Один день и вся жизнь

ОДИН ДЕНЬ И ВСЯ ЖИЗНЬ
    
Глава первая
 Холодная заря
1
            «Хватит мёрзнуть, надо вставать и идти в обход», - сквозь сон подумал Урюпа; спать мешал не только холод, но и петух, усердно извещавший о начале нового дня.   Урюпа спал на овчине у входа в дом;  чекмень, которым он укрывался, был мал для его роста и, если он, вытянувшись во весь рост, натягивал его на грудь – зябли ноги, если же укрывал им ноги – было холодно верхней части тела. Так вся короткая ночь за двое суток до  Иванова дня (Примечание 1 см. в конце)  в 1395 году и прошла в перетягивании его туда-сюда. Он открыл глаза:  светало, слабо мерцали зеленоватые звёзды;  прислушался: в доме было тихо. «Наконец – то Глаша угомонилась», - подумал он о внучке, которая ночью своим плачем не давала уснуть,  и поэтому он уже под утро ушёл спать сюда; здесь, хотя и был слышен её плач, но не так громко, и он немного отдохнул.   Урюпа встал, зябко поёжился.   Учуяв хозяина, заржали кони, замычала корова, подали голоса козы и овцы. Он подошёл к коням, погладил их, кинул им травы; Буян и Ласточка опустили головы в кормушки и стали копаться в ней. «Уйдёт вражеское войско, - подумал он, - и можно будет отправлять коней на выпас, в ночное». Затем подумал, не рано ли он идёт, но сразу же успокоил себя: - «А что ещё делать? Пока дойду, рассветёт, только надо шапку одеть».  Осторожно, стараясь излишне не шуметь, он зашёл в дом; там было тепло, но душно. Жена, сноха, внук и две внучки  спали; сына  дома не было, он был на ночном дежурстве у Лесных ворот. В темноте  он нашёл  шапку, одел её,  вышел во двор, затем на безлюдный майдан,  и остановился у валуна, поджидая идущего к нему мужчину, это был Борис.   «Справлюсь о здоровье Глеба» - подумал он.
             - Сват, ты куда это ни свет ни заря? – опередил его Борис.
             - Не спится, - ответил Урюпа, - да оно и на руку - надо закончить осмотр городьбы, осталось немного – от Мохнушки до Речных ворот и оттуда до  Нового родника, - и спросил: - А где же твой помощник?
             - Шаля? Придёт, никуда не денется. Небось, ещё спит, дело молодое: вечером не уложишь, утром не разбудишь. Это мне, старику, не спится – под утро нога так разболелась, что поневоле встанешь.
             «У меня тоже самое» - подумал Урюпа.
             Они подошли к сторожевой вышке и стоящих рядом с ней   двух невысоких столбов с перекладиной, на которой висело било (2).  Борис, кряхтя,- у него была изувечена правая нога, полез по лестнице  на смотровую площадку вышки, а Урюпа пошёл дальше. Он пересёк майдан, зашёл в переулок, ведущий в южную часть города,  и только здесь спохватился, что забыл спросить Бориса о внуке, но не стал возвращаться, пошёл дальше. Он вышел на перекрёсток и невольно посмотрел направо, на землянку за низким забором из жердей. Она  была едва видна, так заросла травой. Прежде в  ней   жила со своей семьёй его  дочь Светлана. Два года назад ватага казаков ушла в русские земли, с ними ушёл его зять Кочкур со всей своей семьёй – женой Светланой и детьми.  Ушли они от напастей, обрушившихся на их местность: много лет подряд  зимы были такими морозными, что  погибало много людей и скота, вёсны были поздними и холодными, а летние периоды были засушливыми. Вот казаки и решили податься на север, в более лесистые места, где легче перенести эти напасти. Но у Кочкура была ещё одна причина уйти отсюда:  когда он был ребёнком, ордынцы забрали его из семьи и вместе с другими такими же детьми поселили в их городке на правах казака.  Здесь он вырос, женился, но не прижился, всё время вспоминал свою мордовскую деревню в Муромских лесах и мечтал возвратиться на родину.
              Урюпа не осуждал зятя и других казаков за то, что те покинули город. «Если бы  здесь были нормальные условия жизни, никуда бы они не ушли,  - подумал он. - Я тоже когда-то ушёл со своей родины не просто так, а вынужденно".
2
             Он ушёл из родного  Трёхостровского городка  двадцать лет назад, и причин этому было несколько. Тогда,  вскоре после смерти хана Джанибека (3)  в Орде, на территории которой находился Трёхостровской городок, появилось множество претендентов на ханский престол, которые вышли из-под контроля и грабили всех подряд; страна заполыхала внутренними раздорами и гражданской войной,  разделилась на несколько ханств.  Помимо этого появилось множество разбойников. Казаки хотя и страдали от разборок претендентов на ханский престол  и от разбойников, но притерпелись к этому, даже сами стали заниматься разбоем.  Но однажды весной прошёл слух, что со стороны Крыма  к ним приближается какая-то болезнь, от которой не было спасения ни людям, ни скоту (4). Вначале это был слух, которому кто верил, кто не верил, затем из низовий Дона на север потянулись караваны казаков, спасающихся от морового поветрия. Одни шли  в глухие леса на притоках Дона – реках Медведица, Бузулук, Хопёр,  другие направлялись дальше - в русские города – Рязань, Муром, в  другие земли.  Исход казаков развеял сомнения жителей городка в необходимости тоже уйти подальше от мора - на время, или навсегда,  как получится. Но куда?  Путята, атаман городка, недавно возвратившийся из Нижнего Новгорода,  предложил перебраться на Хопёр, где он знал несколько хороших мест для устройства городков; другие предлагали иные места. Казаки долго и жарко спорили, пока согласились с предложением Путяты;  а будущему городку решили дать название Атаманский, поскольку это было предложение атамана.  Название будущего городка было озвучено не случайно. И вот почему: от  переселения  отказались старые и больные казаки,  посчитавшие, что  им не по силам  такое далёкое путешествие, а также их родственники и друзья, не желающие оставлять беспомощных людей без поддержки.  Остались и  семьи казаков, находившихся в это время в походах. Однако не исключалась вероятность того, что оставшиеся, все или некоторые, особенно семьи казаков, возвратившихся из походов, пожелают уйти из Трёхостровского городка; в таком случае по названию городка они смогут найти своих родственников и земляков.   
             Перед отправлением в поход Урюпа, жена и дети сходили на кладбище попрощаться с родными могилами. Могилок  было немного, в основном женские, потому что редко кому из казаков доводилось умереть дома под причитания и слёзы родных, чаще всего они умирали на поле боя под градом стрел и копий.  То же произошло и с его отцом после  сражения у крепости Торговец на реке Синюха(5). Тогда  ордынцы потерпели поражение от литовцев, после чего долго и беспорядочно отступали.   В одной из многих стычек во время этого отступления отец погиб; погиб на его глазах, похоронить его не было возможности, и остался он без христианского погребения, и теперь белеют его казацкие косточки среди чертополоха в бескрайней жаркой степи где-то между Синюхой и Таврией.
             Урюпа хоть знал, где и как погиб его отец, а вот два его брата и тесть  бесследно сгинули при походе ханского войска в чужедальние  южные страны; не возвратились из походов и некоторые дядья – его и жены.  Возможно, кто-то из них  жив,  но их судьбы на чужбине неизвестны.   
             В день, назначенный для выступления в путь, утром,  все жители городка собрались у часовни, помолились за удачный поход, и переселенцы под начальством Путяты двинулись в чужой дальний край. Способные ехать верхом - были на конях, женщины, старики и дети ехали на повозках  с имуществом, с собой гнали скот.  Шли по приметам, известным, пожалуй, одному атаману. Открыто идти они не могли – остерегались  войск часто меняющихся правителей Орды, поэтому старались идти лесами.  Эти леса помогали прятаться от чужих глаз, но и затрудняли продвижение. Идти было тяжело: леса густые, а с продвижением на север становившиеся всё более дремучими, дорог в них нет, приходилось преодолевать множество рек и речушек. Иногда встречались разбойники, другой раз ордынцы, впрочем, большой разницы между ними не было; от одних отбывались, с другими удавалось договориться, узнать дорогу.
             В пути Урюпа  задумал уйти в Рязань.  «Если там не удастся устроиться, -  размышлял он, - пойду в Нижний Новгород, Муром, Тверь, Москву, в другой город, благо,  князей в русских землях много, и везде есть казаки. А не понравится,   возвращусь в Атаманский городок».
                После долгого и трудного перехода переселенцы добрались до реки Медведица. И здесь план атамана дал первый сбой: люди, уставшие  от долгого и тяжёлого путешествия,  стали поговаривать о том,  что незачем идти дальше, в медвежий угол, надо  обосноваться здесь. Несмотря на увещевания Путяты, что на Хопре их ожидают  лучшие условия для жизни,  что следует торопиться идти далее, так как приближается осень, с  десяток семейств всё же решили остаться.  Свой будущий городок они решили назвать Островским в память о прежнем месте жительства.  После короткого отдыха переселенцы, идущие на Хопёр,  простились с островскими казаками, просили не поминать их лихом, и продолжили путь.   Здесь Урюпа расстался с сестрой, её мужем и племянниками. Через много лет он узнает, что оставшиеся в поисках  места для устройства городка ушли далеко вверх по течению Медведицы.
             У  реки Бузулук история повторилась: и здесь  некоторые казаки отказалась идти дальше, решили остаться на берегах этой реки.  Урюпа до сих пор помнит их, изнурённых, в оборванной и грязной одежде. «На вряд ли они дойдут до Хопра», - подумал тогда он. Видимо, то же понимали Путята и остальные казаки, поэтому их увещевания продолжить путь были не особенно настойчивыми.  Остающиеся казаки выбрали своим атаманом Саламату, а будущий свой городок решили назвать Саламатиным. Здесь Чернава рассталась с семьёй брата, в которой жила его мать.   
            Остальные казаки продолжили путь и, когда  всем казалось, что от смертельной усталости они  не могут больше и шага ступить, наконец - то пришли к желанной цели – Хопру, где должен быть основан городок Атаманский.  Казаки радовались окончанию похода и предстоящему отдыху, а Урюпа, посчитав, что у него, жены и детей достаточно сил для продолжения похода, твёрдо решил идти в Рязань, и  сообщил  об этом атаману.  Путята, считавший, что каждый волен сам выбирать, где ему жить, предостерёг от этого шага, напомнив о том, что  до Рязани путь далёкий,  на носу осень, и едва ли есть возможность до наступления зимы добраться хотя бы до обжитых мест, чтобы там перезимовать.   И Урюпа, твёрдо решивший идти дальше, в последнюю ночь перед продолжением похода не мог сомкнуть глаз от дум, размышляя,  правильно ли он поступает. Почему-то он думал, что если не уйдёт сейчас, то не уйдёт никогда.  Предостережение атамана о скорой зиме он не принял во внимание, понадеялся на свойственное ему везение, утром  попрощался с сестрой, - женой атамана, с земляками,  и его семейство отправилось в дорогу.   
            К этому времени дни стали заметно короче,  всё чаще  стали попадаться деревья с  желтыми листьями, - осень вступала в свои права. Затем наступала пора золотой осени. И тут случилась беда  - тяжело заболела дочь, им пришлось  сделать остановку до её выздоровления, и очень кстати пришлась обнаруженная ими в излучине Хопра  полуразрушенная землянка.
3
               «Вот она,  родная, - подумал Урюпа, поравнявшись со следующей землянкой, - она положила начало городу».  В этой землянке они жили, пока не построили другую, более просторную. Затем в ней жил их сын Третьяк с семьёй, а когда тот ушёл в Великий Новгород, поселилась семья Ждана. Сейчас Ждан, поджав ноги под овчиной, чтобы спрятаться от утренней прохлады,  спал у входа в землянку. «Прижился  казак у нас», - подумал Урюпа.
              Ждан – его крестник, сын сестры Людмилы. Несколько лет назад он пришёл сюда по пути из Островского городка в Москву; остановился, чтобы  отдохнуть, да так и остался здесь. В то время места для устройства жилья в городке уже не было, и Ждан с семьёй поселился за крепостными сооружениями, в Речном посёлке, а затем перебрался в освободившуюся после ухода Третьяка землянку.   Этой весной, вскоре после Пасхи, Ждан,  больной, едва державшийся на коне, возвратился из дальнего похода, и теперь  понемногу выздоравливал. «Толковый казак, - подумал он о Ждане»,  - настанет время - будет  атаманом. И на днях он едва не стал им». 
              Предсказывая Ждану атаманство,  Урюпа имел в виду недавний Круг, на котором казаки восстановили своё самоуправление.  Сделать это им пришлось по простой причине:  даруга (6) Ахмет и его приближённые исчезли, видимо, остерегаясь подступающих к городу войск Тимур-бека (7). Несколько дней казаки прожили без управления,  затем собрались на майдане и после многолетнего перерыва провели тот Круг. Когда стали выбирать атамана, молодые казаки, Урюпа называл их «детьми», предложили избрать Ждана, хотя тот и отказывался, ссылаясь на нездоровье.  Пожилые, бывалые казаки, или «отцы» по его же определению,  видели атаманом его, Урюпу. Он отказывался от этой чести,  ссылаясь на возраст, ведь  ему исполнилось пять раз по десять лет,  силы уже не те. Но «отцы»,  тот же Борис, высказались в том роде, что городу не нужны его силы, её и так достаточно в других казаках, нужна его умная голова.  Круг закончился тем, что  атаманом был  избран Урюпа. «Сколько же дней назад было это? – задумался Урюпа. - Семь? Или восемь?  Так, - загибая пальцы, стал считать он, - круг был в полдень. Значит, сегодня, тоже в полдень исполнится семь суток моего атаманства, а после полудня пойдут восьмые сутки. Как быстро бежит время!»
              Урюпа пошёл дальше,  размышляя теперь уже о  другом своём сыне -  Осьмуше,  ушедшем вместе с Третьяком в Великий Новгород.   «Ладно – ушёл Третьяк, он взрослый и вправе сам решать, где ему жить, - подумал Урюпа, - ладно – ушла Светлана, она должна повиноваться мужу и следовать за ним! Но как получилось, что я дал согласие на уход Осьмуши?»  Этому он удивлялся и ранее,  потому что сыну  в ту пору было всего  десять  лет.   И в который раз он пришёл к выводу, что теперь уж ничего не поделаешь, надо смириться с этим.
              За семь лет после их ухода людская молва донесла, что Третьяк, а с ним и Осьмуша, благополучно добрались до Великого Новгорода.  Если это верно, то, конечно же, они нашли там свою старшую сестру Первушу, на поддержку мужа которой, Завида,  они рассчитывали.  Поскольку назад они не возвратились, значит,  прижились там, и нечего надеяться на их возвращение. 
            Та же молва донесла, что ватага, с которой отправились Кочкур и Светлана,  дошла до Москвы и там разделились. Небольшая часть казаков ушла в Великий Новгород. Остальные  поступили на службу к московскому князю и разделились: одни  поселились на реке Липишне (8) недалеко от Москвы,  основав городок Урюпа (9);  другие, и среди них наверняка Кочкур и Светлана, отправились в Муромское княжество, недавно присоединённое к Москве, и основали городок, которому дали такое же название - Урюпа. «Где бы они ни обосновались, дай Бог им благополучия», - подумал Урюпа.
            Так, вспоминая покинувших город двоих сыновей и дочь, он вышел к Старому роднику, от которого начинался ручей с берегами,  заросшими ивами и кустарником.  Далее была небольшая низина Мохнушка, не то озерцо, не то болото, которая надёжно охраняла город и не вызывала у него никакого беспокойства. Пересечь Мохнушку можно было лишь по тропе, которая начиналась где-то здесь.  От Мохнушки в обе стороны начинались засеки (10). С трудом продвигаясь через густые заросли кустарников и высокие травы,  Урюпа прошел  к  засеке, чтобы лучше рассмотреть её. Тонкие ветки  деревьев  засеки от времени стали превращаться в труху, и он подумал, что следует их  заменить. «Впрочем, - продолжал размышлять он, - это решать не мне, возвратится  Ахмет, или будет назначен другой даруга, вот он пусть и думает об этом». 
              От засеки он повернул налево и  пошёл в сторону Речных ворот, продолжая размышлять: - «Всё пройдёт, возвратится Ахмет или кто-то другой, а пока что нам надо самим защищаться».   Засека закончилась, её сменил  земляной вал, на гребне которого  были две плетёные изгороди, заполненными между собой землёй.  Изгородь, насколько он мог рассмотреть её, не приближаясь к ней из-за  росы на высокой траве,  как он и предполагал,  кое-где от времени обветшала, но вполне могла выдержать осаду.
              Далее был тот же вал, по гребню которого шёл частокол – вкопанные в землю заострённые вверху  и плотно пригнанные друг к другу дубовые брёвна, скреплённые поперечными тонкими брёвнами. Урюпа подобрал попавшийся ему на глаза дрючёк(11) и, прокладывая им путь в  густой и высокой траве, поднялся на вал. Частокол, чуть ли не наполовину  скрытый  травой,  стоял ровно, а когда Урюпа  налёг плечом на него, не качнулся. Он спустился с вала и вдоль него пошёл дальше, к Речным воротам.
4
               Чернава, его жена, по привычке  проснулась рано, но после почти бессонной ночи встать не было сил.  «Полежу ещё немного», - решила она. Она слышала, как муж на цыпочках, стараясь не тревожить сон остальных домашних, зашёл в дом и затем вышел. Немного полежав, она поднялась,  не стала будить  невестку Веселину, - пусть поспит, вышла из дома и посмотрела на небо, размышляя, какой будет день.  «Ни то, ни сё!» - сделала вывод она. Сегодня, в канун Иванова дня,  она намеревалась выйти из города и нарвать  лечебных трав, в первую очередь - богородской травы (12), а также земляники, если та поспела. Богородская трава  будет использована для лечения Глеба и Глаши, у той колики и вздутие живота; пригодится она для приготовления напитков, для лечения и для аромата в доме; часть её  по традиции  она передаст в церковь -   для сжигания в кацее (13). Земляника пойдёт приготовления сбитня, киселя, сурьи и других напитков, а также для сушки - пригодится долгой зимой. Вместе с земляникой следовало набрать её листьев; они, как и ягоды,   хорошее лекарство от мучившей её болезни ног.
             В последние годы Чернава, не надеясь на больные ноги, редко выходила за пределы города. Каждой весной, на Красную горку,  посещала кладбище у церкви и кладбище за городом. Этим она  поминала предков, и своих и Урюпы, похороненных в оставленном ими Трёхостровском городке и в других местах. Заодно посещала могилку дочери Любавы, находившуюся в другом месте.  Ещё она выходила из города в Иванов день и в его канун, чтобы собрать травы и  походить босиком по речной воде, это облегчало болезнь ног.  Иногда  выходила для сбора грибов. В этих прогулках её часто сопровождала дочь Светлана, а когда та покинула город –  внучка Вера, и  сегодня она пойдёт в лес с ней.
            Чернава подоила корову, затем в  печурке, устроенной подальше от дома, нашла тлеющий уголёк, раздула огонь и занялась приготовлением завтрака. Вскоре пришёл с дежурства сын Неждан, поел и стал готовиться к выгону скота на водопой к Хопру, а затем на пастбище.   
            «Неждан, - сказала она ему, - отец просил проверить вентери. Так что загляни к ним».
            «Хорошо» - ответил тот.
Глава вторая
Восход с красным оттенком
1
             Подходя к Речным воротам, Урюпа ещё издали увидел  ночных сторожей; их было двое. Сторожа были из жителей крепости; их задачей было утром открывать ворота, охранять въезд в город, а с наступлением сумерек запирать  створки на массивные дубовые запоры. Сейчас сторожа, это были Строк и подросток Бажен, нахохлившись, в овчинах, сидели на скамье у ворот.
              - Никак замёрзли? – спросил Урюпа.
