2. Естественный отбор. 6 часть

ШЕСТАЯ ГЛАВА

Три машины подъехали к пустырю, где-то на окраине Новогиреево.
- Здравствуй, Петеля.  Привет, Метис, - Пяткин пожал приехавшим руки.
- Здорово, генерал, что скажешь?
- В общем так. Вчера в шестнадцать ноль-ноль у дверей суда убит Герман Борисович. Это уже не случайность. Это закономерность. Сработал тот же человек. Ни следов, ни зацепок. Кто-то на нас охотится. Следующие мы, - Петеля пожевал верхнюю губу.
- Неужели все так серьезно, генерал?
- Серьезней некуда. Предлагаю следующее. Первое. Увеличить до максимума охрану. Второе. Временно мы прекращаем все контакты. Третье. Метис немедленно скрывается среди братков. По имеющейся у меня информации назревает буча. Воевать тебе, Метис, не с руки. В общем вот такая установка. Хрен там знает, что у тебя с Бройлером вышло?
- Не обостряешь ли ты ситуацию? – Метис криво усмехнулся.
     - Ни капли. Все убийства взяты на контроль заместителем министра. Он мужик не дурной. Докопаться может. Тогда нам всем хана.
- Да ладно…
- Не вякай, Метис, - Петеля оборвал его, - прав генерал, будем делать по его. Сколько времени тебе хватит собраться и уехать к себе в Рузу, Метис?
- У меня сегодня в девять вечера встреча, оттуда сразу и свалю, - сказал Метис.
- А с кем встреча?
- Да так, ничего серьезного, свои проблемы.
- Ты смотри, чтобы твои проблемы нашими не обернулись.
- Да ты же меня знаешь, Петеля.
- Вот в том-то все и дело…
 
* * *

Ровно за десять часов до встречи Петели, Метиса и генерала, саратовский бандит Гена Бройлер сидел в кабинете администратора небольшого рынка на Автозаводской. Два дня назад какие-то уроды бросили у ворот рынка труп его другана по Саратову Пашки Батона. Суки кишки ему наружу вытащили. А за неделю до этого пропал Бокал. Его после в мусорном контейнере нашли с дыркой в груди. А тут еще пацаны болтают, что общаковые на него злые. Метис, мол, предупредил, дернешься – замочу. Бройлер сжал кулаки. Да кто такой этот Метис? Отморозок! Только общаком прикрывается. А там люди серьезные. Но братва Метисом очень недовольна, беспредельничал тот очень сильно. Но открыто никто пока не залупался, чего зря рисковать? Но рано или поздно Метис за все ответит. Гена с братвой приехал из Саратова два года назад, сравнительно легко, малой кровью, отбил у азербайджанцев этот рынок за рекордно короткие сроки. Понастроил возле него ряды ларьков и палаток и стал стричь купоны. Это тебе не Саратов с максимальной зарплатой в четыре с половиной тысячи рублей. Здесь простор, вольные хлеба. Не таким уж глупым, как казалось на первый взгляд, был кандидат в мастера спорта по боксу Генка Бройлер. Мальчик из панельной девятиэтажки на краю родного Саратова всего в жизни привык добиваться сам. Не на кого ему в жизни было рассчитывать. Только на себя. Устал он от нищей жизни. Прекрасно знал, что бокс – это пока молодой. Сам видел спившихся мастеров, добывавших для родной страны на ринге золотые медали. Будущее надо обеспечивать пока молодой. Здоровьем и силой своей деньги заколачивать. Ребят собрал и устроили они кипиш в Саратове. За три года тесно им стало, в Москву приехали. Два года за место под солнцем боролись и, благодаря своей упертости, желаемого достигли. Нет, Метис, не возьмешь ты Генку Бройлера на понт дешевый, не облупится тебе ничего!
Дверь в кабинет открылась. На пороге стоял парень с пустыми холодными глазами.
- Ты Бройлер?
- Я, а какие проблемы, ты кто такой?
- Это сейчас неважно. Я знаю, у тебя с Метисом заморочки?
- А твое какое дело до всего этого?
- Мне Метис тоже дорогу перешел. Как и тебе.
- Ну и решай свои заморочки сам. Я тут при чем?
- Ага… Ясно все с тобой. Душку маловато. Метис его братву мочит, а он сиськи мнет.
- Что ты сказал, в натуре? Повтори!
- В натуре, хрен в писуле. – Холод швырнул на стол лопатник любителя бильярда, - зекай, твоего парня?
- Ты его где взял? – Бройлер вытащил права, - точняк, Бокал.
- Не скажу, мои замуты. Думал, вместе с Метисом поквитаемся. Бройлер – пацан в поряде, поддержит. А Бройлер измену в натуре словил.
- Ты так не базарь. Кто ты по жизни?
- Тот, кому Метис не указка и кому насрать, чем и как этот чуркобес дышит. Накосячил – пускай за косяк отвечает. Ладно. Давай, Бройлер. Не здесь я кентов ищу. Покеда.
- Подожди, ну а как с ним разбираться? За ним вон какая силища стоит! Растопчет!
- Да кто за ним стоит? Он у братвы во где стоит, - Холод провел ребром ладони по горлу, - ворам нет сейчас смыла за Метиса распрягаться. Я один, не потому, что ссу, с ним разборы не чиню. Люди у него есть – человек десять. Отморозки напрочь. Вот и решил с тобой скорешиться, а ты струхнул малость.
- Да не в измене тут дело, брат. Пойми, есть что мне терять.
- Понятно, ты своими шурупами покрути, двоих твоих Метис уже замочил, и тебя скоро шлепнет. Вот тогда самое главное промукалишь – жизнь свою. Ответку дать ему надо. Пусть знает - Бройлер за свою братву порвет!
- Ну, лады. Считай, уговорил. Нет мне понта от него шкериться. Сейчас звякну ему и стрелку назначу. А ты как?
- Вместе воевать будем, братан, - Холод протянул руку и Бройлер крепко пожал ее.

