Часть 3. Прерванный полет. Эпизод 3

  Его звали Степан, Степашка, как он представился мне. Маленький белобрысый пацан, потерявший свою маму. На вид лет пяти-шести, немного шепелявит, но от этого не менее привлекательный. Вот уж никогда не чувствовал за собой розовых соплей при виде ребенка. Сколько таких бегало по бункеру, однако ж вот оно, взялось неизвестно откуда щемящее чувство. Да и мальчишка, увидев меня, идущего на его плач, вцепился в меня, как в родного.

  Из путаных слов Степашки, я понял, что его родители, или мама, на время своей болезни, отвела мальчишку к своей сестре, в соседний поселок, обещая забрать его при первой возможности. Произошло, скорее всего, с месяц назад. Мальчик скучал по маме, прося тетку сводить его к ней, та обещала, но не успела, свалившись с острым приступом аппендицита. Тетка жаловалась на боли в животе, ее рвало,  было холодно (поднялась температура). Возможно, у нее случилось временное облегчение, что чаще свидетельствует о прободение аппендикса, они  собрались идти. Вот тут-то ее скрутило окончательно, и она, корчась от интоксикации брюшной полости,  скончалась через несколько часов от разлитого перитонита.

  Сколько времени пришлось пацаненку сидеть у тела мертвой тетки, одному богу известно. Соседей вокруг не было, а те, что жили на краю поселка, по какой-то причине не открыли ему двери. Степашка, этот малышок, самостоятельно решил вернуться к маме. Собрав свои нехитрые пожитки, он отправился через лес по знакомой тропинке, но так и не дошел до деревни. Его в лесу застала ночь. Переночевав среди корней какого-то дерева, замерзнув и всю ночь проплакав,  он с утра элементарно сбился с пути, повернув не на ту тропку, где уже в преддверии новой ночи, я его и нашел. Пережил бы он вторую ночь в лесу?  Возможно, но ему крайне повезло, что я его встретил.
Мы переночевали на развалинах какой-то фермы. Конечно, для пацана это были не райские условия, но учитывая, как он всю предыдущую ночь просидел в лесу, вздрагивая от страха и холода, здесь хотя бы была крыша над головой и тепло от  костра. Степашка  свернулся калачиком у моего живота, уткнув свой нос мне в подмышку. Я боялся шевельнуться, сон у мальчишки был чуткий. Закемарил я только под утро.

  Развернув карту местности, я потратил полчаса  в попытках выяснить у  Степана  название поселка, где живет его мама, но мы так и не пришли к общему знаменателю. Мальчик не знал. Пришлось решать проблему самому. В округе было очень много деревушек вокруг леса. Степка говорил, что его деревня находилась на краю леса, а в теткину попасть можно по тропинке через лес. Это сократило количество деревень до шести. Уж не знаю, зачем я взял на себя такую ответственность, любой другой давно бы бросил его одного. В жестких условиях закона джунглей, когда идет выживание самого сильного, недопустимо забывать главный закон человечества: нельзя обижать ребенка. Поиски Ангела пришлось отложить на неопределенное время, ибо страх и слезы ребенка для меня были превыше личных интересов. Ни боже мой, я не хочу выставить себя этаким супергероем, спасителем всей обиженных и оскорбленных. Я видел, КАК смотрел на меня этот пацаненок своими большими открытыми глазенками и верил в меня безоглядно.

  Мы двинулись в путь. Не зная этих мест, мне оставалось лишь надеяться, что Степан все-таки вспомнит свой дом, свою улицу при  условии, что мы найдем его деревню.

