Бабушкина дача, 7с

Принято считать, что первой юношеской любовью становятся этакие ангельские  юные создания, невинные, нераспустившиеся бутоны. Меня же в юности тянуло на зрелые ягодки, то есть к дамам середины лета, полногрудым и с выразительными формами. Случай, о котором я хочу вам рассказать, произошел в моей далекой юности. Теперь я уже взрослый, даже пожилой человек, но этот случай глубоко засел в моей памяти.

Мое беззаботное детство прошло в пригороде, в деревянном частном доме с садом и огородом, где я проживал с родителями и бабушкой по отцу. Удобства во дворе, вода в колонке на улице. Я рос тихим и одиноким, мало общался со сверстниками, в основном помогал матери по хозяйству и много читал. Когда я пошел в седьмой класс, мы переехали в город, в отдельную квартиру — папин НИИ выстроил жилье для своих сотрудников. Бабушка не захотела переезжать в город. Поскольку дом был оформлен на нее, она так и осталась там жить. А мы стали называть это место «бабушкина дача». Меня отправляли туда на все летние каникулы.

Чтобы не скучать зимой и иметь прибавку к пенсии, бабушка пустила в одну из пустующих комнат жиличку. Это была незамужняя женщина лет тридцати пяти, высокая брюнетка, которая сразу поразила меня своим бюстом и задницей. Когда она шла, грудь подпрыгивала, а попа раскачивалась, и все это приводило меня в неописуемое возбуждение. Конечно же, я в нее тайно влюбился. Я страшно ревновал и не находил себе места, когда к ней приходили мужчины. А некоторые из них уходили только утром. Бабушке тоже не нравились эти визитеры, и однажды она ей прямо высказала:

— Надя, если ты не прекратишь устраивать в моем доме бордель, я тебя выселю!

Что такое «бордель» я толком не знал, но понимал, что Надя ведет не совсем правильный образ жизни. Однако это меня не останавливало, я продолжал ее страстно любить и очень хотел ее. Во мне уже пробуждались инстинкты, бушевали гормоны, желание иметь женщину становилось нестерпимым, особенно – ЭТУ женщину. Я очень беспокоился, как бы она опять не устроила на бабушкиной даче бордель и не потому, что это претит нормам морали, а потому, что бабушка и впрямь может заставить ее съехать.

Прошло два года. Я перешел в десятый класс и с нетерпением ждал завершения школьной практики, чтобы поскорее уехать на бабушкину дачу и снова увидеть ЕЕ. Наконец, этот момент настал. Я старался больше торчать в саду, чтобы почаще сталкиваться с ней, когда она выходила в туалет или за водой, или развешивала постиранное белье. У Нади тоже были каникулы, поскольку она преподавала в техникуме. Все утро и почти весь день она проводила дома, но по вечерам довольно часто куда-то уходила, и возвращалась поздно, а то даже и под утро. Однако мужчины к ней больше не приходили, бабушка у меня строгая, ослушаться ее нельзя.

Если Надя заговаривала со мной, для меня это был просто праздник. Когда я приехал, она сделала мне комплимент, сказала, какой я уже большой, почти взрослый мужчина. И даже озорно посмотрела на меня, отчего искры пробежали по всему моему телу. Бабушка тогда строго погрозила ей пальцем:

— Смотри, мальчика мне не спорть!

Когда мы ненароком встречались в саду, она обычно расспрашивала меня о всяких пустяках: как учеба, с кем дружу, чем увлекаюсь. А сам я не знал, о чем с ней поговорить. Ночью, мечтая о ней, я придумывал разные слова и комплименты, но все это вылетало из головы, когда я встречал ее: мой язык словно прилипал к нёбу. Когда на веревке сушилось ее белье, я старался чаще проходить мимо и разглядывал ее лифчики и трусики. А бабушка ворчала:

— Тьфу, бесстыдница! Опять свои причиндалы развесила! Срам какой…

Однажды я не вытерпел и стащил с веревки ее трусы. Я спрятал свою добычу под матрас и доставал по ночам, разглядывал их и нюхал. Трусики пахли стиральным порошком, но мне было приятно, что они соприкасались с телом Нади, причем с самой интимной его частью. Я фантазировал, глядя на них, и доставлял при этом себе сказочное удовлетворение. Поскольку спал я в отдельной комнате, никто не мешал мне этим заниматься.

