Когда жены дома нет

Когда жены  дома нет

Как  жена из дома уедет, с Семеном  какой-нибудь  казус случится. И что за напасть?  Уж наказывает ему Мария, наказывает:
-Ну не бери ты ни капли, раз чуру не знаешь -  не на трезвую же голову все происходит. Что с тобой, Сеня, творится?  Будто пьянчужка какой. Или рад без ума, что уезжаю? Праздник великий у тебя.
-Фу ты, какой праздник. С тоски я, Маруся. Ты же знаешь, как плохо мне без тебя.
-Ну да, я за порог, а ты весь уже истосковался.
 
Прошлым летом, стыд и позор, дело  до участкового  дошло. А все опять же из-за женщин, считает Семен.  Явилась на их улицу городская гражданочка – погостить приехала. И давай ходить мимо их дома. Да  ходи ты, ладно, кто  возражает, но оденься по-человечески, имей уважение к людям, не шастай, в чем мать родила. Ты погляди, как одета? Трусики, из которых попа едва не выскакивает,  да сверху еще какой-то ремок. Куда в таком наряде? На речку? Туда другая дорога. Пока с зятем трактор подлаживали, она  раза четыре туда-сюда продефилировала. Зять, а уж он на что человек серьезный, в легкомыслии по женской части замечен не был, а и то запоглядывал, давай не те гайки откручивать. Да и то сказать: хороша! Вон длинноногая какая, и не хочешь, да заглядишься, про все на свете  забудешь. Волосы волной чуть не по самую попу.
-Ты погляди, ходит и ходит. Чего надо? - проворчал Семен.
А дня через два, обмыв  успешное завершение ремонта трактора, снова углядел, как  деваха, выставляя себя напоказ,  прошастала мимо их дома.
-Ну, прости господи, - озлился Семен  и, устроившись в засаде, стал поджидать, когда она пойдет обратно.
«Вот из-за таких мужики и гибнут», - распалял он себя, помянув при этом и Адама, изгнанного из рая, и  соседа,  укатившего от своей семьи за новой любовью. Дождавшись девицу, выглянул из засады и, прицелившись, зафетелил  камешком вслед. Попадать в нее, как потом говорил, не хотел, попугать только собирался. Но камешек на всякий случай подобрал чутельный. Мало ли? Вон как прошлым летом. Выгонял из огорода донявшую его курицу, кинул в нее щепкой, да так метко, что та и прокудахтать не успела. Не промазал и на этот раз, попав чуть ниже пояса. Взвизгнула, как ужаленная. Да и то сказать, камешек он и есть камешек, хоть и маленький. И неожиданно,  да и больно. Обернулась на Семена, распахнула глаза, понять не может.
-Дед, ты чего?
-А того… Одеваться надо. Совсем обнаглели.  Понаедут и шляются, в чем мать родила, прости господи. Дуй за одежей, пока камнями вовсе не закидал.
-Ты уличный хулиган, дедушка?
-Иди, тебе говорят.  У меня снаряды-то припасены, вон они.
-Ну ты и зловредный...
Вечером пришел  участковый. Неловко потоптался у порога, расспрашивая, куда Мария Николаевна уехала и надолго ли. Семену, почти трезвому на ту пору,  тоже было неловко.
-Проходи, Саня, чего у порога? Марья Николалаевна  вернется дня через три, к дочери поехала. Внучок у нас народился. Слыхал,  поди?  Помочь и поехала. Но ты ж не про нее пришел узнавать. Говори уж все, как есть.
-Да вот, Семен Андреевич, заява на вас поступила. От гражданки Чеботаревой Л.И., проживающей в Новосибирске и временно пребывающей в гостях в нашем селе. А раз бумага есть, сами понимаете, должен отреагировать.
-Понимаю, конечно. Служба у тебя такая, Саня. Да ты садись. Бумагу бери. Показания тебе буду давать. Хулиганство-то мое из-за чего вышло?
-Хулиганство разве? А я думал: борьба за нравственность.
