Сексуальная революция в Москве. глава 11
Наконец в одну такую компанию пригласили и Виктора. Рекомендацию к ним дал все тот же вездесущий Вадим.
- Слушай. Виктор, с иностранцами поработать хочешь? - позвонил как то вечером Вадим.
-С курдами, что ли опять? - зевнул Виктор.- Надоело шляться по окраинам . Опять по помойкам, которые мы уже сто раз снимали?.
-Зачем с курдами, с немцами. Объявилась тут в Москве маленькая германская телекомпания, Они снимают разную ерунду в Москве и продают на телеканалы разных немецких земель. Им нужны мастера – снять, смонтировать, озвучить. Плата мизер - зато обеды бесплтно в ресторанах.
- Не густо, - хмыкнул Виктор. - А командировки?
- Командировки, обязательно, но не в тундру, как в старое доброе время. Наша тундра Европу не интересует. Соглашайся быстро, а то перехватят. Сам знаешь- конкуренция.
- Прошлый раз португальцы тоже обещали снимать в думе и на биржах - кончилось помойками.
- Забудь ты про португальцев. Германцы - комфортные ребята. Им стресс ни к чему. Они ценят картинки про единство конфессии, про благотворительность, про благородные дела - спонсорство.
Командовал этим московским представительством баварцев бывший сотрудник ТАСС Аркадий. Он же выдавал гонорары. Помогали ему студенты журфака Коля и Дима - сортировали материалы, готовили интерьвью. Хозяин мониторил всем из Мюнхена.
Первый выезд с новыми был вполне интригующий. Кто-о из российской богемы, пристроенной на Западе, предложил продать из Мавзолея самого Ленина с аукциона.
Они собрались на съемной квартире возле трех вокзалов, надо было решить саму концепцию материала. Инициатора продажи было не достать, а к бывшим партийцам обращаться было страшновато - возьмут и побьют.
Вопросов на этот прикол можно было задать массу:
-Кому вы собираете продать мумию вождя? Кто купит? Насколько это этично? Что у Вас связано с Мавзолеем? И прочее и прочее...
Интересная реликвия хранилась в Мавзолее - для пламенных марксистов бесценна, для остальных как бельмо на глазу. Купить мумию мог бы только прочный марксистский режим, разве что Корея и Китай. Остальным это не так принципиально. Может, впрочем, быть спрос со стороны экстравагантных
американских миллионеров. Или Лувра.
Главное было другое - кого спрашивать в Москве? Они обзвонили человек тридцать из публичных и медийных болтунов. Желающих высказатэся по делу не оказалось - одни отшучивались, другие просто посылали.
Аркадий после двух часов обзвона остановился, подумал чуток и решил, что отказывают оттого, что их телекомпания просто неизвестна - боятся налететь на разводку.Надо наращивать авторитет.
После этого дружно сошлись на уличном опросе - потолкавшись на Красной площади, удалось растормошить человек пятнадцать. Кто-то изгилялся, кто-то проклинал прошлое. Подсняли и мавзолей снаружи - внутрь не пустили - видно была команда сверху.
Второй выезд-опять тот же сюжет - монументальный Ленин . Лучшим способом
иллюстрации почтения пролетарского гения оказалась фабрика памятников. Она находилась на севере - Бабушкинская улица, недалеко от метро. Там делали памятники и бюсты. Подобный художественный ширпотреб был востребован в СССР и повсеместно навязывался в госучереждения. Поэтому работали тут, не покладая рук над создание хрестоматийных образов в бронзе и граните. Секретов на фабрике не было. Виктора пустили снимать без разрешения.
Ленины стояли рядами в запасниках разные: огромные уличные, школьные и настольные. Самый большой вождь размером с Родосского Колосса задумывался в далекой Бурятии. Почему там - неизвестно - туда Ленин никогда не добирался. Местные умельцы сделали только голову пролетарского вождя. Дальше черепа дело не пошло - так и стоит на постаменте посреди Улан Уде.