Ванной в нашем старом доме не было. Мыться ходили в баню или ополаскивались дома, стоя в тазике и поливая себя из ковшика. В середине июля баню закрыли недели на две на ремонт. И вот однажды бабушка куда-то ушла, быть может, на рынок, а Надя поставила на газ греть воду в ведре и в чайнике, очевидно, готовилась помыться. Я крутился на кухне, чтобы опять ненароком встретиться с ней. Надя вышла из своей комнаты в халате, сняла с плиты ведро и обратилась ко мне:

— Можешь мне помочь?

Не просто могу, мечтаю даже! — хотелось выкрикнуть мне. Но я только кивнул.

— Возьми чайник, отнеси ко мне в комнату.

Тщательно скрывая волнение, я пошел за ней с чайником в руке. В ее комнате стоял неописуемый женский аромат. Пахло духами, какой-то косметикой и еще чем-то, не могу сказать чем, но так пахнет только в помещениях, где живет женщина. Очевидно смесь запахов ее секреции, пота, волос, парфюма, белья и прочего создают этот неповторимый букет. Посреди комнаты стояло оцинкованное корыто и ведро с холодной водой.

— Ты не торопишься? – спросила она.
— Нет, — робко ответил я.
— Полей мне, пожалуйста, на голову.

Она разбавила воду в чайнике, а потом вынула руки из рукавов халата и повязала их вокруг бедер, получилось как юбка. На ней был бюстгальтер, но все равно этот вид привел меня в состояние крайнего возбуждения. Она взяла шампунь и наклонилась над корытом.

— Давай!

Я поливал ей на голову, а сам переминался с ноги на ногу, потому что в трусах у меня становилось тесно. Надя смыла пену, отжала волосы и повязала голову полотенцем. Потом повернулась ко мне и, улыбнувшись, сказала:

— Всё. Спасибо. Свободен. Или… — добавила кокетливо, — ты еще что-то хочешь?

Она лукаво посмотрела на мою красную физиономию, потом на оттопыренные тренировочные штаны и спросила:

— Я тебе нравлюсь?

Я кивнул, потому что сказать ничего не мог.

— Я красивая?

Она слегка тряхнула бедрами, и халатик упал на пол. На ней были простые белые трусики, через которые пробивались черные волоски там, где кончается живот и начинаются ноги. Я нервно взглотнул и хрипло произнес:

— Очень.

Надя рассмеялась.

— Вон как у тебя вздулся! Уже дрочишь?

— Как это? – сделал я непонимающий вид и загородился руками.

Честно говоря, я уже почти год этим занимался, но, естественно, никому не рассказывал. И сильно стыдился того, что кто-то может об этом узнать.

— А то не знаешь как! — засмеялась она. — Да ты не стесняйся, ничего зазорного в этом нет. Все мальчики так делают.

А потом добавила шепотом:

— И даже большие дядьки… Просто не все признаются. Хочешь на меня подрочить?

Я окончательно смутился и уже думал удрать, но не знал, как это сделать поделикатнее.

— Ой, стесняется! — она отвела мои руки и пальцем слегка надавила бугорок на моих штанах. — Ну, хочешь?

Она медленно расстегнула лифчик и сняла его. На меня глянули огромные соски в обрамлении бордовых кругов на внушительных размеров выпуклостях, которые слегка повисли и закачались. От этого возбуждение сделалось еще сильнее.

— Смотри, штаны лопнут. Все равно ведь сейчас будешь где-нибудь спускать втихаря. Так лучше уж прямо здесь. Ну, давай, доставай свой пистолет.