-Ну, может, так оно и лучше. Это ближе к истине. Поди-ка и статья там другая. И не наказание, а какое-нибудь поощрение в таком разе мне светит?
-Семен Андреевич, извините меня, но вы как пацан, ей богу.
-Да не говори.  По трезвости – она бы мне до фени, эта деваха.  Ходишь, в обдергайке, ну и ходи себе. А подвыпил маленько, дурь опять полезла. Что, думаю, нас уж и  за людей  совсем не считает? Мужикам опять же смущение выходит.  Хоть и меня взять. Старый, а глаза-то навострил: ох, хороша девка.
-Хороша, а камнями швыряетесь.
-Так чтобы не соблазняла нашего брата, мужика, Чтобы греха не вышло. Да я, Саня, сам себе не рад. Понимаю, дурак дураком. Маруся дома – так контроль надо мной. Она лишнего выпить не даст.
-Семен Андреевич, может, сходите  к Шаповаловым – девушка-то у них гостит, подруга их дочери. Может, извиниться?  Думаю, и заберет она свое заявление. Ей все равно скоро уезжать, так к чему вся эта волокита?
…Тем все тогда и кончилось – замирением обеих сторон. Семен Андреевич раскаялся в содеянном, а девушка, прилично одевшись, укатила восвояси.

И вот жены снова нет дома – опять к дочери на недельку уехала. А, может, и подольше задержится. Семен зарок себе дал: без Маруси – ни-ни. В самом деле – не пьянчужка же он. В селе не на последнем счету. Почитай, двадцать лет бригадирствовал в совхозе, депутатом не раз избирался. Как на пенсию пошел, хозяйство такое развел, что не до гулянок. А почему, как жена уезжает, так ему непременно выпить надо, сам не поймет. Но на этот раз – все. Никаких закидонов. Уже пять дней, как один управляется, и ничего. «Не пью и не манит», - как говорит один его знакомый. Каждый вечер жене по телефону рапортует, отчитывается по хозяйству.
…Утро выдалось изумительное.  Накануне стояла оттепель, а ночью мороз, спохватившись, что его время уходит, как-никак, а уже конец февраля, так расстарался – все кругом в белоснежных кружевах. Одевшись для управы в старую куртку, нахлобучив на свой седой чуб видавшую виды кроличью шапку, Семен вышел на улицу да так и замер, очарованной утренним великолепием. Деревья, украшенные инеем,  сверкали россыпью бриллиантов, щеголяя друг перед другом изысканностью нарядов.  Пожалел, что Маруси нет, она бы сейчас эту красоту на камеру засняла. «А гордячки-то какие, - подумал, любуясь березками. – Не шелохнутся, мол, видали, мы какие, глаз не отвести».
Однако пора и за дела приниматься.  Нынче в зиму оставил тридцать голов – во, какое стадо.  Ребята каждый год увещевают родителей, призывая сократить поголовье. Семен Андреевич вроде и согласен, но поглядит на телочек: красавицы, как их на мясо сдашь. Ребятам скажет: «Заберите себе», а те: «Спасибо, нам своих хватает…».  Стадо хоть и немалое, но управа с ним сейчас невелика. Зорька в запуск ушла. Другие коровы, которые хоть и доятся, они с  телятами на подсосе. И с кормежкой тоже вроде как на самообслуживании. Зять на тракторе приедет, подъемником тюки по всему выгону в загородки наставит – милое дело. Не надо навильниками растаскивать. Захотели - подошли, сколько надо – поели. И скотине хорошо, а хозяину тем более.
Подошла Зорька, ткнувшись мордой,  замычала, ровно спрашивая:  а где же хозяйка-то? 
-Соскучилась… Скоро приедет твоя ненаглядная.
Погладил ее по крутым бокам: недели через две отелиться должна. Это она, Зорька, до такого числа стадо довела. Каждый год все телочек носит, а как их на убой отправишь? Да никак. Глядишь, эта телочка уже и нетель. Опять прибавка.