Виктор вспомнил, что самого большого Ленина в Москве - на крышу дома Советов так и не поставили. Да и сам дом Советов не вписался в Москву, видно место было с плывунами. Но идея небоскреба Сталину понравилась и семь высоток в стиле советского ампира раскидали по столице. Беседовать особенно было не с кем - так подсняли всласть готовую продукцию.
К слову сказать, там же рядами стояли в отливках и другие исторические персонажи: серии литераторов - Пушкин, Толстой, Чехов. Были наваяны в избытке и хрестоматийные маршалы: Жуков с Фрунзе, Суворов с Кутузовым, сбоку к полководцам пристроились Юрий Гагарин с Серегием Радонежским.. Маловато было дам, застывших в мраморе и бронзе - разве что Галина Уланова....
Но мастера намекнули, что хотя и Ленина и Маркса уже не заказывают, но обратно не возвращают. И есть спрос на царей Петр, Александр и Николай. В каждой стране подобный спрос постоянно есть - гдето на Бонапартов, где то на Бисмарков, гдето на Гарибальди.Так что они с заказами не заглохнут при любой власти.
Виктор подснял заодно и инструкцию по монтажу памятников. Как вождя полагается правильно стропить и кантовать.
На следующий день политическую бестактность сменил ощеломляющий эпатаж. Их послали на супер акцию московских галерейщиков, потрясающий парад-алле интима в Манеже.
. Размещалась эта диковенная экспозиция в задней части манежа у Барбкана. Выставлено на судилище публики московским андеграундом штук полсотни изображений дамских гениталий. Народу толкалось много - тематика была даже для того нигилистического времени - времени низвержения азбучных истин и канонов, более чем забойная. Виктор вначале опешил, затем присмотрелся и прогулялся с профессиональным интересом, оценил пикантную живопись всласть - генитали глядели на него с холстов разные. Огромные и масенькие, как мышиный глаз - европейские и африканские. Совсем невинные и уже потрепанные временем и страстью. Гениталии были абстрактные и и идеально прописанные, как мечта поэта-романтика. Холсты расписали не только реалистичными до натурели, но и вовсе семиотическими: как центр мощного притяжения всей вселеной или как функциональный элемент круговорота жизни и связи поколений.
Художники постарались от души - тема то какая! -это вам не тургеневских девушек с распущеной косой у окна или комсомолок на субботнике расписывать. Творцы напряглись и нашли для искушенного зрителя перестроечной ментальности совершенно немыслимый образ этого главного гендерного инструмента и даже сумели наложить кое где эмоциональный флер. Вот вам,капиталисты - вот она Москва фантазий и эпатажа. А эти скромники - Гойя и Пикассо от такого раскованного креатива могут отдыхать.
- Ну как тебе постмодерн по русски, - усмехнулся Аркадий , который сопровождал его в Манеж .- Только не говори. что Ленина ты снимал с большим подъемом.
- Это мазня на любителя - хотя есть и философское - прямо как. у Дали,- откликнулся Виктор.- Чего тут снимать - это же все оптом пойдет на Запад. У нас помидорами закидают. Просто народ не прознал.
. - Лет пять назад я полистал в Париже альбом Пикассо с фаллосами - посмертный - при жизни он не разрешал,- поморщился Аркадий,- Пикассо был шалун- уже к восьмидесяти пошло у него все фривольней и эпатажней. Чем мы старше - тем увы , моложе!
На обратной дороге Аркадий приказал собираться в командировку - срочный выезд в Литву. Нашелся веский повод поехать на атомную станции в Игналину . Там закрутился какой-то скандал с безопасностью - даже Европа трепещет, поэтому поедет сам хозяин.
Встретились они уже в поезде. Аркадий представил их друг другу и вернулся.