И она сама потянула вниз мои штаны вместе с трусами. Оголив член, она подвела к нему мою руку.

— Ну, давай! Или тебе еще что-нибудь показать?

Надя приспустила резинку трусов, чуть-чуть оголив покрытый черными волосами лобок. И я машинально стал двигать кулаком. Семяизвержение наступило быстро, я подставил ладони, чтобы не забрызгать все вокруг. Внезапно меня охватил безумный стыд. Боже, что же я сделал! Женщина, которую я страстно любил, стала свидетельницей моего грехопадения! Сейчас она будет смеяться надо мной. Но Надя не смеялась, наоборот, одобрила.

— Вот и молодец! — она притянула к себе мои ладони, с которых на пол стекала сперма. — У-у, сколько!

И вытерла их о свой живот.

— Это полезно женской коже, — пояснила она. — Придает ей упругость, от целлюлита помогает. Ну, все, иди. Я мыться буду. Это процесс интимный, не подглядывай. Если захочешь на что-нибудь посмотреть, я тебе потом сама покажу, договорились? Я же вижу, с какими глазами ты возле меня крутишься. Иди, а то бабушка скоро придет.

Я натянул штаны и направился к двери, а Надя задержала меня.

— Да, вот еще что, будет у меня к тебе просьба, — и, приглушив голос, пояснила: — интимного плана. Когда сам будешь… так делать, набери мне в баночку, ладно? Я сегодня вечером уеду дня на два по делам, а ты мне за это время набери, ладно? Это будет тебе домашнее задание. Хорошо?

Я кивнул.

Вечером мы с бабушкой пили чай в саду в открытой беседке. Около нашей калитки остановилась зеленая «Волга». Надя села в нее и уехала.

— Шлюха, — проворчала бабушка и плюнула на пол. – Не приведи господи, тебе жена такая попадется.

Я ничего не сказал. Я был бы счастлив, если бы Надя вдруг стала моей женой. И почему шлюха? Женщина по делам уехала, быть может, в командировку. Или, там, на курсы повышения квалификации какие.

Перед сном я стащил из буфета пустую баночку из-под горчицы и принялся выполнять данное Надей «домашнее задание». Я выполнил его перед сном, потом утром. Бабушка обычно вставала поздно, поэтому время у меня было. Потом днем, когда бабушка ушла за продуктами, еще раз перед сном и на следующее утро. Набралось почти полбаночки. Я оставил ее под кроватью, а сам пошел в сад. Уже созревал крыжовник и черная смородина. И именно в этот момент бабушка затеяла уборку в моей комнате. Она вышла на крыльцо и, потрясая моей баночкой с «домашним заданием», спросила:

— А это что у тебя за гадость?

У меня все обмерло внутри, я испугался и не знал, что ответить.

— Это… это молочная сыворотка, оставь, ба! Я казеиновый клей хочу сделать. Модель клеить буду.

— Господи, сказал бы мне. У меня этого казеину… Ну ладно.

Уф! Пронесло.

Вечером приехала зеленая «Волга». Надя вышла из нее и, цокая каблучками по плиточкам, которыми выложена дорожка, направилась к дому, довольная и счастливая. Бабушка в это время суетилась на кухне, я был в саду один.

— Ну, как домашнее задание? – шепотом спросила она, проходя мимо меня, наклонившись к моему уху.

От нее пахло немного вином и сильно — мужским одеколоном. Меня внезапно охватил приступ ревности.

— Готово, — буркнул я хмуро и опустил глаза.
— Хорошо, — в ее голосе слышался задор и некая игривость. — Завтра проверю. Когда твоей бабушки дома не будет. А сейчас спать хочу, просто сил нет.

