Волшебные камешки

Дуська заболела. Сначала Аркаша привез ее из садика грустную (она даже не корчила рожи в окно по дороге), вечером отказалась от любимых фруктов, а потом уже лежала в кроватке, печально смотрела в пустоту и молча вздыхала.

Сначала лечились травками и малиной. Няня Надя, бабушка и Милка сидели с Дуськой по очереди. Сутки, двое, трое – температура, грустные большие глазки и вздохи. Аркадий Семенович сбегал пораньше с работы, спрашивал у жены полушёпотом: «Ну, что? Легчает?», Мила качала головой и говорила, что, возможно, придется в больницу.

На третий день вечером Аркадий Семёнович бочком протиснулся в детскую с кружкой чая. Дуська неспокойно спала. Он сел на край стула, как-то по-мальчишески с тревогой вытянувшись. Одолевало беспокойство: «Ну, что же ты, дочка…»

Вдруг, словно из забытья, девочка хрипло прошептала: «Папа, а покажи перо Жар-Птицы». Аркадий вздрогнул как простреленный и виновато пробормотал: «Дочь, я его потерял».

Дуська села в кровати, умоляюще посмотрела на отца и спросила: «Ну, папулечка, может, ты его на работе оставил? Пожалуйста, ну, вспомни?»

Аркадий Семёнович будто просмотрел в памяти кинопленку с эпизодом той ссоры с Милой, в процессе которой светящееся перышко медленно улетало в окно, и совершенно убитым голосом произнес: «Нет, малыш, его у меня в окно унесло. Сквозняком. И я… я не успел поймать». Аркадий надеялся, что сейчас начнется такой желанный теперь скандал с упреками, который свидетельствовал бы о том, что девочке полегчало… Но Дуська отвернулась к стенке и только прошептала: «Ну, как же ты так, папуленька? Оно же было волшебное, из Зазеркалья».

Таким беспросветным неудачником Аркаша, пожалуй, себя еще не чувствовал. Он поплелся в кабинет, рухнул там на диван и тоже впал в беспокойный, совершенно без сновидений полусон-полубред. В этом забытьи он пребывал, пока среди ночи его не растолкала взвинченная зареванная Милка со словами, что нужно срочно вызывать скорую и везти ребенка в больницу, потому что это уже не шутки, и сами мы не справляемся.

Он проводил жену и дочь в больницу, сам вернулся домой крайне тревожный и до утра, как медведь в клетке, вымерял шаги по кабинету, вспоминая, как будто бы вчера так же ходил по квартире, отправив Милу в роддом. Теперь еще страшнее и непонятнее.

«И надо ж, как ей это перо в голову-то втемяшилось», - почему-то он вспомнил сейчас свое детство. Как он, пятилетний Аркаша, набрал однажды на реке в деревне целое ведерко волшебных светящихся камушков. Они переливались на солнышке и весело брякали в кузове его игрушечного самосвала.

Мама категорически не видела, что камешки волшебные и сияют ярче бриллиантов, а над тем, что они исполняют желания, вообще громко смеялась. Вместе с  подругой тетей Маринкой и двумя соседками.

Несмотря на родительский приказ оставить камни в деревне, Аркаша тщательно замаскировал их среди своих нехитрых игрушек и привез в город. Одну ночь ему удалось понаблюдать, как камешки светятся в темноте. И одно его желание, которое он камешку прошептал, исполнилось: отец в этот день пришел с работы раньше, и они вместе сходили в парк культуры покататься на колесе обозрения.

Вечером мама стала ругаться, потому что по дороге из парка отец выпил пива из большой желтой бочки. Она неосторожно хлопнула дверцей шкафа, и Аркашины сокровища выпали из тайника и рассыпались по полу их комнаты. Мама пришла ярость и с криками «вот только россыпи булыжников нам в коммуналке еще не хватало» перекидала все камни в клумбу под окном. Благо был первый этаж.

Клумбу высаживала и охраняла наводящая ужас на всех детей округи своим ведьминским видом соседка Зинаида Петровна, так что после пары попыток подойти и разглядеть в зеленых зарослях хоть один свой волшебный камушек, Аркаша оставил эту обреченную на провал затею.