Баварец был в поезде не один, с ним был переводчик - полноватый, лет сорока с украинской фамилией и эскорт дама - высокая девица и лицом и фигурой, достойная топ модели. Хозяин, знать, любил путешестовать с комфортом.
Они дождались отправления и двинулись в вагон-ресторан.
По поезду потопали дружно : впереди немец с дамой по вызову, переводчик и Виктор. Они двигались, качаясь и, хватаясь друг за друга – до ресторана были семь или восемь вагонов. Половина пути была без света, у трех вагонов явно текли крыши - под ногами хлюпали лужи. Один вагон вообще не отапливался, все пассажиры сидели в пальто и пили водку. Немец чертыхался на пяти языках по поводу порядка и культуры, но настойчиво искал хорошо накрытый стол. Он хотел накормить подчиненных по- человечески. Иначе он просто не мог. Это Виктор поразило - желание вырастить достоинство в советском человеке. Все это было далеко от реалий - кругом царила буффонада нищеты.
За столом Виктор понял, наконец, зачем нужна эта командировка. Ни тогда и после он не понимал, какие именно события интересовали немецкие телеканалы. Никакие мовизмы не могли омрачать спокойствие бюргера. Исключение представляло только то, что могло быть для них смешным или наоборот, потенциально опасным. Ну ядерный взрыв там , или пандемия, или рекорд Гинесса по пожиранию пельменей.
Одна такая гадость и случилась в Вильнюсе. Один из программистов, русский по национальности, не вписался в очередную переаттастацию кадров и мог быть уволен. Недолго думая, он в отместку запустил в информационную систему ядерного реактора вирус. Мало понятно, что именно он решил затеять своим вирусом, но литовцы его быстро вычислили и сразу посадили. Сюжет проскочил в европейскую печать. Его подхватили и распечатали десятки изданий. Пошел резонанс; неуправляемый ядерный реактор всерьез перепугал половину Европы. От них требовалось одно– быстро сделать позитивный сюжет для Европы.
В вагоне ресторане выставили водку и неважные котлеты по- киевски. Переводчик расслабился и напился. Виктор поежился под пристальным взглядом хозяина и так же, как эскорт девица, пить не стал. Разговор закрутился относительно прибалтов - кто из них по духу ближе к русским. Мнения так и не сошлись - все знали что латышей тянуло со времен Ганзы к Пруссии , а Литву к полякам. Кого любят эстонцы не знал никто.
Переводчик вдруг вспомнил, что у него кто-то из родичей был настоящий Гедеминас. Правда, кто именно, он забыл напрочь..
Вильнюс встретил группу хмурым сырым морозным утром. Местный собкор - литовский актер лет шестидесяти ждал на платформе. Подошли к замызганному «Рафику». Чихая и кашляя, ржавый автомобиль повез группу на в центр Вильнюса. В машине собкор прояснил обстановку. Нужно было получить разрешение на съемки в тюрьме. Их давали в прокуратуре города, затем нужен был официальный допуск иностранцев на атомную станцию.
В прокуратуре хозяин и переводчик залипли надолго. Что явно не клеилось в переговорах. Виктор долго и уныло смотрел на неширокую улочку из окна машины, прислушиваясь к бурчанию в желудке, потом вылез и передвинулся к проходной, где сидело два пожилых офицера, затем просто спросил по русски;
- Ребята , я есть хочу! А где можно тут пожрать?
Он думал, что будет просить документы пропуска или просто пошлют, как русского человека посылали везде по всей Прибалтике. Но нет, офицер лет пятидесяти в погонах лейтенанта весело посмотрел на него и кивнул. Он повел Виктора по узким коридорам прокуратуры куда-то вглубь затем через двор в столовую. Столовая была обычная. Только очередь аккуратная европейская - не российская: густо в начале и пусто в конце. Все стояли строгой цепочкой и молча. Лейтенант этот или поручник, черт его знает, прошел вперед и устроил его в очередь, поближе к раздаче. Запах из-за стойки был волнующий. Витя уже предвкушал сытый завтрак, но вышло все иначе. Не успел он дотянуться до тарелок, как дверь резко распахнулась и в столовую вступили хозяин с переводчиком. Хозяин мрано смотрел на него. Переводчик на хозина - литовцы из прокуратуры на них всех.