* * *

- Подъехал, не кинул, - Бройлер шагнул навстречу Холоду.
- Здорово, братан!
- И тебе того же, брателла. Отзвонился Метису?
- Ага. На девять вечера добазарился. На Бусиново и Долгопрудный развилка уходит, там встретиться и порешили. Место глухое.
- Ништяк. Пацанов сколько?
- Восьмерых с собой взял. Четыре калаша, у остальных «плетки» - ПМ. Патронов до жопы.
- Ништяк! – Холод вытащил оба пистолета из-за пояса. Перезарядил. Бройлер одобрительно кивнул,
- Ты тоже неплохо паканулся, братан.
- А то? Так, пацаны, садимся по пять рыл в машину и трогаемся с Богом.

* * *

Метис залез в джип. Вот непруха! Опять ныкаться. Петеля, командир гребаный: «В Рузу к себе вали!» А тут еще этот молокосос Бройлер, ни дна ему, ни покрышки! Стрелку, урод, назначил! Ой, нюх потерял! Ничего, он ему покажет, как с Метисом в бирюльки играть. На заднем сиденье валялся дипломат. Сорок тысяч долларов! Метис собрал дань со своих точек на месяц вперед. Коммерсанты, не споря, отдавали деньги. Упаси Бог! Деньги так, на всякий случай. Мало ли, на что сгодятся?
- Гоблин! – крикнул Метис, - сейчас к Долгопрудному поедем. Там развилка. «Стрелка» у нас с Бройлером. Стволов побольше возьми и всех пацанов. Сколько вас?
- Десять с утра было, - Гоблин заржал.
- Не щерься! Базарить с бройлерской кодлой не будем. Валить всех сразу на хрен. Потом на дачу в Рузу. Всосал?
- Ага, - Гоблин снова оскалился.
- Тогда поехали.

* * *

К кольцу развязки «Бусиново-Долгопрудный» с разных сторон Москвы подъезжали Метис и Холод с Бройлером. Первые на двух новеньких десятках, вторые на черном «Ниссане» и двух темно-синих «БМВ». Стрелки медленно тикали, неизбежно подбираясь к двадцати одному ноль-ноль. Ехали волки навстречу друг другу, навстречу смерти своей. Никто из них отступать не собирается. Ехали они не разговоры разговаривать, а убивать друг друга.