              - Есть  маленько, ночь была прохладная, да и Хопёр рядом, даёт прохладу, - вставая,  ответил старший, Строк.
              - Ну, ничего, днём отогреетесь,  - сказал Урюпа, - похоже на то, что погода наконец-то установилась. Вчерашний день был почти летний, а сегодня, дай Бог, будет такой же, - и спросил у  Строка:  - Происшествий не было?
            - Всё спокойно, - ответил тот.
               - А у тебя как дела? Привыкаешь к службе? – спросил он у Бажена, молоденького казака, ещё парнишки, друга его сына Неждана.
             - Привыкаю, - бодро ответил тот.
            - И, небось, ждёшь - не дождёшься, когда наступит ночь на Иванов день?
            - Да, - улыбнулся Бажен, - жду!
            - Вот и Неждан мой ждёт, все уши прожужжал, а я не знаю что с вами, молодёжью,  делать?  Иной раз думаю разрешить выход из крепости, другой раз - не надо этого делать.
            - А что тут раздумывать? – сказал Бажен, - отпустить, как было в прошлом году и раньше.
            - Не знаю, не знаю, – ответил Урюпа, -  не так – то это просто.
            Неопределённость Урюпы имела серьёзные основания. Через два дня будет Иванов день. Молодежь, а иные и взрослые,  по традиции собираются провести ночь перед этим праздником в отдалённом месте, в лесу у Хопра - с плясками, песнями, прыжками через костёр, чтобы затем на утренней заре с дикими возгласами бежать  к реке и купаться всем вместе, а домой возвращаться к утренней службе. Мало того, что это не одобряет батюшка,     сейчас это опасно – поблизости  находится вражеское войско, поэтому выходить из крепости на ночь, тем более устраивать игрища с костром, опасно. Он не может это запретить, тем более жители посёлков, которые не были огорожены крепостными сооружениями, вольны делать всё, что им угодно. Если же не дать согласия на выход людей из крепости, кто-то всё равно  уйдёт до замыкания ворот на ночь. А молодёжь, если не уйдёт, то  отметит эту ночь в крепости, и отметит своеобразно: будет красть дрова и разбрасывать их по переулкам, таскать по городу телеги и сани, перегораживая ими улицу и переулки и  строя из них баррикады, подпирать двери жилищ, выгонять из хлевов скотину. Он не сомневался, что будет именно так, сам в молодости вытворял подобное. Вот и думай, что лучше? 
               - Урюпа, скоро люди будут гнать скот на пастбище, можно выпускать их из крепости? – нарушил его раздумья Строк.- Ведь вражеское войско неподалёку, как бы беды не было. 
               - Это так, - после некоторого раздумья согласился атаман, - но, скорее всего, ему не до нас, оно занято более важными заботами, чем наш город. А нам надо скот пасти, ухаживать за огородами, да мало ли каких дел за городом; выпускайте, но предупреждайте, чтобы в случае опасности они немедля возвращались. И сами будьте начеку, чтобы успеть закрыть  и запереть ворота. А теперь выпустите меня, я осмотрю ворота.
              Бажен снял запор с маленькой узкой двери в створке ворот,  отворил её, все трое  вышли на мост, перекинутый через ров. Отсюда была видна Гора Восточная: над ней,  там, где всегда восходит солнце,  пылала красная заря. Сразу за мостом находился  посёлок, который жители города называли Речным то ли из-за находившихся рядом ворот с таким же названием, то ли из-за близости Хопра; в нём жили  в основном ремесленники, и здесь же находились их мастерские.  Река была за лесом и её не  было видно, но ощущалась речная прохлада.
            Урюпа окинул взглядом частокол, тот выглядел внушительно; затем спустился в ров и подумал: «Мелковат, надо углубить его»  Но не ров был причиной его беспокойства,  его тревожили ворота. Он поднялся на мост, посмотрел на створки ворот:  тонкие дубовые брёвна, из которых они были сделаны, высохшие и потрескавшиеся, были достаточно крепкими, но имели недостаток – были покрыты железными листами лишь в нижней части,  что делало верхние их части уязвимыми для  поджога.  «И Лесные ворота такие же, - подумал Урюпа, - достаточно одной горящей стрелы,   сгорят,  и тогда мы почти беззащитные».  Казаки давно осознавали это слабое место в защите крепости, но даруге это было безразлично, он ничего не предпринимал, но и не  настаивал на снесение ворот и вала, ведь эти сооружения были запрещены в Орде.  Урюпа  сразу  после избрания его атаманом  договорился с хозяевами  кузниц -  одна была  в  Лесном посёлке, другая в крепости, что те выкуют эти  листы. Работа закипела, но так быстро её не выполнишь, а вчера кузнецов, как и других ремесленников всякого рода, способные носить оружие, забрали в ханское войско, стоящее у речного переката на Хопре, и  работа прекратилась.
            Этим временем сторожа открыли ворота и из города стали выходить люди. Горожане, в основном дети, гнали коров, коз и овец на водопой к Хопру, вели лошадей; женщины шли на огороды и за речной водой - она мягче родниковой и более подходит для мытья головы. Но было и обратное движение.
            С ночной рыбалки возвращались ловцы рыбы. Сейчас, в дни Апостольского поста (14), пойманная ими рыба  была бы очень кстати, но все они были недовольны уловом.   
            - А у тебя как с добычей?  – спросил Урюпа у Найдёна, самого искусного в городе добытчика рыбы и лучшего мастера по  изготовлению  снаряжения для её ловли.
            - Плохо! Разве это улов? – ухмыльнулся тот и поднял кукан из гибкой ветки дерева, на котором было несколько рыбёшек.
            - Почему так? – спросил Урюпа?
            - Не знаю, - ответил тот, - скорое всего, будет ненастная погода.
            - Ну, - усмехнулся Урюпа, - нас этим не удивишь! – и спросил: - Ты не забыл о дежурстве?
            - Не забыл,  потому и спешу!
            -  Поторопись, а то Вадим будет ругаться, ты же знаешь его!
            - Его хлебом не корми,  дай поругаться, - ответил Найдён и ускорил шаг.
             «Надо ещё раз поговорить с Вадимом, - подумал Урюпа, - узнать, что же с ним случилось и решить, на что он теперь пригоден».
            Вадим, о котором они говорили, осенью прошлого года  вместе с другими казаками отправился в Сарай, в ханское войско, а недавно, перед Троицей,   ещё при даруге, неожиданно  возвратился домой. Он и до этого отличался неуживчивым характером, а теперь стал непредсказуемым, даже по незначительному поводу затевал скандалы. Горожане считали его контуженным и поэтому   старались не конфликтовать с ним, хотя это не всегда удавалось.       
             Отчасти из-за желания узнать, как вёл себя Вадим на ночном дежурстве,  Урюпа окликнул сына, который гнал скот и вёл на поводу Ласточку и Буяна:
             - Неждан, как прошло дежурство?
            - Всё нормально, батя!
            - Ну и слава Богу, - сказал Урюпа, - сынок, не забудь проверить верши.   
             - Не забуду, - отозвался тот и пошёл дальше.    
               Они возвратились в крепость, Строк спросил  Урюпу, кто должен их сменить.
            - Ждан и Маркел, - ответил Урюпа.- Передай им, пусть они потребует от пастухов  пасти скот  поблизости, чтобы в случае опасности его можно было загнать в крепость.
            Урюпа направился было дальше осматривать частокол, но остановился и спросил Строка:
            - Сват,  ты пойдёшь за боярышником? 
            - Как появится свободное время - пойду обязательно! Может, сходим вместе?
            - Давай вместе, - согласился  Урюпа,  - не нынче – завтра  Тимур-бек уйдёт, и  сходим.
             - Хорошо! Так и сделаем!
            По старой традиции, каждый год в преддверии Иванова дня, жители города ходили в лес за ветками боярышника и укрепляли их у входа в жилища, что по народному поверью уберегало от  нечистой силы. Урюпа и Строк тоже  следовали этому древнему обычаю.
           Урюпа пошёл дальше, вспоминая первое знакомство со Строком.
2
            Это произошло двадцать пять лет назад. Тогда казаки Трёхостровского городка выследили купеческий караван с невольниками, шедший из Сарая в сторону Крыма, и напали на него.   Урюпа участвовал в этом нападении. Охрана каравана защищалась упорно, и кто знает, чем бы закончилось это нападение, но один из пленников, освобождённый в самом начале нападения, это и был Строк,  подобрал саблю поверженного конвоира, принял участие в бою и показал великолепное ведение сабельного боя. Это и помогло казакам одержать победу.
            Так Строк в числе других освобождённых оказался в их городке, где поведал  освободителям о своих приключениях.  До плена он был  новгородским повольником(15), ушкуйником(16). В первый  поход по Волге и Каме(17)  ушкуйники напали на город Жукотин(18), принадлежащий Орде.  С  богатой добычей они приплыли в Кострому, а там на пиру их подпоили, хмельных связали и передали Орде. Затем он узнал, что  это было сделано по просьбе Орды тремя князьями - костромским, нижегородским и суздальским.  Всех ушкуйников Орда продала;  так он и многие его товарищи по несчастью попали в Сибирь. На следующий год ушкуйники совершили набег на Сибирь, освободили многих своих пленённых товарищей, но не его, и ещё долгие девять  лет он был рабом у нескольких хозяев. Затем его купил генуэзский купец и вместе с другими рабами  отправил караваном в Крым на невольничий рынок города Кафа(19). Во время этого перехода он и  был освобождён казаками.
            После освобождения Строк принял участие в нескольких нападениях на купеческие караваны, обзавёлся одеждой и оружием, после чего ушёл в свой родной город – Великий Новгород. Это было первое знакомство Урюпы со Строком. В то время никто не мог предположить, что они встретятся ещё раз, и что Строк будет  жить здесь.
3
            Урюпа осмотрел частокол, затем засеку, которая упиралась в Дальнее болото, подпитываемое водой от родника  того же названия, второго в городе.  На этом осмотр укреплений закончился, и вовремя - раздался звук била, призывающий к утрене(20). От родника Урюпа пошёл в сторону майдана. Навстречу шла женщина с кувшином на плече, это была Надежда,  жена его сына Ярослава, дочь Бориса.   Лет семь  назад Ярослав  в войске хана Тахтамыша ушёл в поход на Самарканд, во владения Тимур-бека. Вначале удача сопутствовала войску: было разграблено много городов на его пути. Но затем  у Бухары армия Тимур-бека нанесла войску хана страшное и сокрушительное поражение.  Возможно, Ярослав там и погиб, возможно, находится в плену, но как бы то ни было, все эти годы  о нём ничего не известно. Надежда надеялась на возвращение мужа, ведь были случаи, когда казаки возвращались домой после более долгого отсутствия, и все эти годы с детьми жила у Урюпы с Чернавой, а на днях по настойчивым просьбам своих родителей ушла в отчий дом. Урюпа не одобрял этот поступок, но и её можно понять – Борис и Дарёна, её отец и мать остались одни; у них были  ещё два сына и одна дочь, но сыновья жили отдельно,  дочь жила в семье мужа в соседнем городке, и им, одиноким, в случае чего воды подать некому.   
            - Как  Вера? – спросила Надежда о своей дочери, которая ночевала у дедушки с бабушкой с тем, чтобы утром пораньше идти в лес.
            - Ничего, нормально. Я ушёл рано, - ответил Урюпа, - все ещё спали. Сейчас, видимо, уже поднялись. – И спросил о заболевшем внуке:
             - Как Глеб?  Выздоравливает?
            - Всё также кашляет, но уже не так надрывно, - ответила она.
            - И то слава Богу! Потерпите до вечера,  мать и Вера принесут земляники, богородской травы, может быть ещё каких трав, полечишь его, хворь и пройдёт!
             - Навряд ли земляника поспела, - ответила Надежда, - настоящего тепла – то ещё не было.
             - Возможно и так, - ответил Урюпа, - если даже ничего и не принесут, то хоть проветрятся, - и спросил: - А  мать как?
             - Тоже ничего, скрипит помаленьку.
             - Кланяйся её от меня! – сказал он и продолжил путь в сторону майдана. Его раздумья о состоянии частокола, засеки и ворот прервал слабый глухой звук сзади. Урюпа оглянулся: в северной стороне, над горизонтом,  в небе висела чёрная тучка. «Где-то идёт гроза, - подумал Урюпа, - опять лето будет холодное».
4
             Когда он вышел на майдан, тот был пустынный; привычной толпы у входа в церковь, когда люди ожидали её открытия или не помещались в ней,  не было, значит, служба уже началась, и для всех молящихся нашлось место внутри.  Перекрестившись при входе в церковь, Урюпа вошёл внутрь.  Служба началась недавно -  священник Евстафий только что прочитал начальную молитву и провозгласил:
            - Благословен Бог наш всегда, ныне присно и во веки веков!
            Урюпа не стал проходить вперёд,  огляделся. Всё помещение было занято молящимися, в основном женщинами. «Многих казаков нет, поэтому и поместились все, кто пришёл, - подумал Урюпа. - Всё - таки надо строить новый, более вместительный храм. Или два небольших - по одному в каждом посёлке, и обязательно с колокольнями, а уж колокола как-нибудь добудем. Уж сколько лет ведём разговоры об этом, а дело так и не сдвинулось с места».  Затем он подумал, что сначала надо углубить ров и обить железом ворота, а уж потом строить церкви, и тут у него мелькнула мысль: «Забот много, осилю ли я всё это?» 
               Так, с мыслями о будущем города Урюпа простоял всю службу. После заключительного возгласа «Аминь!»  молящиеся стали расходиться. Урюпа сказал жене, чтобы она подождала его, пока он переговорит с батюшкой, подошёл к нему, наложил открытые ладони одну на другую, протянул их ему и попросил:         
              - Благослови, батюшка, чтобы у меня хватило сил и возможностей исполнить атаманские обязанности!
             Поп перекрестил его, сказал:
             -  Бог тебя благословит,  Василий, и я тебя благословляю!   
              Отец Евстахий старался называть казаков  только крестильными именами.  Но это не всегда у него получалось отчасти по той причине, что  он живёт в городе всего полгода после прибытия сюда по благословению Рязанского епископа и за это короткое время не мог запомнить имена всех жителей. А прихожане его,  ещё верившие в духов и вурдалаков, которых следовало изгонять или задабривать посредством колдовства, амулетов и заклинаний,  помнившие языческих богов, в обычной жизни, по старинке  называли друг друга   мирскими именами (21), или прозвищами, - они были у всех жителей города, а христианские имена вспоминали  только во время причастия.   
              Урюпа – тоже мирское имя.  Когда он появился на свет, родители, чтобы скрыть его от злых сил,  дали ему временное имя  Малыш, а через семь лет  в память умершего к тому времени деда назвали Урюпой.  Перед его женитьбой, это было всё в том же Трёхостровском городке, поп из Сарая,  узнав, что жених и его невеста Чернава не крещёные, вначале крестил их,  назвал Василием и Степанидой, и лишь после этого обвенчал. Так у него появилось третье имя, но для жителей Трёхостровского городка  он так и остался Урюпой; этим  именем его называют и здесь.  Иногда бывало, что отец Евстафий, видимо, забывшись, называл его по мирскому, а иной раз шутливо спрашивал:
             - Так ты кто - Василий или Урюпа?
            Продолжая благословение, батюшка положил свою ладонь на его голову  и  спросил, когда он намерен крестить внучку.
            - На днях придём, - ответил тот и спросил: - какое имя у неё будет?
            Поп уточнил, когда  родилась внучка, задумался, затем сказал:
            - Скорее всего, она будет Ефросиньей. Других имён на эти дни нет.
            - Ну, что ж, Ефросинья, Фрося, – тоже неплохое имя,- сказал Урюпа.      
5
            Выйдя из церкви,  Урюпа отметил, что подул слабый северный ветерок, тучка, ранее привлёкшая его внимание, поднялась и стала больше, а раскаты далёкого грома участились и усилились.
            - Надвигается непогода, - сказал он Чернаве, - а ты собираешься в лес. Как бы не попасть вам под  дождь!  Может, отложишь поход?
            - Внуков нечем лечить, - ответила Чернава, - травы прошлого года закончились, надо идти сегодня. А туча, - она посмотрела на небо, -  далеко она от нас! Может быть, её мимо пронесёт!
            - Ну, гляди, - согласился Урюпа.
            Они прошли домой; Урюпа  поел и лёг спать, благо Глаша  успокоилась и тоже спала. Чернава стала будить Веру, но та не просыпалась. «Для неё ночь также была беспокойной, и ей надо выспаться, проснётся, тогда и пойдём»,  – подумала было она, но спохватилась, вспомнив, что травы надо собирать утром.    Она наклонилась над  внучкой и сказала:
            - Верунька, вставай, пора в лес идти!
            - Бабуль, я спать хочу, - сквозь сон пробормотал девочка.
            Чернава,  применив испытанную уловку, сказала:
            - Ну, коли не встаёшь, то спи, а я пойду  одна.
            Уловка подействовала: внучка протянула к ней ручки и сквозь сон пробормотала:
            - Бабуль, я с тобой!
            - Ну, вот и хорошо! Подымайся, моя дорогая, выпьешь молочка парного, я только что подоила коровку, и пойдём с тобой гулять.
            Вера поднялась, и они стали собираться в путь, затем вышли из дома и направились к Лесным воротам. Чернава поприветствовала Бориса, Вера тоже помахала ему ручкой и крикнула: 
            - Дедуля,  я принесу тебе и дедушке Урюпе землянику!
             У Лесных ворот Чернава и Вера влились в большую толпу женщин и детей. Люди, наслышанные о вражеском войске, не решались выходить из крепости. Приход Чернавы, которую они считали более осведомлённой о положении, сложившемся неподалёку от города, приободрил их, -  они посчитали, что если жена атамана покидает крепость, то опасности нет или она минимальна, и  уже смело вышли за ворота.
            - Бабоньки, - напутствовал их  Терех, дежуривший у ворот, - вы там долго не разгуливайте, и далеко не ходите! В случае чего быстренько возвращайтесь в город.
                Выйдя из ворот,   многие женщины  пошли на юг от города, в Бычий Лог, славившийся земляникой. Для Чернавы идти туда  было далеко, поэтому она, пройдя Лесной посёлок,    повернула на север, и  медленно пошла по лугу, рассматривая травы и рассказывая внучке о их применении и о том когда какую траву можно собирать. 
            - Вот богородская трава, - сказала Чернава, - она только начинает цвести, но немного можно набрать, а через несколько дней мы придём специально за ней.
            - Бабуль, будем рвать её? – спросила Вера и опустилась на корточки.
            – Веруша, эту траву рвать сложно, мы наберём её  на обратном пути, чтобы она не мешала нам собирать землянику.
            - А земляника поспела? - спросила Вера, которой не терпелось ею  полакомиться.      
            - Не знаю. Возможно,  ещё не поспела, - ответила она, – весна - то  была холодная и затяжная, первый теплый день был вчера. А что будет сегодня, не знаю. Возможно, будет ненастье, ветер-то северный. Если оно всё же наступит, мы успеем набрать ягод, нарвём травы и будем дома.
            Так, беседуя, вскоре они пришли к опушке леса.            
6
            Проснувшись, опять от плача Глаши,  Урюпа подумал: «Скоро  обедня(22), до её начала надо переговорить с Борисом о состоянии укреплений, а главное - о предстоящем празднике»
            Он вышел из дома, всё также дул северный ветерок,  а тучка, как про себя отметил Урюпа,  медленно, но верно, плыла в сторону города. «Дай Бог, чтобы её пронесло мимо»,  - подумал он.  В  это время раздался звук било, призывающий к обедне. «Пока люди соберутся, поговорю с Борисом», - решил он, и, поравнявшись с вышкой, стал взбираться на неё. Едва он вступил на площадку,  Борис спросил:
             - Как укрепления? Если что – выстоим?
            - Можем и не выстоять, - ответил Урюпа и рассказал о состоянии ворот.