Поглядев, как стадо разбрелось по выгону, добывая сено из тюков,  пошел и себе завтрак ладить. Маруся целый пакет пельменей наморозила, так что все очень просто. Затопил печку, и пока та разгоралась, включил телевизор, чтобы новости послушать. И вот тебе: в Нью-Йорке наш дипломат скончался. От сердечного приступа.
-Да угрохали мужика, - не поверил Семен. 
Шибко уж нравился ему этот дипломат. Только на днях опять же в новостях  показывали, как он, Виталий, в этом ООНе, за Россию стоит.  Все  по полочкам разложит, толково, обстоятельно, - этим недоумкам и крыть нечем. Семен, когда слушал его, то и дело хлопал ладошкой по колену: «О, молодец мужик. Так их, и в хвост и в гриву. Совсем оборзели».  А то и покруче завернет.
С досадой выключил телевизор, швырнув на диван пульт.
-Гляди-ка, от сердечного приступа, - вроде как с кем-то споря, проговорил Семен.
Оно хоть и схлопотать инфаркт там  немудрено, но не на заимке же  жил? Докторов рядом не было? Да не хотели они ему помочь, чего там… Раньше Семен думал, что все дипломаты – это так себе, круть-верть, но этот  был у него в большом почете. Попробуй-ка в одиночку в этом змеином клубке. Они же там как шершни.  Расстроился Семен, на душе так тяжело, будто очень близкого человека потерял.
-Как же так, Виталий?
Тяжелые мысли навалились, ничем не отогнать. И поговорить не с кем. Сам с собой давай беседовать.
-Черт надавал всю эту шоблу,  под американскую дудку пляшут, пугало из нас сделали. В войну-то  сколь нашего народа полегло, спасли их, а теперь мы же и оккупантами  стали.
В дверь кто-то постучал. «Может, ребята приехали?» - подумал о сыне и невестке. В соседнем селе живут, проведают, спасибо им, частенько. Пошел открывать. Нет, сосед  пришел.
-Здорово ночевал, Андреич. Ничего, что спозаранку к тебе приперся?
-Проходи, чего оговариваешься? Какой уж спозоранок?
-А я к тебе за газовым ключом. Но это так, для отмазки, ключ-то. Я, знаешь, первачок на кедровых орешках втихаря от своей настаивал. Полгода. Представляешь, какая выдержка?  Пока Марии нет, дай, думаю, с соседом посидим.
-Зря ты, - поморщился Семен. – Извини, но я лучше не буду.
-Да ты что? Я ж полгода терпел. Ждал удобного момента, чтобы соседа угостить. Зло  что ли на меня все еще держишь?
-Да ну, какое зло?
-Да из-за собаки, которую я подстрельнул в прошлом году. Так я уж  не раз повинился перед тобой.
-Не держу, Олег, хватит об этом.
-Так что тогда?
-Ну не хочу пить, да и все. Думаешь, принес самогонки, и я так прямо накинулся.
-Да ты чего, Андреич? Что ли я ради пьянки? От чистого сердца. Дегустацию, так сказать, провести.
Видя, что сосед собирается обидеться, Семен махнул рукой.
-Ну, раз пришел,  раздевайся. Только по  одной, Олег.
-По одной, так по одной. Не возражаю, - торопливо раздевшись, достал из-под свитера бутылку.
-У тебя шапка, гляжу, новая?  - заметил Семен. - Это из прошлогодней выдры?
-Ну да, из прошлогодней. А больше я и не ловил.
Семен, помяв шапку в руках, одобрил:
-Мягкая. Сам выделывал?
-Да ну, какой сам? Как тогда  пробовал, не получилось, больше и не пытаюсь.
-Ну а что, хорошая шапка получилась. Да ты садись, а я сейчас воду поставлю, пельмешков брошу.
-Какой там – пельмешков? Моя того и гляди нагрянет, в магазин пошла. Если только к сватье зайдет, тогда задержится. А нет – нашу лавочку быстро прикроет. Вон, огурец, капуста да и хорош. Андреич, не надо рюмки доставать, давай чашки чайные. Для маскировки.