Забылся сном Аркадий Семёнович только под утро, да и то совсем скоро из больницы вернулась утомленная Мила, потому что там какой-то эпидемический ажиотаж и мест совсем нет. Дуську оставили в отделении одну. Аркаша и так был после такой ночи в состоянии «подымите мне веки», а теперь вообще приуныл. Дусенька… и как она там будет совсем одна?

Вдруг Аркаша вспомнил, что у него на сегодня назначена беседа с патроном. Ох, Василий Аристархович, вечно же выберет время, будто чувствует, что Аркаша без сил… Пока в таких думах Аркадий бродил по квартире из спальни выползла Мила: «Зайчик, воспитательница написала в вайбер, нужно срочно забрать из детского сада Дуськины вещи, которые там остались. У них дезинфекция из-за того, что многие заболели. Заедь, пожалуйста, я вообще вне себя от усталости. Можешь?»

«Да. Конечно», - Аркадий Семёнович скользнул взглядом по длинным волосам и спине уходящей обратно в спальню жены. «Красивая она у меня все-таки», - подумал, будто сам перед собой хвастаясь.

Вышел из дома, прыгнул в машину. Что за шутки? Не заводится. Попыхтел, попробовал еще раз. Неудача. Разбираться некогда. И Милкину машину как назло только вчера в сервис отогнал после того, как она в мусорку врезалась накануне. Как всегда, всё к одному. Такси? Аркаша вспомнил новосибирского таксиста-ловца золотых рыбок и поморщился. Еще ж и в садик надо. Ладно, детский сад на соседней улице. Сейчас он заскочит за вещами, а там прыгнет в маршрутку – четыре остановки всего же. Конечно, он лет семь не ездил на общественном транспорте… «Зато буду ближе к людям», - хмыкнул Аркадий Семёнович, вспомнив заветы патрона.

Доскакал до детского сада. Привычный вход оказался заперт. Сделал круг, дергая все двери по очереди… Кто-то же тут делает эту дезинфекцию? Вдалеке на площадке в песочнице ковырялись две девочки. Аркадий Семёнович начал вертеть головой в поисках воспитательницы. Вдруг кто-то сзади настойчиво подёргал его за рукав.

«А вы папа Дульсинеи? Мне птички рассказали, что она заболела, - ушастый мальчик в кепке, выпучив глаза, продолжал дёргать Аркадия за рукав, - у меня для нее подарок есть. Это настоящий волшебный камень. А Дуся у вас болеет, потому что боится, что вы разведетесь с ее мамой». Мальчик порылся в кармане свободной от удерживания Аркадия Семёновича рукой и вытащил оттуда увесистый серый кусок щебня.

«Эээ», - опешив, только и смог промолвить Аркаша. Потом немного проморгался и узнал Дуськиного товарища Шурика.

«Вы только не выкидывайте, он настоящий – из Зазеркалья», - Шурик еще больше вытаращил глаза и доверчиво смотрел Аркадию Семёновичу прямо в душу.

«Нет, нельзя ребенка расстраивать, возьму, а по дороге выкину», - подумал он и протянул руку за щебнем. А потом сказал уже вслух: «Большое тебе спасибо!»

Вдруг откуда-то как из-под земли выскочила воспитательница: «Шурик! Опять ты к людям пристаешь? Иди играть к девочкам! А вы к кому, мужчина? Ой, извините, вы за Дусиными вещами, сейчас вынесу». Девушка выпалила все это и снова исчезла.

«Вы положите камень в сумку, а то потеряете. Он только кажется таким большим, а на самом деле легкий, как перышко», - Шурик опять дергал Аркадия Семёновича за рукав. Мужчина смутился. Пришлось открыть портфель и сунуть камень внутрь в надежде, что он ничего не попачкает. В этот момент снова прискакала воспитательница и принесла герметично упакованные в целлофан два розовых Дуськиных носка. «Перестраховщики, - опешил Аркаша, - вот из-за этих двух якобы заразных носков я потратил минут сорок. Могли бы просто выкинуть».