            - Да-а, - задумчиво протянул Борис, - действительно, ворота – наше слабое место. И винить тут некого. Даругу? Слава Богу, что он хоть не настаивал на сносе городьбы.
             - И ничего тут не поделаешь, - сказал Урюпа, -  будем ждать возвращения кузнецов  из войска; как они воротятся, сразу же продолжим укреплять ворота. А пока  будем надеяться на милость Божью.
            Затем Урюпа рассказал о своих думах по поводу празднования Иванова дня; ничего определённого они не решили и перешли к обсуждению погоды.
            - Парит, как перед дождём, - сказал Борис.
            Урюпа  кивнул в сторону тучи и сказал:
            - Ветер несёт её к нам, похоже, будет дождь.
            - Бог его знает, что будет, - Борис покачал головой, - обычно перед дождём ласточки летают низко над землёй, а сегодня они летают то вверх, то вниз. Как бы не было чего серьёзнее дождя!
            Как бы в подтверждение этих слов далёкая туча блеснула красной молнией, затем донёсся   звук грома.
            - Первый гром этим летом,  - сказал Урюпа.
            -  И в северной стороне, - сказал Борис, - значит, лето  опять будет холодным.
            - А мы радовались,- хмыкнул Урюпа, - наконец-то лето наступило!    
            Замечание Урюпы было не случайным.  Прошедшая зима была лютой, весна затяжной, а после недавнего солнцестояния дни пошли на убыль. Послезавтра будет Иванов день, а  летнее тепло, и то слабенькое, было только вчера, а сегодня погода, видимо,  опять меняется к худшему.   
             На какое-то время разговор оборвался, Урюпа подумал о жене, сыне и внучке – успеют ли они до дождя, если он будет,  возвратиться домой?  Затем он облокотился на ограждение и осмотрелся. Сторожевая вышка была не такая уж высокая, но стояла на вершине песчанистого холма в центре крепости, и с неё  хорошо просматривались  отдалённые подступы к городу.  Урюпа  посмотрел на юг; там, за засекой был луг, за ним лес. На западе  были видны сгрудившиеся у ворот постройки Лесного посёлка,  за ними луг,  далее лес,  а за лесом -  высокие холмы. Он перевёл взгляд на север, там был луг, за ним лес. За этим лесом, у невидимого отсюда Каменного переката через Хопёр,  позавчера вечером встали два войска:  на правом берегу –  войско ордынского хана Тахтамыша, которое не может противостоять противнику и  всё время отступает, на левом - войско Тимур-бека, которое уже длительное время преследует ханское войско.
              «Понятно, что долго они не будут так стоять,- размышлял он, -  или произойдёт сражение, в котором неизвестно кто будет победителем, или ханское войско без боя продолжит отступление.  Отступать на юг  ему нельзя, так оно попадёт в тупик между Доном и Хопром, да и местность тут малозаселённая, ни продуктов добыть, ни войско пополнить. При этом  может пострадать наш город.  Уж если ему отступать, то на запад или на север; в этом случае опасность минует город.   Дай Бог, чтобы так и было».
             Так он размышлял потому,  что  защитников в городе для отражения возможного нападения было очень мало. Ещё осенью прошлого года, под день Покрова Пресвятой Богородицы,  по указанию хана много казаков   отправилось в Сарай, а оттуда в составе большого войска они ушли  на юг, на войну с этим самым Тимуром-беком.  С ними был его сын Кудин, и больше о нём ничего не известно, ни слуху, ни духу. Жив ли он?  Затем по требованию хана в Сарай ушли ещё два десятка казаков. Оставшиеся в городе казаки поочерёдно охраняли Каменный перекат, а когда туда пришло войско хана, влились в него. А вчера посланник из ханского войска увёл из города к перекату около полусотни более-менее боеспособных казаков и почти всех ремесленников, и осталось  в городе казаков всё ничего  -  старики, увечные, больные и совсем ещё юнцы. Так что в случае нападения обороняться, считай, не с кем.    
            Он посмотрел на восток. В той стороне за городом находится лес, за ним -  Хопёр(23), а далее возвышенность, которой жители города дали название Гора Восточная.
            Урюпа стал осматривать город,  состоящий из крепости и двух посёлков за его пределами.  У крепости,  слегка вытянувшейся вдоль Хопра с севера на юг,  было двое ворот с башенками над ними – Лесные на западе и Речные на востоке. За обоими воротами были небольшие посёлки с такими же названиями.  Улица, протянувшаяся от ворот до ворот,    рассекала крепость пополам, и представляла два ряда заборов из жердей, за которыми  стояли большею частью мазанки из дерева и глины, остальные -    полуземлянки и редкие землянки.  Крыши мазанок и полуземлянок были из чакана(24),  землянок - из дёрна.  В центре крепости улица расширялась и образовывала круглый майдан. На нём находились уже знакомая читателю дозорная вышка, торговые ряды,  коновязь, изба, в которой ранее сидел даруга, а теперь располагался атаман.   Некоторые мазанки  стояли фасадами на майдан.  На пересечении майдана и улицы   стояла деревянная церковь; когда-то это была жилая мазанка, затем  приспособленная для церковных служб. Сейчас к ней на обедню подходили люди. Всё остальное пространство за майданом и за улицей вплотную к крепостным сооружениям было усеяно  землянками,  полуземлянками и редкими мазанками. Некоторые жилища, как на майдане, так и на всей остальной территории, были с дымоходами; в остальных в холодное время года дым выходил наружу через окна-бойницы или же через щели в крыше.  Рядом с жилищами  за плетнями или загородками были скотные базы, и несколько особняком – летние печурки для приготовления пищи. В этой причудливой вязи жилищ была своя закономерность: переулки, идущие от майдана к крепостным сооружениям, как и улица, были прямыми, поэтому хорошо просматривались с вышки, а остальные более или менее повторяли круглую форму майдана.    
            «А когда мы с Чернавой пришли сюда, - подумал он, - нашли несколько покинутых землянок на южном склоне холма, в них кое-какую утварь, и ни одного человека. Как давно, а вместе с тем, кажется, недавно это было!»
7
              Тогда, двадцать один год назад,  добравшись до этого места, Урюпа и Чернава были вынуждены сделать  остановку из-за болезни дочери Любавы. Дочь  долго болела, затем умерла. Смерть дочери,   второго умершего в пути ребёнка, так потрясла их, что они,  измотанные долгим путешествием, не могли  продолжать дальнейший путь, и были в таком состоянии несколько дней. Когда душевная боль более-менее притупилась, а они  отдохнули,  деревья и кустарники как по команде сбросили лист. Это предвещало скорую зиму, и стало ясно, что до наступления морозов они  не успеют добраться до обитаемых мест. Что было делать? Возвратиться неудачником в Атаманский городок к землякам?  К тому же там жилища нет, а здесь есть землянка, хотя и полуразрушенная, но её можно восстановить. И они решили зимовать здесь. До наступления морозов  привели в порядок землянку, даже немного расширили её. Так вшестером: он, жена и четверо детей, и прожили в ней всю зиму.    Он ловил рыбу и охотился на зверей.  В то время звери, не знавшие людей, были доверчивыми, что значительно облегчало охоту.  Так и приспособились к новой жизни. Зимой их уединённую жизнь нарушил поп из Рязани;  для осуществления треб он объезжал селения по берегам рек. От него узнали, что находятся они  на территории Червлёного Яра,  и принадлежит эта местность Орде. Поп поинтересовался – крещёные ли они. Он и жена неумело перекрестились и прочли «Отче наш», единственную молитву, которую они знали. Поп  исповедовал их, затем окрестил Кудина и назвал его Иваном,  отслужил панихиду по умершему в дороге  Михаилу, это крестильное имя их сына Молчана, а вот в панихиде по  дочери Любаве  отказал, сославшись на то, что та была некрещёной.    
             Прошла зима,  заканчивалась весна, Чернава родила дочь, назвали её Светланой. Как с малышкой отправляться в дальнюю дорогу? Поход опять отложили.  Наступило лето, началось движение людей в поисках лучшей доли. Рядом с их жилищем появились ещё две землянки, в них поселились новые жители, жить стало веселее.  Наконец, не смотря на желание жены остаться жить здесь,   Урюпа  назначил день отправления, и семья стала собираться в дорогу.  В один из этих дней он сел на землю у дуба, прислонился  к нему спиной, закрыл глаза, задумался о предстоящем путешествии  и  услышал голос кого – то невидимого, который без какого-либо вступления не то приказал, не то посоветовал:
             - Живи здесь!
             Урюпу это не устраивало и он, надеясь услышать совет идти в Рязань,  мысленно  задал невидимому собеседнику вопрос о том, где ему жить,  но опять услышал:
            - Живи здесь!
             Не теряя надежды  услышать желаемое,   он опять задал тот же вопрос, но ответ был то же:
            - Живи здесь!
            Он понял, что продолжать задавать вопрос нет смысла, и разговор с невидимым ему собеседником прекратился. 
              Семья продолжила  подготовку к походу, но неожиданно заболел кто-то из сыновей, и выступление опять отложили. «Как будто какая-то неведомая сила старается удержать нас на этом месте»,  - с огорчением подумал он тогда. Когда сын  выздоровел, и всё было готово к продолжению путешествия, к ним пришла ватага казаков, в которой был Борис.
8
            Урюпа повернул голову к Борису, сказал:
            - Мне вспомнилась наша первая встреча. Помнишь её?
             - Как же я её забуду?  - ответил тот. - Такое не забывается!         
             «Да, то была памятная встреча» - мысленно согласился с ним Урюпа.
             Тогда ватага казаков, с которой пришёл Борис,  возвращалась  из Твери на Дон. Казаки  уходили от надвигающегося со стороны Литвы морового поветрия и от княжеской междоусобицы.  Они намеревались после долгого перехода  отдохнуть на этом месте, и неожиданно для себя  в  безлюдной прежде излучине Хопра  обнаружили обжитую землянку, а в ней - семейство Урюпы,  которое после зимовки в этом месте намеревалось идти в обратном направлении -   в Рязань.  Начались рассказы о жизни в Орде и в русских городах,   и вскоре выяснилось, что везде происходит одно и то же.  Вот тогда - то Урюпа  и задумался: «А стоит ли идти дальше? Не получится ли так:  от чего ушёл с Дона, к тому и пришёл в  Рязани или в том же Нижнем Новгороде? Не потеряют ли они своих детей, пока доберутся до цели? Ведь по пути от Трёхостровского городка сюда они похоронили двоих детей, а впереди ещё не менее короткий путь!» И что немаловажно -  здесь нет ни даруг, ни баскаков(25), ни угрозы морового поветрия, в лесу много зверя, а река кишит рыбой, добывай – не ленись.  Конечно же, он рассказал своим новым товарищам о  невидимом собеседнике, трижды советовавшем ему жить на этом месте, и Борис сказал, что с Урюпой разговаривал Всевышний, и ему следует последовать этом совету.  Он задумался: а если и в самом деле все эти препятствия на пути в Рязань происходят по воле Всевышнего, который старается уберечь его от похода в Рязань? Мучительные раздумья закончились тем, что  он решил никуда не идти: ни в Рязань, ни в городки Островской, Саламатинский и Атамановский. Впоследствии он уверовал, что события, препятствующие продолжению пути, были не случайны, - так Всевышний стремился уберечь его от продолжения похода в Рязань.  Многие из ватаги, которые шли на Дон с семьями, тоже приняли решение остаться здесь. Остальные же, которые были без семей, продолжили путь в свои городки,  чтобы возвратиться сюда уже со своими семьями.   
             После этого казаки стали устраивать свою жизнь, не зависящую ни от кого,  по старым казачьим обычаям, решая многие вопросы жизни городка на Круге – общем собрании мужчин.  Поскольку Урюпу, как первого поселенца и старшего по возрасту, -  ему было тридцать лет, считали за старшого, то атаманом избрали его же.   Тогда же стали обсуждать название городка, и кто-то предложил назвать его Урюпиным по имени  основателя городка и его первого  атамана. Некоторые засомневались, мол, Урюпа –  мирское имя и нельзя давать его  селению христиан. Здесь-то и выяснилось, что у основателя городка  есть ещё  христианское имя - Василий. И быть бы городку Васильевым,  но  Борис  сказал:
             - Я подсчитал, сколько Васильевок мы проходили на пути с Дона в Тверь и обратно. Их как пальцев на этой руке! – он поднял левую руку с разведёнными пальцами, - это только те, которые я вспомнил, а сколько позабытых, а сколько их в других местах?  Захочешь найти нужную Васильевку – не сразу и сообразишь, какая из них тебе нужна.   Зачем ещё одну, зачем вносить путаницу? Пусть наш городок будет Урюпиным.  А соответствует это церковным правилам, или не соответствует, в этом пусть разбираются священники.
             Так и решили.
             Казаки стали строить себе жилища: в основном землянки, и редко кто полуземлянки. Когда нужно было сделать за короткое время что-либо большое, хозяин звал на помощь остальных жителей городка, и те охотно откликались на его просьбу. Тем же летом к ним прибилась ещё много людей; правда, были и такие, которые отдохнув и осмотревшись, уходили в другие места. Когда следующей зимой поп опять посетил их, работы у него было достаточно: окрестил Светлану, новорождённую дочь Урюпы, и нарёк её Марфой, окрестил других младенцев,  обратил в христианскую веру некрещёных, исповедовал людей, освятил место под кладбище и всё такое прочее.
            Во время основания Урюпина городка фактическим правителем большей части Орды, всё ещё раздираемой междоусобицей,  стал эмир(26) и темник(27)  Мамай. Он не был потомком Чингисхана (28) и поэтому не мог быть ханом, но умел выдвигать на престол послушных ханов и правил от их имени. В это же время произошло возвышение Москвы, она стала главой среди русских городов за освобождение от Орды, перестала платить ей  дань, а многие русские князья перешли на службу к московскому князю. Мамаю для упрочения своего положения и победы над соперниками, претендующими на власть в Орде, следовало подчинить русские города, в первую очередь Москву.  Но этого он не смог сделать ни мирным, ни военным путём. Казаки не оказывали ему поддержки в военных походах, наоборот, занимали сторону московского князя Дмитрия.  В отместку Мамай стал разорять казачьи городки, стоявшие на пути движения его войска.
            Казаки из  разорённых мест уходили в другие  края: кто в русские города, кто в уцелевшие казачьи городки. Многие нашли убежище в Урюпином городке. Помимо казаков оседали в городке и русские, и татары, и мордвины, и другие племена; некрещёные крестились и становились полноценными казаками. И неудивительно, что городок, в условиях междоусобицы никому не подчиняющийся, живший сам по себе, стал быстро расти. Многих уже не устраивали землянки, они стали делать полуземлянки, а затем в городке появились мазанки. Городок рос, но его жители постоянно ощущали висевшую над ними опасность нападения и уничтожения.
9
            Тогда-то, как затем оказалось, в нужный момент, в городок пришли новгородцы,  будто сам Всевышний направил их сюда.   Русские люди и ранее оседали в городке. Обычно они приходили с севера, кто сам по себе, кто с казаками, возвращающимися на Дон. Новгородцы же, что удивительно,  пришли с юга,  и с ними был Строк,  старый знакомый  Урюпы; на этот раз он был с сыном Завидом. 
             Новгородцы пришли в городок восемнадцать лет назад, несколькими группами,  держа путь с низовьев Волги домой, в Великий Новгород(29).  Пришли поздней  осенью,  остались в нём на зиму, а весной ушли. Но ушли не все, несколько человек остались, пожелав стать казаками. Им понравился уклад жизни казаков, напоминающий новгородские нравы:  казачий Круг был похож на новгородское Вече, власть атамана совпадали с властью городского посадника. Помимо этого, Строк остался ещё и потому, что, как он сказал, ему дважды удалось избежать гибели, и он решил, что  хватит испытывать судьбу, и, коли судьба второй раз свела его с казаками, то, видно, такая его доля, и ему следует остаться здесь.  Такое решение было вызвано ещё и тем,  что в происшествии под Астраханью он лишился кисти правой руки,  и в пираты теперь не годится. 
            Впоследствии  выяснилось, что некоторые новгородцы остались по другой причине - им полюбились казачки. Вдовому Строку приглянулась вдовушка Божена, они поженились и успели родить двоих детей, один из них и был  Шаля, которого Урюпа назначил помощником Бориса. Терех, который, казалось, никогда бы не женился в Великом Новгороде, не устоял перед Малушей, и, судя по всему, ничуть об этом не жалеет, у него четверо детей.  Завиду, сыну Строка,  полюбилась Первуша, дочь Урюпы, осенью они поженились. Следующим летом Урюпа построил себе полуземлянку, а прежнее жильё отдал дочери и зятю.   
            За время проживания новгородцев в городке его жители в подробностях узнали, как те оказались так далеко от своих родных мест. 
             По рассказам новгородцев,  два года назад они с большой ватагой таких же поднаторевших в разбойной жизни молодцов на семидесяти  ушкуях, под началом воевод Прокопа и Смолянина,  отправились в поход по Волге и Каме. Первым делом они  захватили Кострому, князь которой много лет назад предал их, подчистую ограбили её жителей, сожгли город, и отправились дальше. Затем также поступили с Нижним Новгородом, и приплыли к городу Булгар на Каме. Этот город откупился, заплатив им большую дань. Здесь они продали женщин, взятых в плен в Костроме и Нижнем Новгороде, спрятали добычу в пещере на берегу Волги, и поплыли к Сараю - столице Орды. Сарай взяли штурмом, разграбили и поплыли домой. Когда выплыли из Ахтубы на Волгу, по предложению вожаков поплыли к её устью, чтобы напасть на город Хазторокань (30) . Богатую добычу, чтобы она не отягощала плавание, спрятали на острове на Волге, намереваясь забрать на обратном пути. Приплыли к устью Волги; там Салгей, правитель  Хазторокань, чтобы сохранить свой город, заплатил ушкуйникам дань, и те на радостях загуляли. Ночью воины Салгея напали на опьяневших ушкуйников, кого убили, кого повязали. Строку, Тереху, Завиду и немногим их товарищам посчастливилось спастись, и пешком, в разных группах, они отправились домой. Шли примерно тем же путём, как и пару лет назад шли казаки, так они и  попали в Урюпин городок и здесь встретились.
              Для новгородцев, попавших в Урюпин городок, было удивительным, что такой большой городок не имел защиты – городьбы для защиты от нападения,  и  предложили окружить городок крепостной стеной. Это предложение не было неожиданностью для казаков,  они уже не один раз вели разговор об этом на круге, но не решались строить её, потому что  это было запрещено Ордой.   Когда опять, уже по предложению новгородцев, круг обсуждал эту тему, возобладало убеждение, что вследствие происходящего в Орде хаоса Сарай им не указчик,  о своей защите надо думать самим, и казаки   решились нарушить этот запрет. Было решено обнести стеной большую часть городка от родника до родника, и работа закипела.  Жители городка проделали большую  работу: насыпали вал и поставили на нём где частокол с острыми кольями, а где плетёные изгороди с землёй между ними,  сделали две засеки и двое ворот. Правда, они не осилили постройку башен над каждыми воротами, но всё равно в итоге получилась крепость. А если есть крепость,  дружно уверяли новгородцы,  а уж они - то знали в этом толк, - много поездили по белу свету и не один город разграбили, это уже не городок, а город, и предложили название  - Урюпеск.  Жителям городка было лестно жить не в городке, а в городе, и с тех пор они стали считать себя горожанами. Название города прижилось, и со  временем  молва о нём разошлось по русским землям и по Орде. Так основанный им и женой городок стал городом Урюпеском.
             Вспомнив это, атаман улыбнулся: «Приятно чувствовать себя основателем города, к тому же названного моим именем!»
              Походы Мамая на непокорную Москву  в основном были неудачные. Это заставило Мамая быть осторожным, и только через два года после последнего, тоже  неудачного нашествия, набравшись сил,  он решился на новый поход, который  закончился для него катастрофой на Куликовом поле.    Урюпеск был в стороне от дороги, по которой войско Мамая шло к месту битвы, а затем бежало оттуда в Крым,  поэтому избежал разорения и опять увеличил своё население людьми из разорённых  городков. Скоро жилищам в крепости стало тесно, и пришлось людям селиться за его стенами. Так со временем у каждых ворот образовалось по небольшому посёлку. Жили в них в основном ремесленники, там же  находились их мастерские.