Перед сном на меня накатила грусть и тоска, даже не было настроения выполнять «домашнее задание». Может, бабушка и права, она действительно шлю… нет, не мог я назвать ее этим словом. Мальчики в таком возрасте крепко верят в свой идеал. Подумаешь, ну отметила с подругами удачное завершение своих курсов. А шофер «Волги» так сильно наодеколонился, что его запах впитался и в Надины волосы, и в одежду. А раз она меня спросила про «домашнее задание», значит, помнит обо мне, и я ей нужен. Я вспомнил, как она сняла лифчик и приспустила трусики. Пошарил рукой под кроватью, достал свою баночку с «домашним заданием» и продолжил его выполнение.

Днем бабушка ушла на рынок. Я тихонько постучал в дверь Надиной комнаты.

— Входи, открыто, — ответила она.

Я вошел. Надя сидела в халатике перед зеркалом и занималась своими ногтями.

— Ну что, принес?
— Ага, — ответил я, протягивая баночку.
— Ой, как много. Ты прямо дойная коровка. Нет, бычок-осеменитель. Ну, шучу, шучу, не обижайся.

Она встала, убрала моё «домашнее задание»  в холодильник, вернулась и села на пуфик против меня. Я все еще стоял в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу. Во мне кипела страсть к ней, но одновременно я ее… боялся.

— Это мне на потом, — она кивнула на холодильник и хитро посмотрела мне прямо в глаза. — А сейчас свеженькой на личико мне побрызгаешь? Хочешь, мм?

Я хотел, но от растерянности, что ли, никак не мог возбудиться. А Надя уже расстегивала мои брюки.

— Ну, где мой красавчик? Ой, а почему это мы еще не стоим? А ну-ка, посмотри сюда.

Легким движением она развязала пояс халатика, и полы его разошлись, оголив грудь и колени. Под халатом не было ни трусиков, ни бюстгальтера. Я опять увидел эту подрагивающую как желе грудь и черный треугольник между ногами. Мой член стал быстро напрягаться.

— Ну-ка, где наше косметическое молочко?

И она стала теребить его своей рукой. Это были совершенно новые ощущения, абсолютно не похожие на те, когда делаешь это сам. Я посмотрел на отражение в зеркале, где взрослая тетя играла с мальчишеской писькой, и стал извергать. Надя закрыла глаза, подставляя под струйки щеки и подбородок. Потом отпустила мой орган и двумя ладошками размазала все по лицу.

— Вот я и умылась. Ну все, беги, как бы твоя бабушка нас не застукала.

Надя запахнула халат, повернулась к зеркалу и снова занялась ногтями. Остаток дня и весь следующий день я жил под впечатлением той утренней процедуры. Надя меня больше к себе не звала, а сам заглянуть к ней я не решался. Вечером она снова уехала на зеленой «Волге».

На другой день ближе к вечеру бабушка намылилась в гости. У нее были две подруги, с которыми она каждую неделю проводила вечер за воскресным преферансом. Бабушка надушилась, надела свое лучшее платье, сказала, что в холодильнике котлеты на ужин, чтоб я их разогрел и сварил себе макароны, велела не скучать и удалилась. Я остался сидеть на кухне. Едва бабушка ушла, как я услышал через открытое окно шум подъехавшей машины. Громко хлопнула дверца, и прозвучал Надин голос:

— Проваливай, подонок!

Взревел мотор, завизжали шины, автомобиль скрылся. Надя шла по дорожке к дому и ругалась.

— Мерзавец! Кретин! Подлец! Козёл!

Каблучки простучали по коридору и затихли в Надиной комнате. Хлопнула дверь. Что это с ней? Кто-то обидел? Пойти пожалеть? А вдруг и сам попаду под горячую руку?

Я посидел немого в своей комнате, почитал, вышел в сад, побродил, подышал свежим вечерним воздухом, сходил в туалет и вернулся в дом. Дверь в Надину комнату была приоткрыта. Я машинально заглянул. Надя сидела за столом, опершись локтем на столешницу и запустив пятерню в волосы. На столе перед ней стоял стакан и початая бутылка коньяка. Увидев меня, она сказала:

— Заходи. Я тебя искала, но не нашла.

Я вошел.

— Коньяку хочешь?