За семь лет, что Аркадий Семёнович не ездил на общественном транспорте, остановки успели несколько раз попереносить с места на место, поэтому еще кучу времени ему пришлось потерять, чтобы найти место нынешней дислокации перевалочного пункта. Но это полбеды. С маршрутами случилась такая же история. И если бы Аркаша вовремя не спохватился, то уехал бы на другой конец города. Время поджимало. Заехать на работу до беседы с Василием Аристарховичем он уже не успевал. Пришлось всеми правдами и неправдами перенести встречу с официальным руководством на попозже. Опаздывать к Василию Аристарховичу было бы непростительной смелостью.

Прыгнув в подходящий автобус, с радостью устремился к единственному свободному месту спиной к водителю. Выдохнул. Нет, все-таки уже не тот возраст. Сердце бешено колотится. Только отдышался, автобус подъехал к остановке, где вливается поток из метро. Дальше поехали как сельди в бочке. На следующей остановке, видимо, Аркадию так показалось от духоты, в маршрутку сначала зашло черное облако, а потом – в его середине – толстая старуха в уродливой шапке, похожей то ли на осиное гнездо, то ли на пень, покрытый грибами плесени.

«Надо же, - подумал Аркадий Семёнович, - странная мода уже и до бабок дошла». Через несколько остановок водитель начал громко требовать оплатить проезд «обитателей» задней площадки. В ответ на это старуха с грибами на голове  начала требовать билет и сдачу с 50 рублей. Водитель не слышал. И так три раза. Женщина роптала и ругалась на водителя. «Да кто угодно мог прикарманить эти деньги и молча стоять в салоне», - сам не ожидая от себя, вдруг воскликнул Аркадий Семёнович. «Зря вы так, мужчина, - шепнул стоящий рядом студент, - посмотрите на неё, она ж Ленина еще помнит, такие бабушки спорами размножаются! Ой, что сейчас будет». Потом сам добавил громко: «Женщина, ну, удобнее же входить в первую дверь: сам заплатил, сам взял сдачу, не думай плохо ни про кого», - и сунул в оба уха наушники. До водителя, тем временем, донесли факт недостачи, и сдача и билет поплыли по реке финансового потока обратно.

Получив деньги, женщина выдает: "И ведь так каждый день, вот жук!" и начинает медленно и уверенно продвигаться к передней площадке, пристально глядя в глаза Аркадию Семёновичу: «А вот вы, молодой человек, бессовестный, могли бы и уступить место женщине». Что-то было в её фигуре знакомое и зловещее одновременно. Что-то из детства. Будто соседка Зинаида Петровна все-таки застукала его в клумбе собирающим волшебные камушки. Аж в холодный пот бросило: столько не живут. «Тоже мне нашла молодого, - подумал Аркадий, но вместо того, чтобы ввязываться в спор сказал, вставая, - извините, я вас не видел».

«Тогда я тебе свои очки подарю, - проскрипела бабка, выдавив с сиденья у двери девушку с розовыми волосами и татуировкой. Аркадий Семёнович, обрадованный тем, что к этому моменту уже доехал до своей остановки, продирался, подтаскивая за собой портфель, к двери. Прямо на пороге сумка раскрылась, и часть ее содержимого вывалилось наружу под бабкины сквозь смех-скрежет слова: «А вам не кажется, что ваше место возле Аркаши?!» У Аркадия Семёновича все смешалось в голове, собирая свои вещи, он видел, как в окно смотрит на него и беззвучно смеётся беззубым ртом бабка-гриб, а рядом с ней сидит еще и девушка в похожей шапке.

Маленькая девочка с остановки бросилась помогать Аркаше и засунула в его портфель вместе с Дуськиными носками в антивирусной упаковке, камень от Шурика и чей-то открытый пустой футляр для очков, почему-то валявшийся рядом. «Большое спасибо, девочка», - буркнул Аркадий, взглянул на часы и испуганно побежал в сторону старинного особняка, где размещался Василий Аристархович. До встречи оставалось пять минут.