              Тахтамыш, новый претендент на ханство в Орде, воспользовался поражением Мамая в Куликовской битве, добил его,  захватил власть  и прошёлся по Дону, разорив многие казачьи поселения, уцелевшие во время Мамаева погрома. Урюпеск опять уцелел, вновь стал пристанищем для многих казаков из разорённых городков, но кое - чего он лишился. С окончанием междоусобицы и укреплением власти Тахтамыша, в Орде восстанавливался порядок, разбойников стало меньше, затем их вообще не стало, но в Урюпеске появились ордынцы. Они ввели свои порядки: Круг был запрещён, должность атамана упразднена,  городом стал править даруга, назначаемый ханом. Затем Орда, остерегаясь возрастающего усиления северных русских городов, и с целью постоянного наблюдения за ними, создала в Червоном Яру систему пограничных крепостей, в которую вошёл и Урюпеск. Крепости заселяли выведенными из русских земель людьми и объявляли их казаками. Дюжина таких новоявленных казаков, в том числе и его будущий зять Кочкур, появилась и в Урюпеске. Эти  казаки, в основном молодёжь, быстро свыкались с новой обстановкой, приучались к службе на конях и становились смелыми наездниками. Казаки городка несли службу по охране своего участка северной границы Орды. Помимо этого они обслуживали Ордобазарную дорогу, обеспечивая безопасное и непрерывное движение, а оно было оживлённое: туда – сюда передвигались многочисленные гонцы, проезжали важные чины, посольства и купеческие караваны. Но это ещё не всё! Иногда казаков привлекали к участию в дальних военных походах в составе войск Орды, а в последние годы, когда Тахтамыш стал воевать  с Тимур-беком,  это привлечение стало частым. Тяжело было, но казакам не приходилось платить многочисленные дани, они имели право заниматься охотой, рыбной ловлей,   огородничеством и скотоводством. Скотоводство обеспечивало семьи мясом и молоком, но было для горожан  вспомогательным занятием, так как размеры города, сложная сеть переулков и укреплений создавали много трудностей  для прокорма скота. Земли для выпаса хватало, но скот выпасался в непосредственной близости от города, чтобы в полдень можно было подоить коров, и, в случае появления врага была возможность  загнать его в город и закрыть ворота.   
             Но не все жители города могли смириться с ордынскими порядками, свободолюбивые люди стали уходить в другие места. Первыми ушли новгородцы, они не могли жить в подчинении ордынцев, к тому же им не было здесь применения: городов поблизости нет, купеческих кораблей нет, грабить некого. И Завид с Первушей ушёл с ними.  Завид, как ни старался, не смог привыкнуть к новой для него жизни. Помимо того, что грабить было некого, он, хотя и научился ездить верхом на лошади, не скрывал, что считает за лучшее плавать на ушкуе.  Затем ушёл в Великий Новгород Третьяк, наслушавшийся рассказов Завида о жизни ушкуйников. С Третьяком ушёл Осьмуша, этот прямо таки бредил походами на ушкуях и поисками оставленных ушкуйниками кладов.  «Кто знает, чем дети сейчас занимаются и где  находятся, - размышлял Урюпа, - сейчас разгар лета, возможно,  они  в походе по Волге или Каме, а может быть в походе  в Варяжском море (31). Дай Бог им удачи!»
10
            Чернава и Вера подошли к лесу. Здесь  мысли о возможной непогоде оставили Чернаву. Они выбрали на опушке лужайку с зарослями земляники,  Чернава опустилась  на  колени, а Вера на корточки,  и стали собирать редкие спелые ягоды.  Впрочем, внучка отправляла ягоды чаще в рот, чем в лукошко. «Мало ягод, но и то хорошо, - подумала Чернава, -   мёд, заготовленный в прошлом году,  кончается,  о заготовке нового ещё рано думать, а земляника – вот она».  Наклонившись в очередной раз над кустиками, Чернава услышала звук грома, затем  звук, похожий на  топот множества коней. Она подняла голову и сквозь деревья увидела быстро мчавшийся с гиканьем по лесной дороге в сторону города конный отряд; судя по одежде, это были казаки. Они мчались, нахлёстывая коней и оглядываясь назад. Один конь, с развевающейся гривой и поднятым вверх хвостом, был без всадника. Отряд ускакал, через некоторое время опять послышался топот и по той же дороге в том же направлении проскакал  второй, более многочисленный, отряд; всадники в нём были в непривычном для Чернавы пёстром убранстве. Это заинтересовало её, она с трудом поднялась и стала наблюдать за ним.
11
               Большая красная молния,  прорезавшая  небо вдали на севере, и последовавший затем гром отвлекли Урюпу от воспоминаний, он решил, что пора идти в церковь,  стал спускаться с вышки, но раздался  возглас Шаля:
             - Смотрите, что там!
            Урюпа возвратился на площадку и посмотрел в сторону, указанную Шалем; там он  заметил какое – то движение на дороге к северу от города. Присмотревшись, он увидел, что оттуда к городу во весь упор  мчатся всадники, их было примерно дюжина. Последним был конь без всадника с развевающейся гривой и поднятым вверх хвостом.  "Похоже на то, - подумал он, - что их кто-то преследует".  Пока он соображал,   кто эти всадники и почему они мчатся к городу,   из леса показался ещё один конный отряд, едва ли не в два раза больше. Эти всадники были в пёстрой амуниции, никогда не виданной им. «Видимо, воины Тимур-бека, - сказал он, - и преследуют они наших, больше некого», -  и приказал бить тревогу.
             Шаля в мгновение ока скатился с вышки, подбежал к перекладине,  взял в руки деревянную колотушку и  стал ударять ею по   било; над городом поплыл сигнал тревоги, созывающий горожан в крепость под защиту её стен, а казаков - на майдан. Из церкви стали выходить люди, а Урюпа  быстро спустился с вышки и,  прихрамывая на правую ногу от полученной когда – то раны, поспешил к Лесным воротам.
            Едва не достигнув ворот, он увидел, что те закрываются, а навстречу ему мчатся несколько всадников, как он понял, из числа прибывших. Он встал на их пути, поднял руки, чтобы те остановились, и всадники резко осадили коней рядом с ним. Урюпа схватил за удила ближайшего к нему коня и прокричал, обращаясь к всаднику:
             - Кто вы? Что случилось?
            Тот, видно командир,  махнул остальным, чтобы те продолжили путь, и прокричал:
             - Батя, туранцы!
              Голос всадника, такой знакомый ему, и обращение «Батя»,  заставило его всмотреться в   лицо всадника. Он пристально посмотрел на усталое, с землистым оттенком и большими складками, лицо и не совсем уверенно спросил:   
             - Кудин, ты что ли? 
             - Да, это я, батя, - ответил тот. – Принимай нежданных гостей!
            - Извини, сынок, не узнал я тебя! – проговорил ошеломлённый Урюпа. - Ты так неожиданно появился! 
            Кудин спрыгнул с коня, отец и сын обнялись. Урюпа вытер рукой набежавшую слезу, показал в сторону удалявшихся всадников и спросил: 
            - А они куда поскакали?
             - Проверить, закрыты ли Речные ворота,  и в случае необходимости оборонять их.
             - Правильно сделал, - одобрил его действия Урюпа, но вспомнил жителей крепости, оставшихся по ту сторону крепостных сооружений, схватился за голову и промолвил:
            - А ведь за крепостью осталось много наших людей. И  мать там с Верой, и Неждан!
            -   У-у-у…, - застонал Кудин, закрыл глаза, помотал головой, затем спросил: - а мои - то дома?
             - Куда им деваться, все трое дома.
            - Как трое, почему трое? – удивился Кудин.
            - А потому, что на днях твоя Веселина родила дочку.
            - Дочку? Какую дочку? – спросил ничего не понимающий Кудин.
            - Обыкновенную дочку,  по-мирски назвали Глашей.
            -Так у меня теперь и дочка есть?  - обрадовался Кудин, и спросил: - Как  она, всё в порядке?
            - Ты про кого спрашиваешь? Про дочку или про жену? – спросил Урюпа.
            - Про дочку! Да и про жену тоже!
             - Всё нормально, только голосистая у тебя девка, всю ночь плакала, спать не давала, что-то беспокоило её. 
             - Ну и слава Богу! – Кудин перекрестился и сказал: - А мамка, значит, в лесу?  Господи, что же будет?
             Отец и сын молча смотрели друг на друга: как быть, что делать? Каждый  понимал опасность сложившегося положения:  Чернаве, Неждану и Вере и всем людям за пределами крепости, если враги обнаружат их, грозит опасность, - их могут убить или угнать в плен.  О себе они не беспокоились:  здесь, за валом и частоколом, они  в  безопасности.
             Урюпа  намеревался спросить сына о том,  как он здесь оказался, кто такие туранцы, но в это время со стороны Лесных ворот прибежал  мальчишка, сын Найдёна, и  затараторил:
            - Атаман дядя Урюпа, к крепости подступило чужое войско. Папка послал сообщить тебе об этом!   
            - Возвращайся к воротам, - ответил Урюпа, - и скажи отцу и дяде Вадиму, что  я немедля приду туда.
            Мальчик  побежал к воротам, а Кудин спросил отца:
            - Батя, так ты опять атаман?
            - Да, опять атаман, - ответил Урюпа, - на днях был Круг,  на нём меня избрали. 
             - А где Ахмет? –  спросил Кудин о даруге.
            - Куда-то уехал. Подробнее расскажу потом, а сейчас езжай к Речным воротам, проверь, всё ли там в порядке.
            Кудин поскакал дальше, а Урюпа скорым шагом направился к Лесным воротам, раздумывая о происшедшем: «Упомянутые Кудином туранцы - видимо, воины Тимур-бека, которые каким-то образом оказались на этом берегу. Они загнали казаков в крепость, и теперь, скорее всего, отправятся назад,  на соединение со своими. Крепость они не станут штурмовать, для этого у них мало воинов.  Ну, погарцуют на виду у горожан, ограбят посёлки, да и уедут восвояси, - и успокоил себя: - Скорее всего, так оно и будет!"
             Вот и Лесные ворота. Они на запоре, а Вадим и Найдён через узкие смотровые щели в створках ворот и через бойницы в частоколе наблюдают за тем, что происходит за пределами крепости. Здесь же прибывшие вместе с Кудином всадники. Все они, за исключением одного, знакомы ему; они оживлённо что-то обсуждали, скорее всего, недавнее происшествие; Урюпу встретили радостными возгласами. Было видно, что они довольны тем, что  спаслись от смертельной опасности, и возвратились в родной город. Первым делом Урюпа подошёл к воротам и посмотрел через бойницу – туранцы, не спешившись, стояли вдали, не было видно, чтобы они готовились к бою. Урюпа возвратился к казакам и те рассказали ему, что привело их в город.
            Оказалось, что они со всем войском хана стояли на правом берегу Хопра, у Каменного переката, не давая возможности войску Тимур-бека переправиться на правый берег. Но те нашли переправу в другом месте, зашли им в тыл, ещё затемно напали на них, и пришлось им отступать. Их сотня, командиром которой  был Кудин, прикрывала отступление, но враги обошли её и окружили. Много казаков полегло в том бою, а кому посчастливилось вырваться из окружения, примчались сюда, под защиту крепостных укреплений.      
            Со стороны Лесного посёлка раздался звук трубы, Урюпа спросил у Найдёна,  наблюдавшего за противником, что там происходит.
            - Пока ничего не происходит, - ответил тот, - хотя, погоди,  сюда едут три всадника. Похоже на то, что это послы. А коли послы, то они к тебе, Урюпа; встречай гостей!
            Урюпа остался на месте, беседуя с казаками, иногда посматривая на Найдёна, который через смотровое окошко в створке ворот переговаривался с кем-то, видимо, с послами. Затем Найдён позвал его:
            - Урюпа, они требуют тебя на переговоры! 
            Урюпа подошёл к воротам, посмотрел в  смотровое окошко. Перед ним были три туранца; они были на лошадях, один  держал копьё с белым конским хвостом на конце, значит, это были послы, лица неприкосновенные.   Первое, что бросилось ему в глаза – выдающиеся скулы, скошенные глаза, а одежда, сёдла, колчаны, поясные ремни и прочие знаки различия были в основном такие же, как у ордынцев, но необычного желтого цвета. Урюпа знал, что каждое подразделение армии Тимура имеет свой цвет, но видел это впервые.   
            Чтобы было удобнее беседовать с послами,  он поднялся на помост у частокола. Отсюда было видно остальной отряд, тоже жёлтый, сгрудившийся  на расстоянии примерно полёта стрелы на окраине Лесного посёлка.  «Так вот какие они, воины Тимура», - подумал он. На татарском языке   он спросил у послов, что тем нужно, и один из послов ответил ему на языке, схожем с татарским, что им нужен даруга.
            - Его нет, вместо него я,  атаман, - ответил Урюпа.    
            - Если нет даруги, - сказал посол, - значит, разговор будем вести с тобой.  Мы из войска славного Верховного Эмира Тимур-бека, да возвеличится ещё более его могущество и слава! Тысяцкий, наш командир,  требует, чтобы ты  выдал нам одного  воина, который только что скрылся в крепости!
            «Ишь чего захотел – выдать ему казака, - подумал Урюпа, - не бывать этому!» - И, прикинувшись несведущим, спросил:
            - А кто такой Верховный Эмир Тимур-бек?
            - Это султан, верховный правитель нашей страны, которая называется Туран.
            - А где находится эта страна?
            - Она находится на юге, далеко отсюда.
            - А как называется ваша столица?
            - Наша столица - славный город Самарканд.
            - Слышал о таком городе. Так ты говоришь, что правитель твоей страны Тимур-бек?
            - Да, - ответил посол.
            - А хан в твоей стране есть? – спросил Урюпа.
            - Есть, его звать Махмуд, да продлит Аллах его жизнь на тысячу лет!
            - Смотри, что получается, - сказал Урюпа, - у тебя есть правитель и хан, которым ты подчиняешься. У меня тоже есть хан, Тахтамыш, которому я подчиняюсь. И без его воли я не могу выполнить твоё требование! – И  спросил: - Зачем вам нужен казак?
            - Он нужен нам для того, чтобы представить его на суд Верховного Эмира Тимур-бека!
            - На суд Верховного Эмира?  – удивился атаман. – А за что же вы собираетесь его судить?
            - Он зарубил сотника нашей тысячи!
            - Это случилось  в бою?
            - Да.
            - Так в чём же его провинность? – опять удивился Урюпа. – За удаль в бою не судят! Также и ваш сотник мог зарубить его!
             - Всё – таки я требую  его выдачи! - настойчиво повторил посол.
            - Что ожидает этого казака в случае выдачи?
            - Это как решит Верховный Эмир: казнь или честь быть воином в его войске.
            - А что мы получим взамен, если выдадим его? – спросил  атаман.
            - Мы не будем разрушать город и уйдём.
            - Кто этот казак? – спросил Урюпа, и, чтобы посол не посчитал, что в крепости мало казаков, добавил: - Ведь у меня их много!
            - Мы не знаем его имени, - сказал посол.
            - Гм, я один не могу решить этого. Мы соберёмся,  обсудим ваше требование,  а  для этого нужно время.
            - Решайте, но не тяните время; даю срок  до полудня. Если не выполните требование тысяцкого, мы разорим город, крепость в том числе, а жителей истребим.
            «Сколько времени ни давайте, всё равно казака мы вам не выдадим, - подумал Урюпа, - а крепость взять не сможете, для этого у вас  силёнок маловато».
            Урюпа  спустился с помоста и промолвил то, о чём до этого думал: 
              - Какие они прыткие - выдай им казака! Обойдутся! – И спросил у находившихся там казаков: - Кто  удалец,  которого они требуют выдать?
             Любим промолвил:
            - Урюпа, видимо, они требуют твоего Кудина, это он зарубил какого – то их командира.
            - Гм, - прокашлялся Урюпа и подумал: «Вон как оно поворачивается!» Затем спросил у новоприбывших:
            - Сколько вас человек?
             Любим, глядя на прибывших с ним казаков,  стал перечислять:
            - К Речным воротам ускакали Кудин, Богдан, Орёл, Белоус, Верещага и Мороз –  шесть человек. Здесь находятся: я, Тихон, Филин, Беляй, Усан и Ильяс, - и указал на незнакомого Урюпе мужчину.
            - Кто он такой – Ильяс? – спросил Урюпа, разглядывая незнакомца. Тот не был похож на монгола, но, судя по одежде и воинскому снаряжению, был  ордынским воином.
            - Ильяс, - обратился к мужчине Любим, - расскажи ещё раз, теперь атаману, кто ты и как попал сюда.
            Незнакомец подошёл к Урюпе и рассказал:
            - Я из  войска хана Тахтамыша, да подарит ему Аллах победу над кровожадным Тимур-беком.  Начальник моей тысячи послал меня с донесением  к нашему темнику.  По дороге я столкнулся с ними, - он показал рукой в сторону казаков. - Их  преследовали воины противника, и всё так сложилось, что мне ничего не оставалось,  как вместе с ними попытаться скрыться. Вот так я оказался здесь.  Прошу укрыть меня в городе,  я буду нести службу наравне с казаками, а когда появится возможность пристать к своему войску, я уйду! 
            -  Хорошо, - ответил Урюпа. Это был единственный в сложившейся ситуации способ решить судьбу Ильяса.  Одновременно он, рассматривая это неожиданное пополнение, подумал: «Хоть и малая, да подмога!»
            - А чей конь без всадника? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил  Урюпа.
            -  Щербака, - ответил Беляй.
            - А где же он сам, Щербак? – спросил Урюпа.
            - Когда мы пытались оторваться от противника, - сказал Беляй, - он был ранен стрелой в спину, я это видел, так как он был впереди меня.  Потом он, видимо, обессилел, свалился набок и упал. Какое-то время его ногу удерживало стремя, он волочился по земле, затем его тело упало, а конь поскакал с нами.  Мы ничем не могли ему помочь.
            - Надо ж было этому случиться рядом с домом!  - Урюпа перекрестился. - Если он жив, что маловероятно, Господи, помоги ему выздороветь, если погиб, царство ему небесное!» и приказал: -  А теперь езжайте по домам, повидайтесь со своими, подкрепитесь,  и бегом на майдан – будем решать, что делать с требованием туранцев.  Любим, по дороге загляни к жене Щербака и сообщи о случившемся с её мужем. Да, - добавил он, - забери перемётные сумы и передай ей, что конь Щербака у меня, а то я сегодня оказался безлошадный. Кончится эта заварушка, я сам возвращу коня ей. Вадим и Найдён,  через некоторое время оба приходите на майдан.
            - А как же дежурство? – спросил Вадим.
            - Пусть подежурят ваши сыновья. Думаю, что до полудня, когда туранцы должны получать ответ, они ничего предпринимать не будут.
            Тихон, Филипп, Беляй и Усан уехали. Урюпа и Любим отвязали перемётные сумы с коня Щербака, переложили их на коня Любима и тут Урюпа обратил внимание на Ильяса, одиноко стоящего поблизости, и задумчиво произнёс:
            - Куда ж его определить? В атаманскую избу?
            - Не надо никуда его определять, - сказал Любим, - я о нём позабочусь.  Ильяс, поедешь со мной!
            - Хорошо, - улыбнувшись, ответил Ильяс.
            Урюпа ехал и думал: «Мало того, что жена, сын и внучка в такой момент оказались за пределами крепости, тут ещё требуют выдать на расправу сына и грозят уничтожением города!»   Он не допускал и мысли о возможности выдачи казака, тем более своего сына. Туранцы, размышлял он, могут ограбить посёлки, могут угнать в плен попавшихся им людей, или под угрозой расправы над ними потребуют выдачи Кудина. А вот в крепость они не проникнут, а для её осады у них мало сил.   
