет, и я не представляла себе, как теперь Наташа сможет жить. Это было настолько трагично, настолько пленило меня, что я проплакала половину ночи над этим дневником. Перечитывала, снова плакала, вдыхая запах чернил и Наташиных польских духов «Быть может». Моих любимых духов!

Дневник хранился у меня, пока Наташа не забрала его. Она так и не рассказала о том, что пережила. Но я поняла, что принесла она его не случайно. Она хотела, чтобы я прочитала.

Как и было предсказано учительницей труда, Наташа раньше всех девочек в классе вышла замуж. Родила ребенка. При встречах она никогда про Лёшку Никольского не говорила. Но однажды, спустя шесть лет после окончания школы, Наташа поделилась со мной продолжением этой истории. Она приехала из Москвы навестить родителей. Он позвонил неожиданно. Она обрадовалась. Он сказал, что женился на Иришке, что детей у них нет. Сказал, что жена его временно живет у родителей. Наташа говорила про сына, про мужа, про работу. Лёша радовался за нее - замечательно, что у нее сын, что она учится в Москве, продолжает музыкальное образование!

Наташа зачем-то согласилась встретиться с ним вечером, после работы.

- Зачем я пошла к нему? – недоумевала Наташа. - Первую любовь я всегда вспоминала с радостью. А мы все испортили…

Лешка ждал ее дома и был уже навеселе. В квартире было по-холостяцки грязно. Он налил ей вина, с жадностью разглядывая ее. Она стала настоящей королевой. Видя его восторженное лицо, радость от

встречи с ней, она расслабилась, позволив любоваться собой, изучая его украдкой. Он изменился, опустился, словно в нем померк свет. Сломалась воля. Харизмы не было. Наташа вдруг подумала о муже, ей уже не хотелось слушать, хотелось домой, к сыну. А Лешка зачем-то всё говорил, говорил:

- Я любил тебя, Наташа. Любил и в школе, и после. И сейчас люблю. Очень. Но я не верил, что ты создана для меня. Иришка – она простая, тихая. А ты была – огонь, талант! Ты всех парней у нас в школе покорила, все были влюблены в тебя.

- Странно! А я и не знала, - улыбнулась Наташа.

- Никто мне не верил, что ты была девочкой, никто! - пьяно бормотал он. – Иди ко мне! – он вдруг грубо повалил ее на диван, примял, стал хватать губами ее рот. Она с отвращением оттолкнула его, встала.

- Я провожу тебя! – умоляюще сказал Лёшка. Выпил зачем-то еще стакан вина, оделся, и они пошли. По дороге ему стало плохо, его тошнило. Наташа почти убежала от него. Вот такой финал. Но первая любовь не забывается, даже если умирает. Так случилось, что Лёшка Никольский умер через год: прободение язвы желудка. Оказывается, еще со школы ему был противопоказан алкоголь. Он самый первый ушёл из их десятого «А» класса.

Наташа давно живет в Англии, работает в музыкальном бизнесе, а ее муж занимает видный пост в правительстве. Я потихоньку старею. Мне уже за пятьдесят, но я так и не вышла замуж. И детей не родила.

Иногда я вспоминаю тетку из правительства, которая сказала нелепую фразу, что в СССР секса нет. Она оказалась права. Секса нет, СССР тоже нет…Зато у меня есть любовь к Родине, к друзьям, к Наташе Шебалиной. Я люблю театр, кино, красивых киноартистов, восхищаюсь пением своей знаменитой на весь мир подруги. Я звоню ей иногда, слушаю ее мелодичный голос, радуюсь успехам ее выросших детей. А секс – это пережиток капитализма. Мне он и не нужен вовсе.

P.S. От автора.
В конце хочу добавить, что эту историю я вспомнила, когда получила задание литературной студии. Случайные совпадения с моей судьбой в ней возможны, но не обязательны. Аналогичные моменты в жизни случались в разные годы, вот и всё...