Последняя электричка. Фантастический роман. Гл. 23

Ночь для нас с Петей прошла спокойно. Мы дежурили по четыре часа. Костра не разжигали, чтобы нас никто не заметил, хотя на всякий случай приготовили кострище из валежника. Было тепло. Ни тебе вездесущих комаров, ни гнуса. Да и ночные птахи нас не беспокоили. Может их здесь и не водилось вообще. Разве что иногда недалеко от нашего ночлега шуршали сухими листьями какие-то мелкие зверьки. А может, это ветер?
Утро распоясалось игривым солнцем. На небе ни облачка.
Хотелось выпить хотя бы чашечку кофе без сахара на завтрак, но у нас кроме воды ничего не было. Что делать? Мы попили с Петей воды вместо кофе и молча отправились в путь. Нам казалось, что до Пограничья не так уж и далеко. Однако, если бы мы знали, что перед нами встанет непреодолимая преграда, то, наверное, избрали бы другой путь. Пусть он был бы и в два или в три раза длиннее. И виновницей была широчайшая река, которая полукругом раскинулась прямо перед нами. Куда она несла свои буйные воды — да кто ж его знает?
Мы с Петром, разочарованные, стояли на возвышенности перед рекой как вкопанные.
Что же делать? Как поступить?
— Всё, приплыли, — только и сказал растерянно Петр. Сказал то же самое, что у меня не успело сорваться с губ.
Я кивнул головой и добавил:
— Короче, притопали не в то место…

* * *
Мы стояли с Петром словно на перепутье. Я тогда вспомнил, понятно, не дословно, что  как-то Эйнштейн, говорил о том, что «если вы не можете объяснить, что делаете, значит не стоит подобного делать». Об этом подумал и Петр, поскольку он, повернувшись ко мне, только сказал:
— Ты, Володя, только что думал  о высказывании Эйнштейна?
Я едва не рассмеялся:
— Их у него немало.
— Ну, о том, если ты не можешь объяснить, что делаешь, значит не стоит подобного делать…