            Размышляя таким образом, он выехал на майдан, на котором уже была толпа казаков,  посмотрел на свой дом, - там стоял конь Кудина, значит, сын уже дома. "Надо взять саблю - подумал Урюпа, направляя коня к своему дому,  -  и предупредить Кудина о Круге."
             Действительно, Кудин  был дома, рассматривал спящую Глашу, а его  четырёхлетний сын Парфён  забавлялся привезённой отцом игрушкой - фигуркой лошади. Как бы оправдываясь, Кудин сказал отцу и жене:
            - А вам я ничего я вам не привёз, всё так сложилось, что было не до подарков.
             - Бог с ними, с подарками! - ответил Урюпа, - главное - возвратился живой и невредимый. И то, слава Богу.
            Урюпа поинтересовался у Кудина обстановкой у Речных ворот.  Тот ответил, что прибывшие туда казаки известили жителей посёлка о грозившей опасности, и те зашли в крепость. Затем ворота были закрыты, а для прохода осталась дверь в створке ворот.            
            - Тятя, ставить обедать? - спросила Веселина.
            - Ставь, - ответил Урюпа. Голода он не ощущал, хотя сегодня ничего не ел,  но коли пришло время обедать, надо садиться за стол. 
            Веселина, плавно ступая, чтобы ненароком не разбудить дочку,  зашла в дом, оставила её там, возвратилась и стала накрывать стол.
            Урюпа прочёл краткую молитву, занял своё место на лавке. Кудин, перекрестившись, сел по правую руку от него, слева примостился Парфен. Веселина налила в большую миску похлёбку с сущёными грибами, Урюпа ложкой набрал похлёбку, за ним Кудин, а уж затем Парфен.   
            Кудин с аппетитом поглощал похлёбку, изредка перемежая еду рассказом о походной жизни. Урюпа ел задумчиво, не чувствуя вкуса, изредка посматривая на сына.  За время  разлуки Кудин похудел и почернел, на лице появились морщины, и Урюпа подумал, что ему, помимо еды, нужен хороший отдых.   
            Пообедав, Урюпа пристегнул саблю и вместе с Кудином пошёл на майдан.  По дороге Кудин спросил:
            - Батя, забыл спросить тебя, что там у Лесных ворот? Как туранцы вели себя? 
             Урюпа ничего не ответил, лишь махнул рукой,  будто речь шла о какой-то мелочи, затем спросил сына – действительно ли тот зарубил сотника из вражеского войска.
             - Зарубил я какого – то их командира, - ответил сын, - а сотник ли он – не знаю!  – вгляделся в лицо отца, понял, что того что-то гнетёт, и  спросил: - Что случилось?
             - Да ничего, - ответил Урюпа, - за исключением того, что они требуют выдать им тебя.
              - Как это выдать? – удивился Кудин.
            Урюпа рассказал сыну о требовании парламентёра и оба молча пошли дальше.
Глава третья
 Белесый полдень
1
              Бабушка и внучка зашли за кустарник, чтобы со стороны города их не могли увидеть, и Чернава попросила внучку:
            - Вера, у тебя глазки молодые, всё видят, посмотри-ка, кто эти всадники?
            Вера долго рассматривала всадников, затем сказала:
            - Бабуль, это не наши, они какие-то цветные!
             «Вера права, судя по убранству, это не наши люди, - размышляла Чернава, - к тому же они преследовали казаков. Значит, они враги, - сделала она вывод. - Кто же это может быть? – задумалась Чернава, - воины Хромого Тимура? Но его войско стоит на том берегу Хопра".
            Ей ничего не оставалось, как следить за «пёстрыми», так Чернава назвала чужаков.   Тем временем «пёстрые» спешились и вскоре из Лесного посёлка стали доноситься вопли и крики о помощи.  Затем примерно половина отряда «пёстрых»  вскочила на коней и направилась в сторону Чернавы и Веры.  «Наверное, увидели нас, - испугалась Чернава, - надо убегать!» Однако ноги, и до этого плохо подчинявшиеся ей, теперь, несмотря на все усилия,  не сдвинулись с места.   
            От ощущения беспомощности перед приближающейся опасностью она едва не заплакала, но справилась с волнением и почти шёпотом приказала внучке:
            - Вера, беги в лес подальше, там  спрячься, авось не найдут!
            Вера сделала несколько шагов, затем остановилась и спросила:
            - Бабуль, а как же ты?
            - Я останусь, а ты беги! – приказала Чернава.
            - Не пойду я без тебя, я буду с тобой! – чуть не плача, произнесла Вера и возвратилась к бабушке.
            Чернава с ужасом смотрела на приближающихся всадников. О себе она не беспокоилась, вернее - мало беспокоилась. Она знала, что её, уже старую женщину, тем более с больными ногами, в плен не угонят, могут убить, но смерти она уже не боялась, достаточно пожила на белом свете. А вот за внучку она тревожилась, дети в таком возрасте были ценным товаром.
            «Ну почему я не оставила её дома, когда не могла разбудить! – едва не плача подумала Чернава, - была бы она сейчас в полной безопасности. А что теперь делать?"  Она перекрестилась и зашептала:
            - Господи, спаси и помилуй рабу божью Веру!
             Чернава продолжала молиться и не сразу поняла, почему внучка дёргает её за рукав, показывает рукой в сторону города и улыбается, а когда посмотрела туда, увидела, что «пёстрые» изменили направление и едут в сторону Хопра. «И ехали - то они не к лесу, - догадалась она, - они огибали город по пути к Речным воротам».  Она облегчённо вздохнула,  перекрестилась, возблагодарила Бога и сказала:
            - Вот они отъедут подальше, и мы пойдём вглубь леса, там безопаснее.
            «Пёстрые», огибая город, иногда останавливались, поворачивались в сторону города и что-то обсуждали. «Осматривают крепостные сооружения, ищут возможность проникновения в город, - подумала она. – Но ничего у вас не получится, - как бы обращаясь к «пёстрым», заключила она, - у города надёжные стены, а если даже вы ворвётесь в него, получите достойный отпор». 
             Когда «пёстрые» скрылись из вида, она, опираясь на  дрючёк, и Вера с двумя лукошками в руках пошли вглубь леса.  Отойдя от опушки на безопасное, как Чернаве казалось, расстояние, они повернули к Хопру. Шли долго, Чернаве каждый шаг давался с трудом, видимо, от волнения. Наконец они вышли к обрывистому берегу реки, по нему прошли немного в сторону города, чтобы видеть, что там происходит.  Здесь Чернава села на поваленное дерево, рядом примостилась Вера,  и  они стали наблюдать за городом. Речные ворота им не были видны, а вот большая часть посёлка у ворот была на виду.  Видела, что «пёстрые» к этому времени собрали на окраине посёлка   толпу горожан. «Наверное, их тоже погонят в рабство» - подумала она. 
            - Бабушка, а вон наша Бурёнка! - радостно сказала внучка, показывая в сторону стада, которое паслось на лугу между городом и лесом. Чернава взглядом отыскала свою корову и подумала: «Странно, почему не видно пастухов?», а затем осадила себя: "Какие могут быть пастухи, когда здесь творится такое?  Их, видимо, угнали, или они убежали в лес!». Её раздумья прервал шум со стороны реки, там кто-то шёл.
              - Глянь - ка, - сказала она внучке,  – кто там идёт. Только осторожно!
              Она наблюдала, как внучка с опаской подошла к обрывистому берегу, посмотрела вниз, радостно захлопала в ладошки, возвратилась и радостно  сообщила:
              - Бабушка,  это наш Неждан, и с ним Ласточка и Буян!
              - Зови его сюда, - сказала она, - только тихонько. 
              Вера подбежала к берегу и, размахивая руками, закричала:
              - Неждан! Я и бабушка здесь! Иди сюда!
             - Тише ты, окаянная, - шикнула Чернава на внучку и услышала голос сына:
              - Сейчас,  только привяжу коней и найду, где подняться.
              Вскоре Неждан  вышел к ним, улыбающийся, с высоко поднятой рукой, в которой был  прут с нанизанными на нём рыбинами:
               - Во какой улов! Мамка, сделаешь рыбный пирог?
              - Сделаю, сынок, сделаю, - сдержанно ответила Чернава.
               - А у вас как дела? – спросил Неждан.  - Уже набрали ягод?
              - Тут не до ягод, - ответила она, довольная тем, что сын здесь, при ней, и спросила, где он был.
            - Ты и батя просили проверить верши, - ответил Неждан, - вот я и поехал в займище. Проверил, а там рыбы вон сколько, - он кивнул на кукан.
            Он рассказывал, а Чернава по его лицу поняла, что тот думает о чём-то другом. Наконец Неждан  спросил:
            - Мамка, ты какая-то не такая, как всегда! Что случилось?
            Чернава рассказала то немногое, что знала, но и этого было достаточно для Неждана. Он бросил кукан на землю, намереваясь идти в город, но мать удержала его:
            - Один ты там ничего не сделаешь, тем более без оружия! Давайте думать, что нам делать, только сидите тихо!
            «Здесь опасно находиться, - задумалась Чернава, - «пёстрые» могут увидеть нас или ненароком сунутся сюда и обнаружат нас. Как обезопасить детишек? Остаётся одно – отправить их подальше в лес! А вдруг не послушаются, как  Вера?» И тут её осенило: «А что если отправить Неждана к броду к казакам за помощью? И он будет в безопасности, и помощь придёт! Но что делать с Верой? Ладно, - решила она, - сын уедет, а затем и с ней что-нибудь придумаю». 
            - Сынок, ты знаешь, где находится  перекат через Хопёр?  – спросила она.
            -  Какой? Тут их несколько.
            - Тот, который начинается у белой горы.
            - Знаю, это Каменный перекат -  ответил сын, - я был там несколько раз.
            - Вот и хорошо, что знаешь! Съезди туда и сообщи нашим о нападении на город. Пусть приедут, помогут! 
             - А можно и я с ним поеду? -  неожиданно спросила Вера. -   Я никогда не видела брод. 
              Чернава хотела было ответить, что нечего ей там делать, но в последний момент подумала: «Пусть едет и она, лишь бы они оба были подальше от города» –   и сказала:
            - Хорошо, езжай! Только будьте внимательны, ненароком не наткнитесь на этих самых «пёстрых».   
                Неждан, довольный, что ему поручено такое важное и спешное дело,  и в то же время жалея мать, которую они одну оставляют в лесу, предложил:
              - Мамань, садись на коня, отвезу тебя подальше в лес, а то вдруг они тебя увидят!
            - Сынок, да не заберусь я на коня,  уж сколько лет на него не садилась. Вы езжайте, а я как-нибудь обойдусь.
                - Ну, коли так, мы поехали, - сказал Неждан,  - пошли, Веруха! 
               Чернава посмотрела им вслед: дети подошли к обрыву и, держась за руки, стали спускаться. Затем их не стало видно, но она слышала, как они, переговариваясь, сели на коней, и  тронулись в дорогу. Вскоре их голоса затихли вдали, она осталась одна. Поразмыслив, она  решила подойти ближе к городу, чтобы лучше видеть его. Опираясь на тот же дрючёк, она с трудом поднялась, взяла корзины  и медленно пошла в сторону города. Не выходя из леса, она села на землю у дерева, прислонилась к нему спиной и стала наблюдать за происходящим у Речного посёлка.
             «Пёстрые» сновали вокруг города. «Видимо, ищут лазейку, чтобы попасть в него, - подумала она. – Казаков в городе мало, «пёстрых» тоже мало, так что силы примерно равные, но у защитников города есть преимущество – крепостная стена. Урюпа у меня умный, не зря его дважды избирали атаманом, он отстоит город.
             Урюпу она знала с детства. Оба они родились и выросли в  Трёхостровском  казачьем городке, который находился на берегу Дона, рядом с высокой меловой горой. Бывало, они забирались на вершину этой горы и она до сих пор помнит, как далеко было видно оттуда. Также был хорошо виден  громадный земляной круг, у которого,  по рассказам взрослых, молились древние люди.  С вершины этой горы дети высматривали возвращающихся домой казаков, бежали встречать их, и она любила возвращаться домой на руках отца. 
            Поженились они совсем юными.  Урюпа, как и остальные мужчины городка, часто бывал в походах.  Она и свекровь вели хозяйство, а когда той не стало, делала это сама. Обычная жизнь жены казака, как говорили в их городке - воин воюет, жена дома горюет.  Из походов Урюпа возвращался с вьюками, в которых были подарки всем членам семьи.  Однажды он привёз ей большую редкость – бронзовое зеркало; одна сторона его выпуклая, с  рисунком двух рыб в орнаменте, другая - гладкая, её надо было отполировать до зеркального блеска, чтобы смотреться в него. Вот уж сколько лет она хранит его, как бесценную драгоценность. Посмотреться в него ходят все женщины города.
            Когда родился первый ребёнок – дочь, по-домашнему её назвали Первушей. В детстве Первуша была крепким и жизнерадостным ребёнком; может быть потому и перенесла стойко переселение сюда. За Первушей один за другим родились Ярослав, Молчан, Любава и Кудин. С рождением детей жизнь становилась тяжелее, но она и Урюпа были достойной парой, и за мужем она была как за каменной стеной. Несколько раз Урюпа возвращался из походов раненым, но, слава Богу, излечивался. Она считала себя счастливой в том, что не пришлось быть вдовой;  при вдовстве женская доля намного тяжелее!  И дочки её, слава Богу, тоже при мужьях!
            Затем им пришлось покинуть родной городок. Жаль было покидать родное место, страшила дальняя дорога. Как и другие женщины городка, она плакала, расставаясь с родным домом, но и оставаться там было опасно. Она плакала ещё и потому, что не всё имущество они могли забрать с собой, и пришлось кое-что оставить  семьям, оставшимся в городке, остальное закопать, - вдруг придётся возвратиться, оно и пригодится! Особенно она сожалела об утрате кухонной утвари. Переселение было тяжелым. После него прошло много лет, а она до сих пор удивляется – откуда они взяли силы, чтобы выдержать путешествие из городка сюда, где затем вырос Урюпин городок? Переселение не обошлось без потерь. Первая потеря была у реки Медведица, там от огневицы (32)  умер сын  Молчан, ему было около десяти лет. Как при жизни он был спокойный и молчаливый, так и умер молча и спокойно. Затем была ещё одна утрата. Однажды они  по речному перекату пересекали Хопёр.  Конь, на котором были старшие дети Первуша и Ярослав, благополучно миновал его, а тот, на котором были Третьяк, Любава и Кудин,  неловко поставил ногу на камень, поскользнулся и упал. Да и как ему было не упасть:  на нём, помимо детей, были два больших вьюка с имуществом, в том числе с жерновами. Детишки  оказались в холодной воде и едва не утонули, но Урюпа, слава Богу, спас их.  На Третьяке это купание никак не сказалось, а вот Кудин и Любава простыли и заболели. Кудин, хотя и было ему тогда всего два года,  быстро оклемался, а состояние Любавы ухудшалось с каждым днём.  Продолжать поход было немыслимо, и пришлось сделать остановку на берегу Хопра, там, где сейчас находится город.  Дочка долго болела глотошной(33), затем умерла, и было ей всего четыре года. Похоронили её под большим дубом, вместе с её любимой игрушкой – деревянной фигуркой коня.  Для Чернавы, хотя она и верила, что  умершая будет существовать и после погребения,  это был второй жестокий удар. Потеряв сына, она ещё крепилась, а  после смерти дочери у неё не было никаких сил продолжать поход, да и зима была на носу, и пришлось им  зимовать на этом самом месте.  Весной родилась дочь, лицом она была  светленькая, в отца, поэтому её и назвали Светланой.  Затем при крещении  поп  дал ей другое имя - Марфа. Теперь, казалось, можно было продолжить путь, но она не смогла покинуть место, где похоронена её любимая дочь,  да и не хотелось ей жить на чужбине, в какой-то Рязанской земле. Так и остались здесь. После Светланы она родила сына Осьмушу, как думали она и Урюпа, - последнего ребёнка. Но жизнь распорядилась по своему, родился ещё один ребёнок, которого они не ожидали, – сын. И назвали они его соответственно – Неждан.   
               Затем мысли Чернавы перешли к сыну Ярославу, вернее, к его жене Надежде.  Та уже четвёртый год одна с тремя детьми после ухода мужа в поход.  До недавнего времени Надежда  жила у них, а недавно по настоянию своих одиноких родителей ушла жить к ним.   Урюпе это не понравилось, а она считает, что та правильно поступила.  Дай Бог, чтобы Ярослав был жив; в таком случае он, возможно, возвратится домой. Такое же было и у неё: Урюпа несколько раз подолгу не бывал дома, и Первуша родилась в его отсутствие.
              «Вот и Кудина нет дома почти год, - задумалась она, - у него двое детей, и оба родились в его отсутствие. Ещё прошлой осенью он ушёл в Сарай, где хан собирал войско для похода, и с тех пор нет от него ни одной весточки.  По слухам, весной войско ушло куда-то на юг, но под напором Тимур-бека стало отступать и дошло  до Хопра. Если он жив, возможно, находится у переката. Может так случится, что он найдёт возможность побывать дома!
              От Кудина её мысли перешли  к Осьмуше. «Этим летом ему будет семнадцать лет, подумала она. -  Как он там, в Великом Новгороде?   Гляди, скоро женится, а может быть уже и женился!
            Иногда эти воспоминания прерывались чувством тревоги - как будто она забыла что-то сделать или сделала неправильно, но что было причиной этого беспокойства, она не могла понять.         
2
.          Подходя к ожидавшим его на майдане казакам, Урюпа подумал: «Мало моё войско, раз, два и обчёлся, да и ослаблены казаки длительным постом».   Он подошёл к вышке и спросил у Бориса, чем заняты туранцы.
            - В обоих посёлках стоят небольшие отряды, - ответил тот, -  остальные занимаются кто чем: два отряда отправились  вокруг крепости, но в разные стороны, остальные разошлись по посёлкам.
             «Всё ясно, - подумал Урюпа, - стерегут ворота, чтобы мы не вышли неожиданно для них и не атаковали,  одновременно осматривают валы, рвы, частокол и засеки, чтобы найти  наши слабые места, и обдумывают, где напасть. Но что это им даст? Их мало, чтобы решиться на осаду крепости." 
               Он подошёл к пеньку у вышки, встал на него, подождал, когда наступит тишина, и  сказал:
            - Все вы знаете, для чего мы собрались! И я вас спрашиваю - что будем делать, братцы?
             - Атаман, - раздался из толпы голос Тереха, - вначале  расскажи, кто такой Тимур-бек, из какого он народа.
            - К сожалению, о нём  я знаю не больше вашего, - ответил Урюпа, -  надо послушать тех, кто был в войске  хана.
              - Коли дело касается Кудина, вот он пусть и расскажет, - предложил Найдён, - он дольше всех участвовал в походе и, наверняка, много знает.
             - Кудин, - обратился Урюпа к сыну, - сможешь рассказать о нём?
            - Могу, - ответил тот.
            - В таком случае иди сюда и рассказывай. 
            Кудин прошёл к вышке и рассказал о том, что далеко на востоке есть большая страна под названием Туран. В ней не бывает зим, а вместе с ними морозов и буранов,  всегда лето, растут виноград и дыни, а земля даёт несколько урожаев за год.  Правит той страной Тимур-бек, отважный воин. Он затеял множество войн против своих соседей и во всех одержал победы. Теперь вот он воюет с нашим ханом.
            - А почему его зовут Хромым? – спросил с вышки Борис.
            - Говорят, что однажды в бою он был ранен в ногу и после этого стал хромать, отсюда и прозвище. Но это не всё, в том же бою он лишился двух пальцев на правой руке. Следует сказать, что он очень сильный воин, никто не может сравняться с ним  в натягивании лука.
             - Неужели он так силён, что даже ханское войско не может осилить его? – спросил Строк.