Каждый раз, готовясь к встрече с патроном, Аркадий Семёнович вспоминал Штирлица. Вздыхал и думал, думал и вздыхал. Писал свои мысли от руки на принтерной бумаге. Анализировал. Потом гордился собой. Мол, это даже правильно, что покой нам только снится. Но сегодня всё задалось не так. И он из двух киногероев Вячеслава Тихонова предпочел бы, конечно, другого: тихо лежать на поле боя и смотреть в небо Аустерлица. Не судьба. Впрочем… Аркадий Семёнович взялся за отполированную еще тысячами рук просителей присутственного места, коим когда-то до революции был этот старинный особнячок, ручку и вдруг подумал, а чего это он так разволновался сегодня? С Василием Аристарховичем он близко знаком еще со студенчества, годы панического страха и благоговейного ужаса давно сменились спокойным почитанием патрона. Они давно уже коллеги. Да, Василий Аристархович старше, главнее, но все-таки… Он же просто человек. И уже человек пожилой. Со своими особенностями. Не надо так паниковать, нужно быть просто собранным. Это всё Дуськина болезнь его так подкосила.

Внутри Аркадий Семёнович, дружелюбно здороваясь с вахтёром, неловко зацепился портфелем за турникет, не заметив, как щелкнул замочек. Вбежал по лестнице практически минута в минуту и на самом верху встретил старого коллегу по «братству», да что там говорить, близкого приятеля Гришу.

«Тоже к патрону?» - протягивая руку для рукопожатия выразительно спросил Григорий Степанович.

«Да», - Аркадий Семёнович, перекладывая портфель в левую руку, правой пожал пятерню товарища. Но сумку взял как-то неловко, и она выскользнула, открывшись. «Что за день?» - подумал Аркаша, бросившись в очередной раз собирать вещи. Слышно было, как в невозмутимой тишине грохочет уже несколько пролетов подряд кусок щебня. «Не переживай, он еще не в кабинете, - похлопал его по плечу Гриша, - ну, бывай! Удачи! Я побежал».

В это время на лестнице раздались чеканящие шаги Василия Аристарховича, а затем и голос: «Твою ж дивизию, Аркадий Семёнович! Что это ты щебнем бросаешься? Вот почему в стране дорог нет», - патрон лукаво смотрел прямо в глаза Аркаше. Сердце почему-то ёкнуло: «Да, это дочь заболела, а ей детсадовский дружок подарок передал. Камень, говорит, волшебный. Вот ношу весь день с собой, вечером придется отвезти ей в больницу», - с усмешкой ответил Аркадий.

«О! Такое надо беречь!» - Василий Аристархович пожал Аркадию руку и жестом пригласил в кабинет, неся в ладони щебёнку.

Множество книг, мебель из темного дерева, старинная печка с изразцами, потолки с лепниной, репродукция «Рождения Адама» на стене, запах кофе – на всём в кабинете Василия Аристарховича был отпечаток стиля и вкуса хозяина. Подтянутая безупречность.

Патрон бережно положил камень на стол, отодвинул два изящных удобных стула с подлокотниками и пригласил гостя присесть. Аркадий Семёнович знал, что на этом этапе беседы надлежит быть максимально искренним, бодрым и внешне беспечным. Малейшая нестандартная эмоция – и непонятно, за какую ниточку захочется потянуть старому бывалому шахматисту. Аркадий привык и даже умел находить в этом удовольствие. Обсудили политические новости, Дуськину болезнь и экономические выгоды мировой финансовой элиты от очередной объявленной пандемии.

Вторым этапом любой такой беседы обычно был монолог Василия Аристарховича на отвлеченные темы, связанные с концепцией «братства». Младшие «соратники» шутливо называли эту стадию «политобработка». Бессонная ночь Аркадия сказалась именно сейчас. Он с трудом сдерживал сон, старательно тараща глаза на доброго старца. Глаза слезились. Выразительный низкий голос убаюкивал.

«Какой он все-таки уже старый, - с сожалением думал Аркадий Семёнович, - эти люди постепенно уходят. Такая плеяда. Будем ли мы достойными продолжателями их мудрых дел?» - Аркадий не совсем уже понимал, это его собственные мысли, или он просто в полусне прокручивает то, что говорит шеф.