-Ага, так твоя и поверит, что мы чаи гоняем.
Разлив по чашкам, Олег потянулся было чокнуться, но Семен остановил:
-Помянем давай.
-Кого это? – опешил Олег.
-А ты новости не слушал сегодня?
-Мы телевизор только вечером включаем. Моя все сериалы смотрит. А я и не подхожу – смотреть нечего. А кто помер?
-Наш дипломат. В этой чертовой Америке. Умный мужик был. Да ты по телевизору его видел, часто показывали.
-Погоди, а как его фамилия?
-Поленов.
-Ага, Поленов. Ну да, видел его. Еще художник с такой же фамилией был. Ну что ж, помянем, так помянем.
Выпили. Первачок оказался крепким. Градусов семьдесят.
-Забориста самогоночка, - крякнул Семен, закусывая огурцом.
Олег, поглядывая в окно: не идет ли  там  его благоверная, торопливо  снова наполнил  чашки.
-Э, - запротестовал хозяин. – Мы с тобой как договаривались? По одной и хорош.
-Мы же помянули, а это не в счет. За здравие теперь. За нового посла, чтобы не хуже прежнего был. Да, посла-то найдут…  Это хорошего кузнеца во всем районе не найти, а посла – этого добра полно. Глянь, какой небоскреб этот МИД. Сколько там  гавриков? Поди-ка найдут путевого. Давай за путевого.
Выпили за «путевого», снова закусив огурцом. Олег, приподняв бутылку, поболтал содержимым.
-Тут осталось-то, хрен да маленько. Добьем уж ее, чего оставлять? Теперь давай за нас, за кузнецов.
Выпили за кузнецов. Хотя оба никаким боком не были причастны  к кузнечному делу.
-Все же это враки, что от сердечного приступа, - опять взялся за свое Семен. – В прошлом году помнишь, как меня прихватило? Ну и что? Наташка уколов навтыкала, на «скорой» в район оттартали. Отходились же. Это у нас, в нашем медвежьем углу. А там совсем другое дело. Нет, ухайдокали они его, сволочи.
-Не факт, Андреич. Наш Митька как помер? Тромб оторвался  и готово. Мы даже опомниться не  успели, не то что «скорую» вызвать.
-Ну, Митька Митькой… Ему бы фунфыриков поменьше заглатывать…
-Причем тут фунфырики? Тромб – это такое дело, там совсем другие причины. С каждым случиться может.
-Может да не случается. С каждым-то. А с дипломатом, чует мое сердце, не все чисто. Нет-нет. Ты посмотри, как они нас ненавидят. Санкции всякие придумывают,  а фигушки вам, - показал кукиш Семен.
-Да нечего было с Крымом связываться, столько врагов нажили.
Ох, не надо было Олегу задевать крымский вопрос. Краешком сознания Семен Андреевич еще понимал, что теперь его понесет, но остановиться был уже не в силах.
-А ты, оказывается, американский прихвостень, - зло сощурившись, оглядел он гостя с ног до головы, будто видя впервые. – я и не знал, что у меня под боком  их пособник пригрелся.
-Ты чего, Андреич? Какой пособник? – попытался Олег вернуть  разговор в мирное русло. – Если честно, нам с тобой лично нужен он, этот Крым? Туда теперь столько денежек спустят на восстановление и сколько уворуют.
-А тебе бы, конечно, хотелось, чтобы американцы там свои базы навтыкали? – не поддался Семен на миролюбивый тон гостя.
