Zум-Zум

Почему-то я смотрел в его голубые глаза, и хотелось сказать глупую банальность о сочувствии. Он, в инвалидной коляске, сидел перед входом в супермаркет. На коленях лежала небольшая картонная коробка, в которую посетители магазина сбрасывали мелочь, а иной раз и денежные, хрустящие купюры. Ему было лет двадцать пять, худой, с белёсыми ресницами и недельной, скудноватой щетиной. Просто дикую жалость вызывало отсутствие двух ног почти по колено.

«В войне побывал?» — в голове закрутились самые разные версии его инвалидности, — «а может он попал под поезд или трамвай? Хотя возможно металлург, угодивший в расплавленный ток, после чего ещё переживший и дикую операцию по ампутации?»

Досталось малому, однозначно! И эти грустные, и даже немного красивые глаза, как у коровы, из которой годами доили молоко. В них читались уже взрослое понимание смысла жизни и бренности всего сущего.

— Это тебе, братишка! — я скинул в коробку пятисотенную, с меня не убудет, а парнишке хоть немного поможет.

— Спасибо, дядь! — тот ответил звонким голосом, отдавая по-военному честь, от козырька и ловко выловив бумажку, припрятал её за пазуху.

Точно последствия с войны… с Сирии или откуда ещё, где мы «не ведём» военные действия. Я додумал свою мысль и прошёл в супермаркет.

Сука, проклятая политика — в голове засела злость на власть, аж руки дрожали, когда делал фотоотчёт по полкам нашей колбасной продукции, некоторые кадры получились размытые. По ватцабу пришли недовольственные замечания «региональщика», обеспокоенного качеством — пришлось переснимать.

Бедный наш народ, страдает, а «сильным мира сего», срать на эти жертвы с высокой колокольни… — продолжал кипеть я не по-детски, — доработаю до вечера, а дома обязательно напишу обличительный рассказ про этот «властительный» беспредел и страдания молодых парнишек, якобы «не воюющих» за эту проклятую власть…

Вбив в планшете заказ на отсутствующий товар на полках, пошёл в хозчасть к товароведу, узнать про возвраты.

— Какого хера, Ден, ты мне во вторник «ароматные со шпиком» проставил? — Раиса Ивановна первая меня увидела и «радостно» встретила у дверей в служебное помещение, подбочив кулаки в далеко не осиновую талию.

— Рай Ивановна… я тоже рад вас видеть!.. — лучезарно улыбаясь, я вытащил из наплечной сумки двухсот граммовый молочный шоколад с цельным фундуком. Из головы почти махом вылетели антиправительственные лозунги. — Моя гигантская вина и искренние извинения… ненароком ошибся, без злого умысла… хотел просто «ароматные» поставить и пальцем соскользнул…

— Пальцем он «соскользнул»… ага, два раза… и те поставил десяток, и те… — тон смягчился, гроза прошла мимо. Есть слабость у Раисы Ивановны, чем и приходится периодически пользоваться в конце месяца, добирая план, — знаю я тебя…«ненароком», тьфу! — кондитерское изделие оказалось в руках товароведа, — раз уж ввёл позицию эту, не забудь и сегодня их поставить в заказ…

— Уже!.. — немного переигрывая, сделал шутливый реверанс.

— Ох, шельмец… пользуешься моим добрым сердцем… Вбивай там себе возврат: два «фермерских» и одну «оригинальную»…

— Окей! — кивнул, потыкал пальцем, проставляя возврат, и развернулся, — Рай Ивановна — вы лучшая!

— Естественно… — проворчала уже за спиной Раиса Ивановна, время неумолимо бежало вперёд, а ещё надо было пару точек посетить до конца рабочего дня.

Выходя из магазина, обратил внимание, что инвалида уже не было у входа, конечно же, тяжело смотреть в глаза прохожих, выпрашивая милостыню. Бедный паренёк, вот же проклятые политики, довели гордого, молодого ветерана своими грошовыми пособиями до «тротуара», стыдно должно быть чиновникам… — опять у меня всё вскипело, — нет, обязательно сегодня что-нибудь такое напишу, не рассказ, так обличительную миниатюру!

Запрыгнув в свою «астру», завёл двигатель и достал планшет, отмечая следующий пункт в маршруте. И тут я почувствовал удар и толчок… Блять, вот же попадалово, ещё не тронувшись со стоянки, умудрился найти «поцелуй» с чьей-то машиной.

— Ёж-макарёк… да как так-то? — прокричал в сердцах возмущение и открыл дверь «опелька», надо было посмотреть, как меня, стоящего, умудрились протаранить.

— Дядь… парктроник заглючил… — из серебристой «мазды 3», со стороны водителя, вышел белёсый инвалид, собственной персоной. Но самое удивительное – на «своих двух», и ни на миллиметр не подкороченный, — вся эта электроника, одни головняки… никогда не покупай эти мазды, намучаешься, то одно, то другое…

Я с открытым ртом стоял, не в силах произнести ни слова, на пассажирских сиденьях я видел сложенную инвалидную коляску…

— Ну что ты, дядь, ей богу… онемел? Не ссы, тут же моя вина… — Паренёк-инвалид достал кожаный портмоне и стал отчитывать красные пятитысячные купюры, — и ментов не надо вызывать, мы же люди – сами разойдёмся… Дядь, сорокетника хватит?..

— А… э… мммм… — да уж, сам понимал, что для «торговика» непозволительно экать да мыкать, тем более, совсем недавно так красочно перед Раисой Ивановной пел соловьём, но вот же, сейчас впал в ступор от вида удивительного исцеления «не ходячего».

— Ну дядь… это же старушка-аструлька… — мои стоны он воспринял по своему, — наглеешь, дядь… ну да ладно, чёрт с тобой… ещё десяточку накину… Но больше не дам!..

— Ааагааа… — я как-то умудрился кивнуть. Надо же, какие же у него голубые и мудрые глаза…

— Ну вот, дядь, и отлично… ладно, на! — инвалид всунул в мои ладоши бумажки и похлопал по плечу, — Хеллоу! Не болей!

После чего он залез в тачку и с громким «зумом» покинул место ДТП, оставив меня, почёсывающего затылок. Как-то больше мне не захотелось сегодня вечером писать рассказ, обличающий власть…