Красивые пальцы Василия Аристарховича мерно постукивали по подлокотнику. Вдруг Аркаша увидел, что от каждого из них тянется вверх ниточка с узелками. Перевёл взгляд – не только от пальцев, но и от локтей, плеч, головы патрона тянутся разноцветные ниточки. Обвисает – пальчик опускается, натягивается – пальчик вверх. Так открывается рот, движется голова, прикрываются патетически веки. Аркадий моргнул – нитки пропали. Потом опять появились. Тянутся вверх и скрываются в сизом облачке над головой Каменщикова. Что за ересь? Аркаша потёр глаз и вдруг вздрогнул от изменившегося тона голоса: «Аркадий Семёнович, с тобой все в порядке?»

«В полном. Улетаю немного от недосыпа», - Аркадий еще раз протёр глаза. Выдохнул, поняв, что нитки исчезли. Привидится же такое!

Василий Аристархович крикнул секретаршу: «Анечка, сделай Аркадию кофе, спаси человека. Ну, пора к делу, Аркаша, да?»

После кофе Аркаше было уже тепло и уютно, почти как дома у мамы. Он вальяжно откинулся на мягкую спинку стула, ожидая спокойно выслушать очередной поручение уважаемого старейшины.

«В общем, если к делу, то нужно тебе, Аркаша, в своем ведомстве инициировать создание психологической службы. И не на уровне твоего департамента, а на всю организацию».

Аркаша опешил. Вот так раз! Василий Аристархович сам не далее как три недели назад говорил, что новый генеральный Аркадьевого учреждения – человек с нетворческим складом ума и питает лютую ненависть ко всему, что невозможно потрогать и посчитать, особенно ко всяким психологам. А всё потому, что однажды некий психотерапевт возьми ей да и скажи, мол, чтобы ваша дочь образумилась, нужно в первую очередь с вашей головой разбираться. Аркадий Семёнович, конечно, обидеть начальство не боится, но выходить с такими сомнительными предложениями, когда она на должность только заступила…Неужели подстава? Аркадий заподозревал Гришу. Или это «холостой патрон»? Вот в его, Аркашин адрес? После стольких лет сотрудничества и практически дружбы? Всего этого Аркадий вслух, конечно, не сказал, но сон как рукой сняло. Внезапно (неожиданно для себя самого) он резко выдохнул:

«Нет, Василий Аристархович, этого сейчас категорически нельзя делать. Мое предложение будет не просто курам на смех. Оно подорвет всю проделанную мной работу в этой организации. Я против», - откровенно говоря, Аркадий знал, что такого произносить в ответ на поручение нельзя, но почему-то в этот раз не сдержался.

«А что это ты так раскукарекался? Я ж тебя не перо Жар-Птицы принести прошу!» - голос Василия Аристарховича стал отдавать не просто медью, а медным веком.

«Прослушивает телефон, наверное, - подумал Аркаша, - неужели эту Алёну тоже он подсылал?» А вслух сказал: «Василий Аристархович, я сейчас не в теме. Вот где я и где психологи? В вопросе же разбираться надо».

«Допустим, что я и сам знаю, что у тебя в голове есть… гхм... пробелы, скажем. Ничего страшного. Во всем разберешься. Вот у тебя как с Милкой дела? Она по-прежнему сына рожать не хочет? Давай найдем тебе психолога, расскажешь эту историю, заодно узнаешь, что это за профессия вообще. На своей шкуре, да?» - Аркадию казалось, что патрон ехидно улыбается.

Этот поворот был еще хуже. Чего он разнюхал? Сейчас прикормленного психолога подошлет. Внутреннее возмущение нарастало, и Аркадий демонстративно молчал с суровым видом.

«Ты ж думаешь, что я что-то выведать про тебя хочу? Тревожный ты наш, - Василий Аристархович добренько улыбался, - да, живи ты, как знаешь, со своей Милкой. А историю-то можно какую угодно выдумать. Мол, развёлся, новую бабу найти себе не могу: у меня времени нет даже собственным сотрудникам на вопросы ответить, не то что красоток по ресторанам водить. И начальник злой и несправедливый еще. Ведь так, Аркаша?»