Я пожал плечами. Никогда еще не пил крепких напитков. Вино сухое пробовал, шампанское на Новый год, ну, пиво еще. А водки, коньяка пока — нет. Надя налила мне полстакана.

— Пей.

Я сделал глоток. Поперхнулся.

— Эх, ты, мужчина, — Надя допила за мной коньяк.
— А хочешь, я тебе минет сделаю?

Она была совсем пьяная.

— А это как?
— Вот так, — она расстегнула мои штаны, и спустила их вместе с трусами до колен, потеребила пальчиком мой орган.

Когда я достиг возбуждения, она взяла его в рот. Это было еще приятнее, чем когда она дрочила мне своей рукой. Я быстро кончил, и она все проглотила.

— Запить надо. Выпьешь еще глоток?

Надя налила в стакан чуть поменьше, чем в тот раз. Теперь я выпил, не поперхнувшись. Она налила себе и тоже выпила.

— Все мужики — сволочи, — изрекла она. — Кроме тебя. Но ты еще не мужик. А хочешь стать мужчиной? Вижу, что хочешь.

Надя медленно расстегнула блузку.

— Ты разве не хочешь мне помочь? Дама, видите ли, раздевается, а он стоит руки в боки и ноль внимания.

Я робко стянул с нее блузку, повозившись с пряжкой, расстегнул лифчик, потом расстегнул крючочки на юбке и стал стягивать ее вниз. Она не стягивалась.

— Вообще-то, женщины юбку через голову снимают, — Надя сама освободилась от юбки. — Колготки я тоже сама сниму, а то порвешь.

На ней оставались только трусы. Мы легли на диван. Я сразу на нее взгромоздился, а она обхватила руками мою шею и поцеловала взасос. Я протянул руку, чтобы снять с нее трусы, но обнаружил, что их на месте уже нет. Когда она успела их снять, осталось для меня загадкой. Я стал тыкать в нее своим инструментом.

— Погоди, не торопись. Женщину сначала завести надо. Поцелуй там.

Она пихнула мою голову к своим ногам. Мои губы оказались в волосах ее промежности. Оттуда немного пахло мочой, но когда я раздвинул пальцами волосы и коснулся языком мокрых губок, все перебил резкий запах женской секреции. Я несколько раз лизнул.

— Молодец! — она взяла меня за подмышки и подтянула кверху. — Теперь можешь совать.

Когда дело было сделано, она налила в стакан еще коньяку и протянула мне.

— Ну, поздравляю тебя, мужчина! Извини, стакан только один.

Выпив по глотку, мы стали одеваться, потому как скоро могла явиться бабушка. Она явилась как раз в тот момент, когда я выходил из Надиной комнаты.

— Что ты там делал? — строго спросила бабушка.

Я замялся и не знал, что придумать. А бабушка настоятельно требовала ответа:

— Ну? Что? Модель клеил? Казеином?
— Я эта… там Наде надо было шкаф передвинуть. Я помогал.
— Шкаф, значит. А ну-ка дыхни! Это она с тобой, значит, за шкаф стаканом расплатилась. А, может, еще чем? Ну щас она у меня получит.

Бабушка распахнула дверь. Надя стояла в халате, подбоченясь, готовая отразить атаку.

— Ах ты, сука! — кричала бабушка. — Мало того, что по мужикам шляешься, еще пацана моего совратила! А ну, выметайся, чтобы духу твоего через час тут не было! Ишь, моду взяла! На малолеток потянуло! Да я на тебя в милицию заявление подам! Чтоб неповадно было юнцов развращать!

— Вя-вя-вя! — передразнила ее Надя. — И уйду! Что я, не найду комнату? Напугала. В милицию. А я на тебя в милицию — жилье сдаешь нелегально. Все, ладно. Чава-какава!

Она захлопнула дверь. Было слышно, как она швыряет вещи в чемодан. Я ушел к себе. Вскоре я услышал еще один хлопок дверью, и каблучки зацокали, удаляясь к калитке.


2010 г.