Романов

Война быстро докатилась до смоленской глубинки.  В деревню  что в трех километрах от  села Хмелита , с усадьбой Грибоедовых и трактом на Вязьму.

  С запада слышался отдаленный грохот и по ночам видны сполохи от пожаров. В деревне остались древние старики, женщины с детьми, мужчин призвали давно. Еще молодая, 33 – летняя женщина с тоской  смотрела на двух дочерей 11  и 7  лет, муж Афанасий  с сыном Толей уехал в далекий Ленинград….немцы все ближе и ближе…. Что будет? Делать – то что?

 Скрипнула дверь  и вошел отец. Положил мешок у порога, снял шапку, перекрестился на угол с иконами.
- Здравствуй Катя! – выдохнул.
- Здравствуйте, Василий Романович! – неожиданно женщина назвала отца по имени – отчеству.

Василию Романовичу Романову хорошо за шестьдесят, выше среднего роста, широк в плечах, широк в кости, седые поредевшие волосы, седые усы.  Взгляд пристальный, шаг твердый.
 
Вспомнилось Кате,  10 – летней девчонкой в 1918 году сидела  у околицы и плакала со своей мамой, ходили в соседнюю деревню к двум братьям, которые 2 года назад заняли у Василия несколько мешков зерна с условием, что отдадут под посевную.

- Мы у Василия брали, ему и отдадим! – посмеивались мужички.
- Как земля только их носит! – причитала мама.

 К дому подходили  со стороны усадьбы, а над банькой вился дымок. Катя первая заметила .
 – Папка! – бросилась к отцу,  коловшему дрова.
Ситный хлеб, консервы, баранки, леденцы… спалось беспокойно. Приоткрыла дверь в сени, отец сидел на лавке и точил длинный нож, которым резал поросят .
- Вась, может не надо? – жалостливо говорила  мама, - Проживем?
- Надо, Поля! Сейчас революция! Меня за этих  и судить не будут! – выдохнул.

В деревне ничего не скроешь, чуть рассвело, подъехали к дому две подводы с мешками и два мужика. Отец руки не подал, процедил сквозь зубы, - В сени заносите!
- Вася, и в дом не пригласишь? – заискивающе спросил один.
- Вчера  привезли бы, а ныне – нет! – отрезал.  Обиды Василий Романович не прощал и помнил.

В ночь Василий Романович ушел в Вязьму, его отпустили на сутки, после двух лет мировой войны эшелон с его частью гнали на южный фронт – шла Гражданская война.

Дверь нараспашку и девчонки завизжали, - Лизка, Лизка! – бросились обниматься с девушкой, младшей сестрой матери. Девушка тоже с мешочком, но меньше.

- В мешках соль, спички, мыло. Еще половину мешков  с мукой надо за ночь зарыть в сеннике. А утром за усадьбой отроем окоп – там прятаться будете при бомбежке и обстрелах.

Копали  ночью,  молча.  На роздыхе только  отец  говорил,
 - За Афоню и Толю не волнуйся,  Петроград им не взять! Там матросы, я их видел в 18 году – не отдадут, да и Андрея с Пашей туда призвали, это про старших маминых братьев, про своих сыновей.

И Москвы им не взять! Кишка у немца тонка! Потерпеть надо…

- Лизку оставляю с Тобой, Хмелите достанется, наши окопались, пушек много, немец по большаку к Вязьме рвется – выдохнул.

Закончив с окопом, отдыхал недолго. – Будет худо, уходите  в урочище Свистово, там можно будет переждать.

Заброшенное имение когда – то принадлежало деду мужа, но давно сгорело, дороги туда заросли, но тропу свекор показал.

- Немцы в такую чащобу побоятся лезть, да и не найдут – успокоил отец.

  Проводила до опушки леса, коротко обнялись.

- Избу, скотину не жалей! Даст Бог – наживете! Девок береги, Катя! – выдохнул.
Зашагал , не оглядываясь, туда, где за лесом слышалась канонада… там тоже его ждали родные.

Катя заторопилась домой , шла быстро и уверенно, она знала что делать и как жить!