Начало врачебной практики

В 1978 году я познакомилась с учреждением здравоохранения, ставшим первым и основным в моей профессиональной деятельности.

По окончании пятого курса Витебского медицинского института (в тексте сохранены названия организаций и учебных заведений по канонам того времени) я проходила врачебную практику на базе Барановичской городской поликлиники номер один. Она располагалась в центре города; мы же с мужем проживали на окраине.

Утром начинался сбор на работу. Муж быстренько убегал на двенадцатичасовую смену. Моя же подготовка к практике напоминала ритуал: я перекладывала в сумке-портфеле какие-то бумаги, конспекты, заправляла чернилами авторучку (шариковых ручек ещё не было).

С особым трепетом я осматривала и «примеряла» подаренный отцом фонендоскоп польского производства, предмет зависти моих институтских одногруппников. У подавляющего большинства студентов курса были «легковесные», быстро выходящие из строя советские слуховые аппараты; в Западной же Белоруссии была возможность «достать» импортный медицинский прибор.

Кто-то из сокурсников, прослушав моим фонендоскопом коллегу, заявил:

— Ну, таким прибором и глухой всё услышит!

Преподнося студентке «профессиональный» подарок, отец сказал, обратившись к маме:

— Вот, Анна, скоро и у нас будет личный доктор!

Мой отец, Лукашевич Гавриил Корнеевич, инвалид Великой Отечественной войны, награждённый за боевые заслуги четырьмя орденами и восьмью медалями, очень уважительно относился к профессии врача. Возможно, сказалось перенесенное в юности тяжёлое заболевание, практически неизлечимое в то время.

Вот как описывает моя сестра Татьяна Цыркунова этот случай в подготовленной по мемуарам отца и изданной ею книге «Пока мы живы …».

«Мне было лет пятнадцать или шестнадцать, когда я тяжело заболел, простудившись на зимней рыбалке на Выгоновском озере. Несколько недель у меня держалась высокая температура, а потом начался сильный кашель, который не прекращался ни днём, ни ночью. Кашлял я несколько месяцев. Мать предпринимала всевозможные меры, чтобы вылечить меня. Поила разными травяными отварами, натирала мне спину и грудь скипидаром, смешанным с топлёным гусиным жиром, поила горячим молоком, смешанным с мёдом и с различными жирами и т.д. Всё было напрасно, кашель не прекращался.

Отец отвёз меня в Пинск, к хорошему доктору. Тот меня прослушал, долго стучал по груди и по спине, и посоветовал отцу срочно отвезти меня в Крым на пару месяцев. Легко сказать, отвезти в Крым, а это было в начале тридцатых годов. Западные области Белоруссии находились под властью белополяков. Граница с Советским Союзом была настоящая, перейти её можно было только нелегально. Отец продал несколько волов, а на вырученные от продажи волов деньги мы и осуществили своё путешествие в Крым. Нелегально перешли границу, как переходили её члены КПЗБ (Коммунистической партии Западной Белоруссии), а дальше добирались, как придётся. Мы были в Крыму почти два месяца, за это время мой кашель совершенно прошёл. Я загорел и окреп.

Во время войны, уже, будучи в партизанских отрядах, сколько раз я простывал, сколько раз ноги промокали, спал и на снегу, и на сырой земле. Приходилось идти на задания и под проливным дождём, и в сильный мороз. И всё это мой организм выдержал, я ни разу ни заболел. Думаю, что благополучно перенёс я эти экстремальные условия только потому, что мой отец своевременно предпринял необходимые меры для укрепления моего здоровья. Мой отец, в отличие от матери, не был слишком щедрым человеком, наоборот, он был по-крестьянски прижимист, но благодаря своему природному уму и смекалке, он всегда понимал, что нужно делать в той или иной сложной ситуации. Для своих детей он ничего не жалел и всегда находил деньги, если они были нужны для их лечения или спасения».

В дальнейшем отец, проживший почти восемьдесят шесть лет, неизменно интересовался моими служебными делами, как и профессиональной деятельностью членов нашей многочисленной медицинской семьи.

Возвращусь, однако, к теме моей студенческой врачебной практики. В городской поликлинике номер один меня закрепили за стажированным врачом Позняк Ниной Николаевной, терапевтический участок которой находился в центре города, где проживали самые уважаемые и авторитетные люди.

К числу первых, безо всяких экивоков, я бы отнесла Героев Социалистического Труда, заслуженных работников отраслей народного хозяйства, инвалидов и участников Великой Отечественной Войны, Почётных граждан города Барановичи, персональных пенсионеров союзного и республиканского значений.

Ко второй категории относилась элита населённого пункта – работники городского комитета партии и городского исполнительного комитета. Сама принадлежность к «небожителям» постоянно подчёркивалась не столько первыми лицами города, сколько работниками вспомогательных служб: водителями, бухгалтерами, техническими работниками. На вопрос: «Кем Вы работаете?», данная категория трудящихся вначале гордо называла место работы «Горком, горисполком». И только потом негромко называлась занимаемая должность.

Вот и мне выпало счастье «вкусить» все преимущества работы врача, терапевтический участок которого располагался вблизи поликлиники. К началу утреннего приёма у кабинета собирались самые ранние пациенты, относившие себя к категории заслуженных людей; каждый из них стремился первым попасть к доктору.

Ситуацию регулировала участковая медицинская сестра. Собирая талоны на приём к врачу, она вскользь интересовалась состоянием здоровья пациента. В течение пяти минут у кабинета оставалось два-три человека; остальные сдавали анализы, проходили осмотр акушерки или снимали электрокардиограмму. В это время врач занималась приёмом больных, не отвлекаясь на «Мне только спросить!».

Будучи максималисткой, я не понимала, почему медсестра подменяет доктора, самостоятельно назначая обследование пациентам (тогда ещё не существовало понятий доврачебный приём, кабинет или отделение доврачебного приёма)?
 
Как-то раз в отсутствие медсестры в деликатной форме я поделилась своими сомнениями с Ниной Николаевной.

— Ну что Вы, иначе нельзя, они у нас все «главные» и в кабинет могут одновременно зайти пять человек! – был ответ.

Тогда я ещё не знала о высказывании талантливого литератора Игоря Губермана о «главных», как нельзя лучше подходящее в данном контексте:

— «Есть категория людей, которые и на похоронах хотят казаться главнее покойника».

За месяц практики я никогда не видела Нину Николаевну раздражённой или чем-либо недовольной. Тактичная, выдержанная, мгновенно «переключающаяся» на тональность пациента, она прекрасно ладила с населением своего участка, в том числе, и с самыми «главными». Учила меня азам практической медицины, с первого же дня называя доктором и коллегой. На визиты же, несмотря на моё неудовольствие, «не пущала». Всячески отговаривалась:

— Там очень конфликтный пациент, не любит говорить про свои болезни при посторонних.

– У меня сегодня только три «актива».

— Не следует Вам туда ходить, неизвестно, какая там может быть инфекция!

Причина отстранения меня от оказания помощи на дому была чрезвычайно проста и очевидна. Я была «глубоко беременна» и спустя месяц родила старшего сына Дениса.