Раздвигая пространство статья

В нашей семье стало традицией собираться родным и что-нибудь читать-обсуждать: книги, музыку, картины, фильмы. Одна из домашних встреч была посвящена поэзии Бориса Пастернака, а лекцию вела березниковский журналист Людмила Командирова, моя мама.

Свой рассказ она начала с «Зимней ночи».

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Это стихотворение любят многие, любим его и мы с мамой, потому что в нём – любовь: здесь, сейчас и дальше. А тебя как-будто нет, зато есть всё остальное – человек, которого любишь, свеча, окно, метель и мир вокруг.
 
Нить

Писатель Варлам Шаламов 17 лет провёл в сталинских лагерях. Все эти годы он переписывался с Борисом Пастернаком. В одном из его писем к поэту есть такие строчки: «Когда-нибудь я напишу рассказ, как я за Вашим первым письмом ездил в 50-градусный мороз, пересаживаясь с оленей на собак и с нарт на автомобиль. Пять суток я ездил за этим письмом».
Когда я читала и перечитывала стихотворение Пастернака «Февраль…», которое поэт написал чуть ли не в 20 лет ещё, я пыталась представить всё, что там, в этом сложном для меня по построению и образности стихотворении, происходит, и одновременно вспоминала строчки из письма Шаламова. И мне это удалось.
Герой стихотворения опоён звуками ранней, грохочущей весны. Он дико хочет вырваться из своей комнаты, из этого замкнутого, утяжелённого за зиму пространства на просторы проснувшейся природы – туда, где раскрытое небо, хлещет освежающий дождь, а воздух огромными массами бросает то в одну сторону, то в другую, и чёрные грачи, встревоженные ветром, внезапно снимаются с деревьев плотной, тяжёлой, чёрной массой и, стремительно обрушиваясь вниз и потом сразу вверх, оставляют после себя в грудине ощущение небывалой лёгкости.
Я не сидела на колымской каторге, но иногда, переживая различные депресняки, я перестаю радоваться природе. А прочитав и увидев Пастернака, вдруг чуть ли не кожей ощутила –  мир удивителен, и какое счастье быть живой, чтобы видеть всё это. 
Поэзия Бориса Пастернака промывает глаза, а тех, кому жить невыносимо, она исцеляет. Шаламова исцеляла. В другом письме писатель признался, что стихи Пастернака были соломинкой, за которую он держался и жил. 
 
Дождь в пилюлях

«Я стихи разбивал как сад», – писал Пастернак. «Когда знакомишься с его поэзией, не покидает ощущение, будто стихи эти написал не человек, а они сами, как органическое явление, произросли: как растут кристалы, растут деревья, лопаются почки – абсолютно естественно», – говорит мама.
Поэт не пишет об июльском воздухе, а он сам, тёплый, лёгкий ветер, этот «степной нечёсаный растрёпа», пропахший липой и укропом, ласково дует на нас. Легкомысленный, баловливый сосед завёлся в летнем доме поэта, «дачник-отпускник», а в «одёже» у него – пух одуванчиков, и листья лапуха в широких карманах.
Поэт не пишет о дожде, а он сам, летний, звонкий со всей силы плещет нам в лица. В стихотворной строке «…жуткие глотки и плёскания в шлёпанцах…» дождь плещет на узкую, утоптанную ногами до состояния камня, земляную тропинку возле дома, бъёт по жестяной крыше, с гулом плюхается в кадку рядом с сараем и резко шлёпается на деревянную лавку.
Или вот ещё: «Лишь пыль глотала дождь в пилюлях, / Железо в тихом порошке».
Дождь в пилюлях. Здорово? Когда летом жара и сушь, и дорога покрывается пылью, первые капли падают на неё, но не разбрызгиваются, а обволакиваются этой пылью и превращаются в пилюли. Они целебные – поэт смотрит на дождевые капли, любуется ими, и ему сразу так хорошо-хорошо на душе.

За пределы себя

Во Вселодово-Вильве, где Борис Пастернак в 1916 году жил полгода, есть музей имени поэта. На территории музея одна из инсталляций – дверь. Я помню, как мы с мамой эту дверь открывали и выходили – а там поле бескрайнее, тянется трава к небу, пахнет ромашка.
«Этот образ, дверь открывающаяся, у Пастернака везде, во всех стихах почти, – замечает мама. – В жизни, в твоей, моей, всегда есть какая-то дверь, через которую можно выйти за пределы своей боли, страхов, обид в другой мир, настежь открытый. В раздвинутое пространство. Пастернак так чувствовал и жил также».
В 1917 году молодой поэт влюбился в курсистку, студентку, её звали Елена Виноград. Их отношения развивались летом, когда в стране уже состоялась Февральская революция, а Октябрьская ещё не случилась. Революционный процесс девушку настолько увлёк, что она с друзьями уехала на юг России, где создавала комитеты бедноты и помощи. Пастернак, мучимый ревностью, ездил за ней всюду. Их отношения завершились разрывом.
Пастернак долго мучился. Написал стихотворение, которое так и называется: «Разрыв», и в нём излил боль, обиду, ненависть, жажду мести. Дикую тоску и нежность. Гордыню, отчаяние, желание даже руки на себя наложить – дошёл до точки. И вдруг…Нашёл выход: «…в наши дни и воздух пахнет смертью: / Открыть окно – что жилы отворить».
Стихотворение поэт написал в 1919 году в разгар Гражданской войны, за окном каждого дома люди убивали друг друга. Пастернак открыл своё окно – выстрадав свою личную боль, и через неё он вышел за пределы своего «я» – в общую боль, в общую судьбу. Как через распахнутую дверь, открытую.
И стал жить дальше.

Сказка бытия

Летом 1941 года, когда уже шла Великая Отечественная война, и многие писательские семьи покинули Переделкино, Борис Пастернак остался в подмосковном посёлке, жил там всю осень почти и писал стихи.

Глухая пора листопада,
Последних гусей косяки.
Расстраиваться не надо:
У страха глаза велики.

Ты завтра очнёшься от спячки
И, выйдя на зимнюю гладь,
Опять за углом водокачки
Как вкопанный будешь стоять.

Опять эти белые мухи,
И крыши, и святочный дед,
И трубы, и лес лопоухий
Шутом маскарадным одет.

«Иней», как и другие стихи переделкинского периода начала войны у Пастернака, – это нескончаемая сказка бытия. И дверью в эту сказку было тихое желание человека созерцать родные места столько, сколько ещё возможно.

Люди

Живя в сорок первом в Переделкино, Борис Пастернак ездил в Москву, где дежурил в составе разных бригад, рыл блиндаж за городом, проходил курсы военного обучения и чувствовал себя при этом необыкновенно счастливым. Но больше не от того, что занят общим делом, а от того, что с людьми.
До Москвы и из Москвы поэт добирался на электричке вместе со всеми.  Обычные люди, обычный он. И с ними – стихотворение «На ранних поездах», в нём каждая строчка дышит любовью к людям.
Эта любовь была ещё одной дверью в жизни Бориса Пастернака. Уже тогда он был  известным в своей стране, но желание считать себя избранным, противопоставлять себя другим поэту было чуждо. По сути, любовь к людям защищала Пастернака от одиночества. Ведь, как поётся в детской песенке, «художник может быть один, а человек – никак».

"Березниковский рабочий", март 2020