-Как это вас понимать, господин оператор? Вы куда забрались? Вас что отдельно приглашать в ресторан,-звенящим шепотом осведомился переводчик.
Виктору было неловко перед литовцами.
После посещения ресторана напротив Русского театра, они двинулись в тюрьму. Красные кирпичные стены которой стояли недалеко от Нового оперного театра.
Их провели по сумрачным коридорам узилища - пахло парашей, мерзко звенели ключи в руках охраны. Из -за решеток на них косились хмурые рожи. Программист сильно обрадовался приезду прессы и залился соловьем. Сочувствия тут он явно не почуствовал и опасался, что его закроют надолго. То что его накрыли сразу - явно давало шансы на безопасность атомных котлов. И баварец не стал искать других причин у программиста для преступления. кроме как служебная обида.
Решили все же прогуляться и по Атомной станции - путь не близкий, а дороги скверными. Но к обеду на следующий день добрались удачно.
Атомная станция находилась на стыке трех республик- Белоруссии, Литвы и Латвии в полукилометре от центрального задния стояли четыре мощных куба - два действующих, один построенный, но незаправленный ураном и один совсем недостроенный.
Из административного здания пошли в халатах к действующему котлу по длинным стеклянным переходам.ста По тамбурам бесконечного перехода стояли счетчики. и настроение у Виктора сильно рухнуло. Он реально начал ощущать, как его начинает разогревать изнутри невидимые лучи.
Внутри ядерного блока настроение еще сильнее упало - снимать вернисаж с гениталиями было куда веселей. Тяжелые двери, массивные стены, обилие каких-то трубопроводов и разных сигнальных устройств не настраивало на оптимизм. Сильно шумела вентиляция. Виктор зашел в зал управления с индикаторами и пультами и поежился.
Лица у людей были неестественно белые и мрачные. Улыбаться приезжим тут не никому хотелось.
Пока баварец задавал банальные вопросы сопровождающему менеджеру, Виктор придвинулся к ближайщему оператору. и поинтересовался шопотом.
-Что, ребята, часто хватаете дозу? Ну, когда тут щелкает Гейгер?
- А что?- неприязненно ответил тот.
- Да так интересуюсь? А что - нельзя спросить? -
-Отчего нет,спросить можно . Просто всех, кто сюда попадает облучение и волнует,- с ехидцей сказал оператор.- А у меня к вам встречный вопрос. Вы, часом , не из Останкино?
- А что такое ?- Виктор глупо переспросил шопотом.- Что на лице написано.?
- Да говорят там под башней облучение еще больше чем у нас. И после трех лет работы в вашем ТВ с потенцией у мужиков – ноль.
-Нет, работаю не в Останкино - я фрилансер, -с облегчением вздохнул Виктор.- И часто хватаем дозу? После Чернобыля не стремно тут вкалывать?- усмехнулся Виктор.
Оператор почесал лысину под белым колпаком и хмуро ответил:
- Кто его знает? Пока держимся. А счетчикам давно не верим. Они обманывают.У нас свой счетчик -как начинается растяжения – значит доза.
Обратно в Вильнюс возвращались молча. Обедая в том же ресторане, переводчик опять напился и, наконец, вспомнил, - Прабабка моя из Гедиминов. Значит я тут как князь! Верните мне мое!
И он вскочил и закричал на весь переполнный зал: «Мой народ - я с тобой.» Непонятно, но почему-то, но он кричал на немецком языке.
Литовцы слушали его пьяные крики и хмуро улыбались.
Свидетельство о публикации №220031000749