             - Да, это так! Его войско не знает поражений;  оно  оказалось сильнее нашего, поэтому - то наш хан после поражения у реки Терек стал отступать в свои владения. Так мы дошли до Сарая, удержать его не могли, и стали отступать дальше. Пришли сюда,  к нашим местам, и встали на правом берегу, у Каменного переката. Наши командиры, видимо, надеялись задержать его здесь, но, как видите, не получилось.
             - Правду говорят, что Тимур помог Тахтамышу стать ханом? - спросил кто-то из толпы.
             - Да, говорят, что несколько лет назад Тимур дал Тахтамышу войско и тот с его помощью  захватил Сарай.
              - Что же они не поделили, коли теперь воюют между собой? - спросил тот же голос.
              - А вот этого я не знаю.
              - А как ты зарубил сотника? - спросил Ждан.
              - Очень просто, в бою.   
             - Как ты относишься к требованию о твоей выдаче? - спросил Вадим.
             - Кому охота идти на явную смерть? И я не хочу, но будет так, как вы решите и будет на то Господня воля.
           - Не бойся, не выдадим! – выкрикнул Любим.
            - Чтоб мы да выдали своего? Никогда! – раздался голос Филина.
            - Правильно, не бывать этому! – поддержал их Усан.
            - Не выдавать! – зашумела вся толпа.
            Когда шум немного утих, раздался голос Вадима:
            - А я считаю, что лучше выдать!
            - Как это выдать? – выкрикнул Любим. – Выдать моего друга детства?
            - Он твой друг детства, - возразил Вадим, - и тебе жалко его! А мне жалко моих – жену и сына. Жена пошла на огород, сын погнал скот на пастбище и повёл к Хопру поить коней,  и оба они остался там! Мне их жалко!
            Над майданом повисла тишина, затем раздался возглас:
            - И мои тоже там.
            - И мои,  и мои, - раздалось из толпы.
            - Видите, - продолжал Вадим, - сколько наших людей оказались беззащитными! Враги могут сделать с ними что хотят: убить, угнать в плен!
            Над майданов повисла тягостная тишина. Люди молчали, размышляя над сложившейся ситуацией: ранее нападений на город не бывало, так же не было требований о выдаче кого-либо ни в Урюпеске, ни в других соседних городках, поэтому они и задумались, не зная как поступить. Тишину нарушил голос Кудина, который сказал:
            - Я согласен на выдачу; лучше погибнуть одному, чем всем!
           Любим возразил:
            - Кудин, я понимаю твоё желание спасти людей, но твоя жертва может оказаться напрасной!
            - Почему? - спросил Кудин.
            Едва он произнёс эти слова, как за крепостью, со стороны Речного посёлка, раздались истошные крики о помощи. 
             Урюпа посмотрел на вышку и спросил у Бориса – видно ли тому, что происходит.
            - Атаман, - ответил Борис, -  они сгоняют людей в толпу. Один мальчишка стал убегать, так всадник догнал его и сразил саблей. Кто этот мальчишка – я не рассмотрел.
            «Неужели это Неждан? – подумал Урюпа.- А людей собирают, чтобы угнать в рабство. От них же узнают, что в городе мало защитников».
            - В Лесном посёлке, - продолжал Борис, - тоже сгоняют людей в толпу.
            - Слышите, что там происходит? - взволнованно заговорил Любим, - не зная наш ответ на требование о выдаче Кудина, они уже творят расправу! И обещание сохранить город не более чем уловка, им нельзя верить, это самое коварное и кровожадное войско. Если мы поддадимся  и выдадим Кудина, они могут и Кудина получить, и город разорить, по крайней мере - посёлки. А чтобы взять крепость, у них сил мало. Поэтому я и говорю тебе, Кудин, что  твоя жертва может оказаться напрасной.
            Не исключаю, - продолжал Любим, - что к ним идёт подкрепление, и что они будут штурмовать город, даже если получат Кудина! Все мы знаем,  как они поступает со взятыми городами! Они сожгли Сарай,  уничтожили города Хазторокань и Болгар (34), а жителей всех этих городов безжалостно истребили! Такое же, возможно, будет и с нашим городом, если, не дай Бог, они займут его!
              - Его поддержал Белоус:
              - О зверствах войск Тимур-бека я расскажу больше, чем поведал Любим.
            Белоус встал на пенёк и продолжил:
            -  Лет восемь назад где-то на юге ему без боя сдался  город, жаль, я забыл его название. Тимур-бек оставил в нём гарнизон и пошёл дальше. Воины гарнизона вели себя так безобразно, что жители города восстали и уничтожили гарнизон. Тимур возвратился, но долго не мог взять его. Тогда он предложил жителям города мир с условием, что те передадут ему больше десяти тысяч стрелков для какого-то похода. Горожане поверили ему и отправили стрелков. Тимур приказал отрезать у каждого из них большой палец на руке, после чего возвратил их городу, и возобновил приступ. Вы сами знаете, что без большого пальца стрелять из лука невозможно, поэтому город он взял быстро.  После этого по его приказу были собраны все жители города, и все мужчины и мальчики старше четырнадцати лет были убиты. Затем головы убитых были сложены в виде башни в центре города. Но это ещё не всё! Оставшиеся живые жители были выведены в поле за городом. Там от них отделили детей моложе семи лет,  и он приказал своим воинам затоптать их своими лошадьми. Никто из воинов не решался выполнить этот приказ. Тогда Тимур, разгневавшись на воинов, сам наехал на детей и сказал, что хотел бы знать, кто не последует за ним. Воины были вынуждены последовать за ним, и растоптали примерно семь тысяч детей. После этого он приказал поджечь город, а оставшихся в живых жителей города приказал увести в Самарканд (35).
            - Но ведь жители города восстали и убили воинов гарнизона! Вот Тимур их и наказал! – раздался голос Вадима.
            - Да, они и восстали и убили воинов гарнизона, но Тимуру - то они поверили ему! А тот просто-напросто обманул их! И эти, которые как вороньё кружат вокруг нашего города, могут обмануть! Обман для них - привычное дело!
            Над майданом опять повисла тишина. Урюпа понял: наступило  равновесие – казаки были готовы принять любое решение. И в этой тишине раздалось:
            - Можно мне слово сказать?
            Все головы повернулись в сторону произнёсшего эту просьбу, это был Ильяса, и в той же тишине он продолжил:
            - Я не житель вашего города,  не могу позволить себе участвовать в обсуждении ваших дел, но вы обсуждаете больную для меня тему. Поэтому прошу выслушать меня!
            Казаки, уже знающие кто он такой, закричали:
            - Позволяем! Давай, выступай! Только пройди  к вышке!
            Ильяс прошёл к вышке, встал на пенёк и сказал: 
            - Вот кто-то сказал, что Тимур-бек наказал жителей города! В том случае хоть какой-то повод был. Но  кто мне ответит, за что он наказал мою страну?
            -  Как она называется и где находится? - спросил Урюпа.
            - Название моей страны - Кайтаг, она находится на Кавказе, и правитель её  был союзником хана Тахтамыша. Когда войско Тимура шло к Тереку для боя с войском Тахтамыша, оно проходило по Кайтагии.  Войску Тимура никто не оказал ни малейшего сопротивления.  Не смотря на это, Тимур разорил на своём пути все селения и уничтожил всех жителей этих селений: и кайтагов, и даргинцев, и кумыков. Спаслись немногие, может быть, один из тысячи. Помимо жителей было уничтожено всё живое!
            - А как же ты спасся? - спросил кто-то из казаков.
            - В это время  я был в войске Тахтамыша, потому и уцелел. 
            Над майданом опять повисла тишина, в которой  через некоторое время опять раздался голос Вадима:
            - Какой резон Тимур-беку уничтожать селения и истреблять людей? Другое дело – наложить дань, забрать людей в войско, угнать их в рабство! Всё какая-то выгода!
             - Я не могу объяснить, почему он так поступает, - ответил Ильяс, - но было то, что я вам рассказал.
             Любим поддержал Ильяса:
          - Я слышал об этом и могу подтвердить, что Ильяс говорит правду! Все, кто был на войне против Тимура, знают, что  там, где он прошёл, трава не растёт. Замечено, что с мирным населением он обращается намного жёстче, чем с военными. А почему он так поступает, я не знаю! Возможно, своей жестокостью он стремится вызвать у своих воинов желание воевать.
            - Получается, что он хуже Мамая? – спросил Вадим.
              - Хуже ли он Мамая, лучше ли, или равен ему, - ответил Любим,  – не знаю, я в то время был мал, но слышал от бывалых людей, что по жестокости Мамаю далеко до Тимура. 
              - Что мы спорим? – спросил Филин, - Кудина не выдавать, а на штурм город они не решатся, мало их для этого, постоят у ворот, да и уйдут ни с чем.
             - Да, их мало, но может подойти подкрепление, - не унимался Вадим, - а нас мало, и все мы -  старики, больные  и калеки. Хотите, перечислю? – спросил он, и хотя никто не просил делать этого, рассматривая казаков, стал перечислять: 
             - Атаман – хромой. У Найдёна изувечена правая рука, и он плохо владеет ею. У Строка  нет кисти правой руки и он рубится левой рукой; но это не то, что правой;  Ждан и Терех  – больные, едва ноги таскают. Борис, где он? Я не вижу его! А, он на вышке!   – тоже увечный! Да и я ещё не выздоровел.
            - А почему ты не упоминаешь казаков, которые сегодня прибыли в город? – спросил Верещага.
            - Я забыл про них, - спохватился Вадим, - но даже с ними у нас очень мало людей!   
            Ещё несколько человек, чьи родные были  за пределами города, криками поддержали Вадима,  поднялся шум и гам. Некоторые молчали, не зная, как поступить. Урюпа уже не слушал,  кто что говорил, он понимал, что казаков для нападения на туранцев у него очень мало, и он ничем не может помочь жителям посёлков и людям из крепости, оказавшимся вне её. Придётся ждать  дальнейших действий противника. Единственный предпочтительный вариант – туранцы уйдут без Кудина, но их поведение наводит на мысль о том, что  они чего-то ожидают, скорее всего, пополнение. А если  будет пополнение,  видимо,  будет штурм крепости.  Если будет штурм крепости, у него мало казаков для обороны и мало шансов, что они отразят нападение.  Если даже выдать Кудина, агаряне навряд ли сдержат обещание не разорять город. Что делать? Что делать?
             Он так углубился в думы, что непонимающе смотрел на отца Евстафия, который  стоял перед ним и беззвучно открывал рот, что-то произнося, и  пришёл в себя, когда тот положил руку на его плечо и слегка встряхнул. Урюпа очнулся и уже осмысленно посмотрел на священника.
             - Атаман, - сказал поп, - дозволь мне слово молвить!
            - Тихо, - крикнул Урюпа, - хватит ругаться, ещё передерётесь. Слушайте, что батюшка скажет!
            Поп  перекрестился, осенил крестом казаков, и в наступившей тишине  произнёс: 
            - Во имя отца, сына и святаго духа! Сам Господь Бог Иисус Христос даровал нам святое Евангелие и заповедь «любите друг друга как Я возлюбил вас». Эта заповедь – основа всего Божественного закона; она ведёт человека в жизни, как временной, так и вечной. Когда будут подводиться итоги всей нашей жизни, Господь спросит нас, как мы относились к своим ближним, как проявляли к ним свою любовь: кормили ли мы голодных, поили ли жаждущих, не выдавали ли врагу друзей своих? Самое большое, что может сделать человек для своего друга – это умереть за него, и это будет самым убедительным доказательством его любви. Именно так поступил Христос – умер за друзей! Умер – душу положил! Аминь!      
            Большинством голосов  Круг вынес решение: не устрашимся  вражеской угрозы, Кудина не выдадим, а если враг начнёт приступ, - будем  защищаться до последнего, и в этом нам помогут крепостные сооружения.
3
             Урюпа не один раз принимал участие в военных походах, участвовал в больших сражениях и мелких стычках,  в нападениях на города и в отражении таких нападений, неоднократно был ранен и проливал свою кровь. Но при всём его богатом военном опыте он был обычным воином, не вникал в подготовку военных действий, и тем более не руководил ими. Теперь же он отвечал за вверенный ему город, и  должен так организовать деятельность казаков, чтобы сохранить и город и его жителей. Обрушившаяся на него задача по организации обороны города   сперва немного обескуражила его,  возникло много мыслей о том, что следует сделать, но все они не составляли одного чётко сформировавшегося плана, и он  не сразу мог сообразить - возможно ли их исполнение,  а если возможно -  с чего начать.  Затем, по мере обдумывания ситуации  мысли  постепенно вошли в более-менее спокойное русло и он стал действовать. «Главное – ворота, - подумал он, - только через них можно проникнуть в город. Их единственный, но большой недостаток – они легко могут загореться. И дождь почему-то медлит. Следовательно, надо помешать туранцам поджечь их, а казаков надо так распределить, чтобы  ворота были под надёжной защитой. И придать Борису мальчишек для связи».      
              Он  наказал Борису внимательно следить за неприятелем  и сообщать о его перемещениях, затем разделил казаков на два отряда по числу крепостных ворот. Теперь надо было   назначил  командиров этих отрядов.  Его выбор остановился на Кудине и Любиме. Чтобы не было толков, что он подыгрывает сыну, он предложил Любиму  выбрать ворота. Тот выбрал Речные.
            - Хорошо, а тебе, - обратился он к сыну, - достались Лесные ворота. А теперь слушайте внимательно. В полдень я встречусь с туранцами и сообщу им о решении Круга. Имеющимися у них силами они не рискнут начать осаду и будут вынуждены уйти.  Если же  они предпримут попытку сжечь ворота, значит,  рассчитывают на подкрепление.  Отсюда ваша главная задача – уберечь ворота от поджога. Не давайте им возможности приблизиться к воротам, чтобы  поджечь их.  Дальность полёта стрел у нас и у них примерно одинаковая. Стрела с зажжённой паклей летит на меньшее расстояние, поэтому они будут выдвигаться вперёд, чтобы пускать стрелы наверняка. Стреляйте по ним.   Из мальчишек подберите себе  нарочных и с ними сообщайте мне о положении дел.  Я буду на дозорной вышке или на улице где-то  между воротами. А теперь отправляйтесь к воротам, и да поможет вам Бог!      
            Урюпа глянул на небо; солнце, едва видимое в белесоватой дымке,  было в зените, пора было ехать  с ответом на требование туранцев.   
             Он  пришёл к своему дому за конём,  отвязал его  и поехал к Лесным воротам.               
              Через бойницу в воротах Урюпа увидел туранцев, и отдельно от них, под охраной  - толпу захваченных ими горожан. Люди стояли понуро, поодаль кто-то неподвижно лежал, видимо, это был тот парнишка, который пытался убежать, но был зарублен туранцем.  Он  стал  рассматривать пленников. Многих, особенно стоявших к нему передом, он узнавал. Это были  в основном жители Лесного посёлка - мужчины, женщины и дети,  остальные - из крепости.  Ни Чернавы, ни Веры, ни Неждана среди них Урюпа не заметил. «Возможно, их там нет,  - с некоторым облегчением подумал он, - или же они стоят  сзади толпы, и я их не вижу».   Вскоре раздался сигнал трубы и  к воротам направились  послы, это была та же троица, что и в первый раз. Урюпа поднялся на помост, сообщил послам о решении круга, те  молча выслушали его, развернули лошадей и поехали к остальному отряду.
            «А теперь надо остерегаться вражеской стрелы, - подумал он, спустился с помоста вниз и через узкую щель стал наблюдать за противником. Что ж они теперь будут делать? – с нетерпением думал он, помня их угрозу разорить город и уничтожить жителей в случае отказа выполнить их требование, - если они уйдут, город будет спасён.  Если начнут  обстреливать ворота, пытаясь поджечь их, значит, ожидают помощь, и город ожидает самое страшное, ведь мы можем не выстоять!». 
             Он напряжённо наблюдал за туранцами, но не видел признаков того, что те собираются уйти. Наоборот, под прикрытием домов  они стали приближаться к воротам, затем раздался пронзительный сигнал трубы, по которому в ворота крепости полетело множество стрел с горящей паклей.
               Урюпа   слушал  глухие звуки, с которыми стрелы вонзались в  брёвна ворот,  и ему казалось, что они вонзаются в его сердце. В каком-то оцепенении он смотрел на видимые через щели между лесинами множественные  небольшие языки пламени, раздуваемые северным ветром, и подумал, что горожане ничего не могут противопоставить этому и как был бы сейчас уместен дождь.   
             - Батя, - не выдержал Кудин, - откроем ворота, чтобы сбить пламя?
             - Не надо это делать, - ответил Урюпа, - огонь мы не собьём, а людей потеряем. К тому же через открытые ворота они могут  ворваться в крепость. Когда ворота сгорят, шансы туранцев увеличатся, и они могут броситься на приступ. Могут, но вряд ли они пойдут на это без дополнительных сил. Скорее всего, они ожидают подкрепление. Пока она подойдёт, нам   надо  успеть перегородить улицу.
            Он дал указание перегородить улицу всем, что подвернётся под руку, сел на коня и поскакал к Речным воротам.
            На майдане к нему подбежал мальчишка - посыльный от Любима,  с сообщением, что Речные ворота тоже горят, и что казаки стали перегораживать улицу.  Урюпа  приказал передать Любиму, что одобряет его действия, а сам спешился и поспешил к лестнице на вышку.
4
             Забравшись на площадку, он сразу же посмотрел в сторону Речных ворот. Те тоже горели, а перед ними копошились люди, перегораживая улицу.   
              «Что же будет дальше? Что они затеяли?  – размышлял Урюпа, - может быть,  они действительно ожидают подхода своих войск?»
             - Атаман, - воскликнул Борис, - смотри, - и показал в сторону дороги, ведущей в лес, - что это такое?
            Из леса, извиваясь на поворотах дороги, в сторону города ползла, как показалось Урюпе, огромная  пёстрая змея. Урюпа, Борис и Шаля застыли, не веря своим глазам. Наконец Урюпа определил: то был отряд вражеской пехоты. В походах  в дальние страны он видел пёстрых змей и знал, что они очень опасны для человека; теперь такая «змея» приближалась к его городу.  Он прикинул численность отряда – примерно сотня воинов, и подумал, что туранцы не на шутку взялись за них, эта змея может больно ужалить! Вот кого ожидали  конники!   
             «Не миновать нам боя, - подумал он, спускаясь с башни, - но ещё посмотрим, чья возьмёт!» Так думал он, одновременно понимая, что, что при всей  храбрости и отваге казаков, их мало, очень мало. 
            В думах – всё ли он сделал для обороны города, он стоял у вышки, и его взгляд остановился на церкви. «Надо помолиться перед сражением, - подумал он, - и попросить у батюшки благословения, чтобы мы  отразили нападение на город».
             Он спустился с вышки, зашёл в церковь. После летнего зноя  в её маленьком помещении было приятно прохладно, пахло воском, ладаном и чабрецом, а после ослепительного солнца казалось темно. Некоторое время он стоял у входа, а когда  глаза свыклись с сумраком, отыскал взглядом отца Евстахия, молящегося у иконы святого Иоанна-воина, тихонько подошёл к иконе, опустился на колени, тоже стал читать молитву. Молитву закончили одновременно, он кратко сообщил иерею о сложившемся положении и изложил свою просьбу.   
            - Конечно, конечно, - заторопился священник;  они вдвоём вышли из храма и направились к более близким  Речным воротам. 
           Поблизости от церкви, на середине улицы, горел костёр, у которого хлопотали женщины и мальчишки. «Готовятся к бою», - определил Урюпа. Женщины, в основном жены казаков,  поставленных защищать Речные ворота, и казачки, живущие поблизости, жгли его, чтобы были уголья и пепел для прижигания и присыпки ран, которые, возможно, будут у защитников города. 
            - А вы что тут делаете? – спросил Урюпа у мальчишек.
            - Помогаем жечь костёр, - ответил  один из них. - А когда начнётся бой, будем собирать стрелы и отдавать их казакам.