* * *

Первыми подъехали «бройлеровские», а ровно через минуту люди Метиса. И сразу загремели автоматные очереди, завизжали тупоносые пистолетные пули, стекло прострелянное льдинками на снег посыпалось. А вот и убитый первый. На белой ветровке одного из парней Бройлера расплылось пятно. Очередь продырявила его от одного уха до другого, прошила тонкой стежкой. Даже крикнуть ничего не успел, бежал, а тут как будто споткнулся – раз, и мордой в грязь. А еще через секунду мозги Гоблина растеклись по кожаной обшивке БМВ, и в последний раз, глупо улыбнувшись смерти на прощанье, понеслась душа бандитская по ухабам и колдобинам на небеса обетованные.
Стреляют друг в друга мальчики, убивают. Как будто в детстве в войнушку играют. Знали бы их матери, что дети их не пограничниками, ни спортсменами, ни художниками станут, а бандитами. Может быть тогда бы и рожать их не стали. Не догадывались мамки их родные, что похороны в гробах дорогих и монументы мраморные на их могилах – вот все, что от них останется. Ни памяти никакой, только улицы целые на кладбищах с молодыми лицами на обелисках. Не долог век бандита, ох как не долог!
Трое бойцов Бройлера валялись на снегу, как куклы, не живые. Плотно воры огонь держали, заставили всех в землю промерзшую покрепче вжаться. Бройлер подполз к Холоду:
- Все, хана нам, не поднимешься. Плотно обложили, - и с досадой сплюнул.
- Не бзди, - Холод воткнул полную обойму, - Вот, б***, как кротов в землю вжали. Ты, слышь, поднимай своих! Как на войне! Ура, за родину!
- Ты че? Охренел? Всех положат!
-  А так по-любому, как курей перешмаляют, - Холод два раза выстрелил, - один Бог, терять нечего. Смысла нет харю в грязи топить.
- Ну давай, рискнем…
Поднялись люди Бройлера и бросились в сторону Метисовской братвы. Еще злее пули засвистели. Кто-то в надрыв, в голос заорал. Кто-то с мордой окровавленной в сугроб плюхнулся. Куча мала. Выстрелы, люди. В криках все тонет. Холод увидел, как Бройлер, словно наткнувшись на стену, остановился. Кожаную куртку на груди порвали два выстрела. Рядом с ним упал боец Метиса с окровавленным виском. Один за другим теряли две армии своих солдат. И тут Холод увидел знакомые по фотографии суженные змеиные глаза. Метис. Тот, прижавшись к двери «джипа», расстреливал из «Береты» нападавших. По его левой щеке текла кровь. Зацепило. Над головой свистели пули, автоматная очередь продырявила полу плаща. «Жарко!» Холод скинул его. Быстрыми шагами, стреляя с обеих рук, он приближался к Метису, не замечая выстрелов, которые уже стали потихоньку стихать. Треск. Из рук Метиса выскочил пистолет, а сам он свалился на переднее сиденье «Ниссана», по-волчьи завыв. Холод огляделся. Полная тишина. В нелепых позах валялись убитые. Снег, не успевший сойти, был во многих местах заляпан кровью. Горячие стрелянные гильзы шипели на нем, расплавляя его своим жаром. Все. Он подошел к стонавшему Метису.
- Метис!
- Холод… - он со злостью посмотрел в сторону Холода. Они очень много слышали друг о друге, - вот кто значит наших мочит. Собака бешенная.
- Да, Метис, я.
- Стреляй, падаль.
- Не бзди, успею, - Холод вставил новую обойму.
- Слушай, может разбежимся? Там кейс с деньгами, бери и сваливай, я тебя не сдам, отвечаю. Сбегу из России на хрен.
- Знаю, что не сдашь, - Холод выстрелил. Голова Метиса дернулась и упала на грудь. Тонкой струйкой кровь с краешка губ потекла на подбородок. Точно в сердце! Холод достал дипломат.
- Эй, братэла, - его окликнул тихий голос. Холод оглянулся: окровавленный Бройлер. Он подошел и склонился над ним.
- Вот как… - на его синих губах появилась розовая пена, - обидно… Здесь пять штук баксов в конверте. У меня во внутреннем кармане. – он хрипло вздохнул, - предкам моим в Саратов отправь. Чиркни там пару строчек, мол, у Генки все в порядке, за границу жить уехал. Только сильно не пугай, у матери сердце слабое. Хорошо? – Холод кивнул, - адрес там, на конверте. Лады, братан? – глаза Бройлера стали стекленеть. Последним усилием он хлопнул Холода по плечу непослушной рукой, - а все-таки, братан, клево мы их сделали, - и дернулся в предсмертной судороге…
На далекой московской земле так и остались лежать двадцать тел, двадцать разбитых желаний и несбывшихся надежд, двадцать желаний получить от жизни все, двадцать солдат чужой нелепой и беспощадной войны, двадцать чьих-то сыновей, отцов, братьев, мужей, двадцать судеб, выбравших этот прОклятый путь, двадцать жизней, вышедших из ниоткуда и пришедших в никуда, двадцать… А сколько еще? И тут небо заплакало дождем, прощая, и скорбя о них первым весенним дождем, потому, что они все-таки дети, дети этого свинцового неба над чужим городом. Непутевые, но все же дети…

* * *

Мать Генки развернула бандероль от сына из Москвы. Наконец-то! Два года молчал. А вот и письмо: «Пишет Вам Миша, друг Гены. Гена сейчас уехал в командировку в Америку. Быстро очень получилось, он извиняется, что не успел вам сообщить. Как приедет – сразу телеграфирует».
Отец усмехнулся:
- Вот стервец! В Америку значит поехал!
- Да ладно ты, Ваня, Гена у нас хороший!
- Мать, а что там в пакете? Разверни-ка, - он присвистнул: на стол посыпались доллары. Позже пересчитали – двадцать тысяч. Таким был единственный и последний подарок Генки Бройлера своим родителям.