Белая лилия

Жарко, жарко. Мои лепестки - белые, нежные, с розовыми прожилками, покоятся на праздничной иконе, приминаются людьми, которые ее целуют. Пахнет мной, ладаном, горячим воском. Слышится треск горящих свечей, шорох шагов, звуки голосов. Какой-то таинственный шум нарастает, нарастает, и - вот! Все исчезло, вокруг только яркий свет. И - столько чувств сразу: всепоглощающая радость, страх, неизвестность, резкость вдыхаемого воздуха. Много, много воздуха! Вот это - счастье?

Но меня уносят. Уносят от нее. Главного человека в моей жизни. Еда, тепло, тишина. Удивление. Мне - не хватает. Мне чего-то не хватает. Меня все время берут на руки, все время трогают, переворачивают в стеклянной бочке. В какой-то момент я оказываюсь в кроватке, в комнате много таких кроваток, в каждой - мой собрат по судьбе. А потом - опять одна, особенно ночью, при красном свете ламп. Я хочу услышать хоть что-нибудь в эти долгие часы тишины. И начинаю кричать сама. Нет ответа. Один раз на мой крик приходит женщина, берет меня на руки. Медсестра захлебывается гневными словами: "Нельзя, нельзя их брать на руки! Только менять памперсы и кормить! Иначе тут круглые сутки крик будет стоять, невозможно работать!". И я вижу раскрасневшееся разочарованное огорченное лицо моей неудавшейся спасительницы.

Иногда слышу разговоры медсестер: "Когда же мать-то придет?! Ребенок такой больной, двадцать шесть недель, шестьсот сорок грамм! Ее же обязательно кормить надо! Это ведь иммунитет повышает и общее состояние улучшает. Это же материнское тепло, родная кровь рядом...".

Такие разговоры возникают все реже. В один из долгих одинаковых дней меня одевают в уличное и выносят. Молоденькая медсестра плачет, передавая меня из рук в руки такой же молоденькой девушке, вышедшей из машины. Мне любопытно - что же будет? Мы приезжаем спустя несколько часов. Но, увы - ничего нового не происходит. Такая же кроватка, только кроваток этих много, гораздо больше. Я уже давно не кричу - я научилась качаться. Я встаю на четвереньки и качаюсь. Все плывет, в ушах нарастает гул. А тишина и пустота - исчезают. Их больше нет. Иногда я качаюсь стоя, ведь я - большая! Постепенно мои плечи становятся от этого все шире и шире.

Есть еще изменения. Постепенно пространство вокруг меня заполняется Облаком. Даже если не качаться, все вокруг становится почти неразличимым, погруженным в бледно-серый туман. Чтобы четко что-то разглядеть, мне нужно сильно-сильно задрать голову и посмотреть вниз. Теперь я вижу только то, что попадает в это окошечко. Облако - это не просто туман. Туман вполне ощутимый, он похож на вату, сквозь которую иногда пробиваются звуки. Еще он похож на веревки, которыми опутаны мои ноги. Мне четыре года, а я так и не научилась ходить. Но я смеюсь, много смеюсь.

Четыре года. Много перемен. Хороших перемен. Меня перевозят в другой город. Детей здесь гораздо меньше, а самое интересное - они все очень разные, и все - старше меня. Настолько старше, что носят меня на руках. Я ведь не умею ходить. Они меня любят, потому что я часто улыбаюсь. Иногда приходят люди. Это женщины или пары. Они внимательно смотрят на меня, улыбаются, разговаривают. Выражения их лиц быстро меняются, в глазах появляется недоуменное выражение, головы начинают качаться из стороны в сторону. Они еще задают какие-то вопросы воспитательнице, она отвечает с непобедимым радушием. Потом они исчезают, не забывая погладить меня и помахать рукой.