— Как в воду глядел.
— А многие злопыхатели могли бы сказать, что мы не из одного теста сделаны…
Мы вместе рассмеялись. Громко, заливисто, как в детстве или в юности что даже самим неожиданно стало весело. Хотя, о каком детстве Петра могла идти речь? Ему всего от «рождения» какой-то месяц, а, может, и того меньше. Однако он не несмышленыш, а такой, как и я, уже немолодой мужчина, да нет, уже дедушка-«пенсионер»!
 — Может быть, нам, не подготовившись, и не стоило сломя голову бросаться в бега? Как же, на волю захотелось,— неожиданно то ли спросил, то ли утвердительно сказал Петр.
— Думаю, Петя, что стоило, — сказал, как отрезал я.
— И я так думаю, — произнес Петр и вздохнул. — Конечно стоило нам чуток повременить, подготовиться, и тогда… Но в то же время, а смогли бы мы с тобой, Володя, допустим через час-два, или через сутки, после «пробуждения» сбежать из Лаборатории Компилляции?
— Почему-то верится с трудом. Они, скорее всего не рассчитывали, что у нас с тобой все так быстро получится, что мы очнемся после проделанных с нами процедур, очухаемся  намного раньше планируемого ими. Поэтому и не поставили в нашей палате, или за ее дверью «сторожа», а нам не «вживили» следящих «жучков»…
Петр кивнул.
— Ладно, как бы там ни было, через эту широченную хоть и местами не бурную реку нам не то, что не переплыть, но и не перебраться, плот не построить, не чем валить деревья, левитацией у нас с тобой и не «пахнет», — начал я, а Петр продолжил:
— Значит, пойдем вдоль реки.
— И что это изменит? Судя по ее величине, река-то не короткая и, уверен, где-то и сварливая…
— И опять же, что прикажешь делать? Мы с тобой голодны, есть совершенно нечего. Не жевать же одну траву? Мы-то не жвачные животные. Вот им-то здесь повезло бы! Скорее всего этот мир или эта параллель предназначена не для нас, людей. Хотя, может, я уже и не человек, а только его копия, может, робот какой-то, или искусственный интеллект... Хотя есть и мне хочется до немогу… Вот бы найти хоть какие-то Врата, чтобы перейти в иную нужную нам параллель, наесться там до отвала, а затем можно и назад, искать проход в Пограничье.. Как ты думаешь, Володя.
Я только улыбнулся, но улыбка эта была вымученная. Что я мог ему ответить, если мои путанные мысли несли такую абракадабру, такой ломаный «симфонический» концерт создавали в моем мозгу, что мало не покажется.
— Молчишь?
— А что говорить? Это был мой первый побег от «вербовщиков» и после того, как я… С каждым новым переходом я ощущал, что всё больше и больше теряю свое «я», Петя. Конечно, скорее всего, мне так казалось. Но всё равно, если сложить все мои переходы, то получалась какая-то белиберда, если хочешь. Я в них, в этих межпараллельных переходах так запутался,  как муха в крепкой паучьей паутине. Мне бы выбраться оттуда, ан нет — зная практически все коды, которые мне словно кто-то исподволь диктовал перед очередными Вратами, я никак не мог «пробраться» и увидеть, а затем и пройти в мои Врата, во  Врата, за которыми простирается, живет своей жизнью моя параллель… Но я должен был лично расшифровать свой код, чтобы не бросаться во все стороны. Но как его расшифровать, если я даже не знаю его, зашифрованного…
— Ладно, пойдем вперед, может впереди что-то найдем перекусить. Два дня без еды, это много. У нас в желудках давно уже пусто, одна вода.
— И что прикажешь делать? Жевать эту сухую и неизвестно, не отравленную ли траву, или листья деревьев? — спросил я у Петра.
— Ничего я не приказываю, — обидчиво, что было впервые, ответил Петр.
— Ладно, замяли. Думаю, что мы все же что-то найдем пожевать, — сказал я. — Ведь нашлась же тогда кладка яиц и «сливы». И еще, через такую огромную реку должен быть где-то либо мост, либо какой иной переход, или Врата…
Петр глубоко вздохнул, затем поднял свой тощий рюкзак, в котором не было практически ничего, и забросил его на плечи. —  А ты рассказывай, Володя, по дороге о своем первом побеге. Это довольно интересно. Да и когда слушаешь, не так сосет под «ложечкой». Вот, возьми на подмогу, — Петр протянул мне выломанную в подлеске длинный дрын.
Я согласился, тоже одевая свой, совершенно пустой рюкзак. Так, немного цепкой ткани на лямках, которая чуть согревала мою спину, взял с благодарностью дрын. Мы, еще раз окинув ширь и гладь реки, взяли чуть правее от нее, которая тоже забирала вправо и медленно пошли впред. Что мы могли найти, что нас ждало впереди, мы не знали, но не оставаться же на месте и ожидать ожидаемого?
— Ну, чего молчишь? — спросил Петр, — рассказывай. О твоих скитаниях по межпараллелях я ничего не знаю. Словно те, кто меня копировал с тебя, просто взяли и стерли эти твои воспоминания и о Вратах, и о межпараллелях…
— Так ты ничего не знаешь? — удивился я. — Я думал, что и мои путешествия тебе оставили при копировании…
— Я знаю только про бешенную электричку, в которой тебя завербовал какой-то Клейменов и иже с ним… И то не всё… Так, какие-то отрывки, как кусочки рваной бумаги, которую разносит сильный ветер по всему околотку.
— Тогда, хоть и коротко, расскажу. Я на самом деле не мог ничего объяснить даже себе, как у меня получались переходы в межпараллели? Конечно, лучше бы я не сигал во Врата, которые выстраивались в моем мозгу, как по ранжиру. Я просто читал все коды входа даже в те межпараллели, в которые мне не следовало соваться.
Я всё время, переходя из одних параллелей в другие, находился в опасности.  Понятно, что меня видимо искали и ловили «вербовщики». Вернее, их начальники, но пока у них ничего не получалось. Я же каждый раз распадался в переходных отсеках или в тоннелях Врат на молекулы и атомы, или и того меньше и возрождался, если можно так сказать, когда меня «собирали» перед выходом, вернее, перед входом в иную параллель.
Скорее всего, я, сам того не осознавая, изменил их правила, стал нарушителем всех их уставов и положений, если они существовали у хозяев этих параллелей. Опять же, я так толком и не узнал, зачем «вербовщики», будь они неладны,  крали людей из нашей параллели то ли в свою параллель, то ли их центральную станцию, в Лабораторию Компилляции или просто на свою планету, если она существовала вообще.
— И ты на самом деле так и не узнал ничего? — спросил Петр.
— Ничего. Считаю, что пока ничего. Я думал тогда о том, что, возможно мой «побег» когда-то может закончиться, и я попаду либо в свою параллель, что будет для меня бдагом, или же буду скитаться по неизвестным мне параллелям до тех пор, пока у меня хватит сил…
— Ты знаешь, Володя, кажись, у меня как будто притупилось ощущение голода.
Как только Петр напомнил о еде, мне до коликов в желудке захотелось есть. И еще, несмотря на то, что я только что напился воды, вдруг в горле и во рту пересохло так, что казалось, что язык мой намертво приклеился или даже прирос к нёбу.
— Чего молчишь? — удивленно спросил, остановившись Петр. — Тебе что, плохо?
Я только помотал головой, затем протянул руку за спину и достал из рюкзака бутылку с водой. Пил взахлёб, не экономя, поскольку знал, что воды у нас немало — почти рядом течет огромная река… Спустя минуту отпустило, и я смог говорить.
— Да всё уже нормально… Немного в горле пересохло, — сказал я и положил в рюкзак бутылку с остатками воды…
— Так, — Петр  взял бразды на себя. — Мы прошли не мало, пора устроить и небольшой привал. Согласен?
Я кивнул, в знак согласия, снял со спины рюкзак, подошел к дереву и, бросив рюкзак сел в густую траву… Рядом примостился Петр и смежив веки, начал дремать…