            Священник благословил женщин и мальчишек, и они пошли дальше.
             Вот и Речные ворота;  улица перегорожена поставленными в ряд арбами и телегами, а  казаки укладывали на них брёвна и жерди. Урюпа осмотрел заграждение, обратил внимание Кудина на то, что оно не перекрывает проникновение из ворот в оба переулка в обход преграды.
             - Батя, если мы сделаем заграждение вплотную к воротам, оно загорится от них, когда створки рухнут! - объяснил Кудин. 
              - Правильно соображаешь, - одобрительно сказал Урюпа, - но дороги в переулки надо перекрыть.
            - Перекроем! - ответил Кудин.
            - А теперь, - приказал Урюпа, - собери всех людей на пастырское благословление.
               Когда люди собрались,  батюшка немедля, чтобы успеть  до начала боя побывать у Лесных ворот, прочёл молитву и закончил её словами:
              - Воины всех веков исполняли свой долг. Возможно, и сегодня вы покажете евангельскую жертвенную любовь. Православные воины, которые положили души на битве с врагом, с особенной любовью чтутся православными людьми и церковью. Аминь! – и осенил казаков крестом.
             Урюпа тоже обратился к казакам: 
             - Врагов много, но нам будут помогать  родные стены. Да не устрашимся врагов наших, а если так угодно Богу, то падем с оружием в руках. На войне не без урону!
            После этого Урюпа и батюшка поспешили в центр крепости. Оттуда батюшка направился к Лесным воротам, а Урюпа забрался на вышку, чтобы узнать от  Бориса о действиях противника. Борис сообщил:
            - Их пехота разделилась на два отряда; один из них остался у Лесных ворот, другой направился  к  Речным воротам, и, видимо, уже там.
            "Теперь осталось ждать сигнала о начале атаки" - подумал Урюпа.  Он был уверен, что сигнал будет, когда створки ворот сгорят.
Глава четвёртая
Жаркое засветло
1
            «Что это?» - Чернава увидела два столба дыма в разных концах  города. Затем на луг приехали несколько всадников, стали сгонять скот в стадо. Один всадник так близко подъехал к опушке, что Чернаве показалось, что он заметил её. Она затаила дыхание, была ни жива ни мертва, ожидая самого худшего. Но Бог миловал: "пёстрый" то ли не заметил её, то ли сделал вид, что не заметил, подъехал к корове и погнал её в стадо. Чернава облегчённо вздохнула. Собрав весь скот, в том числе и её Бурёнку, "пёстрые" погнали его по дороге, по которой   нагрянули сюда, видимо, в расположение своего войска. Затем в сторону Хопра быстрым шагом прошёл отряд чужеземных пеших воинов, таких же «пёстрых», как и всадники «Должно быть, к Речным воротам идут» - подумала она, -  много их,  а защитников в городе мало».
2
             Урюпа до последнего надеялся, что сигнала к началу штурма города не будет, что туранцы уйдут прочь и всё образуется.  И когда этот сигнал - звук рога, прозвучал,  он застонал и закрыл лицо руками, так он был для него тягостным.  Он не мог, находясь на вышке, видеть, как началась атака туранцев. А началась она тем, что после этого  сигнала оба отряда с воинственными криками, укрываясь за спинами пленённых горожан и подгоняя их плётками, пошли к воротам. Кто-то из пленников пытался бежать, но тут же был зарублен. Приближаясь к воротам, одни горожане кричали:
            -Братцы! Стреляйте, не жалейте нас, всё одно нам погибать, что от ваших стрел, что от их сабель!
            Другие наоборот, кричали, чтобы защитники города не стреляли, а сдались нападавшим.
            Туранцы осыпали стрелами защитников города, а подойдя к заграждениям, растолкали горожан и бросились преодолевать преграду. Нападающих было так много, отчего казалось, что им нет конца. «Положение угрожающее, особенно у Речных ворот, -  подумал Урюпа, - наблюдать за обстановкой больше нет смысла, надо идти на помощь».
            Прибежал посыльный Маркел от Речных ворот с сообщениями о начале боя и остался, ожидая дальнейших распоряжений.
            - Борис, теперь и нам подошла пора вступить в бой, - сказал Урюпа, - наблюдение уже не нужно.
            Урюпа, Борис и Шаля  спустились с вышки.
            - Я пойду к Речным воротам, там более опасное положение, - сказал Урюпа Борису, - а ты иди к Лесным.
            - Урюпа, давай на всякий случай попрощаемся, - сказал Борис, - прости меня, если я тебя когда обидел!
            «Он всё понял», - подумал Урюпа, обнял его  и сказал:
            - И ты меня прости! Прощай!  С Богом!
            Борис, хромая на правую ногу  и слегка загребая ею, поспешил к Лесным воротам. 
            - А что нам делать? – спросил Шаля.
            - Что вам делать? - Урюпа оценивающе посмотрел на Шалю и Маркела.  «Вступать в бой им рано, они ещё дети» - подумал он и сказал:
             - Поручаю вот что: пробегите по городу, сообщите людям, что наше положение опасное, враг может захватить его, и я приказываю, чтобы они прятались,  где только можно, а лучше всего – в зарослях у родников.
             - В зарослях у родников? – переспросил Шаля и предложил: - А если я выведу людей из города?
            - Как ты их выведешь? – удивился Урюпа.
            - Я знаю тропу через Мохнушку.
            - И я знаю эту тропу, - с гордостью сказал Маркел.
            - И вы ходили по ней? – изумился Урюпа.
            - И я несколько раз  ходил! – также с гордостью ответил Маркел.
            - Да, ходил, и не раз. – гордо ответил Шаля.

            - Молодцы, - похвалил их Урюпа, - но выводить людей из города тоже опасно, там их  могут схватить.  Вы помогите людям спрятаться на Мохнушке.  А теперь – выполняйте приказ!
             Мальчишки  побежали исполнять приказ: Шаля в южную часть города,  Маркел – в северную.
            Обнажив саблю, припадая на раненую ногу, Урюпа побежал к воротам. У церкви его остановил отец Евстахий.
            - Урюпа, - сказал он, - ты взял на себя тяжкую ношу – отвественность за город и людей. Это тяжёлое испытание, и ты должен достойно его вынести!  Благославляю тебя!
              Батюшка, видимо, был так взволнован происходящими событиями, что не заметил, как назвал атамана мирским именем, что бывало с ним крайне редко.
            Вот пылающий костёр и сбившиеся в кучку женщины, с тревогой смотревшие в сторону ворот, откуда доносились брань, возгласы и вопли; там шёл бой, в котором туранцы и казаки безжалостно рубили друг друга, наносили и получали раны, убивали и умирали. Урюпа приостановился, сказал женщинам, чтобы они уходили прочь, спрятались, а ещё лучше, если они покинут крепость, и побежал дальше. К этому времени туранцы оттеснили казаков от Речных ворот,  растеклись вправо и влево, вышли сзади защитников крепости и те, чтобы не быть окружёнными, встав полукругом, стали отступать. 
             Приблизившись вплотную к месту боя, он увидел большой разрыв между двумя казаками и занял позицию между ними, это были Богдан и Белоус. Впереди на земле лежал казак с окровавленным от сабельного удара лицом, Урюпа узнал его, это был Ждан.   «А ведь он больной – мелькнула у него мысль, - мог бы спрятаться, авось, уцелел бы».  Далее, ближе к воротам, на земле сидел казак, он  обхватил руками окровавленную голову и качал ею из стороны в сторону; Урюпа не узнал его. Ещё далее, ближе к воротам, туранец, наступив одной ногой на тело поверженного казака, рывками вытаскивал из него копьё.  Белоус мельком глянул на Урюпу, кивнул ему и слегка улыбнулся.  Урюпа понял, что тот благодарен ему за поддержку.  Противниками Урюпы стали двое туранцев. Одного он уложил сразу, но его место занял другой и опять Урюпа сражался против двоих противников.    «Давно я не был в таком бою», - лихорадочно думал Урюпа,  отбиваясь от противников.
            За свою жизнь Урюпа был во многих сражениях, но более всех ему были памятны два. Одно из них, первое в его жизни, произошло у Синих Вод, когда он был ещё юным и вместе с отцом участвовал в нём, - запомнилось унизительным поражением и гибелью отца, и о нём неохота было и вспоминать. Второе – сражение на Куликовом поле, запомнилось победой.  Летом того года казакам стало известно, что ненавистный им Мамай собирает войско для похода на Москву. Среди казаков пошли разговоры о том, что надо помочь Московскому князю Дмитрию.  Казаки быстро собрались и выступили в Москву. В дороге соединились с войском князя Дмитрия, которое шло навстречу Мамаю. Битва на Куликовом поле была жестокая, и неизвестно чем бы она закончилась,  если бы не засадный полк князя Владимира Андреевича, в котором находились казаки из их города. Удар этого полка решил судьбу битвы: татары побежали, а русские полки гнали их почти до самой реки Мечи. В той битве он был ранен в правую ногу и слегка хромал.
            Внезапно Урюпа, наблюдавший, насколько это было возможно в круговерти боя за общим ходом боя, отметил, что слева перестали доноситься скрежет и звон стали. Он мельком глянул туда и увидел, что Богдан не ведёт бой,  а левую руку приложил к большой ране на шее, пытаясь остановить фонтаном бьющую кровь.  Урюпа отразил очередной выпад противника и опять глянул налево: Богдан, не выпуская саблю из руки,  медленно оседал. Урюпа отступил назад и налево, чтобы хоть частично прикрыть образовавшуюся брешь. Теперь слева от него был Вадим, который с трудом отбивался от нападающих. Силы были неравны, нападающих было значительно больше, хотя своим количеством они мешали друг другу, они были более умелые воины и натиск их был силён.  Боковым зрением он увидел, что по улочке, уходящей влево, к месту боя бегут туранцы. «Сейчас они нас окружат, - мелькнула мысль, - надо отступать».
            - Братцы, отступаем до церкви, - крикнул он.
            Казаки отступили и заняли новую позицию, а Вадим  замешкался.  Урюпа видел, что тот ведёт бой с двумя туранцами. Увлёкшись боем с одним из них,  Вадим упустил из виду второго противника, а тот вынырнул сзади справа и опустил свою саблю на его вытянутую  руку.  Сабля Вадима с кистью руки упала, а его противники, не обращая более на него  внимания, устремились к обороняющимся казакам.
                У церкви казаки на какое-то время сдержали напор противника, но те вновь стали обходить их  с обеих сторон.  Кто – то крикнул:
             - Наши сзади!
            Урюпа оглянулся: несколько казаков из числа оборонявших Лесные ворота, отступая,  вступили на майдан. «Надо соединиться с ними, так мы будем более сильными», - решил он и крикнул:
            - Прорываемся к ним! 
            Все дружно бросились туда. Урюпа почувствовал сильный удар в голову слева, это копьё вскользь задело его, пролетело дальше и впилось в спину Белоуса,   бежавшего немного впереди.  С копьём в спине Белоус, оседая, сделал несколько шагов и рухнул лицом вниз.  Строка, бежавшего крайним справа, и Ильяса, бежавшим  крайним слева, враги отсекли от Урюпы и Филина, окружили и иссекли саблями.  Урюпа и Филин побежали дальше и у дома Урюпы  соединились с Кудином, который к этому времени остался один из защитников Лесных ворот,  но оказались во вражеском кольце.   
            Мельком Урюпа заметил отца Евстафия, который склонился над поверженным Строком; пробегавший мимо туранец опустил на него свою саблю, тот осел на колени, будто готовясь помолиться, затеи упал на Строка. Враги окружили Урюпу, Филина и Кудина и предложили им сдаться, а когда получили отказ, опять атаковали, но копья не применяли, видимо, остерегаясь промахнуться и поразить своих. Они сумели оттеснить Филина от Урюпы и Кудина, и тот не устоял  против них,  осел с рассечённой грудью.  Урюпа и Кудин, стоя спина к спине,  отбивались от наседавших противников, и отступали к своему дому,  будто надеясь, что родные стены помогут им. 
            - Батя, - выбрав удобный момент,  сказал Кудин,- прости меня!
            - За что же тебя простить?
            - Это же я невольно навёл на город туранцев.
            - Бог простит! Ты тоже прости меня, за то, что город оказался плохо защищён!
             Отступая, они вплотную приблизились к  дому. Вдруг до них донёсся громкий детский плач. «Глаша плачет» - подумал Урюпа.  Он и Кудин невольно оглянулись в сторону дома, откуда несся плач,  на мгновение замешкались, и этого мгновения хватило на то, что сабли агарян достали их: Кудину рассекли голову на лбу справа, а Урюпе поранили шею у левого плеча. Кудин  опустил правую руку, не выпуская саблю, зашатался и упал рядом с валуном.  Под равномерный, не прекращающийся плач внучки Урюпа   метнулся к дому, встал у его стены с намерением продолжить отбивать натиск.  Двое туранцев приблизились было к нему, один отвел назад руку с копьём, намереваясь покончить с ним, но раздался чей – то окрик, рука с копьём опустилась, воины  отошли.  Урюпа посмотрел в ту сторону, откуда был окрик, и увидел  нескольких  туранцев; судя по убранству, это были командиры.  Один из них отделился от группы, подошёл к одному раненому казаку, что-то спросил у него, затем подошёл к другому казаку, тоже  о чём-то спросил. Тот приподнялся, жестом указал в сторону Урюпы.  Спрашивающий подошёл к нему и   Урюпа узнал его - это был  туранец, с которым он вёл переговоры. Туранец  спросил:
              - Ты начальник этого города?
              - Да!
              - С тобой я вёл переговоры?
              - Да!
              - Теперь с  тобой будет говорить тысяцкий, - сказал переговорщик и, обращаясь к группе туранцев, с которой он появился на майдане, крикнул, что он нашёл его.
             Те подошли к Урюпе.  Голова одного из них была обмотана тканью,  на поясе висел амулет – маленькая фигурка человека из бронзы, хранителя домашнего очага, колчан богато инструктирован костяными накладками и с немногими стрелами в нём, что говорило о знатности его хозяина.  Судя по убранству и уважению, с которым обращались к нему остальные, видимо, это и был тысяцкий.  Тот встал на безопасном от Урюпы расстоянии, некоторое время  внимательно рассматривал его, затем открыл рот, видимо, намереваясь что-то сказать, но усилившийся плач со всплесками отчаянного крика помешал ему.   Он что-то сказал сопровождающим, один из свиты что-то крикнул воинам и двое из них куда-то побежали. Вскоре плач прекратился, как будто захлебнувшись. «Они убили её» - подумал Урюпа о внучке. Затем раздались истошный женский крик. «А это кричит  Веселина» - отметил Урюпа. Через мгновение женский крик прекратился, но раздалось визжащий мальчишеский крик:
             - Мамка! 
            «Это Парфен кричит» -  Урюпа узнал голос внука. Но и этот крик прекратился также быстро, как и женский крик.
            «И его убили» - подумал Урюпа.
            В наступившей тишине тысяцкий произнёс:
             - Атаман! всё произошло так, как и было обещано: город мы захватили, ты тяжело ранен, твои казаки  также кто  ранены и не могут сопротивляться, а кто и убит.  Ты остался один! Теперь  выдашь мне того казака?
             «Если Кудин только ранен, - подумал Урюпа, - они точно убьют его. А так, возможно, он с Божьей помощью, останется жив.  Так что выдавать его  нельзя»,  и ответил, солгав: 
            - Он погиб!
            - Ты покажешь его мне? - спросил туранец.
             - Нет, - ответил Урюпа. 
             - Если укажешь его, оставлю тебя  живым, - настаивал туранец.
             - Не нужна мне жизнь после этого! 
            Возвратились два воина, как предположил Урюпа, убившие  Веселину и её детей.   Один из них смотрелся в зеркало, которое он когда-то подарил Чернаве,  и хихикал. Второму не терпелось испытать это удовольствие, и он тянул зеркало из рук приятеля. «Они убили моих внуков» - уверился в своём предположении Урюпа. Тысяцкий отошёл. Урюпа слышал, как он приказал воинам проверить все жилища и всех поверженных казаков, и, если среди них будут живые, потребовать от них указать казака, убившего сотника. Воины бросились выполнять приказ.    Урюпа наблюдал, как один  из них подошёл к Кудину, несколько  раз пнул его, а когда тот шевельнулся и с усилием открыл глаза, спросил:
             - Ты убил сотника?
            Урюпа напрягся и мысленно приказал сыну:
            - Не признавайся, ни в коем  случае не признавайся!
            Однако произошло противоположное.
             - Я, - ответил Кудин. Он произнёс это признание так тихо, что Урюпа едва расслышал его.
             Урюпа видел, как тысяцкий, слышавший ответ Кудина,  довольно улыбнулся, подошел к нему и стал рассматривать. Затем он посмотрел на Урюпу, опять на Кудина и задумался. «Наверное, заметил сходство - подумал Урюпа, -  и думает, что же предпринять далее».
            -  Кто ты? - Спросил тысяцкий у Кудина, но тот  стал хватать воздух ртом, затем затих,  лицо его стало бледнеть, а тело огрузло. 
            «Умер, – отметил про себя Урюпа, голова его поникла, на  глазах выступили слёзы, - такой молодой, ему бы ещё жить и жить! Это неправильно, когда дети умирают раньше родителей!».   
            От этих мыслей его отвлёк  возглас  о том, что обнаружен казак, убивший сотника.  Урюпа с трудом приподнял голову, сквозь пелену выступивших слёз увидел, что тысяцкий направился к воину, стоящему рядом с Филином  и подумал: «Что же он теперь предпримет?» Тысяцкий подошёл к Филину и спросил:
              - Ты убил сотника?
              – Я, - ответил тот.   
              Тысяцкий пристально посмотрел на Филина и опять подошёл к Урюпе.
            Урюпу  от слабости уже не мог стоять,  и сел на корточки, спиной опираясь на стену своего дома. 
              Едва тысяцкий подошёл к Урюпе, как со стороны Лесных ворот прибежал гонец с сообщением, что найден казак, убивший сотника.
             - Как? Третий? – изумился тысяцкий.
              Урюпа слышал, как кто-то из туранцев подсказал тысяцкому, чтобы все три казака подтвердили свои признания при попе, мол, ему-то они не станут лгать. Тот ухватился за эту идею и приказал найти и доставить к нему попа, а пока стал расхаживать поблизости.  Воины устремились в церковь,  выволакивали прятавшихся там людей,   и  здесь же убивали их. Судя по крикам ужаса и мольбам о помощи и милосердии, доносившимся до него со всех сторон, такая  же резня происходила на территории всей крепости.
            Вскоре тысяцкому сообщили, что попа нашли, но он убит. Тысяцкий задумался. «Размышляет, как быть дальше", - подумал Урюпа и через силу спросил:
             - Позволь спросить, почему ты так упорно ищешь того, кто сразил юз –баши?
              Тысяцкий ответил не сразу:
             - В войске эмира есть почётное звание – багатур,  оно даётся за особые воинские заслуги. Юз-баши, убитый твоим казаком, и был таким багатуром. Если твой воин победил его, значит он вдвойне багатур,  и поэтому может рассчитывать, что Тимур – бек примет его в своё войско.
            - Рассчитывать, - возразил Урюпа,  –  ещё не значит быть уверенным в этом. Но даже если бы  была полная  уверенность в этом,  думаю, что он не согласился бы на такое предложение!
            - Почему? - удивился тысяцкий.
            - Потому что в этом случае ему пришлось бы воевать против нас, против своего народа!
            - Какая разница – против кого воевать, - усмехнулся туранец.
            - Для вас это не имеет значения, а для нас это важно.
            - Ты так знаешь его, что уверен в этом? - опять удивился тысяцкий.
            - Да, уверен!
            - К тому же,  погибший  юз-баши не только багатур, он ... - тут тысяцкий запнулся и изменившимся, слегка дрогнувшим голосом  сказал: -  он - мой сын!