  Первые три населенных пункта на нашей дороге оказались пустышками,  незнакомыми Степашке. Да и как, населенные пункты? Мертвые безлюдные  деревеньки, заросшие  огромными кустами борщевика и чертополоха.  На всё про всё у нас  ушло полдня. Чаще всего я нес мальчишку на своей спине, он мало что весил, честно говоря. Мой рюкзак и то был больше, но Степашка чувствовал себя неуютно от того, что мне приходилось его тащить на себе. Парнишка предпочитал топать своими маленькими ножками самостоятельно, не понимая еще, что этим задерживает нас по времени. Я не старался его отговорить и что-то объяснять. Он многое понимал и старался быть не в тягость взрослым. У него была сейчас одна цель – найти маму. Я поневоле задумался о своей матери. Выжила ли она в ядерном огне? Успели ли они с отцом уйти из города перед тем, как жахнуло в соседнем крупном мегаполисе? Спрятавшись в бункере, я старался не думать о том, что не смог их спасти. Возвращаться в наш городок и искать их на месте не имела смысла. Я знал, что  городка больше нет. Он стоял на крупной трассе М5 как раз на пути беженцев из мегаполиса. Такие вот городки подвергаются нашествию испуганных, обозленных, голодных людей, потерявших всё, вплоть до общих ценностей и человеческого облика.

  К вечеру мы вышли к четвертой деревеньке, обозначенной у меня карте. Ею оказалась как раз район проживания тетки Степана. Оставив пацана на улице, я зашел в дом, едва успев заткнуть нос. Тело покойницы еще не начало этапы разложения, но вся ее работа организма при жизни не вызывало приятных ароматов. Я торопливо осмотрел тело. Мой диагноз подтвердился. Ее убил аппендицит, так не вовремя воспалившийся после судного дня, когда вся медицина приказала долго жить. Выкопав яму во дворе, я похоронил тело и попытался по-быстрому прибраться в комнате, где умирала женщина.  Но все мои попытки ни к чему не привели. Запах рвоты и испражнений оставались витать в воздухе. Ни о каком ужине, и уж тем более о ночевке в доме и речи быть не могло.  Пришлось вскрывать дверь в соседский дом.

  Утром двинулись знакомым для Степана маршрутом  по лесной тропе. Он бежал чуть впереди меня в ожидании радостной встречи с матерью, когда между нами раздалась автоматная очередь.  Мальчишка упал. Я застыл на мгновенье от ужасной мысли, что его убили, но тот сгруппировался и откатился с тропинки в кусты. Бросившись вперед, я подмял под себя его тельце, пытаясь вычислить стрелка. Он не заставил себя долго ждать, дав очередью у меня над головой. Толкая Степана вперед, я одиночными выстрелами вел огонь по кустам. Стрелок не отставал, оставаясь невидимым для меня. Я не понимал, почему он всегда стрелял поверх моей головы, пока не вышел на полянку и не оглянулся.

  Полукругом, явно ожидая, стояла группа вооруженных людей с направленными в мою сторону стволами автоматов. В центре полукруга стоял мужчина неопределенного возраста, держа руки за спиной, а рядом с ним, солдат, удерживая брыкающего Степашку.
- Не советую сопротивляться, - холодным, металлическим голосом произнес мужчина. – Иначе первым погибнет мальчишка.
Скрепя зубами, я бросил свой автомат под ноги мужчине и поднял вверх руки.
- Что вам надо? – спросил я.
- О, абсолютно ничего, - ответил он, и странно так усмехнулся.
Почувствовав удар сбоку, я перестал интересоваться всем на свете и ушел в небытие. 

  Дальнейшие события помню с трудом. Очнулся в белой комнате, так похожей на больничную палату, за исключением, что в ней не было окон, и вся мебель состояла из моей кровати и стойки с капельницей, подведенной к моей руке. Я приподнялся на руках, чтобы взглянуть на закрепленный пакет с вливаемым раствором, но не смог. Головокружение заставило меня упасть на подушку, и я вновь потерял сознание.
Следующим моим пробуждением стала боль от укола, который мне ставили в район плеча. Изловчившись, я перехватил руку со шприцом. Человек, который ставил мне укол, испуганно взглянул на меня, пытаясь вырвать руку из моих ладоней.
- Где я? – хрипло спросил его. – Где мальчик? Что, черт возьми, ты мне вколол?
Он молчал. Действие препарата оказалось мгновенным. Почувствовав растекающуюся слабость во всем теле, я отпустил его руку и снова уснул.