Аркаша уже вовсе не понимал, к чему он клонит. И опять начал видеть эти ниточки у пальцев. Только теперь ему казалось, что от него тоже идут ниточки, за которые Василий Аристархович умело дёргает.

«В общем, ты подумай, но, хочешь ты того или нет, всё равно будет, как я сказал, - Василий Аристархович переложил со стола в ладонь Аркаши кусок щебенки и, сменив тон, добавил, - ты что-то нервный какой-то не заболел ли? Может, волшебный камушек-то себе ко лбу поприкладываешь? А то так до психиатра недалеко, а не до психолога».

«Я понял, я подумаю, как это можно сделать».

«Думай. А я тут как раз анекдот вспомнил. Идет осёл и везёт тяжеленную повозку с камнями. Устал, пить хочет, есть хочет. Ему говорят: «Смотри, ослик, на небе – солнышко, слева – речка, справа – травушка зеленая. Ты отдохни, поешь, попей, тебе и легче будет твою поклажу везти». А ослик им отвечает: «Нет! Я осёл, и это мой выбор!» В общем, у тебя есть выбор, Аркаша, помни об этом», - Василий Аристархович улыбнулся и заключил Аркадия Семёновича в тёплые почти отцовские объятья.

«Нет, теперь только в такси», - подумал Аркадий, выпав из полумистической атмосферы старинного особняка на современную улицу. На его счастье таксист в этот раз был вполне обычный. Быстро привез его к главному офису компании. Высотка из стекла и бетона показалась какой-то особенно серой. За многочисленными окнами снует бесчисленное количество людей. Аркадий Семёнович нырнул в здание как в огромный мутноватый бассейн. Плотный душный поток обхватил его со всех сторон и понёс с утроенной скоростью к лифту, а потом по коридорам. Видимо, из-за недосыпа Аркаша наблюдал за собственными передвижениями будто слегка со стороны. Вообще здесь было в чем-то легче. Личных сил много прикладывать не нужно, скорее, наоборот, слиться с пространством и ловить волну. Секретарша сообщила, что намеченная встреча с заместителем нового генерального отменилась, подложив Аркадию Семёновичу кипу документов на подпись, пару толстых проектов для изучения, четыре отчёта и гору кляуз сотрудников друга на друга.

«Это даже хорошо, - подумал Аркадий, - что всё так нудно. Хоть выдохну и подумаю». «Ритуал шаблонных действий» - это очень удобный Милкин термин, который она применяла ко всему на свете от глажки белья до составления квартальных отчетов на ее работе. Его ритуал – в духе классической бюрократии: «утверждаю», «прошу поддержать», «не возражаю», «согласен»; проекты и отчеты надо все же пробежать; кляузы… даже смотреть на них тошно. Погрузился с головой в эти бумаги до самого вечера, будто пытаясь донырнуть до самого (существующего ли?) дна управленческого болотца. Несколько раз сходил в курилку, потом попил чаю, потом еще съел пару пирогов, принесенных кем-то из сотрудников по какому-то случаю. Под конец пришел в состояние, которое нельзя назвать тишиной или спокойствием, - ровное никак. Монотонность. И это было даже хорошо.

Вот уже пора идти к Дуське в больницу. Вышел Аркадий из офисного центра, бежит к такси мимо привычных зеркальных окон и вдруг видит боковым зрением свое отражение. Тот же портфель, тот же пиджак, ну, и сам Аркадий Семёнович всей фигурой, а на плечах – седло. Большое седло, дорогое. Секунду буквально все это ему мерещилось, моргнул – пропало. Но картинка так и стоит перед глазами: Аркаша бежит, а на плечах седло, да еще и стремена по бокам болтаются. Очень стало ему неловко и неприятно от такого видения. «Пироги, что ли, какие-то не те попались», - подумал Аркадий Семёнович и постарался забыть эту фантазию.