-Будто у нас военных баз по миру нигде нет, - взъерошился было Олег, но под недобрым взглядом соседа тут же и осекся.  Знал, что от Семена, хватившего лишку,  можно ожидать чего угодно. Правда, сколько с ним выпивали,  ничего такого не случалось. Спорить, бывало, спорили, оба погорячиться могли, но чтобы со злом – до такого не доходило.  Даже когда Олег расправился с их собакой, прихватив ее на своей веранде за остатками фарша в кастрюле, даже тогда Семен, глядя в сторону, глухо произнес: «Зачем ты так? Я б тебе разве мясо не отдал?» Не раз потом Олег винился перед соседом, но тот всегда молча выслушивал его, также глядя в сторону, и ничего не говоря, уходил. 
Оно бы и на этот раз ничего не случилось, но давно уж Семену «за державу обидно»,  все-то ее пинают, всем-то она не гожа. Досаднее, когда свои  же из кожи лезут,  только бы доказать, как все здесь худо. Даже если что и хорошее случится,  они  не заметят. Зачем им – хорошее. Им лишь бы хулить да поганить. Вот это Семену Андреевичу и не нравится. Потому что опустошение  души происходит… Ладно, он уж старый, а как молодым-то быть, как им жить с пустой душой? Бывает, не стерпит: «Ну, так валите туда, где  вам хорошо». Оно там, может, и действительно лучше, но  оно же чужое… Такие горькие мысли частенько бродят у Семена в голове. Он и сам понимает, что не все у нас ладно, не дурак, и душа за то, неладное, болит.
Увидев, что  Олег встал, потянувшись за шапкой, стукнул кулаком по столу.
-А ты куда это засобирался? Сидеть! Мы с тобой еще не все обсудили. Чего усики-то заприщипывал? Ты знаешь, на кого стал похож? С этими усиками?
-На кого?
-На Гитлера. Вот на кого.
Олег хмыкнул.  Никакого, даже отдаленного сходства в его обличье с Гитлером, конечно, не наблюдалась. Широкий в кости, слегка сутуловатый, с походкой вразвалку, он скорее напоминал медведя. А ляпнул так Семен, чтобы побольнее задеть соседа. Это ему удалось.
-Ты что как с гвоздя сорвался?  Пришел к нему по-хорошему,  посидеть. Посидел, называется… Кулаками размахался.
-Кулаками, говоришь? Ладно, кулаками не будем. По-другому будем.
Пошатнувшись, и едва не упав, Семен  шагнул к железному ящику, где  у него хранилась двустволка. Достал,  направив дулом на гостя.
-Андреич, ты совсем охренел?
-А посмотрим, кто щас охренеет.
-И что ты задумал?
-Буду учить тебя, как родину любить.
В это время в избу зашла Зинаида, жена Олега. Да так и замерла на пороге, увидев Семена с ружьем. Вышла немая сцена. Первым опомнился Олег.
-А вот и Зина пришла. Мы тебя все поджидали-поджидали…
-Андреич, а ты это чего? – кивнула она на ружье.
Семен молчал, опустив двустволку. Опять нашелся Олег:
-На охоту завтра хотели, вот, ружье решили проверить.
-Завтра Мария Николаевна приедет, будет вам  и охота, и рыбалка. Что это у вас с утра за попойка? Напились и с ружьем мотыляетесь… Ну, мужики…
-Мы, Зин, только по сто грамм…
-По сто грамм. Оно и видно, на ногах не стоите.  Семен Андреич, спрячь ружье-то от греха подальше. А ты вставай, пошли домой, - скомандовала мужу.
И снова повернулась к Семену:
-Мария Николаевна сейчас звонила.  Попросила, чтобы к вам зашла. Она до тебя,  Андреич, дозвониться не может все утро. Забеспокоилась. Завтра, говорит, приедет.
-Это хорошо, что завтра, - пробормотал Семен.
Олег поднялся,  попытался надеть куртку, но вышла заминка с рукавами.
-А, так дойду.
И, уже открыв дверь, повернулся к Семену.
-Андреич, ложись спать. Никуда не ходи. Будь человеком.
Прибрав на место  двустволку, Семен распластался на диване, чувствуя, как тошнота волной накрывает его. Вспомнил, какое чудесное было утро. Ведь так хорошо начинался день. Была бы Маруся дома…