  Люди вокруг меня менялись с калейдоскопической быстротой. То люди в белых халатах с медицинскими масками на лице; то вооруженные до зубов бойцы. Пару раз в поле зрения возникал тот мужик неопределенного возраста без каких-либо опознавательных знаков, больше молчал, чем о чем-либо спрашивал. На мои же вопросы я так и не услышал ни единого ответа. Где меня содержали, для чего, и главное, где находился Степан и что с ним делали, я не знал.  Сон вплетался в явь, путая сознание. Несколько раз я пытался встать с кровати и даже подходил к дверям, но на пороге тут же оказывались ребята в форме, и настойчиво укладывали меня назад. Пару раз приходил в себя в операционной, когда надо мной склонялись хирурги и что-то колдовали в области головы, крепко зафиксированной скобой.
  Разговаривал со мной только анестезиолог, задавая вполне профессиональные вопросы о моем самочувствии, если у меня облегчение или наоборот. Все попытки выяснить, что, в конце концов, происходит, не приводили к результату. Не спрашивая моего разрешения, они продолжали экспериментировать надо мной, держа  чаще всего в бессознательном состоянии. Других больных, я не видел. Все мое существование здесь заключалась только в этой белой комнате с кроватью.
Очень беспокоила судьба мальчика. Если они и с ним проводили такое же, как со мной, то ему не позавидуешь. Многие препараты, вводимые мне в вену, весьма болезненные. После них, я чаще всего впадал в беспамятство и спал долго,  беспокойно, с кошмарами. В себе я не ощущал никаких изменений после приема  лекарств и операций, но голову исполосовали знатно. Ладно, что мой хвост на затылке не тронули, а вот весь основной волосяной покров сняли. Придется еще долго лысиком ходить. Человек вообще странное существо. Находясь практически в тюремной камере, я расстраивался о будущем, меня волновала моя лысая голова, и как на нее среагируют другие. Ну, ладно, кому я вру, как на нее среагирует Варька. О ней, в последнее время думал мало, мой мозг затуманенный действием лекарств, не вызывал о ней воспоминаний и мыслей. Но от этого, она не стала мне далекой и чужой.

  Не имея представления, сколько я уже валяюсь тут, и выпустят ли меня отсюда, я все же надеялся, что найду ее.

  Очнувшись в очередной раз от кошмарного сна, я нарвался на взгляд мужчины. Он стоял рядом с кроватью, держа руки за спиной. По ходу, это была его любимая поза. Поднявшись на изголовья кровати, я вновь задал ему мучавший меня вопрос:
- Где я? Что, черт возьми, вы творите со мной?
-  Это неважно знать, - впервые он ответил на мой вопрос. – Главное, что происходит внутри вас, молодой человек.
- А что происходит внутри меня?

  Мужчина усмехнулся и сложил свои руки на груди. Его ладони, несмотря на теплое помещение, были в перчатках.
- В свое время вы все поймете.
- Где мальчик?
- С ребенком все в порядке, не беспокойтесь о нем. Он ничего не будет помнить.
- Вы отпустите нас?
- Гораздо быстрее, чем вы думаете.
- Так все же, зачем я вам понадобился? Что за эксперименты вы вели надо мной? Вы сделали краниотомию черепа – зачем? У меня, слава богу, не было показаний к ее выполнению.

  Брови мужчины поползли наверх.
- Вы знакомы с медицинской терминологией?
- Я сам врач.
- Не знал, не знал.
- А никто особо и не интересовался. Сколько я здесь?
- Две недели. Ваши показатели в норме, так что собственно держать вас здесь дольше бессмысленно. 
- Вот так, да? Бессмысленно значит. Затравили препаратами, исполосовали череп, моего мнения не спрашивали и бессмысленно?