Стараясь быть как можно тише, затёк в палату. Дуська спала на кровати у окна. Остальные дети, видимо, были в игровой. Аркадий Семёновоич сдвинул матрас и сел на краешек кровати. Повздыхал. Поправил одеяло. Дуська приоткрыла глаза: «Папулечка…» Он ждал, что дочь сейчас спросит, чего он ей принес и заранее виновато ёжился внутри, потому что в суматохе этого странного дня он ничего не смог даже придумать, не говоря о том, чтобы осуществить.

«Папулечка, а может, ты все-таки не потерял перо Жар-Птицы?» - пробуровила Дуська.

«И далось ей это перо», - Аркадий Семёнович еще больше расстроился и покачал головой удрученно.

«Жаль, - вздохнула Дуська, - так хотелось волшебства».

Вдруг Аркашу будто пальцем в бок ткнули.

«Слушай, тут твой ушастый друг из садика… как его? Шурик! Тебе подарок передал», - Аркадий Семёновоич долго шарил рукой внутри портфеля, а потом вытащил большой серый кусок щебёнки.

«Я не знаю, как ты будешь им играть, если хочешь, я его выкину», - бормотал Аркаша в шоке от того, что все-таки отдал «подарок» дочери.

Но в глазах у Дуськи зажглась маленькая искорка. Она протянула свои маленькие слабые ручки, взяла камень, казавшийся в этой стерильной больничной палате еще более странным, и с умилением прошептала: «Ах, Шурик, какой молодец! Он прислал мне настоящий целебный камень из Зазеркалья!»

Аркадий Семёнович округлил глаза и, не узнавая свою маленькую настырную скандалистку, думал: «Интересно, в каком возрасте женщины теряют способность радоваться любой ерунде, и кто им объясняет, что лучшие друзья девушек – это бриллианты, а не щебёнка, например».

Дуська теперь больше стала похожа на прежнюю. Она патетически вздохнула и выдала: «Теперь я обязательно поправлюсь! Надо только загадать желание!»

Аркаша лично готов был исполнить любое, лишь бы ей полегчало. И пока дочь набирала воздуха в грудь, чтобы произнести желание, он мысленно просил: «Только не перо Жар-Птицы, пожалуйста!»

«Я хочу… я хочу, - Дуська закатила глаза…

Дверь приоткрылась и из нее раздался голос медсестры: «Мужчина! Мужчина! Вы что  сдурели? В мире пандемия, а вы щебёнку в отделение принесли! Вот только этих булыжников нам тут и не хватало!» Аркадий Семёнович вздохнул, открыл рот, чтобы объяснить, но дверь уже закрылась.

«Я хочу покататься с тобой на колесе обозрения!»

Аркадий Семёнович стал бояться высоты последнее время, но все равно с облегчением вздохнул.

«Вот, подержись за камень, папуленька, и скажи, что ты тоже хочешь со мной на колесо обозрения», - Дуська держала ладошками бурый неказистый кусок щебня.

«Я хочу с Дусей на колесо обозрения!» - в этот момент Аркаше больше всего снова захотелось протереть глаза, но руки были заняты: по камню будто пробежала волна солнечных лучей, на мгновение он преобразился и стал чем-то похож на его волшебные камешки из детства. Дуськино лицо сияло от торжественности и восторга.

Аркаша испуганно огляделся вокруг: «Дусенька, а что же мы будем делать? Медсестра же будет ругаться из-за камня?»

«Ты что, папуленька? Вообще ничего не понимаешь? - Дуська уперла руки в боки, - его же надо в окно выкинуть после того, как желание загадаешь! Давай, открывай окошко скорее!»

Аркаша округлил глаза, представляя, что они сейчас могут еще и голову кому-нибудь пробить, бросив камень с седьмого этажа. Но под строгим взглядом дочери спешно открыл окно, оглядел пустой больничный двор и позволил Дусе бросить щебёнку. Проделав это, быстренько снова закрыл окно и на всякий случай отсел с кровати на стул подальше.

На подоконник приземлились три синички, переговариваясь о чем-то по-птичьи. Дуська встрепенулась, подпрыгнула к окну и весело защебетала: «Птички-птички, передайте Шурику спасибо и что я выздоравливаю!»

Аркаша пребывал в легком оцепенении.