            «Вот в чём причина твоего упорного стремления заполучить Кудина!»- подумал Урюпа,  посмотрел в сторону Кудина и сказал: -  Откровенность – за откровенность: твой сын пал от рук моего сына.
            Тысяцкий некоторое время недоумевая смотрел на Урюпу, и тот подумал: «Он в замешательстве от этого признания».
              Тысяцкий  указал рукой в сторону Кудина и Филина и спросил:
             - Кто  из них твой сын
             - Который ближе к нам.
            - Это он? - Тысяцкий подошёл к Кудину.
            - Да! – ответил Урюпа.
            - Я так и подумал, - сказал тысяцкий, - вы так похожи друг на друга! Твой сын убил моего сына, а я руками моих воинов убил твоего! Мы квиты!
            - В какой – то мере ты прав,  но есть существенная разница! - возразил Урюпа.
            - Какая? - поразился Тысяцкий.
            - Разница в том, что твой сын был убит в честном бою, один на один! Моего  же сына убила свора твоих воинов. Далее, твой сын погиб в чужой стране,  куда его никто не звал и куда он явился как разбойник. Мой же сын погиб, защищая свой дом!   
            Тысяцкий  ничего не возразил, отошёл прочь, и Урюпа слышал, как он приказал уничтожить город.  Урюпа смотрел на то, как туранцы поджигали крыши домов на майдане, добивали раненых казаков,  затем собрались и ушли в сторону Лесных ворот. Урюпу они не тронули, видимо, таково было повеление тысяцкого.
3       
             Чернава насторожилась – из города стали доносились звуки боя, и подумала:  «Значит, враги всё же проникли в крепость,  женщины  перевязывают раненых и жгут костры, чтобы были горящие головешки и зола для обработки ран, а я сижу здесь и ничем не могу помочь им».  Затем звуки боя прекратились, но стали доноситься душераздирающие  женские и детские крики. «Что – то там неладно, - подумала она. - Неужели враги побеждают?»  А когда  над городом  появились клубы дыма, она поняла, что случилась беда;  город может сгореть весь.   В этот момент она  внезапно поняла причину своего беспокойства: «пёстрые» примчались к городу с севера, оттуда, где находится перекат. Видимо, это и есть воины Тимура, а если так, то хан не удержал брод и «пёстрые» там сейчас хозяйничают. А она направила туда сына и внучку! Совсем выжила из ума!  Единственная надежда на сына, он хоть и мал годами, но парнишка смышлёный; дай Бог, он и Вера возвратятся живыми и невредимыми!
            Так, наблюдая за городом и вспоминая свою жизнь, она сидела. Уже  при заходящем  солнце в городе установилась тишина, и она решили, что «пёстрые» покинули город и можно идти домой.  С трудом поднявшись, и, опираясь на дрючёк, она поплелась в сторону города. Раскат грома сопутствовал ей.
Глава пятая
Грозовой закат
1
             Враги ушли, установилась тишина, в которой были слышны стоны умирающих казаков и треск пламени на крыше дома, раздуваемый сильным северным ветром.  На Урюпу падали горящие головешки чакана и он подумал:  «Довольно сидеть,   надо вставать и уходить, иначе сгорю вместе с домом». Он опёрся правой рукой на саблю, левой о землю, с трудом поднялся на дрожащих ногах, хотел было сделать шаг, но закружилась голова, ноги подкосились,  он зашатался, и, чтобы устоять, прислонился к стене дома. Отдохнув, опираясь на саблю, он сделал шаг вперёд,  но сознание ещё более помутилось, он зашатался и, чтобы не упасть, опёрся левой рукой о стену, затем медленно сел, опёршись спиной о стену и вытянув ноги. Левой рукой он нащупал рану на правой стороне шеи и зажал её, чтобы уменьшить кровотечение. За свою военную жизнь он видел множество раненых и убитых людей, и, оценивая свое положение, находил, что положение его почти безнадёжное, - он истечёт кровью, если ему не окажут помощь. Но ожидать помощи не от кого: Веселина  убита, многие жители города тоже убиты,  а оставшиеся в живых, вероятно, только начинают выбираться из своих убежищ, а затем будут озабочены судьбой своих родных.   Жена, сын и внучка находятся за городом и что с ними -  не  известно.
            Возможную скорую смерть он ожидал без страха. «Пожил я достаточно долго, - размышлял он, - и не думал, что доживу до такого возраста. Пора и честь иметь! Смену себе оставил, уже у детей выросли свои дети! Правда,  не уберёг Кудина с его семейством. И не спас от беды другое своё детище – город! Но что поделаешь? Мы сражались достойно, но сила переломила силу!
            Крыша дома сгорела, он  сидел и наблюдал, как огонь, раздуваемый сильным ветром,  вначале превратил майдан в пылающий круг, а затем побежал по крышам домов к Речным воротам. Затем его мысли обратились к событиям уходящего дня. «Были бы ворота обиты железом, - подумал он, - город был бы неприступен.  Но тогда туранцы могли бы поджечь частокол в нескольких местах  и через выжженные места  всё равно проникли бы в город».  Его мысли прервал раскат грома. Насколько позволяла рана на шее, он повернул голову налево и искоса посмотрел на небо. К городу вплотную подошла громадная чёрная туча. «Наконец-то ветер донёс тебя сюда, - мысленно обратился он к ней, -  но ты опоздала, ворота давно сгорели. А если потушишь городское пожарище – сделаешь хорошее дело! Заодно очистишь город от чужеземной скверны!
            Ещё он подумал о том, что случившееся – обычная история на войне, когда кто-то побеждает, кто-то терпит поражение. Не такие города претерпевали разрушения, а затем возрождались! Ту же Москву сколько раз враги сжигали, а она стоит! «И тебя, Урюпеск,  казаки восстановят!», - думал  он, глядя на пожарище. Он почти с уверенностью знал, что не все жители города погибли: кто-то хорошо спрятался или покинул крепость по тропе через болото,  другие, оказавшиеся  в момент нападения на  город в его окрестностях, тоже наверняка спаслись. Может случиться так, что кого-то из  казаков, ушедших в русские города, или их детей и внуков, потянет сюда - на их родину и родину предков; они возвратятся сюда,   город возродится и станет ещё больше и красивее.
            «А если город  не будет восстановлен? - подумал Урюпа, -  возможно и это! - и успокоил себя: - в таком случае он будет жить в названных таким же именем городках - под Москвой,  в Муромских лесах,  в других местах. Если Урюпеск - моё детище, то эти городки - мои внуки! И я буду жить в их названиях». Он улыбнулся такому ходу мыслей, и ему стало немного легче.
            Он опять попытался встать, но сил не было даже шелохнуться. «С моей раной так и должно быть, - подумал он, - если Чернава, внучка и сын живы, они скоро будут здесь и помогут мне".  Если ранее он и Кудин печалились, что во время нападения на город те оказались за пределами крепости, то теперь он был рад такому стечению обстоятельств: у жены, сына и внучки было больше возможности уцелеть, спрятавшись в лесу. Но и там туранцы могли обнаружить их, затем убить или угнать в плен. Так что надежда на помощь жены, сына и внучки, хоть и малая, но была. «А не придут, - продолжал думать он, -  суждено мне умереть на этом месте, у родного дома»
2.
            Неровности берега затрудняли ходьбу,  Чернава  спустилась к воде и по ровной песочной речной кромке пошла дальше. Она считала, что бежит, хотя на самом деле едва шла. Шла, не зная, что её ждёт в городе, для неё главное было – увидеть мужа, живого или мёртвого, дорогого ей Урюпу. Шла долго. Наконец, справа показались речные причалы и дорога, ведущая от них в город. Она поднялась по ней и по лесу пошла дальше. Наконец лес расступился, она зашла в Речной посёлок, прошла его,  вышла к сгоревшим Речным воротам.
Глава 6
Грозовые сумерки
1
                Чернава  зашла в крепость и остановилась, поражённая тем, что она увидела. Дома по обеим сторонам улицы на некотором удалении от ворот, полыхали; сильный ветер раздувал клубы пламени, нёс с собой искры  и дым. Улица была перегорожена завалом, а за ним  лежали тела людей.   Огненной пеленой и завалом город как будто старался не пустить женщину дальше, чтобы она не увидела нанесённые ему страшные раны. Пока Чернава,   стояла у завала и соображала, как же ей идти дальше,  крыша дома впереди справа обрушилась, пламя и сноп искр взметнулись вверх к темнеющему небу, бычьи пузыри на небольших окошках  лопнули, и через них на улицу повалил вначале дым, затем показалось пламя. От этого дома пламя, подгоняемое  сильным ветром, перекинулось на  дом, от которого начинался завал, и вблизи которого стояла Чернава, это был дом Строка. В оцепенении она смотрела, как  сквозь чакановую крышу  вначале пробивались струйки дыма, затем повалил густой и чёрный дым, затем то ярко-красное, то золотисто-красное пламя  птицей взвилось вверх, и огонь, как будто стремясь побыстрее закончить своё дело,  с треском стал пожирать крышу,  а её  обдало жаром.   Стряхнув оцепенение и вытерев выступившие от дыма слезы, Чернава с трудом перелезла через завал в левой его части, где огонь был не так близко, и свернула в боковую улочку налево, где были в основном землянки и полуземлянки, и потому пожар был не такой сильный, и поковыляла в центр города, к своему дому.
            По мере приближения к майдану, где  огонь уже уничтожил всё, что могло гореть - немногие деревянные дома и чаканные крыши мазанок, пожарище было слабее. Чернава вышла на центральную улицу и далее пошла по ней.  Здесь в воздухе носился пепел, сильно пахло дымом и смрадом, а  на пепелище то здесь, то там иногда  взмывало пламя, затем угасало.  Здесь город уже не скрывал свои раны. Она шла, осматривая тела людей, изрубленные саблями, поражённые стрелами и копьями.
              Среди  хаоса, в который превратилась улица,  бродили немногие оставшиеся в живых горожане, в основном женщины; они осматривали лежащие тела, отыскивая своих родных, а когда находили их убитыми, разражались воплями.  «Неужели и мой погиб? – подумала она о муже. - Хорошо, что Кудин в походе, Бог даст, может, живым останется, а здесь точно нашёл бы свою смерть». Рассматривая поверженных, она  узнавала многих убитых и боялась увидеть Урюпу погибшим, но не находила его, и поэтому у неё всё более крепла уверенность, что тот уцелел. Она вышла на майдан и первое, что увидела, -  множество лежащих на нём казаков. Посмотрела в сторону своего дома, но солнце, готовое вот – вот скрыться на ночь, светило в глаза и мешало что – либо рассмотреть.
              Она стала  осматривать  лежащих на майдане казаков. Многих узнавала, некоторые были ей не знакомы. Раненые просили дать им напиться воды. У  сторожевой вышки она по рясе узнала батюшку Евстахия, она нагнулась над ним, тот был мёртв.  Клубы дыма иногда заслоняли солнце, отчего по его лицу пробегали тени, придавая ему скорбное выражение, как будто он говорил: "Люди, люди… Что вы делаете?"  Рядом лежал Строк, тоже мёртвый.
              Чернава пошла к своему дому. Ничего не видя  от слёз и бьющего в глаза солнца, она шла тропинкой,  знакомой ей десятки лет. Вот и валун перед её домом. Оказавшись в тени, отбрасываемой домом, она подняла голову, сквозь слёзы увидела перед собой остов  дома -  закопчённые стены, выгоревшие окна – бойницы и не признала его своим.  «Это не мой дом,   подумала она, - у моего дома  белые стены, я и Веселина вчера побелили его».  Она вытерла слёзы и осмотрелась: вот тропка к её дому, на которой она знала каждый изгиб и каждую травинку, вот валун, значит, она пришла правильно, но дом с закопчёными стенами она не признала своим.  «Здесь должен быть мой дом, - стояла она на своём, - подтверждение этому - валун. Может быть, то, что я вижу – наваждение? Стоит на мгновение закрыть глаза и всё восстановится!» Она так и сделала, а когда открыла глаза, ничего не изменилось, и она поняла: это её дом, вернее, то, что осталось от него. Подойдя  ближе, она увидела Урюпу. Он сидел на земле, прислонившись к стене  дома, глаза его были закрыты,  из раны на груди сочилась кровь.   Степанида опустилась на колени,  тронула за плечо, и, плача, сквозь слёзы, позвала его:
                - Уря!
               Урюпа с усилием открыл глаза и не сразу узнал жену - её  смугловатое лицо стало пепельно-серым, со следами копоти, а тёмные большие глаза утратили свою живучесть  и были мокрые от слёз, а когда узнал -  едва слышно спросил:
            -  Неждан и Вера живые?
             Обрадовавшись, что муж живой, Чернава радостно, не совсем уверенно, она не знала, что с детьми, закивала:
              - Живы они, живы!
              - Я умираю,- с усилием произнёс Урюпа, - пусть подойдут, хочу проститься с ними.   
              Чернава не сдержалась и зарыдала, выговаривая сквозь слёзы:
             - Нет их здесь их, они в лесу и скоро придут. 
             - Это хорошо, - простонал Урюпа, - только не плачь по мне, как по мёртвому. Помру - тогда будешь плакать! Погиб Кудин, вот кого надо оплакивать!
           -    Какой Кудин? - удивилась Чернава; у неё не было и мысли, что речь идёт об их сыне. 
           – Наш Кудин, сын, - повторил Урюпа.
            - Наш Кудин? Как лежит? Ведь он в походе! – всё смешалось в  голове Чернавы.  Она осмотрелась: поблизости лежали несколько  казаков.  С трудом поднявшись с колен, она подошла к ним. Действительно, один из них  был её Кудин, их сын! Она притронулась к его руке – не холодная, но и не рука живого человека.  Она закрыла ему глаза,  зарыдала и упала рядом с ним.   
             «Жизнь прошла как один этот день, - подумал Урюпа, наблюдая за женой. -  Кудин погиб, погибли Веселина, Парфен и Глаша. Надежда и Глеб, видимо, тоже погибли!  Но остались другие дети – в Великом Новгороде, Москве, в Муромских лесах; у них есть дети, а если есть дети, казацкому роду нет переводу! Город разрушен, но он будет восстановлен – или оставшимися в живых жителями, либо казаками, возвратившимися на родину, ведь обязательно кого-то потянет на родину! Все мои друзья – товарищи погибли, душа моя разрушена, рана смертельная и жить мне осталось недолго. На всё воля Божья! Своё я отжил, умирать не страшно, хотя хотелось пожить ещё.  Недаром сегодня вспомнилась вся моя жизнь!».
            Урюпа понимал, что вместе с кровью из раны на шее уходит жизнь, но желания воспрепятствовать этому не было. Почему – то всплыло в памяти давно забытое лица отца.  «Отец погиб в бою,  и я погиб в бою» - было последнее, что он подумал.
              Выплакавшись,  Чернава хотела встать, но ноги отказали ей, и она на коленях добралась до мужа.
             - Уря! Нет у нас больше сына! –  опять запричитала она, - как теперь нам жить?
            Не дождавшись ответа,  она всё поняла, вскрикнула и замертво упала на колени мужа.
            Ночная тьма опустилась на  Урюпеск, первую казачью жертву Тимуровского нашествия, затем город накрыла громадная грозовая туча. Хлынувшие из тучи  потоки дождя затушили редкие сполохи огня, и лишь частые, в полнеба,  голубоватые молнии, сопровождаемые  страшным грохотом, прорезали наступившую мглу, ярко освещали майдан и останки основателей города – Урюпы, Чернавы и Кудина.

            Так в 1395 году городу Урюпеск,  упомянутому в «Списке русских городов дальних и близких», составленному  в конце 1390 – х годов и являющегося составной частью  Новгородской первой летописи, был нанесён тяжёлый удар.
Эпилог
            На следующий день, рано утром, по Речному посёлку, направляясь к воротам в крепость,  шли Неждан и Вера; на уздечках они вели коней. В посёлке было безлюдно, отчего идти было жутковато. Как и положено после бури, было тихо и прохладно, а розовые облака над горой Восточной  скрывали солнце. Иногда  солнце сквозь разрывы в облаках, как будто указывая Неждану и Вере дорогу к родному дому,  посылал свои холодные лучи на то место, где ранее были Речные ворота.       
            Дети шли в город, который им и немногим спасшимся жителям предстояло возвратить к жизни.
            Но этого не произошло. После  удара, нанесённого ему в 1395 году,  Урюпеск  не мог восстановиться, потому что не было ни достаточного количества жителей, ни средств; он стал городком. К тому же в то время, в последний век существования Золотой Орды  казаки, в том числе и урюпинские, стали уходить  в другие, более спокойные места.  После исчезновения Орды  в начале 1500 – х годов,  в страхе перед набегами крымских и ногайских татар, исход казаков  продолжился, и вскоре местность, простиравшаяся на причерноморских и приазовских степях между рекой Днестром на западе и реками Дон и Хопёр на востоке, обезлюдела и получила название «Дикое поле».
             Известно, что   после бури погожая погода устанавливается не сразу, для этого нужно время, иной раз много дней. Подобное произошло и с Урюпеском - через двести лет после трагедии, изложенной в этом повествовании, когда в нём остался один человек, городок возродился, но это уже другая история.      
             
Примечания
1 -  Иванов день - рождество Ионна Крестителя. Празднуется за шесть месяцев до Рождества Христова и всегда приходится на Петровский пост.
2 – Било - деревянная или металлическая доска, по которой ударяли для подачи сигналов.
3 – Джанибек - хан Золотой Орды, был убит в 1352 году.
4 – Мор был в 1374 году.
5 – Сражение на реке Синюха произошло в 1362 году.
6 – представитель хана в городе, в обязанности которого входило общее управление,    наблюдение за правильным поступлением налогов и исполнением повинностей.
7 – Тимур-бек - среднеазиатский военачальник и завоеватель, более известен как Тамерлан.
8 –  Липишня - ныне река Липица.
9 – Ныне село Николо-Урюпино в Красногорском районе Московской области.
10 – Засека - оборонительное сооружение из деревьев, поваленных вершинами в сторону противника; ветки деревьев заострялись.
11 – Дрючёк - увесистая суховатая палка.
12 –  Богородская трава - чабрец.
13 – Кацея - разновидность кадильницы с ручкой.
14 – Апостольский пост - пост в честь святых Петра и Павла; начинается через неделю после Троицы, может длиться до сорока двух дней и заканчивается всегда 11 июля.
15 – Повольник - вольный, свободный человек, занимающийся разбоем и торговлей; ушкуйник.
16 – Ушкуйник - русский речной пират, промышлявший на Волге и Каме.
17 – Набег произошёл в 1360 году.
18 –Жукотин - русское название средневекового города Джукетау; находился на реке  Кама вблизи современного города Чистополь в Республике Татарстан.
19 – Кафа - средневековое название города Судак, в котором был большой рынок по продаже невольников.
20 – Утреня - ежедневное богослужение в Православной церкви, совершаемое по утрам.
21 -  Мирское имя - второе имя, данное человеку, помимо полученного при крещении.
22 – Обедня - русское название церковной службы у христиан, совершаемой в первой половине дня, то есть до обеда.
23 – В то время Хопёр огибал город с восточной стороны.
24 – Чакан - речной кустарник.
25 – Баскак - представитель Орды и сборщик дани.
26 – Эмир –  в мусульманских странах титул правителя, князя, предводителя.
27 – Темник – командир десяти тысяч воинов, состоящий под непосредственным начальством хана.
28 – Чингисхан – основатель и первый великий хан Монгольской империи.
29 – Новгородцы пришли в Урюпеск в 1377 г.
30 – Хазторокань - средневековый город Астрахань.
31  – Варяжское море - так в то время называли Балтийское море.
32 – Огневица – старинное название горячки, лихорадки с сильным жаром.
33 – Глотошная – народное название дифтерии, скарлатины или крупа.
34 –  Болгар или Булгар - столица средневековой Волжской Булгарии.
35 -  Вероятно, Белоус поведал о судьбе города Исхафан, взятого Тимуром в 1387 году.

Конец