  Уж не знаю, что он прочел в моих глазах, но шарахнулся от меня в сторону. В дверях тут же появились двое: один в военной форме и с автоматом, другой – в медицинской и со шприцом в руке.
Я не стал сопротивляться. Убить не убьют, в меня же столько денег вложено. Хотя какие сейчас деньги? Если и, правда, отпустят, как они меня отслеживать будут? Вживили в череп микрочип? Он для слежения или сработает как средство уничтожения объекта, то есть меня?  Надеюсь, что нет.

  Я протянул руку для доктора, он торопливо всадил лекарство и тут же ретировался из комнаты. Солдатик еще некоторое время контролировал ситуацию, а я с усмешкой глядел в глаза мужчине, пока меня не сморило.

  В себя приходил долго, меня кто-то тормошил и звал по имени. С трудом разлепив глаза, я увидел напуганные глазенки Степана. Сграбастав паренька, я, впервые в жизни, обнял ребенка и обрадовался тому, что с ним было все в порядке. Он ничего не помнил из этих двух недель, как и обещал, кто бы он ни был. Для Степашки было странно видеть мой слегка отросший ежик на голове, он же помнил меня более волосатым. Я выяснил, что последнее, о чем помнил пацан, это то, как он упал на тропинку и уснул, в его понимании. А когда он проснулся, не мог долгое время разбудить меня.

  Я огляделся: нас высадили на том же месте, где впервые прозвучала автоматная очередь. Засиживаться не стали. Я не знал, сколько времени было на тот момент, но по внутренним часам, скоро должно вечереть, а я бы хотел засветло привести его в деревню и сдать в руки матери.

  Протопав еще с час, мы вышли, наконец, в знакомую ему деревушку. Мать Степашки оказалась болезненной женщиной, по всем симптомам просматривались эндокринное заболевание, но эндокринология была не моей стихией. Оставалось надеяться, что Степашка успеет вырасти к тому моменту, когда мать уже не сможет обслуживать себя сама.

  Женщина обрадовалась приходу сына и испугалась одновременно. Я рассказал ей, что произошло с ее сестрой и о том, как я похоронил тело на заднем дворе. Женщина, в знак благодарности попросила меня пожить в ее доме некоторое время, но я решил не задерживаться. Остался только переночевать, чему был рад Степашка, торопливо и путано рассказывая и показывая мне свои книжки и игрушки, то, что составляло его маленькую детскую вселенную. А утром, когда мальчик еще спал, я ушел от них, чувствуя, что мой рюкзак заметно потяжелел. Несмотря на полуголодное существование, эта женщина поделилась со мною последней едой и одеждой.

    Постепенно мысли о том, где я провалялся последние две недели и какого лешего они со мной делали, отходили в сторону под тяжестью ежедневных попытках выживания. Зачем задумываться о том,  на что повлиять не можешь? Кроме шрамов на голове и следов инъекций на теле, никаких других изменений я за собой не замечал. Они отпустили нас и на этом спасибо. Я внимательно осмотрел тело Степана, никаких посторонних следов на нем не обнаружил. Скорее всего, его память подчистили при помощи гипноза. Будем надеяться, блок в памяти мальчишки так и останется до конца его жизни.

  Я шел дальше, неизвестно куда, не зная, как и где находиться Ангел. Приходила мысль, что за это время они вполне могли бы вернуться в бункер, пока я здесь ищу приключения на пятую точку. Но я упорно шел вперед, несмотря на скулящее чувство пойти назад. Была уверенность, что они, Ангел и Кот встретятся мне на пути. Может, эксперимент над моими мозгами начинал влиять на меня? Как знать, не исключено, что и у меня будут, а возможно уже есть какие-нибудь сверхспособности, только я их еще не осознаю. Как у Ангела. А что? Почему бы и нет. Ага, мечтай мечтатель. Не слишком ли много экстрасенсов на один квадратный метр?

  Мои мечты едва не привели к гибели. Лишь в последнюю секунду, где-то на грани инстинкта, я почувствовал опасность. Спрятавшись за толстым стволом дерева, я замер. Мимо меня шли двое. Они не разговаривали, поэтому я их и не слышал. Сделай я  еще шаг, и столкнулся бы с ними лицом к лицу, а там - один ствол против двух. Результат был бы не в мою пользу. Выждав, когда эти скроются в лесу, я дал себе команду дышать.
- Сверхспособности, говоришь? – вслух спросил сам себя и, сплюнув, заставил себя прекратить думать на посторонние темы, двинулся дальше.

  Боль в горле застала меня утром, когда  проснулся в заброшенном доме деревушки. Как только я попытался подняться на ноги, головная боль и головокружение  прижали меня к полу.  Давно я не болел, и начинал забывать, насколько это неприятно и болезненно.  Дав себе немного полежать, я потихоньку заставил себя подняться на ноги. С собой никаких лекарств не было, как-то не рассчитывал простудиться в дороге. Поставив греться воду на таблетку сухого горючего, я обследовал комнатушки дома, где провел ночь, на предмет завалявшихся лекарств. Я был согласен и на просроченные, лишь бы найти что-нибудь подходящее. Увы, до меня здесь уже побывали, а идти в соседние дома силенок было маловато. На свое счастье, в кухне нашел коробку старого доброго, проверенного временем, гидрокарбоната натрия или выражаясь проще, пищевой соды. Прополоскав горло, и выпив раствор воды с содой, я завалился спать.
   Просыпался несколько раз, вновь полоская горло и вновь спал. Двое суток выпали из моего сознания полностью. Во сне ко мне приходила Ангел, она звала меня за собой, но как только я пробовал ее догнать, она вновь была где-то далеко и призывно махала мне рукой. У ее ног кружилась какая-то собака. Пытаясь узнать, почему она променяла Кота на собаку, я просыпался в холодном поту, с трудом соображая, где я нахожусь. Облегчение почувствовал лишь на третьи сутки, когда во мне проснулся зверский аппетит. Чувствуя все еще слабость в теле, попробовал пройтись по соседним домам, где нашел-таки парочку антивирусных препаратов.

  На пятые сутки боль в горле отступила, а головная продолжала преследовать меня. Я не в курсе, насколько сильная была боль у Ангела, если она принимает очень  мощные анальгетики, но за эти дни я научился ей сочувствовать, побывав в ее шкуре. На седьмые сутки пребывания в уже опостылевшем доме я, наконец, решил с утра идти дальше.

  Слабость после болезни давала о себе знать. Шагая вперед,  часто останавливаясь на отдых с мыслями, что явно переоценил свои силы и рано двинулся в поход. Вокруг темнело, а я никак не мог найти место для ночлега. После болезни спать на земле боялся, голодный и злой, топал вперед, пока где-то далеко не раздался одиночный выстрел.  Откровенно струхнув, я развернулся в противоположную от звука сторону и, проплутав еще пару километров, вышел на грунтовую дорогу, ведущую к мосту. За мостом впереди чернели высотные здания города. Свернув чуть ли не в первую высотку, я забрался на десятый этаж, придя к решению еще дать себе поваляться сутки-другие. Благо в квартире было, где поспать, чем укрыться и, главное, что пожрать, не прикасаясь к моим запасам. Утром на книжной полке нашел книгу, которую давно, еще в довоенные времена планировал почитать. В общем, двое суток простоя, я развлекал себя, как мог.
 
  Сидя у окна и смотря в темную беспросветную тьму, вдалеке, на уровне девятого этажа, заметил свет. Стало интересно, неужели здесь еще теплилась жизнь? Или такой же странник как я остановился в этом мертвом городе на ночлег?
 Утром первого июля, находясь буквально на соседних улицах, друг от друга,  мы с Ангелом разминулись всего на полчаса.

    Продолжение на: http://www.proza.ru/2020/03/12/821